Я ожидал, что Бондарь или Бельский заговорят о нем. Они молчали, может быть, потому, что устали, а может быть, оставляли разговор до той минуты, когда мы останемся одни. Когда мы вошли в землянку, я заметил, что моя тревога передалась и Варвашене. Он несколько раз оглянулся на дверь, как бы ожидая, что еще кто-то должен войти, а потом вопросительно посмотрел на меня.
Я пожал плечами:
- Кто его знает, что случилось.
Алексей Георгиевич заметил наше беспокойство.
- Ничего пока что не случилось, - спокойно сказал он. - Роман Наумович задержался, завтра или послезавтра должен явиться.
Через несколько минут Бельский отвел меня в сторону от землянки и полушепотом сказал:
- С Мачульским все-таки не совсем ладно. Пошел он в Слуцк, оттуда думал пробраться дальше. Должен был явиться на условленное место больше недели назад - и не явился. Мы ждали его несколько дней, а больше задерживаться нельзя было. Ушли, а там своего человека оставили.
- Кого вы там оставили? - спросил я.
- Веру Делендик, жену парторга Старобинской МТС. Тогда, в Крушниках, вы ей посоветовали перебраться в другое место. Теперь она возле самого Слуцка живет, у своих родственников.
- Пароль взяли?
- Есть пароль.
- Сегодня же пошлем туда связного.
Петрович стоял возле землянки с мешком в руках и нетерпеливо поглядывал на меня. Я заметил это и спросил:
- Что нового, товарищ Петрович?
- Пока что, можно сказать, ничего, - сделав несколько шагов ко мне, ответил Петрович. - Вот только Меркуль прислал.
- Снова Меркуль прислал? - перебил я его. - До каких пор он будет присылать? Пусть о себе больше заботится.
- Нет, Василий Иванович, - засмеялся Петрович, - это не то. Тут какие-то карты немецкие. Федор Ширин вчера утром подбил на слуцкой дороге немецкую легковую машину. Должно быть, штабисты ехали. Много карт и разных бумаг забрал у убитых офицеров. Меркуль просил посмотреть да переслать их куда надо.
В немецких полевых сумках находилось много топографических карт. Пометки на них были старые, поэтому они не представляли особого интереса.
Мы с Бельским нашли несколько шифровок и план операции одной гитлеровской части. Это уже другое дело!
Подошли Бондарь и Варвашеня.
- Надо послать связных в ЦК, - предложил я. - Доложим о нашей работе, а заодно вот и эти документы доставим.
Члены бюро согласились. Но кого же послать? Одну кандидатуру я имел на примете - это Степан Петрович. Но послать одного нельзя - путь предстоял длинный и опасный. Надо было подготовить в дорогу не менее двух человек. После долгих размышлений мы остановились на шофере Войтике. Парень честный, выносливый и смелый. Рискованная командировка - мы это знали, но что делать? Связь с Большой землей нам необходима как воздух.
Мы написали докладную записку в ЦК КП(б)Б. Рассказали про наши первые шаги в подполье, про старобинские, слуцкие, любанские, октябрьские, руденские операции. Было что сказать и о других районах. Бондарь и Бельский побывали в Красной Слободе, Копыле, Старых Дорогах и Гресске. Во всех этих районах проведены собрания коммунистов, избраны подпольные райкомы партии. Вокруг райкомов собираются партизанские силы. В Красной Слободе уже довольно активно действует партизанский отряд под командованием Максима Ивановича Жуковского. В отряде - станковый и четыре ручных пулемета и несколько десятков винтовок. Недавно отряд произвел смелый налет на вражеский гарнизон в Слуцке, обезоружил охрану и освободил пленных красноармейцев.
Подробно рассказали мы в рапорте о боевых операциях дукорских партизан под командованием уполномоченного обкома и секретаря Руденского райкома партии Николая Прокофьевича Покровского. Деревня Дукора - это историческая деревня. В годы гражданской войны население этой деревни мужественно боролось за советскую власть. В знаменитой Дукорской пуще Покровский организовал теперь партизанскую базу.
Николай Прокофьевич развернул партизанскую борьбу с первых дней фашистской оккупации. Во многих деревнях и сельсоветах Руденского района были созданы подпольные группы из коммунистов и комсомольцев. Большую помощь в налаживании связи с подпольными группами и советскими патриотами оказала бесстрашная связная комсомолка Мария Данильчик. Долгое время она вела подрывную работу в центре вражеского гарнизона - городском поселке Руденск.
Подпольные группы, которыми руководили коммунисты Сергей Довнар, Владимир Левицкий, Владимир Адамович, Роман Денисович и другие, добывали оружие, распространяли листовки, жгли мосты на дорогах, уничтожали гитлеровцев. Из этих групп Николай Прокофьевич создал первый в районе отряд "Беларусь", который базировался в прославленной Дукорской пуще.
Когда в пуще стало тесновато, отряд перебрался через железнодорожную линию Минск - Гомель и разместился на глухом болотном острове у деревни Пилич. Отсюда во все стороны направлялись диверсионные группы, которые устраивали засады и налеты на гитлеровские обозы, разбирали рельсы. Партизанская группа под командованием Малышкина пустила под откос вражеский поезд. Около двухсот фашистов было убито и ранено.
Фашистское командование направило против руденских партизан крупный отряд. Партизаны подпустили гитлеровцев на близкое расстояние и начали косить из пулеметов и автоматов. Эсэсовцы, которых было в пять раз больше, чем народных мстителей, не выдержали яростного партизанского огня и, подобрав убитых и раненых, отступили.
Пламя всенародной борьбы с кровавыми фашистскими захватчиками разгоралось все сильнее и сильнее. Возле Минска и в самой столице, под Борисовом и Червенем, возле Пинска и под Лепелем создавались новые подпольные группы и партизанские отряды.
Рапорт получился весомый. Я отдал его Степану Петровичу и Войтику и предложил тут же выучить наизусть. Степан все быстро запомнил. Память у него исключительная. Бывало, любую сводку он передавал по телефону, не заглядывая в материалы, и никогда не ошибался. Само собой разумеется, что в случае опасности рапорт они должны уничтожить.
Наши первые посланцы были надежными людьми. Войтик уже много лет работал со мной и зарекомендовал себя как очень честный, добросовестный человек, а Степана Петровича я знал почти с детства. Он был одним из лучших учеников в школе, активистом. В годы коллективизации Петрович выполнял самые ответственные задания партийной и комсомольской организаций. Когда я был директором Старобинской МТС, Петрович работал там бухгалтером и был секретарем комсомольской организации. В то время МТС только организовывалась, создавалась, можно сказать, на пустом месте. Не было еще необходимого оборудования, не было кадров. Петрович возглавил движение молодежи за овладение специальностями трактористов, комбайнеров. Не отрываясь от своей основной работы, он и сам овладел профессией тракториста и в свободное время работал в мастерской. Авторитет Петровича как работника, организатора молодежи был непоколебим, все его уважали.
На следующий день я не отходил от связных, готовя их в большую и опасную дорогу. Надо было наши сведения непременно передать ЦК. Если там узнают, где мы находимся, то установят с нами связь и помогут. Мы просили прислать нам рацию, шифр и шифровальщиков. Тогда у нас установится непосредственная связь с Москвой.
Под вечер Петрович и Войтик двинулись в направлении фронта. Волнующим и незабываемым было прощание с ними. Все мы знали, на какое трудное и ответственное дело посылали своих лучших, проверенных товарищей. Знали, в какой мере рискуем жизнью отважных, боевых партизан. Мне было особенно тяжело в эти минуты. Сколько лет я прожил вместе с этими чудесными людьми, сколько довелось поработать с ними!..
Одновременно с нашими посыльными пошел на Любанщину и Иван Денисович Варвашеня.
X
Прошло больше двух недель. С севера на озеро потянуло осенним холодом. По утрам на опавших листьях и траве большими белесыми пятнами лежал иней. Озеро меняло свой облик. Вода с каждым днем становилась темней и своим цветом напоминала расплавленное олово.
Мы со дня на день, с часу на час ждали возвращения Романа Наумовича Мачульского. Работа не заглушала большой тревоги о товарище. Все сроки, необходимые для выполнения задания, прошли, а его все не было.
Вернулись связные из полесских районов. Невеселые вести принесли они. Городской поселок Житковичи и соседние деревни наводнены эсэсовцами и полицейскими. В районе Постолов разместился крупный фашистско-полицейский гарнизон. Туда завезены даже пушки. Гитлеровцы лихорадочно расширяют межрайонную нефтебазу, а это значит, что там могут появиться и танки. Из районных работников Рогалевич никого не нашел.
В Копаткевичах тоже было много вражеских солдат. Больше недели провел Рогалевич в этом районе, но связаться с местными коммунистами ему так и не удалось. С большим трудом нашел человека, которому можно было поручить наблюдение за железнодорожной станцией.
По всему было видно, что фашисты готовятся к серьезным операциям против партизан. Были основания предполагать, что они уже знают и о подпольном обкоме. Недавно фашистские молодчики и полицейские снова обшарили деревни Скавшин, Крушники, Осово, Пуховичи, Ляховичи, как раз те места, где мы были. Похоже на то, что они ищут нас.
Вскоре наша связная Наталья известила, что отряд эсэсовцев занял деревню Рог. В тот же день стало известно, что гитлеровцы поставили заслоны на всех мелиоративных канавах, которые ведут в озеро, а у начала бывшей "ездовни" засела группа со станковым пулеметом. Мы поняли, что враг нас блокирует.
Я дал указание подготовиться к бою. Уйти мы не могли. Нам нужно было подождать еще несколько дней Мачульского. Он не знал, что гитлеровцы заняли окрестные деревни, и необходимо было принять меры, чтобы, он не попал в руки врагу. Нельзя было оставлять без внимания и соседние полесские районы, так как мы руководили и ими.
На - канавах мы поставили свои посты. Кое-где вырыли окопы, ямы, на одной важной высотке построили дзот. Сержанта Петренко направили в отряд Меркуля с заданием привести оттуда группу хорошо вооруженных партизан. Две разведывательные группы послали в Житковичи и Копаткевичи. Разведчикам надлежало передать житковичской группе, что она обязательно, любыми средствами должна связаться с Довалем, Дербантом и взорвать немецкую нефтебазу в Житковичах.
В гарнизонах у нас были свои люди, которые извещали наш штаб о планах и намерениях врага.
Копаткевичской группе приказали наладить связь Михайловского с Жигарем, передать им указания подпольного обкома.
Из сведений, которые мы получали из гарнизонов, было ясно, что гестапо решило захватить подпольный обком партии и его руководителей.
Гитлеровские части появились в деревнях Червонное озеро, Большой Лес, Дьяковичи. Постепенно эсэсовскими бандами заполнялись ближайшие к нам хутора, заслоны на канавах передвигались ближе к озеру. Эсэсовцы не знали, что здесь всего два десятка партизан и, кроме винтовок, автоматов, пистолетов и гранат, у нас не было никакого оружия. Судя по старобинским, любанским и октябрьским операциям, они предполагали, что в районе Червонного озера находится большое количество хорошо вооруженных партизан.
Вражеское окружение все больше и больше давало себя знать. Все труднее становилось поддерживать связь с партизанскими отрядами, партийными подпольными группами и с местным населением, которое обеспечивало нас продуктами и всем необходимым для борьбы и жизни.
В лагерь, наконец, вернулся Роман Наумович Мачульский. Он пробрался через не занятые фашистами деревни Скавшин и Осово. Приход Мачульского был большой радостью для всех нас: он был с нами живым, здоровым. Наши силы увеличились, и мы почувствовали себя еще более уверенно.
Роман Наумович пришел поздно ночью. Коротко доложив о результатах своей командировки, начал расспрашивать о наших делах. Тут же обсудили план дальнейших действий. Все шло к тому, что нам придется выбираться из лагеря. Обороняться на месте рискованно. Решили отправить Бельского на Любанщину, подготовить там базу для подпольного обкома и известить любанцев о положении на Червонном озере. Группа партизан с Левшевичем во главе разведает дорогу в направлении червонноозерских хуторов, к рассвету вернется и доложит обстановку.
Мы были уверены, что наш план выполнить нетрудно, но вышло совсем иначе. Левшевич к рассвету не вернулся. Утро прошло в напряженном ожидании. Еще были надежды на задержку, на какую-нибудь непредвиденную случайность. Левшевич не вернулся и на следующий день. Одно из двух: или наши разведчики наткнулись на вражескую заставу, и их захватили фашисты, или они испугались блокады и, вырвавшись, решили больше не лезть в западню. Возможно, что и Бельскому не удалось дойти до любанских отрядов.
Надо было немедленно что-то предпринимать. Если этой ночью мы не выйдем из окружения, дальше будет вырваться еще труднее.
Фашистско-полицейские заслоны на канавах и хуторах подходили все ближе и ближе к озеру, кольцо блокады сжималось. Группа на "ездовне" обнаглела и приблизилась к лагерю. Но фашистам не поздоровилось. Подкрались партизаны к засаде и гранатами уничтожили пулеметное гнездо. Перепуганные полицаи бросились в болото, здесь их почти всех и перебили. "Ездовня" на некоторое время очистилась.
На другой день Бондарь отправился в дальнюю разведку. Ему надо найти путь для выхода из окружения, выяснить, что случилось с Левшевичем и удалось ли выйти из блокады Бельскому. Мы настаивали, чтобы он взял с собой как можно больше бойцов, но он повел только троих. Бондарь знал, что здесь у озера оставалась вся база обкома и ее надо не только охранять, но и готовить к переправе в другое место.
Это был один из самых тяжелых дней нашего подполья. Вот что рассказывал потом Алексей Георгиевич:
- До деревни Червонное озеро мы прошли беспрепятственно. Поговорили с крестьянами, расспросили о наиболее удобных тропах и пошли дальше. Выходим за деревню, видим, из-за горки показались люди - человек пятнадцать. Все в гражданской одежде, но вооружены.
"Партизаны, - сказал один из моих бойцов, - разрешите, я пойду к ним".
Похоже было, что это и в самом деле партизаны. Я знал о приказе обкома прислать из отряда Меркуля группу бойцов. "Это они и идут", - подумал я. Но оказалось, что это были разведчики большого отряда эсэсовцев, переодетые в гражданскую одежду. После нашего угощения на "ездовне" гитлеровцы решили бросить на озеро крупный, хорошо вооруженный отряд, который вскоре и появился.
Нас было четверо, а эсэсовцев - больше сотни. Они открыли огонь из винтовок и пулеметов. Принимать бой при таком соотношении сил было невозможно, и мы, отстреливаясь, стали отходить. Позади - небольшие заросли лозняка, я не успел добежать до них - пуля перебила мне левое колено, и я упал. Гитлеровцы усилили огонь. В грохоте стрельбы мои товарищи не заметили моего ранения.
Это было на лугу, до зарослей около сотни шагов. Рядом оказалась небольшая ложбина, наполненная водой. Я соскользнул в нее и пополз по воде. Судьбу решали секунды. Еще несколько шагов, еще несколько усилий! Спускался вечер, в зарослях можно было бы спрятаться, а в крайнем случае принять бой. Важно было одно: ни в коем случае не даться в руки врагу живым.
У самых кустов меня начали окружать. "Заходи, заходи с той стороны! - услышал я совсем близко. - Надо взять его живым".
Я собрал последние силы, поднялся, швырнул в сторону голосов гранату и на одной ноге вскочил в густые заросли. Свалившись под куст, решил защищаться до последнего вздоха.
Но ни полицейские, ни эсэсовцы в кусты не полезли. Они, должно быть, приняли нас за разведку большого отряда и боялись засады.
Только теперь, когда эсэсовцы отошли, я почувствовал сильную боль в ноге. Сапог наполнился кровью. Я перевязал ногу выше колена ремнем и пополз в глубь зарослей.
До лагеря не меньше трех километров. Дорога непроходимая: болота, заросли. Даже здоровому здесь нелегко пробраться. Что же делать? Ничего лучшего не придумаешь, как только ждать. Если бойцы живы, они скоро заметят, что меня нет и начнут искать. Срезав ветку лозняка, я туже перевязал ногу, чтобы не истекать кровью, и лег.
Прошло около часа, никаких признаков, что меня ищут, не было. "Может быть, убили моих товарищей или в плен захватили?" - думал я.
Совсем стемнело. С севера дул холодный осенний ветер, подмораживало. Мороз начал сковывать мокрую одежду на мне. Надо было ползти дальше, а нога до того разболелась и такая слабость одолевала меня, что, казалось, пошевельнуться было невозможно. Вокруг густые заросли и болота. Трудно даже определить более или менее точно, где я. Попробовал ориентироваться по деревьям. Оглядевшись, заметил высокий густой куст ивняка. Когда я его видел? Ага! Здесь отдыхали, когда пробирались на Червонное озеро.
В голове мелькнула мысль: найти бы какую-нибудь лодочку, и поплыл бы я канавой к лагерю. Но где ее найдешь? Надо делать то, что остается возможным. Не так давно, сидя под этим кустом, я наблюдал, как складывали на болоте небольшой стожок. Осенью сена отсюда не вывезешь и не вынесешь: стожок, наверно, и сейчас там. До него не очень далеко. Надо ползти туда, в этом единственное спасение.
И я, напрягая последние силы, пополз, или, точнее говоря, поплыл по болоту к стожку. Не знаю, сколько времени я полз, только мне показалось, что очень долго. Наконец добрался на четвереньках до стожка, а приподняться, чтобы надергать сена, не могу. Полежал с минуту, отдышался и стал понемногу выдергивать клоки сена и подсовывать их под себя. Это поднимало меня из воды, и становилось немного теплей. Я думал: сделаю логово в стожке, залезу в него, полежу, отдохну, отогреюсь, а потом посмотрю, что делать дальше. Главное - закурю, если можно будет. Как никогда, хотелось закурить! Но табак, спички, бумага - все размокло в кармане.
Вдруг послышалось, будто кто-то зовет меня по имени. Может, мне это только кажется? Прислушался - опять то же самое. Знакомый ли голос? Трудно разобрать: звуки хрипловатые, приглушенные. Неужели свои? Может, стоит отозваться? Но тут я подумал: "Не провокация ли?"
Незадолго перед тем возле деревни Осово слышна была беспорядочная стрельба, а потом кто-то отчаянно кричал: "Браточки, не убивайте меня, не убивайте!" Кто знает, что там происходило? Может быть, наш боец попал в лапы оккупантам, проявил малодушие и теперь вместе с фашистскими прислужниками ищет меня?
Какие-то люди приближались к стожку. Я решил не обнаруживать себя и приготовил гранату. С болью в сердце, я подумал, что сопротивляться не смогу, и, если это враги, мне останется только одно: взорвать гранату. Слышу говорят: "Ванька, погляди-ка в стогу, может, он там?"
Ваня - это один из моих бойцов, голос говорившего тоже знакомый. Какая-то необычная теплота и в то же время слабость и истома разлились по телу.
Затаив дыхание лежу, наблюдаю. Высокий человек, увязая почти по пояс в болоте, подходит к стогу и тихо говорит: "Алексей, отзовись, если ты здесь. Это я, Ваня".
Потом, повернувшись в сторону зарослей, он сказал уже немного громче: "Роман, иди сюда".
Больше Алексей Георгиевич ничего не помнит: от большой потери крови, от усталости и волнения он потерял сознание.