Вдохновленные патриотическим почином тамбовских колхозников, комсомольцы и молодежь Московской области собрали на строительство танковой колонны "Московский колхозник" 25 миллионов рублей. Теперь танки "Московский колхозник" беспощадно бьют врага.
Товарищ Сталин от имени ЦК ВКП(б) поблагодарил московский комсомол за заботу о Красной Армии, и мы боевыми делами ответим на эту благодарность.
Дорогие товарищи партизаны и партизанки! Не давайте врагу ни минуты покоя, срывайте все его планы, пускайте под откос немецкие эшелоны с войсками и грузами, бейте, уничтожайте, душите гитлеровских собак, боритесь за скорейшее освобождение нашей священной земли от поганой немчуры.
Стремительней натиск, народные мстители!
Вперед, к победе над ненавистным врагом!
Смерть немецким оккупантам!"
До половины лета 1942 года отрядами нашего соединения были уничтожены тысячи фашистских солдат и офицеров, много гитлеровских вояк было ранено. Мы пустили под откос три вражеских бронепоезда, пятьдесят восемь эшелонов с живой силой и техникой, разрушили пятнадцать железнодорожных мостов, восемьдесят шоссейных, разбили сто сорок семь автомашин, разгромили сто двадцать немецко-полицейских гарнизонов и участков, сожгли тридцать нефтебаз, нарушили работу двадцати смолокуренных заводов.
Были у нас достижения в партийно-организационной и пропагандистской работе. В соединении и в районах насчитывалось семьдесят четыре парторганизации, которые объединяли около двух тысяч коммунистов; работало девяносто шесть комсомольских организаций. В них насчитывалось больше трех тысяч человек. Во многих районах выходили печатные подпольные газеты. Позднее в типографиях Минского подпольного обкома партии наладили регулярный выпуск центральных газет "Звязда" и "Чырвоная змена".
Помню, в начале августа мы пошли осматривать островок Зыслов. С нами пошел летчик Павел Симов, который появился в лагере после ранения. Перед этим несколько дней лил дождь. Вода на болоте поднялась, пройти трудно, но у Гальчени везде были свои тропинки. Выйдя из деревни Старосек, Герасим Маркович покружил по зарослям и быстро выбрал тропинку, по которой можно было идти смело.
Он шел впереди, а мы за ним. Зеленый островок находился в центре наших основных баз и был незаметен для оккупантов. Найдется ли здесь подходящее место для будущего аэродрома - это беспокоило нас всю дорогу. Если найдется, то сразу же приступим к работе.
Гальченя на острове также шел впереди, шел уверенно, видно, хорошо знал, куда ведет. Не было такого уголка на Любанщине, которого бы Герасим Маркович не знал. Под ногами шелестела густая трава. В некоторых местах она была выше колена и обдавала нас росой, хотя солнце было уже высоко. В чаще пахло болотной сыростью, местами трудно было пролезть: орешник, переплетаясь с березняком, стоял живой стеной, ветки лезли в глаза.
Пройдя около двух с половиной километров, Гальченя остановился, глянул на солнце и повернул вправо. Через несколько минут он вывел нас на просторную полянку и удовлетворенно сказал:
- Вот вам и аэродром. Подчистить немного, траву скосить, и считай, что готов.
Симов не удержался от смеха.
- Двухмоторный сядет - всю площадку накроет, а хвост вон на том дубе повиснет, - добродушно пошутил он.
Гальченя недоверчиво покачал головой, однако, посмотрев на столетний дуб, который возвышался на краю поляны, смутился:
- Дуб действительно будет мешать, - согласился он, - придется его выкорчевать, а площадка здесь хорошая. Ты разве не садился на таких?
- Садиться-то садился, только на других марках. Вот когда меня недавно подбили, я сел в кусты, да только подняться уж не смог.
- Сядешь и здесь, - сказал Герасим Маркович. - Сядешь и взлетишь!
- Для того чтобы взлететь на транспортном самолете, - терпеливо объяснил Симов, - нужно самое малое пять-шесть таких площадок сложить в одну. Да землю утрамбовать, вымостить камнем.
Площадка была мала для тяжелых самолетов, это ясно было и нам, но мы были очень довольны, что удалось найти на острове хотя бы такую полянку. Будто сама природа позаботилась о нас. Оставалось посмотреть, можно ли ее расширить.
- Сколько, вы думаете, тут метров? - спросил Симов Герасима Марковича.
Вместо ответа Гальченя пошел к восточной стороне полянки и оттуда начал мерять ее широкими, быстрыми шагами: "Раз, два, три, четыре…" Нам было слышно, как он, досчитав до сотни, начинал снова: "Раз, два, три, четыре…" Ноги его неслышно ступали по мягкой, пересыпанной курослепом траве, и следы от лаптей исчезали - трава снова поднималась.
Мы шли за Гальченей.
- Метров четыреста! - громко сказал он, дойдя до конца площадки. - Но ее можно еще расширить.
Потом начал мерять Симов. Он делал шаги примерно такие же, как и Гальченя, старался перешагивать через кочки и пни, чтобы идти по прямой. Скоро летчик исчез в зарослях, и только по его голосу и треску сухих сучьев мы определяли, где он.
- Тысяча пятьсот, - услыхали мы, наконец, последний счет Симова. - Идите сюда!
Гальченя удивился:
- Разве мы эскадрильи тут будем принимать?
- Возможно, что и так!
Мы прошлись по отмеренной Симовым территории: длина около полутора километров, ширина - около километра. Почва хорошая: кое-где болотника - ее нетрудно засыпать, местами холмики - можно срезать. Хуже всего раскорчевка. Часть площади густо заросла орешником, встречались толстые сосны, березы. Выкорчевывать все это не так-то просто, но другого выхода не было.
- Будет здесь работки!.. - со вздохом заметил Долидович.
Тревога его была понятна. Для того чтобы быстро оборудовать площадку, нужно бросить сюда значительные силы, а где их возьмешь? Оккупанты наводнили районы эсэсовцами и делали попытки в опорных пунктах создать свои гарнизоны. Наши отряды беспрерывно вели боевые действия, и снять их было нельзя.
Я окинул взглядом большую, пока что еще не очень отчетливо очерченную площадь и сказал:
- Если взять людей из деревень, поговорить с ними и объяснить, что это дело очень важное, они все нам сделают.
Подошел Симов.
- Приходилось вам иметь дело с таким строительством? - спросил я его.
- Приходилось, - ответил летчик.
- Дадим вам рабочих, тягловую силу, лопаты, топоры и дадим полтора-два месяца. Справитесь?
- Нет, не справлюсь!
- Что вам еще надо? - спросил я.
- Кроме людей, мне надо еще около тысячи подвод - без камня и гравия аэродрома не построишь!
- А если мы все это сделаем: дадим транспорт и все необходимое?
- Тогда справлюсь! - уверенно ответил Симов.
Тут же мы нашли место для фиктивного аэродрома.
Когда возвращались, Долидович осторожно спросил:
- Где же мы возьмем столько людей и подвод? В отрядах свободных людей не так много, а подвод и совсем мало. Лошади у нас больше верховые.
- А наши зоны?
Долидович задумался.
- Это правда, - в раздумье произнес он, - там люди есть. Но ведь строительство у нас необычное, необходима конспирация.
- Будет и конспирация.
Я верил, что колхозники окружающих деревень активно помогут нам. Они пойдут навстречу, как шли уже не один раз. И сами придут и доставят все, что нужно.
Мачульский начал вслух подсчитывать, сколько человек можно взять из деревень Старосеки, Загалье, Альбинск, Калиновка, Нижин, Скавшин, Сухая Миля, Убибачки и других. Он начал перечислять надежных людей из Старосек, которых можно было бы поставить во главе бригад. Перечислил по именам и насчитал больше десяти человек только из одной деревни.
Гальченя внимательно слушал, кивал одобрительно головой, а потом вдруг запротестовал:
- Одних стариков берешь, это неправильно.
- А кто там из молодых? - усмехнувшись, спросил Мачульский.
- Женщин бери, вот кого, - настаивал Герасим Маркович. - Чем плохие будут бригадиры или начальники?
На следующее утро Симов, Филиппушка и представители штаба соединения отправились в ближайшие деревни, и работа началась.
К болоту подошли люди с лопатами и топорами, подъехали подводы. Пришли все, кто мог быть полезным: пожилые мужчины и старики, женщины и подростки. Предполагалось брать на работу только здоровых и физически сильных людей, но это правило пришлось нарушить. Узнав, что партизанам нужна помощь, на работу начали собираться все колхозники. В хатах оставались только малые да совсем старые. Попробуй скажи кому-нибудь, что он не подходит для этой работы! Обидится человек, примет за оскорбление.
В Старосеках был такой случай. Набирая бригаду, Симов отвел в сторону пожилого, слабого здоровьем колхозника Антона Синицкого и посоветовал ему:
- Побудь пока дома, пусть идут те, кто поздоровее. Если не управимся, тогда позовем тебя.
Синицкий даже в лице изменился.
- А я что? - растерянно спросил он. - Мне не доверяете?
- Доверяем, - оправдывался Симов. - Только тяжеловато будет вам на земляных работах. Там ведь и день и ночь придется работать.
- Значит, не годен? - обиженно спросил Синицкий. - На разведку посылали за пятьдесят километров - был годен, фураж отрядам доставлял - годен, а тут - в сторону. Да я не хуже другого молодого потяну! Не берете, сам приду!
Женщины, услыхав этот разговор, тоже запротестовали:
- Без него и мы не справимся, он тут у нас всему селу голова.
Подошел Корнеев и, как председатель местного Совета, порекомендовал взять Антона Синицкого на строительство.
- Таких смело бери, - сказал он Симову, - я его давно знаю. Хочешь, скажу тебе один секрет: я тут смотрю, чтобы в каждой бригаде были люди стойкие, проверенные. Сейчас они будут копать, корчевать, а пройдет время - дадим в руки оружие и пойдут воевать, бить оккупантов. В моем сельсовете можно десяток отрядов организовать.
Чтобы с самого начала обеспечить необходимые темпы работы, надо было доставить на площадку транспорт, тягловую силу, щебень, катки. Перевозить все это надо через болото, без дороги не обойтись. Начали гатить болото. На трясину насыпалась земля - ее возили, носили. Понадобилось много леса - его рубили тут же. Гать была сделана за несколько суток, и тогда островок впервые за время своего существования заселился людьми. Колхозники были из ближайших деревень, и многим можно ходить на отдых домой, но каждый считал себя мобилизованным, и на время работы люди переселились на остров. Вокруг строительства выросли шалаши и палатки.
Определенных часов отдыха не было. После небольшой передышки бригады выходили на площадку в любое время суток. Ночи стояли ясные, прохладные, и работалось еще лучше, чем днем.
В работе все шло обычным колхозным порядком: бригады имели свои участки, свои производственные задания, соревновались между собой. Посмотришь - колхоз вышел на работу! Но когда приглядишься внимательно, увидишь, что это не обычный колхоз мирного времени. Все здесь колхозники, но они не те, что были раньше. В бригадах военная дисциплина и образцовый порядок. Работают с большим напряжением, с уважением поглядывают на партизан и завидуют, что у тех есть оружие. В любой момент они отложат в сторону топор и возьмутся за винтовку.
Когда однажды мы с Мачульским пришли на остров, к нам стали подходить бригадиры. Некоторые старались походить на командиров и докладывали по-военному. Они сообщали, сколько у них людей, что уже сделано и что надо сделать. Иногда такой рапорт был похож на доклад колхозного бригадира, но колхозник стоял навытяжку, руки по швам и держался браво.
Доложив, он бегом возвращался в свою бригаду и на ходу торопливо закуривал. В бригаде не командовал, не важничал, что он начальник, а брался за топор или лопату и работал наравне с другими.
Работа была трудоемкая, требовала много времени и силы, но люди работали с большой охотой, и площадь будущего аэродрома на глазах расширялась и преображалась.
Бригада старосековцев полудновала, когда мы подошли к ее участку. Кое-где горели небольшие костры, люди пекли картошку, поджаривали на вертелах сало. Некоторые варили что-то в чугунках. Тут же сидело несколько человек из Загалья. Антон Синицкий что-то с воодушевлением рассказывал, энергично размахивая рукой.
- Должно быть, про свою овечку… - улыбнулся Корнеев, подойдя к нам с соседнего участка.
Эта история была известна чуть ли не всей нашей зоне. Однажды Антон Синицкий привез партизанам овцу и бидон молока. Какая-то подлая душа донесла об этом гестаповцам. Синицкого схватили, начали бить и допрашивать.
- Паночки, - притворно дрожащим, жалобным голосом взмолился Антон. - Это все неправда, это вам кто-то наврал. Не одну мою овечку, а все стадо партизаны забрали. Шли недавно и забрали штук сорок. И не один бидон молока выпили, а целых восемнадцать. Каждый всего-то раза два глотнул, а восемнадцати бидонов не хватило…
Синицкий не на шутку напугал фашистов.
Увидев нас, Синицкий поспешно встал и сделал несколько шагов навстречу. Он был здесь старшим и считал своей обязанностью первым поздороваться и пригласить нас полудновать. Мы присели на пеньки.
- Ну, как идет работа? - спросил я.
Антон сообщил, что через день они закончат раскорчевку, и тогда вся бригада переключится на выравнивание площадки. Один из загальцев сказал, что раскорчевку они закончат сегодня. Синицкий недовольно посмотрел в его сторону и как бы вскользь заметил:
- Ну какой там у вас лес, кусты одни!
На это загалец спокойно ответил:
- Такой же самый, как и у вас, - наши участки рядом.
Синицкий возразил:
- Сравнил! У нас сосны, хоть на доски пили, ольха, береза.
- И у нас они есть, - ответил загалец. - Да что ты волнуешься? Кончим раньше, придем и вам поможем.
- Лучше мы вам поможем, - упрямился Синицкий.
Потом он обратился ко мне:
- Скажите, а скоро сюда прилетит самолет из нашей родной Москвы?
- Как закончим аэродром, так и прилетит.
- А можно будет тогда в Москву письмо послать?
- Думаю, что можно.
- А если бы нам всем собраться написать письмо правительству? Описать, как мы тут живем, как беспощадно бьем врага. Можно было б такое послать?
- Можно, и обязательно напишем.
Постепенно вокруг нас собрался народ. Каждому хотелось услышать что-нибудь новое про наш советский тыл, про Москву. Синицкий встал, окинул всех быстрым взглядом и сказал:
- Идемте! Сегодня и нам надо закончить раскорчевку.
Все пошли за ним следом.
На остров, другой раз всего на несколько минут, заходили командиры отрядов, комиссары, вестовые из боевых отрядов и групп. Они рассказывали колхозникам об обстановке, делились своими впечатлениями о боях, передавали наиболее важные боевые эпизоды. И колхозники жили этими новостями, работали, а мысли их были там, где шли бои, где их товарищи, односельчане и родные били фашистов.
В это время наиболее крупные боевые операции проходили в районе деревни Катка на Глущине и в близлежащих населенных пунктах: Холопеничи, Слободка и совхоз "Холопеничи". Во вражеском гарнизоне Катка насчитывалось свыше трехсот фашистов. На вооружении у них были три сорокамиллиметровые пушки, семь минометов, больше десятка станковых и ручных пулеметов, автоматы, винтовки. Деревня была обнесена окопными укреплениями.
Штаб соединения решил уничтожить этот гарнизон потому, что он находился на стыке трех районов и сковывал действия партизанских отрядов. На операцию пошли подразделения из отрядов Павловского, Храпко, Гуляева, Пакуша и Макара Бумажкова. Вышли также отряды Цикунова, Патрина. Отряд Цикунова был создан несколько месяцев назад и только теперь начал действовать как самостоятельная боевая единица. К Деревне подошло около пятисот партизан с четырьмя пушками, минометом, шестью станковыми и восемнадцатью ручными пулеметами и автоматическим оружием. Операцией руководил заместитель начальника штаба соединения Константинов.
План операции был такой: подразделения Гуляева, Пакуша, Бумажкова и отряды Цикунова и Патрина наносят главный удар по гарнизону с западной и северной стороны. Для прикрытия флангов Павловский и Храпко выставляют боевые засады у деревни Косаричи и на дорогах, ведущих к гарнизону. Сигналом к началу боя должны служить две красные ракеты.
Перед самым наступлением разведка донесла, что противник с обозом и основным вооружением вышел из деревни Катка и двигается к деревне Хоромцы Октябрьского района. К вечеру гитлеровцы заняли Хоромцы и выставили усиленные посты и патрули. Пришлось спешно изменять план операции. Командирам отрядов и подразделении были поставлены дополнительные задачи: резервной группе, находящейся при штабе, нанести удар по противнику в деревне Хоромцы с юга; Пакушу и Патрину неожиданно ворваться в деревню с севера; Бумажкову ударить по вражескому гарнизону в совхозе имени Потапенко. У противника оставалась свободной дорога на деревню Бобровичи. Гуляеву и Цикунову было приказано разместить засады в лесу и перегородить эту дорогу.
Наступление началось утром 10 августа 1942 года. В результате стремительной атаки гитлеровцы были выбиты из деревни. Они отошли в небольшой лесок на север от Хоромцев и там укрепились.
Тем временем подразделения Павловского и Храпко форсировали реку Птичь. Внезапным ударом они разбили противника в совхозе "Холопеничи" и повели наступление на деревню Катка. Здесь оставались охранные группы вражеского гарнизона и военное имущество. Партизаны уничтожили остатки катковского гарнизона и захватили богатые трофеи. Партизаны разбили также гитлеровский гарнизон в деревне Слободка.
Бой с основными силами гитлеровцев, укрепившихся в лесу, продолжался свыше суток. Более трех десятков фашистов было убито, много ранено. Уцелевшие бежали в Глусск, оставив на поле боя почти все вооружение и боеприпасы. Несколько полицаев сдалось в плен.
Наши отряды потерь не имели, только двое партизан были ранены и то не тяжело.
Эти успехи на поле боя ободряли колхозников - строителей аэродрома, вдохновляли их на самоотверженный труд. За две недели площадь будущего аэродрома была раскорчевана. За несколько дней ее выровняли, засыпали щебнем и утрамбовали. К концу августа аэродром был готов. Оставалось только на случай налета вражеской авиации оборудовать ложный аэродром. Это могли сделать и сами партизаны. Однако строители не расходились. Однажды Филиппушка пришел в штаб и сказал:
- Мои бригады просят еще работы.
Мы посоветовались между собой и решили позволить строителям остаться на острове. Одной группе поручили маскировку аэродрома, и она прекрасно справилась с этой задачей. Если самолеты не ожидались, на аэродроме появлялись сосны и елки, и с воздуха невозможно было установить, аэродром это или лес. Колхозники построили землянки для обслуживающего персонала и раненых бойцов, которые отправлялись в советский тыл и оборудовали ложный аэродром. Получилось, что только небольшая часть строителей вернулась в деревни, большинство осталось в партизанах. Одни вошли в команду обслуживания и хозяйственные взводы, другие получили оружие и стали в боевые ряды партизан.