И, словно в подтверждение этого, снаружи послышался шум моторов. Рядом с будкой остановился автомобиль, и тут же в дверях показался немецкий полковник.
- Хайль Гитлер! - вскинул он руку.
- Хайль Гитлер! - нестройным хором ответили на его приветствие.
- Мне нужен был военный комендант, но он погиб. Служащие сказали, что его обязанности временно выполняете вы, - глядя на пана Бродзиловского, сказал полковник.
- Верно, герр полковник. Комендант погиб смертью храбрых. Скажите, с кем имею честь говорить?
- Инженер-полковник Грюгер. Прибыл за военнопленными. Вот мои документы, - и он выложил на стол целую кипу бумаг.
- По этому вопросу разговаривайте с ним, - возвращая бумаги полковнику, показал на Майорова пан Бродзиловский.
- Начальник охраны надпоручик Майоров, - представился тот.
- Вы что, русский?
- Нет! - испуганно замотал головой Майоров. - Я - словак, верный солдат президента Тисо, самого преданного друга фюрера.
- Возможно, возможно, - не стал возражать полковник. - Мой шофер тоже чех. Я доволен им. Недавно даже представил к награде. Впрочем, время деньги, как говорят умные люди. Не будем терять его на пустяки. Покажите-ка мне свой товар!
- Эшелон стоит в поле. Как прикажете: подать его сюда или сами подъедете? Вы, кажется, на машине?
- Поедем вместе. Мне хочется как следует осмотреть их, не спеша. Знаю я вас, конвоиров: сплавите положенное продовольствие на черный рынок, а пленных довозите полуживыми. Они нужны мне для тяжелой работы, а не для того, чтобы смотреть, как они дохнут от истощения. Больных и слабых забирайте назад.
Майоров задрожал. "Все знает, - заныло у него сердце. - Суда не миновать… Ведь я им не выдавал даже пятой части пайка… Может, половина из них не стоит на ногах… А если к ним прибавить сбежавших…"
Автомобиль остановился у одного из вагонов.
- Моя резиденция, - показал Майоров. - Заходите. Я вас ознакомлю с документами.
Полковник прошел вперед, а надпоручик шепнул подбежавшему к ним помощнику: "Раздай пленным все, что осталось из съестных припасов. Живо!"
Вагон был старый, двухосный, из трех купе. В первом расположился начальник конвоя, во втором и третьем унтер-офицеры.
- А неплохо жилось раньше польским панам. Смотрите, в каждом купе есть душ, туалет, - показал Майоров.
- Подумаешь, - презрительно поморщился полковник. - Обыкновенный допотопный вагон. После первой мировой войны мы их все продали финнам и полякам.
- Да, это правда… Вы сегодня ужинали? Нам из-за бомбежки не пришлось.
- Я тоже не успел.
- Тогда поужинаем вместе. Что вы предпочитаете - коньяк или сухое?
- На фронте выбирать не приходится. Что у вас есть?
- Шампанское, коньяк, бордо. Все французское. В Тарнуве достали. Пришлось квартировать у одного графа в имении. Сам он еще в тридцать девятом бежал в Лондон. Наследники ничего не жалели - только чтобы мы не призвали их к ответственности за отца. Вот на прощание и нагрузили машину запасами из графского подвала.
Майоров открыл буфет, достал бутылку, откупорил и налил два бокала. Гость и хозяин чокнулись, выпили, закусили.
- Удивительное вино, не правда ли? - заискивающе улыбаясь, спросил словак.
- Да, превосходное. Французы - большие мастера своего дела, - похвалил вино полковник.
- Виноделы прекрасные, но вояки плохие. Проиграть войну за сорок дней величайший позор.
- Я был там. Войну проиграли Петен и Лаваль, а народ все еще стреляет. Даже в центре Парижа по ночам лучше не выходить на улицу.
- Убить из-за угла - дело нехитрое. В Тарнуве я потерял заместителя. Был большой бабник. Этим и воспользовались польские партизаны: завлекли к одной красотке на квартиру. Смотрим - утром не является на службу. Послал солдат. Они и принесли его. Так разделали беднягу, что родная мать не узнала бы.
Хозяин налил еще по бокалу. На сей раз выпили не чокаясь.
- Если вам нравится мое вино, герр полковник, могу поделиться с вами по-братски, - предложил надпоручик.
- Не смею отказаться. Сколько я должен заплатить?
- О, я не торгую. Дарю вам в честь нашей встречи.
- Как говорили древние римляне: "Даю, чтоб ты дал", - засмеялся полковник. - Можете не сомневаться. Отплачу сполна.
Майоров позвал вестового и приказал погрузить в багажник автомобиля "герра полковника" три ящика коньяка.
- Попал я в большую беду, герр полковник, - вздохнул надпоручик. Пользуясь суматохой, во время бомбежки кто-то открыл несколько вагонов и выпустил на свободу военнопленных… Не знаю теперь, что и делать.
- Вот как… Хм… И много сбежало?
- Точно еще не подсчитали. Надо проверить поименно. Часа через три выясним. Думаю, не меньше двухсот пятидесяти человек.
- Мда, плохо, - покачал головой полковник.
- Понимаю, герр полковник. Выручите, если можете. Вовек не забуду.
Полковник задумался.
- Хорошо, я выручу вас, - сказал он после короткого молчания.
- Как? - встрепенулся начальник конвоя.
- Очень просто. Я приму пленных без подсчета. Это вас устраивает?
- Еще как! - воскликнул обрадованный Майоров. - Мне ведь нужна только ваша подпись. Но… Не навлечет ли это на вас неприятностей?
- Думаю, что нет. Военнопленных мне придется вести пешком свыше семидесяти километров. Среди них всегда много отстающих, которых мы обычно пристреливаем. Так же поступаем с теми, кто пытается бежать. Надеюсь, ваши подопечные дойдут до места благополучно. Бежавших же мы включим в число расстрелянных. Вам остается только подписать составленный мною документ.
- Конечно, подпишу…
Пока полковник Грюгер, то есть Кальтенберг, и начальник конвоя вели переговоры, Яничек собрал вокруг себя солдат-конвоиров и затеял с ними шутливую беседу.
- Скажите, каковы наши дела на фронте? - спросил его бородатый солдат.
- Смотря что понимать под словом "наши", - ответил чех. - Если ты имеешь в виду словаков, радоваться не приходится. Фюрер вам не доверяет, почему вы и прозябаете на тыловой службе, где железного креста не заработаешь. Если же ты говоришь о немцах… Немцы одерживают победу за победой.
- Но они отступили под Курском, сдали Киев, сняли блокаду с Ленинграда, - возразил бородач.
- Ты что, не читаешь сводки верховного командования сухопутных войск? То, что ты называешь отступлением, фактически является стратегическим отходом с целью выпрямить линию фронта. Все засмеялись.
- А ликвидация Корсунь-Шевченковского котла - тоже стратегический отход? - не сдавался бородач. - Сколько там полёгло наших, сколько тысяч сдалось в плен?
- А ты что хочешь? Отходом называю не я, а немец кое командование. Фюрер приказал выпрямить линию фронта, вот они и выпрямили.
Словаки опять рассмеялись.
- Ты думаешь, что Левобережную Украину мы оставили тоже по приказанию фюрера? - опять спросил бородатый.
- А как же? Без ведома фюрера ничего не делается на этом свете. Например, за то, что упустили беглецов, вас завтра или послезавтра всех повесят. Думаешь, это произойдет без ведома фюрера?
- Ничего я не думаю, - отвернулся солдат.
- Ах, простите, я и забыл: за вас ведь думает фюрер, зачем же самим ломать голову? К тому же погибнете вы не за какого-то там продажного пастора, а за великую Германию, - издевался Яничек.
Турханов, видя, что эта беседа ничем не грозит Яничеку, что никакой опасности пока нет, пошел вдоль железнодорожного состава. Из вагонов доносился шепот, а в одном даже пели. Мелодия песни показалась знакомой, и полковник подошел к вагону вплотную. Каково же было его удивление, когда он услышал старинную чувашскую песню! Значит, среди военнопленных есть и его земляки! Где-то далеко-далеко, в лесистом краю Среднего Поволжья, они оставили своих родителей, любимых подруг, братьев и сестер, деток ненаглядных и теперь спрашивают у пролетающего над ними белокрылого лебедя, не видал ли он их - отца, брата, мать и жену. И лебедь отвечает, что отец и брат погибли на войне, а матери и жене приходится пахать поле. Когда, мол, он пролетал над ними, они просили передать сыну и мужу в далеком краю, чтобы скорее разгромили врага и с победой возвратились домой. "Как же нам победить врага, когда руки и ноги у нас в кандалах?" - пел хор. "Будьте смелее! отвечал им лебедь. - Рвите цепи, а из железа и стали выкуйте себе мечи…"
В голосах поющих слышалось рыдание.
"Да, да! - прошептал Турханов, отходя от вагона. - Плен - это не только несчастье, но и позор. Позор смывается кровью, пролитой в борьбе. Мы вам поможем обрести свободу, вложим в ваши руки острые мечи, а вы идите и громите врага. Только тогда вам простят родные и близкие, простит Родина…"
Из вагона вышли Кальтенберг и Майоров. Надпоручик приказал конвойным открыть все вагоны, высадить военнопленных прямо в поле и построить их в колонны по сто человек. Словаки быстро выполнили приказание. Напротив вагонов выстроились четыре колонны. В первых трех было ровно по сто человек, в последней немного больше.
- Мы поедем вперед, а вы покажите конвоирам дорогу, - сказал Конрад Турханову.
Машина тронулась бесшумно, увозя Кальтенберга и Майорова. Майоров был пьян, еле держался на ногах. Его усадили, вернее, уложили на заднее сиденье, и он тут же захрапел. Турханов повел колонну военнопленных по знакомой дороге к заброшенному хутору, где их поджидали переодетые партизаны. Там же был и Яничек.
- Начальники наши так наклюкались, что не могут даже выговорить "мама", - сообщил Зденек конвоирам. - Всех пленных закройте в эти два сенных сарая. До утра их будут охранять солдаты нашего полковника, а вы иди те в дом ужинать. Там для вас накрыт стол. Есть сало, колбаса, бимбера Ешьте, пейте, но не напивайтесь, - добавил он.
Но его слова не прозвучали как запрещение - скорее, это был намек на то, что они не хуже своих офицеров и, если подвернется удобный случай, могут пить сколько угодно. Те это так и поняли. Загнав большинство военнопленных в большой, а последнюю колонну в маленький сараи, словаки передали охрану "солдатам полковника" и вслед за чехом пошли пировать. Яничек привел их в мрачную комнату с ободранными обоями, служившую когда-то гостиной. Она освещалась тремя лампадками, которые поляки обычно зажигают на могилах родных и близких. Хотя свет и был тусклый, солдаты быстро разглядели на столе аппетитные яства. Особенно привлекло их внимание ведро с мутноватой жидкостью, откуда исходил специфический запах самогона. Зденек налил всем по кружке.
- Ну, дорогие мои сограждане по бывшей Чехословацкой республике, обратился он к словакам, - за что будем пить - за вашего президента или начнем прямо с фюрера?
- Нам все равно, - лишь бы кружка не была пустой, - ответил за всех один из унтер-офицеров.
- Можно и так, - согласился Яничек. - Тогда выпьем за то, чтоб им было пусто…. то есть чтобы кружки были пусты, - поправился он, уловив на себе пристальный взгляд бородача.
Солдаты не стали разбираться в подтексте тоста, все поспешили опорожнить свои кружки. Все, кроме бородача. От Зденека не ускользнула эта деталь. Он незаметно начал наблюдать за солдатом, который не понравился ему еще тогда, на станции. Через некоторое время Яничек налил по второй кружке. Бородатый солдат нагнулся к соседу и тихо шепнул ему на ухо:
- Но пей, земляк! Не нравится мне этот чех, и вообще что-то подозрительно здесь. Давай незаметно улизнем и предупредим надпоручика.
Яничек без труда догадался, о чем говорил бородач.
- Дорогой друг, - обратился он к нему, - почему ты не пьешь? Или тебе не нравится наша компания?
- А что ему тут нравится?. Кулак проклятый. До армии с таких, как мы, драл семь шкур. Здесь вечно трется возле начальства. Пусть идет к чертовой бабушке! - выругался один из солдат.
- Да, пусть уходит! - поддержал его другой. - Иди, стервец!
- Братцы, чего вы? - взмолился бородач, - Я не против компании. Мне просто по нужде…
- Так бы и сказал. Пойдем покажу, а вы, друзья, не теряйте дорогого времени - ешьте, пейте, веселитесь. Мы скоро вернемся, - сказал Зденек.
Делать было нечего: бородачу пришлось согласиться, чтобы еще больше не разозлить товарищей. Пропустив его вперед, Яничек вышел в темный коридор, отвел подальше и стукнул его по темени рукояткой пистолета. Тот стал палиться на пол, но Зденек схватил его левой рукой, а правой ударил еще раз и передал подбежавшим партизанам.
- Скрутите ему руки как следует и заприте в чулан.
Не забудьте заткнуть рот, чтобы не кричал, когда очнется.
- Будьте покойны, шуметь он не будет. Мы все время, следили за вами. По всему видать - предатель, - шепотом ответил партизан.
- Как с оружием? - спросил Зденек.
- Отнесли в машину. К утру раздадим пленным.
- Хорошо. Вы продолжайте наблюдать, а я вернусь к солдатам. Надо уложить их спать. Правда, без оружия они безопасны, но пускай лучше пока не мешают.
Глава тринадцатая
Еще по дороге, переходя от одной колонны к другой, Турханов разыскал своих земляков. Их было больше сотни. Было непонятно, почему конвой построил всех пленных по национальному признаку: впереди шли русские и украинцы, за ними - чуваши, а в третью сотню входили примерно поровну чуваши, марийцы и мордва. Среди этой разношерстной публики надо было найти людей, которые могли бы оказаться полезными для партизанского отряда. Во второй сотне Турханов заметил одного такого человека. Он шел в центре, явно среди своих единомышленников: стоило ему кашлянуть, как во всей сотне сразу наступала тишина. Чувствовалось, что это - кадровый военный: ступал он твердо, выправке его мог бы позавидовать курсант военного училища.
Был час ночи, когда наконец хутор стих. Кроме партизан, все уснули.
- Первая часть плана выполнена - военнопленные в наших руках. Приступим ко второй части, - сказал Тур ханов. - Товарищ Яничек, доложите, как обстоит дело со словаками.
- Все обезоружены и спят мертвым сном. По-моему, с этой стороны нет никакой опасности, - заверил Зденек.
- В нашем распоряжении двадцать винтовок и десять автоматов. Надо подыскать среди пленных людей, внушающих доверие, и раздать это оружие.
- А как узнать, кто из них внушает доверие? - спросил Конрад.
- По пути я приметил одного. Кажется, человек надежный. Спросим его, может, укажет других.
Они подошли к сараям. В одном, кажется, все спали: слышен был громкий храп. Многие бредили, задыхались от кашля, жалобно стонали. Из другого сарая доносились голоса. Турханов приоткрыл дверь. Сразу стало тихо. Турханов зажег карманный фонарь. Пленные притворились сидящими, только тот самый человек лежал с открытыми глазами.
- Вставайте! - сказал по-русски полковник. - Пойдемте с нами.
Человек не стал возражать, быстро поднялся. Начали было подниматься и остальные, но он кашлянул, и все опять легли на свои места.
"Сразу видно, знают толк в конспирации", - усмехнулся Турханов.
Они подошли к автомашинам.
- Товарищ полковник! - обратился часовой, охранявший машины. - Прибегал товарищ, охранявший дом бородатого. Говорит, он пришел в сознание. Спрашивал, оглушить его еще раз или пускай так лежит.
- Идите, передайте: если лежит тихо, оглушать больше не надо.
Услышав этот разговор, пленный заволновался:
- Что это такое? Сон… или вы разыгрываете какую-то комедию?
- И не сон и не комедия. Вы попали к советским партизанам, - объявил Турханов и представился. - Теперь скажите, кто вы?
- Капитан Савандеев Иван Петрович. В плену скрывался под именем сержанта Ястребова. Значит, предчувствие меня не обмануло… Я еще на станции стал подозревать, что вы не фашисты.
- Что ж, это свидетельствует о вашей проницательности. Среди конвоиров тоже оказался один проницательный. Пришлось обезопасить… Скажите, есть среди ваших Товарищей коммунисты, комсомольцы, вообще надежные люди?
- Найдутся. Сколько вам надо?
- Пока человек тридцать. Мы хотим передать им оружие, отобранное у конвоиров, чтобы усилить охрану. Находимся рядом с шоссейной дорогой, по которой проезжают немецкие машины. Надо выставить посты, выслать дополнительные патрули. Внезапное появление фашистов может сорвать нашу операцию.
- В лагере мы организовали подпольную антифашистскую группу. В ней насчитывалось до ста человек. Хотя со Дня ее создания прошло больше года, у нас не было ни одного провала. Из этой группы в наш эшелон попала только половина. Среди них шесть офицеров, в том числе один политработник, все они состояли в партии или комсомоле.
- Прекрасно. Приведите их всех. Мы вручим им оружие.
В сопровождении одного из партизан Савандеев отправился в сенной сарай и привел полсотни человек. Вид у всех был плачевный: небритые, их обмундирование превратилось в сплошное рубище, у многих не было обуви, ноги обернуты в тряпье. Но, несмотря на это, шли они бодро, как настоящее воинское подразделение.
Руководители партизан были довольны, что среди военнопленных оказались люди, готовые взяться за оружие. Но, как известно, ложка дегтя может испортить бочку меда. Радостное настроение партизан было омрачено неожиданным происшествием. Услышав шум, проснулись пленные в соседнем сарае.
- Что там? - спросил кто-то.
Люди, лежавшие возле стены, глянули в щель и увидели, что вооруженный человек в немецкой форме выводит из соседнего сарая группу пленных.
- На расстрел ведут! - крикнул один. Все вскочили.
- Чего мы ждем? Нас много, а их - горстка. Уберем фрицев - ив лес!
- Правильно! Мы не бараны, чтобы нас резали! Люди нажали на дверь. Она затрещала, рухнула на землю. Возбужденная толпа, подобно горному потоку, прорвавшему плотину, вырвалась на волю, ринулась в сторону леса. Часового, пытавшегося остановить ее, сбили с ног, отобрали оружие. - Когда руководители партизан прибежали на место происшествия, от колонны не осталось и следа.
- Опасность всегда подкрадывается не с той стороны, откуда ее ждешь, заключил Турханов, разобравшись в происшедшем. - Мы остерегались карателей, а о такой возможности и не подумали…
- Да, не уберегли товарищей, - горестно вздохнул Савандеев. - Если не попадут к партизанам, немцы переловят их как зайцев. Жаль ребят…
- Без оружия спастись им будет не легко, - согласился с ним полковник. - Возможно, мы еще встретимся… А сейчас надо будить всех. Пока не рассвело, тронемся в путь.
- Как быть со словаками? - спросил Яничек.
- Оставим здесь. Хотя за службу немцам они и заслуживают наказания, возиться с ними некогда. Пусть выспятся и убираются восвояси.