- Ты не поняла его. Просто он знал, что искусственно изданные родственные отношения рано или поздно превратятся в иные, более естественные. Поэтому он не принял всерьез мое предложение удочерить тебя. А на наш брак обязательно согласится.
- В его стране браки допускаются только между совершеннолетними, а мне еще не исполнилось восемнадцати.
- Ты не советская гражданка. Законы Советского Союза на тебя не распространяются. А по талмуду брачный возраст наступает раньше.
Такая назойливость начала злить девушку.
- Я люблю другого… - сказала она.
На это возразить было нечего. Лев Давыдович понял безнадежность своего положения. Он не стал допытываться, кого она любит. Ясно было одно: Эсфирь могла полюбить кого угодно, только не еврея, а этому, по его мнению, не могло быть ни объяснения, ни оправдания. Он поднялся, посмотрел на небо, где уже загорелись первые звезды, вздохнул и, не говоря ни слова, зашагал в сторону лагеря.
Эсфирь хорошо понимала, что с ним происходит, поэтому не стала мешать ему томиться в одиночестве и возвратилась в землянку одна. Там ее поджидала Алина.
- Где ты была? - спросила она, глядя на нее с упреком.
- А разве я не могу отлучиться? - спросила Эсфирь. - Если кому понадобилось лекарство, вы могли отпустить без меня.
- В том-то и беда, что не могла. Приходил Яничек. Ждал тебя почти четыре часа. Полчаса назад ушел, так и не сказав, за каким лекарством приходил, - иронически улыбаясь, сообщила Вольская.
- Куда он ушел? - чуть не заплакала Эсфирь.
- Говорил, в город.
- Я его догоню! - бросилась девушка к двери; Но Алина удержала ее:
- Не догонишь. Кальтенберг увез его на машине…
Глава двадцать восьмая
Турханов принял предложение Адама Краковского о совместных действиях. Это привело к замечательным результатам. Особенно довольны были разведчики и подрывники. До сих пор в польском батальоне не было специальной команды подрывников. С помощью майора Громова такая команда была создана, и через неделю она пустила под откос первый воинский эшелон. О бойцах из взвода Волжанина и говорить не приходится: теперь на наблюдательных постах вдоль железных дорог вместе с советским партизаном всегда дежурил польский жолнеж, что почти свело на нет инциденты с польскими железнодорожниками.
- Владимир Александрович, - обратился Адам Краковский к Турханову при очередной встрече, - помнишь, в Испании у вас немецкие коммунисты из Интернациональной бригады создали специальную разведывательную группу. Бойцы, переодевшись в форму гитлеровцев, сражавшихся на стороне франкистов, свободно переходили линию фронта и возвращались с весьма ценными сведениями о противнике. Как ты думаешь, не воспользоваться ли нам этим опытом?
- Что ж, мысль неплохая, но где найти немцев для комплектования разведотряда?
- Обойдемся без них. В моем батальоне половина личного состава говорит по-немецки. Среди них немало таких, кто родился и вырос в Германии, учился в немецких учебных заведениях. Я уверен, даже члены пресловутой комиссии по определению чистоты арийской расы не отличи ли бы их от настоящих немцев.
- Тогда за чем же дело стало?
- К сожалению, никто из них не служил в немецкой армии и не знает тамошних порядков. Поэтому, попав к немцам, легко могут засыпаться.
- Да, это так, - согласился Турханов.
- Но есть выход. В твоем отряде, как мне говорили, есть настоящий немецкий офицер. Что, если поручить ему подготовку разведотряда? Как ты думаешь, можно ему доверить такое дело?
- Почему бы и нет! Его прошлое не внушает никаких опасений. Отца его убили штурмовики во время первомайской демонстрации. Мать погибла в гестапо. Оба они были коммунистами.
- Странно. Как же тогда сын коммунистов стал фашистским офицером, да еще эсэсовцем? - удивился Краковский.
- Я интересовался этим. Оказывается, после гибели родителей его, мальчишку, забрала к себе тетка, жена богатого пивовара из Мюнхена. Ее муж в то время был местным предводителем штурмовиков. По настоянию жены он усыновил сироту и вместе с родным сыном пропустил через все школы фашистского воспитания. Но трагическая гибель отца и матери от рук фашистов не стерлась из памяти юноши даже тогда, когда по настоянию приемного отца он маршировал сначала в рядах "Гитлерюгенда", а потом в военном училище. Война окончательно открыла ему глаза, и он при первой же возможности перешел к советским партизанам. Недавно он нам добыл крупного деятеля организации ТОДТ. По распоряжению Штаба партизанского движения я отправил его самолетом на Большую землю, а самого немецкого офицера представили к правительственной награде. Я уверен, он полностью оправдает наше доверие…
В тот же день Кальтенберг отобрал двадцать человек. Все они прекрасно знали немецкий язык. Когда их одели в эсэсовскую форму, доставленную в отряд Яничеком, их и правда нельзя было отличить от настоящих эсэсовцев. С этого времени Конрад начал носить знаки различия гауптштурмфюрера СС, а его заместитель поручик Юлек - оберштурмфюрера СС.
Обучение вновь испеченных "эсэсовцев" продолжалось ровно две недели. Муштровка дала прекрасные результаты.
Теперь оставалось проверить, как примут наших разведчиков фашисты. К тому времени в штабе отряда имелись довольно полные данные о дислокации немецких войск в окрестных населенных пунктах. Кальтенберг просмотрел их и с разрешения командования выехал со своей группой в ознакомительную поездку. Для этой цели партизаны использовали вездеход, захваченный у жандармов. Правда, пришлось его перекрасить, вместо эмблемы полевой жандармерии нарисовать фашистскую свастику и сменить номер.
Первый экзамен отряд выдержал неплохо. В пути группа Кальтенберга несколько раз встретилась с немцами, дважды проехала через контрольно-пропускные пункты, установленные при въезде в крупные населенные пункты, и, заехав в расположение зенитной батареи, заправила автомашину горючим. Нигде она не вызвала никаких подозрений.
"Что еще сделать?" - думал Конрад, подъезжая к реке Танев. Вдруг он заметил бронетранспортер, одиноко стоявший на берегу метрах в шестидесяти от дороги. Людей в машине не оказалось.
- Подъедем поближе, - сказал Кальтенберг, - посмотрим, что там.
Подъехали. На травке возле машины было разбросано солдатское обмундирование и оружие, а люди, оказывается, спустились с крутого берега вниз и барахтались в воде. Всего их было двенадцать человек. Судя по разбросанному обмундированию, среди них находился один лейтенант и один обер-ефрейтор. Партизаны собрали оружие и одежду, погрузили в кузов вездехода, а сами подошли к обрыву.
- Эй вы, водяные крысы! - грозно крикнул Кальтенберг. - Почему бросили оружие без присмотра? Почему не выставили охрану? Вы что, забыли, где находитесь? А ну, старший, ко мне!
Все подплыли к берегу, вышли из воды. Один из них, долговязый молодой человек, подошел к партизанам.
- Кто вы? - спросил Кальтенберг.
- Лейтенант Штурм. Командир взвода сто второй мехбригады. Простите, господин гауптштурмфюрер, жара не выносимая, людям захотелось искупаться. Я разрешил.
- А почему не выставили охраны? Разве не знаете, кругом партизаны?
- Днем они не выходят из леса. Мы остановились только на полчаса.
- Где стоит ваша бригада?
- В Билгорае.
- Вы знаете, что положено командиру за потерю бдительности? У вас есть семья?
Человек, назвавший себя лейтенантом, затрясся от страха.
- Дома остались мать-старуха, жена и двое малышей. Господин гауптштурмфюрер, простите! Больше такого ни когда не повторится, я обещаю! взмолился он.
- Чтобы все знали, как вы опозорились, возвращайтесь в Билгорай нагишом. Сохраняю вам жизнь только из-за ваших малышей, - процедил сквозь зубы Конрад. Потом обернулся к своим товарищам:
- По машинам! - скомандовал он.
Увидев, что "эсэсовцы" уехали, оставив их без одежды и обуви, без оружия и бронетранспортера, лейтенант упал на землю и заплакал…
Если забыть об осторожности, успех может вскружить голову. Так получилось и с Кальтенбергом. Окрыленный удачей, он решил попробовать свои силы при встрече с каким-нибудь офицером высшего ранга. Зная, что высшие Офицеры разъезжают в комфортабельных легковых машинах, Кальтенберг остановил одну из них под видом про верки документов.
- Хайль Гитлер! - гаркнул он. Офицеры ответили тем же.
- Господин штандартенфюрер! - обратился Конрад к эсэсовскому офицеру, чье лицо показалось ему знакомым.
- Из военно-строительного управления неизвестными угнан "мерседес". Поэтому вынужден побеспокоить вас. Разрешите проверить документы у шофера. Эсэсовец внимательно смотрел на него.
- Можете проверить, - махнул он рукой, а сам продолжал смотреть на Конрада. - А между прочим, господин гауптштурмфюрер, лицо ваше мне знакомо. Вы не из Мюнхена?
- Так точно, господин штандартенфюрер! - отчеканил Кальтенберг, возвращая шоферу документы.
- Не помните, где мы могли там встречаться? - не унимался офицер СС.
- В пивной у моего папаши. Помните "Веселую Баварию"?
- Ну как же! - заулыбался эсэсовец. - Значит, вы - сын Отто Кальтенберга? Как ваше имя?
- Конрад Кальтенберг.
"Дома считают меня без вести пропавшим. Если этот хлыщ что-нибудь пронюхал, столкновения не миновать", - подумал переодетый лейтенант и мельком взглянул на Юлека. Тот был начеку. Остальные партизаны тоже.
- Рад встретиться со своим земляком, - сказал штандартенфюрер, вылезая из машины. - Господа, отдохните немного, я прогуляюсь с сыном своего старого друга, - добавил он, обращаясь к своим спутникам.
Те согласились, а штандартенфюрер пожал руку Конрада и, отойдя с ним в сторону, начал прохаживаться взад-вперед.
- Давно не были дома? Как поживают родители? - спросил он, понизив голос.
- После, ранения дали отпуск. Зимою провел один месяц с родными. Тогда скрипели помаленьку, а теперь вот заболела матушка. Пишут, совсем плоха. Попросил отпуск.
- Как относится начальство?
- Обещали отпустить дней на десять.
- Это хорошо. А я вот застрял в этой проклятой дыре. С сорокового года не был дома. С головой ушел в работу. Даже вздохнуть некогда. Я вам завидую.
- Да, жизнь тут не очень-то сладкая.
- Послушай, Конрад, - вдруг, доверительно взяв его под руку, перешел на шепот штандартенфюрер, - скажи откровенно, как ты относишься к тюрьме?
Кальтенберг насторожился, внимательно посмотрел на земляка.
- Как все: сам не хочу туда попасть, а кое-кого посадил бы с удовольствием, - процедил он сквозь зубы.
- Ты меня не понял, - засмеялся фашист. - Я хотел узнать, как ты относишься к людям, работающим в тюремной администрации?
"Должно быть, он по дружбе хочет предложить мне должность палача, подумал Конрад. - Нет, дорогой мой, если и буду убивать, то не тех, кого бы ты хотел".
- До сих пор мне не приходилось иметь с ними дела, но, думаю, каждый для славы родины делает то, что может, - неопределенно сказал он.
- Спрашиваю к тому, что я сам возглавляю одну из служб, связанных с тюрьмой на Замковой площади в Люблине. А это, как известно, после Майданека - самое крупное предприятие такого рода. Надеюсь, ты не сожалеешь, что мы познакомились…
- Наоборот, я очень рад, - засмеялся Кальтенберг. - Если случится попасть к вам, надеюсь, вы мне, как земляку, уступите лучшую камеру.
Штандартенфюрер тоже рассмеялся.
- Ты мне положительно нравишься, мой юный друг! - сказал он, прижимая локоть Конрада к себе. - Если я попрошу, не откажешь мне в небольшой услуге?
- Что за вопрос? Сделаю все, что в моих силах.
- Если поедешь в отпуск, мне хотелось бы переслать с тобой подарочек жене.
Конрад чувствовал, что разговор затянулся. Два раза мимо проехали автоколонны с войсками. Если офицер заподозрит что-нибудь, то легко может остановить следующую колонну и натравить солдат на отряд разведчиков. Правда, в таком случае живым штандартенфюрер отсюда не уйдет, партизаны следят за каждым его движением, но и им не поздоровится… Надо было кончать беседу.
- Приготовьте посылку, сообщите мне свой адрес и Телефон, и, как только получу отпуск, я заеду к вам.
- Заезжать, пожалуй, не стоит. Свои знакомства я не афиширую.
Конрад сделал вид, что обиделся:
- Простите… Конечно, вам неудобно принимать человека с низшим званием…
- Не в том дело, дорогой мой! Я хочу, чтобы о посылочке никто не пронюхал. Знаешь, есть любопытные… Нам следует остерегаться их…
- Почему?
- Скажу потом. А пока не спрашивай.
- Вы меня пугаете! - с деланным удивлением воскликнул Кальтенберг. - Я вынужден предупредить: ни за что не соглашусь перевозить подрывную литературу или еще что-нибудь в этом роде. Даже от вас, господин штандартенфюрер!
Эсэсовец засмеялся и хлопнул Конрада по спине:
- Узнаю школу старого Кальтенберга! Каков сам, таким и сына воспитал. Но тебе нечего опасаться. Я посылаю некоторые сувениры в память о своем пребывании в Польше и больше ничего. Кроме моей супруги, они ни у кого не могут вызвать интереса.
- Тогда другое дело, - согласился Конрад. - Но как и где вы их мне передадите?
- Когда получите отпуск, позвоните мне. Причем учтите, что телефоны часто подслушивают. Поэтому не говорите о предстоящей поездке, даже себя не называйте, а скажите только, что звонит Манфред Куперман и приглашает меня на рыбалку. Там договоримся, где встретиться.
- А кто этот Манфред?
- Один из многочисленных родственничков моей супруги. Служит на железной дороге, страстный любитель рыбной ловли. Часто приглашает меня, один боится выезжать за город.
- Понял. Все будет исполнено в точности, - пообещал Кальтенберг.
Эсэсовец достал из сумки блокнот, записал номер телефона, оторвал листочек и протянул его Конраду:
- Звони по этому телефону, попроси Вильгельма Шмидта. До свидания!
- Счастливого пути!
- Что за тип? - спросил Юлек, когда эсэсовцы отъехали на приличное расстояние. - Знакомый?
- Знал когда-то. С моим приемным отцом на пару возглавляли районную организацию штурмовиков в Мюнхене. Сын известного скотопромышленника Шмидта. Отец прославился как мясник, а сын, должно быть, как палач. Работает в Люблинской тюрьме, - ответил Кальтенберг.
Глава двадцать девятая
Доклад Кальтенберга о пробном выезде разведгруппы из Яновских лесов вызвал большой интерес у руководителей партизанского отряда. Товарищи похвалили разведчиков за смелость и находчивость. Рассказ о реквизиции бронетранспортера под видом наказания за потерю бдительности развеселил всех, но по поводу встречи с тюремщиками из Люблина мнения разошлись.
- Надо было уничтожить эту свору, - решительно сказал Савандеев.
- Или взять в плен, - добавил Соколов.
- Да, дорогой Конрад, здесь вы, кажется, немного оплошали, присоединился к ним Комиссаров.
- Не спешите с выводами. Видимо, Конрад отпустил эсэсовцев не из жалости. Давайте выслушаем его соображения на этот счет, - вмешался Турханов.
- Мне захотелось посмотреть, что посылают палачи своим женам, а уничтожить этого негодяя можно будет и потом, когда он привезет мне посылку, - сказал Кальтенберг.
- А где и как вы договорились с ним встретиться? - спросил Яничек.
- Я должен позвонить и от имени Манфреда Купермана пригласить на рыбалку.
Савандеев засмеялся:
- Дело за маленьким - нам остается провести только телефон в гестапо!
- А он, случайно, не родственник этого Манфреда? - спросил Зденек.
- Да. Будто бы Манфред - родственник его жены.
- Товарищи! - воскликнул Яничек. - Дело принимает интересный оборот. Ведь речь идет о диспетчере, к которому нам удалось подсунуть в секретари-машинистки своего человека.
- Ну и что? - пожал плечами начальник штаба.
- Приедет этот палач к своему родственничку, и вдруг ему взбредет в голову забрать к себе в тюрьму на службу нашего агента. Что тут интересного?
- Мне вспомнилась одна беседа с Куперманом. Разговор шел о драгоценностях. Тогда он упомянул некоего Шмидта, своего родственника, который награбил уйму ювелирных изделий, золото в слитках, иностранную валюту. Припрятал часть в надежном месте, но никак не может переслать домой, так как гестапо что-то пронюхало и установило за ним тайную слежку.
- Тогда это он! - обрадовался Кальтенберг. - Моего знакомого тоже зовут Шмидтом.
- Да, Зденек прав. Дело действительно принимает интересный оборот. Награбленные ценности надо изъять и, если невозможно вернуть их хозяевам, сдать в фонд обороны. Операцию эту мы поручим товарищам Кальтенбергу и Яничеку. Пусть они разработают план и доложат нам, - предложил Турханов.
С ним согласились. Два друга, Зденек и Конрад, тщательно обдумали план действий и через несколько дней доложили Турханову. Командир отряда в общем согласился с планом, но внес некоторые маленькие изменения. Например, Конрад на встречу с Шмидтом хотел выехать втроем, а полковник предложил взять из разведгруппы не меньше десяти человек и устроить засаду по всем правилам.
В назначенный день из леса выехали две машины - легковая, захваченная еще у инженер-полковника Грюгера, и бронетранспортер. На передней ехал Кальтенберг, а за рулем сидел Зденек. На бронетранспортере были десять переодетых партизан во главе с Юлеком. Они благополучно миновали несколько населенных пунктов и остановились в местечке Шпачек, где была почта и, следовательно, телефон. Яничек подкатил свою машину прямо к зданию почты, а Юлек замаскировал бронетранспортер в соседнем дворе.
На почте оказалось всего три человека - два служащих и один посетитель. Служащие - мужчина и девушка - при появлении офицера эсэсовских войск встали, а посетитель поспешил уйти.
- Телефон работает? - спросил Конрад.
- Да, господин капитан, - ответил мужчина.
- Соедините меня с Люблином.
- Посидите минуточку, - предложил _ служащий. - Сейчас проверим. Если провод не занят, можете назвать нужный номер.
Девушка вызвала город Красьник и попросила телефонистку срочно соединить немецкого капитана с Люблином. Дальше Конрад говорил сам. Он назвал номер. В трубке раздался незнакомый мужской голос.
- Дежурный спецслужбы слушает, - ответил, кто-то.
- Пригласите штандартенфюрера Шмидта! - тоном, не допускающим возражений, сказал Конрад.
- Кто просит?
- Его родственник Манфред Куперман, - ответил Кальтенберг.
- Я вас слушаю, - послышался голос.
- Установилась хорошая погода. Ожидается прекрасный клев. Приглашаю вас, как мы условились, на рыбалку.
- Благодарю. С удовольствием принимаю приглашение. Где встретимся?
- В местечке Шпачек, если не возражаете. - Отсюда до Вислы рукой подать. Дорога хорошая. Поужинаем под открытым небом…
- Минуточку, - в трубке послышалось шуршание бумаги. Очевидно, Шмидт развернул карту. - Шпачек? Подъеду через час. Какие снасти брать?
- Как всегда, возьмите спиннинг, набор блесен.
- Ждите. Приеду обязательно.
Кальтенберг повесил трубку, поблагодарил служащих и вышел на улицу. Там его поджидали Юлек и Яничек. Он рассказал им о разговоре со Шмидтом.
- Не подведет нас этот стервятник? - усомнился Юлек.