В гостинице я быстро нашел нужный номер и постучал. Дверь открылась. На пороге стоял белокурый красавец с голубыми глазами, одетый в модный бежевый костюм в мелкую клетку. Я даже не сразу признал в нем того хилого на вид паренька, которого встретил некогда на эстонском пароходике. Но он меня узнал сразу. В его глазах отразилась смесь разноречивых чувств, которые вызывает у человека какая-либо неожиданность.
- Вы?.. Здесь, в Москве? - удивленно проговорил Лаама.
- Судьба играет человеком, - невольно улыбнулся я. - Ведь и вы прежде не собирались как будто в Москву?
- Длинная история, - отмахнулся он.
- Как и у меня, наверное, - в тон ему сказал я.
Лаама пригласил меня в номер, и мы удобно устроились в креслах. Но разговор как-то не клеился. Мы вспомнили Таллин, Вышгород, Парк Кадриорг, знаменитые ревельские кильки… Говорить вроде бы было больше не о чем, а мне так и не удалось поближе подойти к интересующей меня теме. Тогда я предложил подняться в ресторан поужинать. Может быть, за бокалом вина нам легче будет найти общий язык? Лаама согласился. Правда, без особого энтузиазма.
В ресторане беседа и впрямь пошла живее. Мы довольно долго "прощупывали" друг друга. Лаама настойчиво стремился выяснить, каким образом "русский эмигрант" попал в Москву да еще в одно время с ним. Спросил даже, как я нашел его здесь и зачем. Видимо, он подозревал, что я связан с ватиканской разведывательной службой и мне поручили его "опекать" в поездке по СССР. Когда же Лаама убедился, что эти опасения безосновательны, его скованность и настороженность как рукой сняло. Передо мной был уже совсем иной человек, явно обрадованный возможностью поделиться мучившими его заботами и тревогами.
Разговор сам собой принял нужное мне направление, и постепенно мы достигли полного взаимопонимания. Оказалось, что Лаама и не собирался выполнять задание Тиссерана. Однако как ему быть дальше, он не знал. Мое предложение помочь нам в поисках затаившихся в разных концах страны посланцев Ватикана, в разоблачении их антисоветской деятельности Лаама принял без колебаний. Все подробности предстоящей поездки мы договорились обсудить на следующий же день.
- Только хорошо бы вам переодеться, Александр, - посоветовал я. - Ваш шикарный костюм привлекает внимание и не очень соответствует той роли, которую вам придется играть в нашем путешествии.
Лаама пообещал присмотреть что-нибудь подходящее.
ИСПОВЕДЬ МОЛОДОГО ИЕЗУИТА
Сначала направляемся в Западную Украину - во Львов. Занимаем двухместное купе в спальном вагоне. Поезд из Москвы уходит поздно вечером. Постель готова, можно сразу ложиться спать.
Рано утром, едва проснувшись, мой спутник вынул из портфеля молитвенник на латинском языке и начал диалог со всевышним. Читал он тихо, спокойно, как и подобает добропорядочному католику. Никаких эмоций. Я никогда прежде в беседах - а их было немало до нашего отъезда из Москвы - не заговаривал с ним на религиозные темы. Выпускник духовного колледжа, конечно, должен быть верующим, в этом нет ничего удивительного. Кто знает, как он воспринял бы мое вмешательство в его интимные отношения с господом богом? В конце концов, верить или не верить в бога - дело сугубо личное.
Но в этот раз я решился:
- Скажите, Александр, вы не обидитесь, если я задам вам один вопрос? - спросил я, когда Лаама, закончив молиться, умылся и мы стали завтракать.
- Пожалуйста, пожалуйста, - с готовностью ответил он.
- Вы действительно верите в бога?
- Как вам сказать… - Лаама на минуту задумался. - Привычка… Знаете, это как утренний туалет.
- И только?
- Вероятно, еще что-то, - неопределенно сказал он. - Если тебя чуть ли не с пеленок убеждают, что есть бог и с ним надо поддерживать добрые отношения, то это настолько пронизывает все твое существо, что молитва становится чем-то вроде такой же потребности, как пить, есть, спать или бриться по утрам. Без этого ритуала жизнь кажется какой-то неполной, что ли. А во всем остальном… - Он пожал плечами. - Это, вероятно, мистика, самовнушение, не имеющее под собой реальной почвы.
- А потребность души? - осторожно поинтересовался я.
- Думаю, что…
В этот момент в купе вошла проводница собирать чайную посуду, и Лаама замолчал.
- Вот вы говорите, чуть ли не с пеленок, - вернулся я к нашему разговору после ухода проводницы. - Как это - с пеленок?
- Да, почти с пеленок, - подтвердил он. - Хотите, я расскажу вам, как складывалась моя жизнь до "Руссикума" и как я стал иезуитом?
- Охотно послушаю.
- Все началось с первого класса католической начальной школы. Мой отец, эстонец, был лютеранином, а мать, литовка, - католичкой. Под ее влиянием и отец сделался католиком. Мать верила фанатично. Ксендз для нее был выше всех. Наместник бога в католической общине - нешуточное дело. Он был главной фигурой в нашем небольшом городке. Его уважали и боялись больше полиции, жандармов и местной власти. Слово ксендза - закон. Ведь он действовал от имени господа бога - как же можно спорить с ним? С утра до ночи и в школе и дома в тебя вдалбливают одно и то же, одно и то же: "Пан Езус Христус, матка бозка ченстоховска" и все такое прочее. Ты - пленник, со всех сторон опутанный религиозными предрассудками. Деваться некуда…
Школьные учителя зорко следили за каждым из нас. Увидят, что ты безропотно и слепо выполняешь все предписания ксендза, - берут тебя на заметку: отныне ты кандидат в среднее католическое училище - семинарию. Я оказался одним из "счастливчиков", и меня послали в город Дубно в Польше, где была подобная семинария. Называлась она "Новициат". Методы, с помощью которых воспитатели добивались от нас послушания, доходили там до абсурда. Возьмите хотя бы такой пример. Во дворе училища лежала большая каменная глыба, а чуть поодаль стояло сухое дерево. Каждое утро, перед началом занятий, мы должны были пытаться сдвинуть многотонную глыбу с места и поливать сухое дерево водой. Любой из нас понимал всю бессмысленность этой "работы": такой камень руками не сдвинешь, а высохшее давным-давно дерево никогда не оживет и не зазеленеет, сколько его ни поливай. Некоторые ребята пробовали схитрить: они только делали вид, что изо всех сил толкают камень. Но это им дорого обходилось. Воспитатели внимательно наблюдали, кто, так сказать, с душой выполняет эти "учебные задания", а кто формально. И таким "формалистам" путь к высшему духовному образованию был закрыт.
Ну, а для меня, - продолжал Лаама, - иного пути получить высшее образование не было. За учение в светских школах надо было платить, а мои родители средств не имели. Попасть же в "Руссикум" могли только те, кто целиком подчинял свои мысли и чувства известному иезуитскому тезису: "Должен быть послушным, как мертвый". Это звучит странно, но это так.
- Вы тоже были "послушным, как мертвый"?
- Очевидно. Я же говорю, что это была единственная возможность стать студентом "Руссикума".
- И что дал вам "Руссикум"?
- О, там я познал истинную цену религии и деяний "святых отцов"! Все, что мне втолковывали с детства, оказалось фальшивкой. Разве я мог себе когда-нибудь представить, что можно так бессовестно и цинично обманывать миллионы людей! Хозяева Ватикана - эта католическая элита - проповедует одно, а поступают совсем по-другому.
- Откуда вам это известно?
- Как откуда? Из самой жизни, - резко сказал Александр. - Наши кардиналы призывают нас, студентов, к воздержанию в пище, в любви, в одежде - словом, во всем, а сами предпочитают жить во дворцах, есть деликатесы, пить лучшие вина, развлекаться в обществе самых красивых женщин… Была у меня там знакомая девушка, послушница Мария. Она работала горничной у одного из кардиналов. Так вот, она у него всякого насмотрелась и натерпелась… Не лучше других и кардинал Тиссеран, пославший меня сюда на "дипломную практику". Как вы думаете, могу ли я после этого смиренно служить богу, религии, Ватикану? Тем более, что его высокопоставленные деятели пекутся не столько о боге, сколько о "презренных" мирских делах…
- Что вы имеете в виду?
- Они проповедуют, что богатому не войти в царство небесное, а ведь Ватикан - типичное капиталистическое Государство. Он связан с крупнейшими мировыми монополиями, вкладывает в них свои капиталы. Его правящая верхушка - настоящие капиталисты. Поэтому Ватикан выступает против социального преобразования общества. Отсюда и его антисоветская политика. Зачем я, например, послан в СССР? Зачем к вам тайно направлена большая группа воспитанников "Руссикума"? Сами понимаете, не только для распространения католической религии…
По правде сказать, я даже несколько опешил. Я не ожидал от своего молодого спутника такой горячности, а главное - такой политической зрелости. Приятно было сознавать, что мы не ошиблись в нем.
Поезд приближался к станции назначения, и мы начали собираться к выходу.
ВИЗИТ К МИТРОПОЛИТУ
Больше месяца ездили мы по адресам, которыми Александра Лааму снабдили в канцелярии кардинала. Побывали в Западной Украине, затем перебрались в Западную Белоруссию, где заехали и в Дубно. Тамошний "Новициат" по указанию Ватикана был закрыт. Во дворе бывшей семинарии, как и раньше, лежала каменная глыба и стояло высохшее дерево, на которых юные католики некогда оттачивали свое послушание и демонстрировали верность иезуитским идеалам. Потом были Рига, Таллин, Вильнюс… В Киев, не помню сейчас почему, мы не поехали.
Во всех городах и местечках, где нам приходилось бывать, моя записная книжка пополнялась конкретными фактами враждебной деятельности легальных и нелегальных представителей Ватикана против нашей страны. Помощь Александра Лаамы была очень существенной. Он встречался с интересующими нас людьми, вникал в подробности их тайной работы, выяснял планы на будущее. Обладая хорошей памятью, Лаама подмечал на первый взгляд мелкие факты, которые потом открывали пути к явлениям, более значительным и серьезным… Сознаюсь откровенно, что прежде я в какой-то мере недооценивал реакционности Ватикана как религиозно-политической организации. Поездка с Лаамой в этом смысле оказалась для меня весьма поучительной.
Собранные нами сведения позволили нашим органам безопасности своевременно - буквально накануне вероломного нападения фашистской Германии - изолировать большинство ватиканских агентов и тем самым предупредить удар в спину, который они нам готовили.
Но это уже было потом. А пока…
Встретиться с митрополитом Шептицким, на чем особенно настаивал кардинал Тиссеран, Лааме удалось не сразу. Резиденция владыки - собор, стоявший на горе Святой Юра и обнесенный высокой железной оградой, - крепко охранялась его приближенными. Как ни старался Лаама объяснить остановившим его стражам, что имеет специальное поручение от самого папы римского, к митрополиту его не пустили. Сперва ему предложили прийти завтра, а потом послезавтра… Видимо, помощники митрополита по своим каналам вели тщательную проверку. И лишь убедившись, что Лаама действительно прибыл из Ватикана, они разрешили ему предстать пред светлые очи его преосвященства.
…В молодости Андрей Шептицкий носил графский титул и был блестящим уланским офицером австро-венгерской армии. Потомок старинного польского рода, один из богатейших землевладельцев и банкиров, отличный танцор, остроумный собеседник, он большую часть времени проводил при дворе и в аристократических кругах венской элиты. И вдруг однажды, в конце прошлого века, великосветское общество столицы потрясло необычайное известие: баловень судьбы, кумир дам высшего света подал в отставку и… постригся в монахи.
Прошли годы. Шептицкий получил высокое духовное звание и стал главой униатской греко-католической церкви в Западной Украине. В его библиотеке рядом с папскими посланиями - буллами можно было увидеть произведения Маркса, Энгельса, Ленина, Краткий курс истории ВКП (б). Он изучал эти книги, делал на их страницах пометки, чтобы противопоставить основам научного социализма свою религиозную идеологию, ниспровергающую, по его мнению, коммунизм. Под маской ревнителя католической веры скрывался непримиримый враг Советской страны и социального переустройства общества, идейный вдохновитель контрреволюционной Организации украинских националистов (ОУН).
Это был изворотливый и коварный человек. "С установлением в Германии фашистской диктатуры руководимый "графом Андреем" святогорский корабль поплыл под черными парусами фашизма, - отмечал известный украинский писатель Ярослав Галан, зверски убитый в 1949 году оуновскими террористами. - Всю жизнь этот предатель своего народа превозносил доблести гитлеровского рейха и мечтал о скорейшей его победе".
Ватикан не мог не оценить деяний верного слуги. С папского благословения митрополита Шептицкого готовились причислить к лику святых…
Александра Лааму провели в покои "наместника бога" в Западной Украине. Вскоре к нему вышел сам владыка в подчеркнуто скромном облачении и после обмена приветствиями гостеприимно усадил посланца Ватикана рядом с собой на кушетку.
- Ну, сын мой, рассказывай, что привело тебя ко мне.
Лаама подробно ознакомил митрополита с поручением кардинала и, как ему рекомендовал Тиссеран, попросил у него помощи в розыске осевших где-то на советской земле воспитанников "Руссикума".
- Господь благословит ваше высокопреподобие, смиренно сказал он, - если вы укажете мне, где я смогу найти святых отцов, творящих добрые дела во славу всевышнего.
Шептицкий на мгновение задумался, потом быстро встал и подошел к стоящему в углу секретеру.
- Слыхал ты, сын мой, про ксендза Казимира Доманского? - спросил он, обернувшись к Лааме.
- Не довелось, ваше высокопреподобие.
- Ну как же, он - бывший выпускник "Руссикума". Умница и деловой человек. Заезжал ко мне по дороге в Киев. Его святейшество папа благословил его быть экзархом всей Украины.
Митрополит достал из секретера какую-то бумагу и вернулся к Александру:
- Вот тут адреса Доманского и еще двух будущих экзархов в России - Чижевского и Молотковского. Они тоже успешно окончили в свое время "Руссикум", очень образованные люди. Знают по нескольку языков, в совершенстве владеют русским. Когда в 1939 году они прибыли сюда из Рима, я посоветовал им не испытывать судьбу, а укрыться пока в глубинке, где-нибудь на Урале, и ждать своего звездного часа. Ну а потом…
Как явствовало из рассказа Шептицкого, будущие экзархи последовали его совету: выхлопотав себе годичные советские паспорта, они завербовались на лесозаготовки в отдаленный леспромхоз Пермской области. В прикамских лесах "лесорубы" из Ватикана должны были подбирать себе сторонников, единомышленников из числа верующих - и не только католиков, но и православных, - обращая особое внимание на жителей западных областей, приехавших туда на заработки. Иначе говоря, главной целью этих экзархов, как, впрочем, и других подобных агентов, засланных на нашу территорию, была организация антисоветских групп на религиозной основе. Нападение гитлеровской Германии на СССР послужило бы им сигналом к началу активных подрывных действий. Предполагалось, что после захвата фашистскими войсками Урала и Сибири они смогут оставить лесорубский инвентарь и брезентовые робы, надеть бархатные рясы и отправиться в свои резиденции - в Москву и в Новосибирск - управлять католиками от имени папы римского.
- А теперь, сын мой, постарайся запомнить адреса святых отцов, - произнес Шептицкий, протягивая Лааме взятую из секретера бумагу. - Записывать ничего не надо.
- И это все? - удивленно спросил Александр, взглянув на листок. - Кардинал Тиссеран мне говорил…
- Думаю, этого достаточно, сын мой, - перебил его митрополит. - Вполне достаточно…
В УРАЛЬСКОМ ЛЕСПРОМХОЗЕ
Наш поезд идет на восток. Скоро Пермь, там нам выходить.
Добраться от вокзала до нужного нам леспромхоза оказалось совсем не просто, хотя он находился не так уж далеко от города - километров пятьдесят-шестьдесят. Но железной дороги туда не было и регулярного транспорта никакого. Оставалось надеяться на случайные попутные машины.
Идем с Лаамой за город на большак и "голосуем". Условились: друг с другом мы не знакомы. Едем по разным делам: я - корреспондент областной газеты, собираю материал для очерка о лесорубах; Лаама ищет работу - может водить трелевочный трактор. Правда, на тракторе он никогда не ездил, но автомобилистом был.
Наконец нам повезло. На переполненном людьми грузовике приезжаем в леспромхоз. Вечереет. Надо где-то устраиваться на ночлег. Лаама отправляется в общежитие лесорубов, а мне, как деятелю культурного фронта, разрешается переночевать на столе в клубе. Предварительно мы распределили экзархов между собой: Александр взял на себя Чижевского, я - Молотковского. Мне не хотелось упускать такого благоприятного случая лично познакомиться с одним из наиболее доверенных людей самого папы.
Утром я двинулся на поиски будущего московского экзарха. Искать пришлось недолго: Молотковский работал в диспетчерской. Какое-то время я наблюдал за ним со стороны, удивляясь, как проворно он оперирует разными автомобильными и лесорубными терминами. На вид Молотковскому было уже лет пятьдесят. Я знал, что он обрусевший поляк, во время гражданской войны был офицером в белогвардейской армии и в бандах Булак-Балаховича, один из первых выпускников "Руссикума".
Молотковский встретил меня не очень приветливо, но отказаться от беседы с представителем прессы все же не решился. Для начала я справился о показателях работы леспромхоза и получил обстоятельный ответ. Затем речь пошла о заботах диспетчерской службы. Мы вдоволь наговорились о трудностях с вывозом древесины, о нехватке запасных частей и прочих проблемах здешнего хозяйства. Однако стоило мне заговорить о нем самом, как я сразу же почувствовал, что эта тема совсем не воодушевляет моего собеседника.
- Да-да, из Западной Украины, - скороговоркой отвечал он. - Знаю польский язык.
- Польский? Да мы, выходит, почти земляки, - немедленно ухватился я за его слова и попробовал направить разговор в нужное мне русло: - Моих родителей при царизме выслали из Польши в Россию. Но в семье у нас польского языка не забывали. Не доставите ли вы мне удовольствие поговорить с вами по-польски?
- О, проше пана, - согласно кивнул Молотковский.
И мы продолжали нашу беседу уже на польском языке.