"Что ж, - думаю, - первая радиограмма могла быть и такой, нет ничего удивительного". Передаем еще раз и просим конкретных указаний в работе. Вскоре приходит ответ и опять: "Поздравляем, крепко жмем руку, желаем успехов".
Тут уж "мы насторожились: не может быть, чтобы из ЦК КП(б)Б послали нам две одинаковые радиограммы?! Ведь там знают, что не поздравления и добрые пожелания нам нужны, а действенная помощь в работе. Видимо, здесь попахивает провокацией.
Мы решили послать в ЦК еще одну радиограмму, в которой поставили несколько конкретных специфических вопросов. Опять те же приветствия, поздравления и пожелания.
Что делать? Рация есть, а связи с Москвой, с Центральным Комитетом КП(б)Б как не было, так и нет. Снять радиста, поставить своего, так он не знает кода и шифра. А Жариков специально готовился для работы шифровальщика.
Вызываю его в штаб.
- Скажи, - говорю, - Степан Сергеевич, правильно ты расшифровываешь радиограммы?
- А почему вы спрашиваете? - отвечает. - Конечно, правильно.
- Почему же все три радиограммы одинаковые?
- Не знаю, - отвечает, - они не совсем одинаковые. Должно быть, там так писали, я за это не отвечаю.
Тут у меня уже не хватило терпения.
- Будешь говорить правду или нет? - крикнул я. - Говори, кто вас сюда послал?
Он заволновался, "клянется, что прибыл из Москвы, из Белорусского штаба партизанского движения. Уверяет, что расшифровка точная.
Долго я с ним разговаривал, ничего не добился и отпустил. Вечером собралось закрытое бюро обкома. Докладываю бюро, что полученные из Москвы радиограммы вызывают подозрение, что они совершенно одинаковые и не дают руководства в работе. Нельзя верить, что эти радиограммы из ЦК КП(б)Б. Можно поздравить, пожелать успехов один раз, но не может быть, чтобы это повторялось три раза подряд. Уж очень неподходящее время для любезностей! Фашисты рвутся на юг, а мы слащавые телеграммы получаем.
Долго думали, как быть. Срыв непосредственной связи с Москвой не на шутку обеспокоил членов бюро. Надо было немедленно искать выхода.
Бельский предложил вызвать на бюро Жарикова и потребовать от него объяснений. Я не возражал, но предупредил Бельского, что шифровальщик говорит не совсем искренне. Жариков пришел хмурый, растерянный. Задаем вопросы - отмалчивается или крутит головой, если сурово говорим о его вине. Ничего плохого не признает за собой, даже бесспорные факты отрицает.
Тогда я вношу предложение - отстранить от работы шифровальщика Жарикова и поручить товарищу Бондарю провести расследование. Если хоть что-нибудь из наших подозрений подтвердится, применить закон военного времени. Бюро обкома приняло это предложение.
Только теперь понял Жариков, что запираться больше нельзя. От отчаяния и глубокого волнения он чуть не заплакал, а потом признался, что просто забыл шифр. Московские радиограммы остались нерасшифрованными.
- Разве моя голова - энциклопедия? - оправдывался Жариков. - Я не могу долго помнить такие сложные вещи. Когда заучивал, казалось, хорошо знал, а пока летел на место, все забыл, все выскочило из головы.
- Значит, эти радиограммы, которые читал нам, ты просто выдумал? - спросил я.
- Да, - отвечает, - выдумал. Я думал, что все будет хорошо.
- А Скалабан знал об этом?
- Нет, не знал.
Я приказал изолировать Жарикова, так как у нас появилось подозрение, что он предатель. Выходя из штаба, Жариков, наконец, оказал, что у радиста Февралева есть запасной, аварийный шифр. Только этот шифр не очень сложный, гитлеровцы могут разобраться в нем.
Пришлось пойти на риск. Я вызвал Володю Февралева и приказал ему передать следующую радиограмму в ЦК КП(б)Белоруссии: "Нормальную связь установить с вами не могу. Жариков забыл шифр. Полученные от вас радиограммы не расшифрованы. Прошу срочно командировать нового шифровальщика".
Но радист отказался передавать радиограмму запасным шифром.
- Это шифр аварийный, - заявил он, - им разрешается пользоваться только в самых крайних случаях - в случае аварии.
- Так у нас ведь как раз авария, - говорю ему, - у нас проваливается связь с Москвой.
- Почему проваливается? - спрашивает он. - А Жариков зачем?
- Жариков забыл шифр, он арестован за обман и провал работы.
- Не может этого быть, - не верит Февралев. - Мне приказано подчиняться только Жарикову, и я должен выполнять приказ. Пусть Жариков напишет мне, что случилось.
Пришлось принести радисту записку от Жарикова. Узнав его почерк и окончательно убедившись, что положение с радиосвязью и в самом деле угрожающее, Февралев передал радиограмму своим шифром.
В тот же день пришел ответ от товарища Пономаренко: "Радиограмму получил. Принимаю меры. 29-го будет самолет. Ждите. Укажите место и установите наземные сигналы".
Мы указали место, и 29 мая 1942 года в двенадцать часов ночи самолет спустил на парашютах радиста и шифровальщика.
С этого времени у нас установилась регулярная радиосвязь с ЦК КП(б)Б. Немного позже нам прислали еще несколько раций и радиоузел. Мы наладили радиосвязь с соседними областями, районами, с наиболее крупными бригадами и отрядами. Каждый день ЦК получал от нас сообщения о партизанских делах, гитлеровских вооруженных силах, гарнизонах и укреплениях на территории Белоруссии.
Товарищ Скалабан хорошо показал себя на работе. Он стал комиссаром отряда и много раз участвовал в тяжелых боях. Это был человек добросовестный и способный. Мы представили его к правительственной награде, и потом по поручению Президиума Верховного Совета Союза ССР я вручил ему орден Красного Знамени.
Что же касается Жарикова, то он сначала не понимал всей серьезности и ответственности партизанской борьбы. На партизанскую деятельность смотрел, как на легкую романтику. Ему казалось, что все эти рации, шифры никому не нужное фантазерство. Кому из партизан понадобится шифр? Зачем он? Какая там может быть связь? Люди просто прячутся в лесу от гитлеровцев, и для них важно только одно: не попасть в лапы врагу.
Жариков скоро увидел свою ошибку. Это произошло после того, как мы послали его рядовым бойцом в отряд Долидовича. Воевал Жариков неплохо, заслужил доверие партизан и через некоторое время стал командиром взвода. За боевые заслуги товарищ Жариков был награжден правительством Союза ССР орденом Красной Звезды и медалью "Партизану Отечественной войны" первой степени.
Погиб Степан Жариков из-за своей беззаботности и неосторожности. Он шел из Ганцевич в штаб за оружием и боеприпасами для отряда. По дороге зашел к знакомому колхознику, отдохнул у него, угостился и пошел дальше. Вместо того чтобы пробираться незаметно, двинулся открытой дорогой и наткнулся на гестаповцев.
Я очень жалел, что человек погиб так нелепо. В этом виноват не только он, но отчасти и мы. Видимо, не сумели подойти к человеку, не помогли ему по-настоящему переломить себя. Что поделаешь? Немало приходилось переживать и страдать и за свои ошибки и за ошибки товарищей.
* * *
Другой радист, прилетевший к нам из Москвы, привез мне письмо из ЦК КП(б)Б. Оно было какое-то загадочное, и вначале я не мог понять, в чем дело. Меня спрашивали: "Когда вы в последний раз были в Москве, в ЦК ВКП(б), с кем вы имели разговор, какой документ оформляли?" Я думал, в чем дело, зачем мне задают такие вопросы? Потом понял, что это делается для проверки. Последний раз в Москве я был в 1940 году, встречался с секретарем ЦК ВКП(б) Андреевым А. А. и писал там один важный документ. Вот таким образом проверялось, тот ли это Козлов, может, кто-то другой, подосланный врагом? Всего можно было ожидать в то время.
Я послал в ЦК КП(б)Б подробный ответ: когда был в Москве, с кем встречался, о чем шел разговор и какой документ оформлял. Через несколько дней после этого пришла очень важная шифровка. Передают благодарность всему составу обкома и всем партизанам соединения. Затем извещают, что Центральный Комитет ходатайствует перед правительством Союза ССР о награждении белорусских партизан, отличившихся в боях с немецкими фашистами, орденами и медалями Советского Союза.
В этой же телеграмме было сказано, что Центральный Комитет ВКП(б) следит за борьбой белорусских партизан, все знает о их деятельности и, возможно, в ЦК будут вызваны руководители партизанского движения.
XXII
В одном из живописных уголков Любанщины, недалеко от деревни Старосек, затерялся среди лесных зарослей островок Зыслов. Река Оресса с широкими болотистыми берегами, огибает его с востока. Вокруг острова болото, и добраться до него даже в самое сухое лето не легко. Остров густо зарос орешником, высокими соснами, березами и дубами. Деревенские мальчишки и девчата, проваливаясь по пояс в трясину, ходят туда за земляникой и малиной, а ближе к осени - за орехами. На острове очень много всякой птицы: что ни дерево, то гнездо.
Едва ли обозначался на карте этот островок, а если обозначался, так маленькой, чуть заметной точкой. На этом острове Долидович разместил свои запасные базы. Мы заинтересовались этим островком, когда встал вопрос о постройке большого партизанского аэродрома. Потребность в этом назрела летом сорок второго года. Оставаться без аэродрома было уже невозможно. У нас хорошо наладилась живая связь с Большой землей, часто в партизанский край прилетали самолеты, но приземлиться им было негде. Летчики сбрасывали грузы, оружие, боеприпасы, но не всё мы находили. Грузы часто попадали в болото или лесную чащобу и не достигали своей цели.
Аэродром поможет нам встать еще ближе к Большой земле, к родной Москве. Минским партизанам да и всему белорусскому народу было известно, что Центральный Комитет партии следит за их борьбой с врагом, интересуется их жизнью и деятельностью. Это придавало людям силу и отвагу, укрепляло в тяжелой, героической борьбе.
Советский человек воспитан так, что ему трудно жить и работать, не чувствуя локтя братских народов, не имея ежедневной живой связи со своим правительством, со своей партией. Послать своего представителя в Москву - было великим счастьем и честью для каждого партизана и партизанки. Тем более что нам есть о чем рассказать. К 1 августа 1942 года только одно наше соединение объединяло около десяти тысяч партизан. Мы имели большое количество винтовок и автоматов, ручных и станковых пулеметов и около двух десятков пушек. Это были силы, с которыми можно оперировать во всех районах Минщины и Полесья и оказывать помощь партизанам других областей.
Мы установили контакт с брянскими, украинскими и польскими партизанами и оказывали им братскую помощь в борьбе с ненавистными оккупантами. Мы крепко помогали украинским партизанам, в частности бригаде Ковпака, которая почти три месяца находилась на территории Белоруссии. Большую и активную помощь оказали белорусским партизанам москвичи и население других областей РСФСР. Так, в наше соединение прибыл отряд имени Гастелло под командой Казимира Пущина, Николая Пантелеенко и Александра Жуковского. Отряд автоматчиков сформирован почти исключительно из москвичей-комсомольцев. Затем прибыл конный отряд под командой Флегентова. Перебравшись через линию фронта, кавалеристы провели героические рейды по тылам врага.
Гастелловцам пришлось преодолевать огромные трудности еще в пути. Им надо было пройти по тылам врага полторы тысячи километров. Сколько вражеских гарнизонов встречалось на пути, сколько железнодорожных линий с охранными войсками, сколько разных водных преград! Мужественные и решительные воины чуть не на каждом шагу проявляли исключительную находчивость, инициативу, а где нужно было, пускали в ход оружие. Не имея средств переправы, гастелловцы форсировали несколько рек. Где вброд, где вплавь, а где на плотах, сделанных на скорую руку, они переправлялись сами и переправляли воинское имущество. Не раз приходилось переправляться под фашистскими пулями, не раз принимали бой на берегу. Около десятка периферийных гарнизонов и немало вражеских застав было уничтожено гастелловцами за время их необычайного перехода.
Прибыв в минское соединение, отряд включился в боевые дела. Штаб соединения поручил гастелловцам совершить налет на фашистский эшелон на участке Житковичи - Копцевичи. Подрывную группу в составе Василия Шутова, Галины Кировой, Григория Токуева и Льва Гинзбурга возглавил Казимир Пущин. Операция проводилась днем. С обеих сторон железнодорожного полотна гастелловцы выставили наблюдателей, по своей неопытности они не сразу заметили подошедший немецкий патруль. В самый разгар работы подрывников немецкие охранники подняли тревогу. Из вражеского эшелона, который в это время подошел, высыпали гитлеровцы. Завязался тяжелый, неравный бой. Гастелловцы прикрыли подрывников огнем, им удалось сползти в кювет, а дальше нельзя было двинуться ни на один шаг, так как шквальный вражеский огонь преграждал дорогу. Только стойкость и подлинный героизм партизан спасли положение. Мощным и дружным огнем гастелловцы принудили гитлеровцев отхлынуть и залечь. Подрывники, использовав этот момент, выскочили из кювета, отползли в ближайший кустарник и стали сражаться вместе со своими товарищами.
Вскоре отряд отступил, но гитлеровцы понесли большие потери. В результате налета на значительное время был задержан эшелон и нарушен график движения, много фашистских вояк легло на поле боя.
Следующая операция на участке железнодорожной линии Копцевичи - Старушки прошла с большим успехом. Здесь был подорван эшелон с крупным отрядом войск СС во главе с генералом и офицерами. Прекрасно маскируясь, гастелловцы-подрывники подползли к линии и подложили под рельсы двенадцать килограммов толу. Взрывом был поврежден паровоз, а большинство вагонов разбито. От трех классных вагонов, в которых ехал немецкий командный состав, остались только обломки. Более ста пятидесяти оккупантов было, уничтожено могучим взрывом и огнем гастелловцев.
В этой операции особенно отличились подрывники: Галина Кирова, Нина Макарова, Василий Шутов, Борис Миндлин, Александр Цвирко и партизанка Рима Шершнева. Геройской смертью погиб в бою автоматчик Александр Ильичев.
Гастелловцы под командой Казимира Пущина сыграли огромную роль в рельсовой войне. За время боевых действий в тылу врага этим отрядом, а потом бригадой имени Брагина, в состав которой входили гастелловцы, было разгромлено шесть крупных немецких гарнизонов, подорвано тридцать девять военных эшелонов, уничтожено около четырех тысяч гитлеровцев.
Московские комсомольцы следили за своими посланцами, держали с ними связь и после разгрома немцев под Сталинградом прислали своим друзьям следующее письмо:
"Партизанам-москвичам отряда имени Гастелло от комсомольцев и молодежи Москвы и Московской области.
Дорогие друзья!
Мы шлем вам это письмо и свои скромные подарки в те дни, когда вся наша страна, весь наш народ готовится достойно встретить славную годовщину героической Красной Армии.
Блестящей победой наших войск закончилась битва за Сталинград, битва, которая не имеет равных в истории войн.
Сталинград и подступы к нему стали огромным кладбищем живой силы и техники германской армии.
И пусть знают немецкие бандиты, что им недолго осталось жить на советской земле. Судьба гитлеровских армий под Сталинградом - грозное предостережение врагу. Пусть помнит проклятая немчура, что всех их ждет смерть или плен.
В суровой и напряженной обстановке проходит наша борьба против фашистских разбойников за честь, свободу и независимость нашей Родины.
Мы внимательно следим за вашими боевыми делами в тылу врага, гордимся вашей стойкостью, мужеством, упорством, умением беспощадно уничтожать немецко-фашистских негодяев.
Имя Саши Ильичева, который геройски погиб в борьбе с врагами, будет вечно жить в наших сердцах. На подвигах Саши и многих других героев-партизан мы будем воспитывать комсомольцев и молодежь в духе самоотверженной любви к своей Родине и лютой ненависти к врагу.
Уверены, что воспитанники московской организации и впредь будут по-геройски сражаться с озверелым врагом, целиком оправдают доверие комсомола.
Мы заверяем вас, что юноши и девушки, работающие в тылу, будут еще более упорно и самоотверженно трудиться для скорейшей победы над врагом, с честью выполнят обязательства, взятые в честь 25-й годовщины Красной Армии.
Комсомольцы и молодежь будут работать так, чтоб наша доблестная Красная Армия, Красный Флот, партизаны имели вооружения, боеприпасов, питания столько, сколько потребуется для полного разгрома и уничтожения немецко-фашистских выродков.
Выполняя задание, убивая немцев, уничтожая технику врага, помните, что москвичи самоотверженно работают у станков, в колхозах и совхозах, куют вместе с вами победу над заклятым врагом - немецким фашизмом.