Героиня-подпольщица Феня Кононова.
Пришла и Феня Кононова - учительница, секретарь подпольной комсомольской организации в деревне Нижин. Закутанная в большой теплый платок, в неярком свете лампы она выглядела солидной, пожилой женщиной. Со времени первого партийного собрания она заметно изменилась: взгляд карих, темных глаз стал глубже и спокойней. Девушка внимательно следила за всем окружающим. В течение последних месяцев она провела большую работу в своей и соседних деревнях. С помощью Любанского подпольного райкома комсомола, секретарем которого был назначен Адам Майстренко, она организовала в деревне Нижин сильную комсомольскую группу. Комсомольцы собирали для партизан оружие и боеприпасы, проводили диверсионную работу на дорогах, распространяли листовки. Кроме того, дом Кононовых - одна из главных конспиративных явок.
Трудна и опасна жизнь этой скромной девушки. Выполняя свой патриотический долг, она жертвовала всем. Часто Феня вместе со своей сестрой, комсомолкой Марией, доставляла нам чрезвычайно важные сообщения из Слуцка, Осипович, Бобруйска. Каким бы трудным ни было задание, Кононова, не колеблясь, бралась за него и всегда точно выполняла.
Иван Денисович Варвашеня с наушниками все шарит и шарит в эфире. Присутствующие, не отрываясь, следят за движением его рук, заглядывают в лицо.
Люди ожидают уже около двух часов. Здесь много партизан, которым скоро идти в бой. Услышать бы им хоть что-нибудь о Москве, о советском тыле - тогда легче воевать, рука крепче будет держать оружие!
Роман Наумович подсел ближе ко мне и шепчет, как бы продолжая наш недавний разговор:
- После боя снова пойду в Минск и Бобруйск.
- Пойдешь, если пошлем, - шепотом отвечаю я.
- Обязательно надо послать! - убеждает меня Мачульский. - Не меня, так еще кого-нибудь. Со всеми нашими городами надо связаться, создать там крепкое партийное подполье.
- Теперь уже, Роман Наумович, надо не только создавать подполье, но и умело им руководить, чтобы оно было действенным, поднимало людей на борьбу. Вот что сейчас нужно…
Я замолчал и тронул Мачульского за локоть, заметив, как сосредоточенно-спокойное лицо Ивана Денисовича осветилось радостью. И вдруг красный глазок приемника начал темнеть - разрядилась батарея. Все беспокойно задвигались, стали звать Гальченю. На счастье, в его запасливом мешке нашелся еще один заряд. Несколько пар рук лихорадочно взялись налаживать аппарат. Не прошло и трех минут, как Варвашеня снова схватился за наушники.
- Что ты услышал? - спросил его Мачульский.
- Мне показалось… - Иван Денисович не договорил и хотел надеть наушники.
- Что, что? - посыпалось со всех сторон. - Скажи, что показалось, что послышалось?
Варвашеня улыбнулся и, как бы извиняясь за свою неуверенность, сказал:
- Мне показалось, что я услышал голос Москвы, только не Могу еще сказать твердо… Может, мне почудилось…
И он снова углубился в свое занятие. Его поиски теперь были еще более напряженными, это было заметно по движениям пальцев, по выражению лица. Должно быть, в душе Иван Денисович верил, что тот голос, который на мгновение долетел сюда, на далекий партизанский остров, был голосом Москвы.
Через некоторое время сквозь шум и треск снова в наушниках послышался знакомый голос. Варвашеня поднял руку и сказал торжественно и взволнованно:
- Сталин, товарищи!
Он повернул регулятор, и из радиоприемника раздался голос Верховного Главнокомандующего:
"Теперь этот сумасбродный план надо считать окончательно провалившимся".
Из приемника загремели аплодисменты.
- Какой это план? Что было сказано перед этим? - спросили сразу несколько человек. Они надеялись, что Иван Денисович слышал начало речи.
- Это о плане "молниеносной войны", - быстро объяснил Варвашеня. - Тише, товарищи!
"Чем объяснить, - ровно и спокойно звучал голос в землянке, - что "молниеносная война", которая удалась в Западной Европе, не удалась и провалилась на Востоке?
На что рассчитывали немецко-фашистские стратеги, утверждая, что они в два месяца покончат с Советским Союзом и дойдут в этот короткий срок до Урала?"
- Должно быть, торжественное заседание в Москве, - взволнованно прошептал Мачульский.
Если звучит голос Москвы в эфире, значит она живет! Привет тебе, родная столица! Голосом Верховного Главнокомандующего Москва приветствовала людей на глухом полесском островке в глубоком тылу врага.
"Неудачи Красной Армии, - продолжал И. В. Сталин, - не только не ослабили, а, наоборот, еще больше укрепили как союз рабочих и крестьян, так и дружбу народов СССР".
Снова загремели аплодисменты, некоторые из присутствующих тоже начали аплодировать, но на них сразу же зашикали, замахали руками. Слова хорошо были слышны в землянке, их можно разобрать и возле открытой двери, а дальше они становились неразборчивыми, сливались. Самый дальний спросил у соседа, сосед передал вопрос дальше, и так дошло до Григория Плышевского, который сидел на пороге землянки. Тот ответил раз, другой, а потом начал тихонько повторять. Так из уст в уста шепотом передавались слова доклада и шли по всему острову.
"Существует только одно средство, необходимое для того, чтобы свести к нулю превосходство немцев в танках и тем коренным образом улучшить положение нашей армии. Оно, это средство, состоит не только в том, чтобы увеличить в несколько раз производство танков в нашей стране, но также и в том, чтобы резко увеличить производство противотанковых самолетов, противотанковых ружей и орудий, противотанковых гранат и минометов, строить побольше противотанковых рвов и всякого рода других противотанковых препятствий.
В этом теперь задача".
- В этом теперь задача! - послышалось среди партизан.
Время было отправляться на боевые операции. Из землянки вышли командиры отрядов и групп. В памяти каждого жили недавно услышанные слова. Они внушали бодрость и горячее желание отдать все силы на борьбу с врагом. У радиоприемника остались Сакевич, Костюковец, Филиппушка и еще несколько партизан с карандашами и бумагой. Они сверяли свои записи. Варвашеня отозвал в сторону руководителей подпольных групп, Феню Кононову и связных. По поручению обкома он объявил им, что завтра к полудню будет выпущена листовка с докладом И. В. Сталина. Для этого в лагере оставляется группа людей. Их работа будет считаться боевым заданием. Что не удалось записать теперь, запишут по передатчику ТАСС. Необходимо завтра выслать своих людей на явочные пункты, чтобы вовремя забрать листовки и распространить их среди населения.
XIV
План любанской операции состоял в следующем: две боевые группы со станковыми пулеметами перерезают дороги из Любани на Уречье с севера и на Погост и Слуцк с запада. Специальные ударные группы гранатометчиков и автоматчиков под командованием Бельского и Варвашени должны были бесшумно подползти к комендатуре, снять часовых и ровно в четыре часа утра атаковать эсэсовцев. Командиром группы автоматчиков назначен Дмитрий Гуляев - комиссар отряда Долидовича. К этой группе был присоединен отряд Патрина. Остальные партизанские силы разделили на две части. Одна часть должна наступать с северной стороны Любани, другая - с южной. Подготовка к операции проводилась в полной тайне. Шли мы в такое время, когда враг не ждал удара.
Наша задача осложнялась тем, что к юго-востоку от Любани протекает река Оресса, а к западу находится болото.
В двум часам ночи 7 ноября бойцы Гуляева и отряд Патрина подошли к тому месту Орессы, где она ближе всего подходит к Любани. Здесь был мост, и он служил единственной переправой через реку. Гитлеровцы поставили сильную охрану и, таким образом, защитили себя от опасности нападения со стороны лесистых участков района.
Этот заслон мог стать для нас значительной помехой. Охрану моста предполагалось снять без шума, но если часовой все-таки успеет поднять тревогу, тогда наша операция примет совсем другой характер. Все это необходимо было учитывать.
Я вызвал к себе командиров передовых подразделений:
- Что думаете делать? - спросил я Гуляева.
- Сомну, - тихо ответил он, - никто и пискнуть не успеет.
В его голосе звучали решимость и уверенность, однако положиться только на это нельзя было. Рядом со мной стоял Горбачев, он получил задание: любым способом заслать в районный центр пятерых партизан. В назначенный час они подойдут к мосту из городка и по сигналу бросятся на охрану. Затем я приказал выделить две группы: одну от Гуляева, другую от Патрина. Они подойдут к мосту не по дороге, а вдоль реки: одна с правой стороны, другая с левой. Задача этих групп та же: уничтожить охрану. Если не удастся снять ее бесшумно, уничтожить быстро и в ту же минуту всем ворваться в районный центр и, не дав гитлеровцам принять боевой порядок, занять построенные ими укрепления.
На мост пошли четырнадцать смельчаков. Улучив удобный момент, они набросились по сигналу на немецкие патрули и обезвредили их. Три вражеских пулеметчика и несколько гитлеровцев в караульном помещении были уничтожены.
Дорога очищена, отряд и группы двинулись по заранее намеченным маршрутам на свои позиции.
Подошли точно по плану к зданиям, где разместились эсэсовцы. Наших бойцов окликнул часовой. Короткой очередью из автомата Гуляев скосил фашиста. Стрелять раньше времени запрещалось, это могло всполошить гарнизон, но иного выхода не было. Пока гитлеровцы забили тревогу, группа Гуляева успела достигнуть глинобитного здания. Загремела "карманная артиллерия". Слышался звон стекла, дикие крики и стоны гитлеровцев. С вышек застрочили два станковых пулемета. Фланговые группы Патрина открыли огонь по вышкам и по окнам дома. Оккупанты выскакивали в окна, но тут же падали мертвыми. Затрещали немецкие пулеметы и с других огневых пунктов, но с перепугу гитлеровцы били невпопад. Хорошо зная каждый закоулок в городе, наши боевые группы обошли их.
Кроме отряда эсэсовцев, в Любани были комендатура, гестапо, отряд полиции. Они были атакованы отрядами Долидовича и Розова. Оккупанты пробовали сопротивляться: на улицах началась беспорядочная стрельба, но налет был таким неожиданным, что фашистская шайка, охваченная паникой, не сумела занять оборону.
Бой продолжался около двух часов, он прошел даже с большим успехом, чем мы ожидали. Вражеский гарнизон был полностью разгромлен. Больше полусотни фашистов убито, много ранено, часть полицейских разбежалась. Наши отряды захватили оружие, боеприпасы, продукты и одежду. Значительная часть продуктов и одежды была роздана местному населению.
Утром, когда основные группы отошли от Любани и остановились в деревне Редковичи, мы получили донесение командиров засад на дорогах. Они сообщали, что вражеских подкреплений не видно. Это немного удивило нас: неужто наш удар был таким внезапным, что гитлеровцы не успели поднять тревогу? Я отдал приказ снять заставы.
Рассвело. Наступило холодное, безветренное и ясное утро поздней осени. Солнце поднялось и заиграло на стеклах окон трепетными разноцветными огоньками. И по мере того как оно поднималось, ярче, свежее становилось все вокруг. Молодо желтели не успевшие почернеть за войну новые заборы, легкий иней таял на крышах, светясь и поблескивая водяными капельками, то здесь, то там выглядывал пучок еще зеленой травы. Наступил тот волнующий час, когда советский человек выносил из дому красный флаг, вывешивал его над ворогами и, радостный, взволнованный, шел на демонстрацию.
Солнце светило ласково, по-праздничному; нас так и тянуло отложить все дела и организовать в приютившей нас деревне демонстрацию, провести праздник по всем правилам, как в доброе мирное время. Но задержаться надолго мы не могли. Фашисты скоро спохватятся, бросят войска на Любань, тогда нам труднее будет отойти на свои базы.
На улицу вышли девушки, одетые по-праздничному. Накануне оккупанты объявили, что все советские праздники отменяются и празднование годовщины Октябрьской революции будет жестоко караться, но вот девушки все-таки вышли. Постепенно на улице собралось много народу. Сначала несмело, осторожно, потом в полный голос они начали разговаривать с партизанами. Узнав, что это мы ночью разгромили любанский гарнизон, крестьяне многозначительно, с искоркой одобрения в глазах улыбались, подмигивали друг другу. Когда они узнали, что вечером мы слушали Москву, обступили нас со всех сторон и просили задержаться хоть на одну минуту, хоть в двух словах рассказать, что слышно в Москве.
Так сам собой в Редковичах возник праздничный митинг. Рискуя попасть в опасное положение, мы все-таки задержались в деревне. Я поздравил собравшихся с праздником XXIV годовщины Октябрьской социалистической революции и передал содержание речи И. В. Сталина на торжественном заседании в Москве.
Казалось, ни в один праздник люди не переживали такой огромной, захватывающей радости. И мы радовались вместе с ними. Радовались тому, что Родина наша устояла перед вражеским натиском и чем дальше, тем больше крепнет наша армия. Радовались и тому, что наш большой партизанский бой прошел с успехом.
Солнце стояло над крышами, когда мы покидали деревню. По улице шли строем, крестьяне провожали нас. А на углах хат, на воротах начали появляться красные флаги. Редковичи приветствовали XXIV годовщину Октября! У партизан тверже становился шаг, красные флаги отмечали нашу победу и звали нас вперед.
По дороге в лагерь нас догнали партизаны одной из застав. На повозке возле станкового пулемета лежал человек, вымазанный грязью так, что трудно было разглядеть его одежду и лицо.
- Кто такой? - спросил я у командира заставы.
- Полицейский, - ответил тот, - схватили возле местечка, бежал куда-то.
- А почему на повозке, он что, идти не может?
- Да, не может, товарищ командир. Заморыш какой-то, должно быть гниловатый, а тут еще хлопцы дали ему припарки, он и сомлел.
- Счастье его, - вмешался в разговор Яков Бердникович, - что быстро обвял. Еще прикидывается своим, дураков нашел. Вот очнется, так мы ему еще…
- Никаких самосудов! - резко оборвал я Бердниковича и позвал Горбачева.
У меня мелькнула тревожная догадка: возможно, это действительно наш человек, тот самый подпольщик, которого Горбачев пристроил в любанском гарнизоне.
К величайшему удивлению партизанской заставы и особенно Бердниковича, который больше всех старался проучить "полицейского", выяснилось, что это и есть Раменьчик, наш партизан-разведчик. Он чуть было не погиб во время налета. Действительно, сложное положение у человека. Разведчику нужно было остаться в гарнизоне до последней минуты и ожидать наших. Раменьчик пошел на самопожертвование и добросовестно выполнил свой патриотический долг.
Он постарался устроить так, чтобы с двух часов ночи самому стоять часовым. При появлении партизан он бросил пост и, воспользовавшись паникой и переполохом среди гитлеровцев, испортил в комендатуре рацию и телефонные аппараты. Чтобы не попасть под горячую руку партизан, Раменьчик потом спрятался в надежном месте, переждал самый критический момент и направился к партизанам. Тут его и схватила наша застава. Вестимо, если человек в полицейской форме, то долго с ним не разговаривали.
В лагере нас ожидала радостная новость. Работник обкома Сакевич, остававшийся в лагере вместе с небольшой группой партизан для выпуска листовок, рассказал нам, что в Москве на Красной площади состоялся военный парад, на котором с речью выступил И. В. Сталин. Текст речи удалось записать полностью.
"…Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! - говорил Верховный Главнокомандующий. - На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
За полный разгром немецких захватчиков!"
В скором времени начали поступать донесения из других районов. Первым явился посыльный от Меркуля и Коржа. Его доклад вызвал у всех нас небывалое оживление. Дело в том, что отряд Коржа вместе с группой Меркуля при активной помощи колхозников весьма хитроумным способом уничтожил три полицейских гарнизона в деревнях Забродье, Червонное озеро и Осово. Притом уничтожил их, мало применяя оружие.
К операции Корж приготовился хорошо. Изучив обстановку, Василий Захарович решил не тратить на полицейских много патронов, а захватить их всех без шума. О своем плане Корж рассказал членам Старобинского райкома партии. План был одобрен. Районный подпольный партийный комитет выделил в помощь Коржу группу бойцов Меркуля. Поговорили с партизанами; их тоже захватил смелый и оригинальный план очередной операции.
Начали действовать. Василий Захарович Корж взял на себя роль "переводчика", а партизан Нордман, неплохо владевший немецким языком, переоделся в форму гитлеровского офицера: он играл роль "коменданта". Несколько партизан переодели в немецкую форму. В боевую группу подбирались люди смелые, решительные, с большой выдержкой и сильной волей.
Перед рассветом подошли к деревне Забродье. Поставили вокруг пулеметы, потом разделились на группы по два, по три человека и пошли дальше. Корж шел с "комендантом". Полицейские не были на казарменном положении, поэтому приходилось заходить "в гости" к каждому в отдельности. Корж направился к дому старосты. Остановившись возле его хаты, Василий Захарович властно постучал в окно.
- Кто там? - отозвался хриплый мужской, голос.
- Комендант Шульц, - грозно проговорил Нордман.
А "переводчик", в свою очередь, объяснил:
- Пан комендант хочет поговорить с вами.
Тем временем "комендант" начал выкрикивать немецкие слова, подбирая наиболее грубые и оскорбительные. Прошло несколько минут - и в окнах появился свет, потом загремел запор, дверь открылась. Корж в сопровождении двух переодетых партизан вошел в хату. Староста, пожилой мужчина с лысиной, угодливо поклонился, а выпрямившись, весь побелел. Он узнал одного из партизан. Судорожным взмахом руки староста сбил лампу, бросился в сени и схватил топор. Стрелять побоялся - в хате были его жена и дети. Корж тоже не стрелял: в темноте можно было попасть в своих. Завязалась короткая отчаянная борьба. Стоило сделать какой-нибудь промах, и провалилась бы вся операция. Если староста вырвется живым, он поднимет тревогу.
Поймав старосту лучом фонарика, Корж нацелил на него пистолет и приказал бросить топор. Яркий свет ослепил полицая. Один из партизан подбежал и стукнул его автоматом по голове. Топор выпал из рук. Старосту связали и вытащили на улицу.