Веселье в штабе разрасталось. Бутылки пустели. Офицеры образовали кружок, прихлопывая в ладоши, а посредине кружка плыл в лезгинке красивый поручик, грузин, в форме Дагестанского конного полка.
Среди топота, гитарного звона, хлопанья ладошек и выкриков в комнату, занятую веселящимися, вошел запорошенный снегом офицер и, приблизившись к полковнику Галчинскому, вытянулся, откозыряв.
- Господин полковник, разрешите доложить! Вас хочет видеть какой-то крестьянин…
Полковник вскинул на офицера немного осоловелые глаза.
- Мужик? Меня? Что за каналья? Дайте ему двести шомполов, чтобы у него пропала охота беспокоить меня.
Офицер щелкнул шпорами, но сказал настойчиво:
- Видите, господин полковник, он говорит, что имеет важное сообщение и желает предупредить вас об опасности. Он из богатых мужиков, которые держат нашу сторону.
- Тогда ведите его сюда. Только если он врет, я ему… - и полковник сжал кулак.
Лезгинка оборвалась, водворилась тишина. Офицеры расселись по скамьям, полковник занял место в кресле.
Вошел снова тот же офицер и с ним мужик в мерлушковом кожушке и бараньей шапке. На пороге он снял ее, отряхнул об колено от снега и сделал низкий поясной поклон полковнику.
- Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
- Здравствуй, здравствуй! - небрежно ответил полковник. - По какому делу пришел?
- Дозвольте казать прямо, ваше высокоблагородие? - спросил мужик, кланяясь вторично и не замечая, что из угла комнаты за ним пристально и лихорадочно наблюдают глаза штатского, того единственного штатского в хорошей шубе, который находился при штабе полковника. Штатский, услыхав первые звуки голоса мужика, приподнялся со скамьи и даже сделал два-три шага к креслу полковника, не отрываясь от фигуры крестьянина.
- Конечно, говори! Именно прямо и правду. Будешь врать - запорю! - брякнул полковник.
Крестьянин истово перекрестился на висевшую в углу икону.
- Лопни мои очи, колы сбрешу! Усе по правди. Я чув, ваше высокоблагородие, що видсиля вы пидете на Пятихатки?
- А тебе что за забота? - сердито спросил полковник, морща лоб.
- Так я ж хотив вам казать, не ходите на Пятихатки, бо там по дороге засада. Большевики гвардии нагнали видимо-невидимо, щоб вас перехватить. Тысячи четыре матросни у их там.
- Спасибо тебе за совет, - презрительно сказал полковник, - мы и сорока тысяч этой сволочи не побоимся, но только мы сами решили идти не на Пятихатки, а на Переяславовку.
Какая-то мгновенная радостная молния сверкнула в глазах крестьянина, и еще ближе подался глядящий на него сбоку штатский.
- А за то, что ты верен присяге и долгу, выпей за мое здоровье, - сказал полковник, наливая стакан водки.
- Покорнейше благодарим!
Крестьянин осушил стакан и поставил его на стол.
- Отто ж матросня озлится, бо воны мусили, що вы прямо до их в лапы попадете. А уж и зверюги ж. А командир в их розбишака, каторжник Твердовский…
Штатский одним прыжком очутился между крестьянином и полковником.
- А! - вскрикнул он. - Теперь я узнал тебя, разбойник! Держите его, это сам Твердовский!
Крестьянин быстро вскинул глаза на штатского и мгновенно рванулся к двери, но кто-то из офицеров ударил его рукояткой нагана в лоб. На него навалились и скрутили ему руки его же кушаком. Когда суматоха утихла, полковник спросил штатского:
- Господин Тряпицын, вы уверены в том, что это Твердовский?
- Еще бы! Я эту морду во всю жизнь не забуду. Как он меня, подлец, ограбил.
- Обыскать! - крикнул полковник. Еще полубесчувственного от удара Твердовского обшарили офицеры и в каблуке сапога нашли свидетельство, выданное революционным военным комитетом на право формирования красногвардейских частей.
- Так, - прошипел полковник, - попалась птичка, стой!
- Расстрелять его, господин полковник! Немедля расстрелять! - взвизгнул Тряпицын. Полковник недовольно взглянул на него. Он не любил вообще, чтобы шпаки совали нос в военные дела, и поэтому отрезал:
- Я сам знаю. Мы его расстреляем завтра при торжественной обстановочке, с музыкой. Казачка или гопака ему зажарим, по выбору, чтоб душе было весело уходить. А пока припрячем до утра.
- Но он сбежит, - заволновался Тряпицын.
Полковник иронически взглянул на него.
- Сбежит? Это может он у таких шляп, как вы, бегал. А от меня на тот свет бегают. Поручик Лебедев! Поручаю вам. Отвечаете головой и жизнью.
- Слушаю, господин полковник! - вытянулся широкоплечий офицер с жестким лицом и ледяными глазами. Офицеры под руки вывели арестованного из комнаты.
Глава двадцать первая
НЕУДАВШИЙСЯ ПАРАД
Твердовского бросили в грязный свиной хлев, прямо на замерзший навоз, связанного по рукам и по ногам. Поручик Лебедев ткнул его ногой в бок, и офицеры удалились доканчивать прерванное веселье.
Но ему не суждено было возобновиться, потому что с окраины села примчался один из взводных офицеров батареи с трясущейся челюстью и сообщил о невероятном происшествии. Часовой при орудиях убит ударом какого-то тяжелого предмета в голову, а у всех шести орудий сбиты стопорные клинья, что привело их в полную негодность.
Эта весть упала на штаб, как удар молнии. Лица у всех вытянулись.
- Вот сволочь! - прорычал полковник, треснув кулаком по столу. - Это его работа. Но какая дерзость, какое безумное молодечество. Проделать такую штуку и иметь еще нахальство явиться сюда предупреждать, чтобы мы не ходили на Пятихатки. Ну, теперь они прождут нас, как дураки, по дороге на Переяславовку, а мы двинемся как раз на Пятихатки. А перед уходом я устрою для всего полка и для села хороший парад. Я сдеру с этого знаменитого громилы его паршивую шкуру заживо и натяну ее на наши барабаны. По крайней мере у нас будет чем похвастать. Поручик Лебедев!
Поручик Лебедев снова вытянулся перед начальством.
- От этого негодяя можно всего ожидать. Проверяйте караул у хлева и наличность арестованного каждые полчаса! Слышите?
Поручик Лебедев вытянулся еще больше.
- Слышу, господин полковник!
- Ну, а теперь, господа офицеры, пора и на боковую. На сегодня впечатлений хватит. Утром построиться на площади к девяти часам.
Офицеры один за другим вышли. В комнате остались только полковник и Тряпицын. Полковник взгромоздился на кровать учительницы, безжалостно смяв и испачкав скромное чистенькое покрывало грязными сапогами. Тряпицын примостился на сдвинутых партах, покрытых мешком сена. Полковник погасил свечу и зевнул.
- Господин полковник, - нервно сказал Тряпицын, ворочаясь на своем мешке, - господин полковник!
- Ну, что? - огрызнулся полковник, - не мешайте спать!
- Господин полковник! Ликвидируйте Твердовского сейчас! К утру он исчезнет. Я знаю этого человека слишком давно и знаю, что он может сделать невозможное.
- А ну вас к черту! Трус! - ответил полковник и, повернувшись носом к стене, захрапел.
У хлева стоят пятеро часовых офицеров. Четверо по углам и один у двери. Поручик Лебедев каждые полчаса ходил в хлев убедиться - на месте ли арестант.
В первые приходы поручика Твердовский стонал и ругался и просил дать ему чем-нибудь накрыться, потому что он замерзает. Поручик Лебедев, хохоча, советовал ему кувыркаться через голову. Но на пятом посещении Лебедева стоны прекратились. Твердовский лежал ничком, не шевелился и не отзывался на окрики Лебедева. Лебедев ударил его кулаком в шею, арестант чуть слышно вздохнул.
"Пожалуй, действительно замерзнет, черт! Ночь холодная, придется покрыть, а то как бы не попало от полковника", - подумал Лебедев и вышел из сарая.
- Смотри в оба, - сказал он часовому у входа, - я схожу за попоной, накрою его, дьявола, а то, кажется, замерзает!
Он ушел в конюшню, где стояли кони штаба, и вскоре вернулся к хлеву, держа в руках суконную попону.
- И зачем возятся? - буркнул часовой. - Пусть бы подох!
Поручик скрылся в хлеву. Часовой услыхал шуршание расстилаемой попоны и спустя некоторое время поручик Лебедев вышел, прижав к носу платок.
- У, дьявол! Тьма египетская, наткнулся на кол, нос расшиб, - глухо сказал он и быстро пошел к штабной избе, чертыхаясь.
Утро наступило солнечное и яркое. Алмазными искрами горел пушистый снег.
Галчинский полк построился четырехугольником на сельской площади вокруг кола, на котором в обычное время гоняли на корде лошадей крестьяне. Сюда же согнали все население. Двое здоровых солдат стояли у кола, помахивая в воздухе шомполами. Полковник Галчинский показался на пороге школы. Полк дружно ответил на приветствие.
- Ну, начнем, благословясь, представление, - ухмыльнулся Галчинский, - поручик Лебедев!
Но поручик Лебедев не появился, как обыкновенно, перед своим начальником.
- Поручик Лебедев! - крикнул во весь голос полковник. Никакого ответа.
Полковник вскипел.
- Куда он девался, черт побери? Неужели дрыхнет, разбудите!
Офицеры бросились в хату, где ночевал поручик Лебедев, но денщик ответил, что поручик не возвращался ночью. Полковник побледнел и аршинными шагами, почти рысью, побежал к хлеву. Распахнул дверь. Солнечный луч ворвался в затхлый воздух хлева. Арестант лежал накрытый попоной с головой. Полковник быстрым взмахом сорвал попону и отлетел к стене.
Перед ним весь измазанный в навозе, полураздетый, с заткнутой в рот портянкой лежал с вытаращенными глазами задыхающийся поручик Лебедев.
Глава двадцать вторая
БРОНЕПОЕЗД "РУСЬ"
Кипит, полыхает пламенем по степным просторам гражданская война. Растут и крепнут силы революции. Из нестройных отрядиков красной гвардии вырастают с каждым днем спаянные железной революционной дисциплиной красноармейские полки, дивизии и армии.
Но упорен и враг. Огрызаясь, как волк, он с боем отдает каждую пядь земли и иногда бросается сам в наступление, заставляя отходить красные армии.
Партизанский отряд Твердовского развернулся уже в кавалерийскую бригаду.
Белым известно имя Твердовского, и оно наводит страх на самых отчаянных и забубенных. Не один белый генерал кончал самоубийством во избежание позора сдать свою саблю непобедимому командиру красной конницы.
Переброшенная на южный фронт, бригада Твердовского бьется с прославленным в белой армии конным корпусом генерала Слонова. Твердовский встретился с достойным противником. Отчаянная голова генерал Слонов. Лихими налетами обрушиваются его конники на тылы Красной Армии, сжигая продовольственные склады, взрывая станции и водокачки, разрушая пути, уничтожая все, что поддается уничтожению, на своей дороге.
Налетят, разворотят, разрушат и снова уходят к себе за линию фронта.
Второй месяц гоняется Твердовский за неуловимым генералом, но безуспешно.
Несколько раз удавалось настигать мелкие части корпуса Слонова и раскатывать их, но главные силы так же беспрепятственно уходили в свою лазейку к большой узловой станции, где корпус имел свою базу. А прорваться на станцию и покончить с белыми в их гнезде было невозможно.
По линии железной дороги циркулировал лучший бронепоезд белых "Русь", вооруженный тяжелыми морскими пушками Капе и десятками пулеметов. Что могла сделать с ним легкая, но беспомощная против его страшных орудий конница.
Как только части бригады Твердовского зарывались в погоне за противником к линии стальных путей, бронепоезд тут как тут, и, сметаемые его ужасающим огнем, скрипя зубами от злобы, отступают красные кавалеристы перед неуязвимым за своими броневыми плитами чудовищем.
Вне себя от бешенства, Твердовский дал наконец клятву, что он возьмет этот проклятый бронепоезд голыми руками и совершенно один. Даже в штабе бригады эти слова вызвали скептическую усмешку и сомнение. Твердовский обвел глазами своих соратников, стукнул кулаком по столу и сказал решительно:
- Говорю, возьму. А не возьму, пулю в лоб себе пущу!
И твердой походкой вышел.
Через две недели на узловой станции, где имел постоянную стоянку бронепоезд "Русь", была обнаружена попытка взорвать его. Ночью неизвестным злоумышленником, который под видом сцепщика лазил под колесами, была прикреплена к колесу огромной силы торпеда, которая при первом повороте колеса должна была взорваться и разнести весь поезд. Но злоумышленник, очевидно, был новичком в подрывном деле и от волнения либо впопыхах забыл вынуть из запала торпеды предохранительную чеку, и, когда поезд тронулся, торпеда безобидно зашлепала по шпалам и была немедленно замечена и снята.
После этого дела командир бронепоезда подполковник Стерницкий был смещен за халатность и небрежную охрану поезда, так как следствием было установлено, что он сам видел в ночь покушения неизвестного смазчика под вагонами и даже не потребовал у него документов. На место Стерницкого был назначен прибывший из штаба бронечастей доброармии капитан Пчелин, георгиевский кавалер.
Распущенно-беззаботная жизнь, которую вели при Стерницком офицеры и солдаты бронепоезда, как оборвалась. Капитан Пчелин построил всю команду и заявил:
- Приняв командование бронепоездом, я принимаю на себя всю ответственность за него. Бронепоезд бельмо на глазу у конницы Твердовского. Они сделают все возможное, чтобы уничтожить его. По данным разведки сам Твердовский поклялся уничтожить поезд, а Твердовский опасный противник. Поэтому приказываю господам офицерам и нижним чинам со всей строгостью выполнять предписания уставов строевого, полевого и караульной службы. Малейшее отклонение поведет за собой предание полевому суду. А пьяных я буду расстреливать без суда, независимо от звания и чина.
Хоть и не очень пришелся по вкусу распущенным бронепоездникам такой приказ, однако они присмирели, стали выполнять все требования тяжелой бронепоездной службы аккуратно. Капитан Пчелин, не зная устали, ежедневно осматривал поезд и в первые же дни безжалостно отдал под суд плутонгового начальника и комендоров за плохо вычищенные затворы пушек.
После этого все чины поезда стали наперерыв друг перед другом стараться по службе.
Спустя несколько дней капитан Пчелин получил из штаба группы приказ выйти ночью со станции в южном направлении и на разъезде Карапыш вскрыть приложенный к приказу запечатанный пакет, в котором заключалась инструкция для дальнейших действий. Пчелин собрал офицеров и объявил им, что поезд должен быть готов к отправлению в десять часов вечера.
- А куда мы пойдем, господин капитан? - спросил молоденький прапорщик Веткин.
- Это мы узнаем на разъезде Карапыш, господин прапорщик. Умерьте ваше любопытство, - ответил капитан, обдав прапорщика таким взглядом, что тот съежился, как от ледяного душа.
* * *
В этот же вечер командиру третьего эскадрона второго кавполка бригады Твердовского принесли из штаба бригады пакет с надписью: "Совершенно секретно".
Он вскрыл его и прочел: "По приказанию командира бригады товарища Твердовского предписывается вам с получением сего отправиться с наступлением темноты в направлении разъезда Карапыш и, скрытно перейдя линию сторожевого охранения противника, захватить разъезд, действуя в случае надобности исключительно холодным оружием, и ждать на разъезде. Дальнейшие приказания получите лично от товарища Твердовского".
Командир эскадрона покачал лохматой головой и сказал ворчливо:
- Загвоздочка, елки-палки зеленые!
В десять часов ночи бронепоезд "Русь", громыхнув буферами и лязгнув скрепами, умчался в черноту южной ночи по направлению к разъезду. На десятой версте капитан Пчелин приказал офицерам собраться в боевую рубку среднего вагона. На столе лежал запечатанный пакет. Офицеры расселись вокруг стола, капитан Пчелин стоял, прислонившись к двери рубки, и курил.
- Прапорщик Веткин, - сказал он, - вскройте пакет и прочтите приказ вслух!
Веткин, покраснев от удовольствия, разорвал пакет и поднес к глазам лист бумаги. Он открыл рот, чтобы читать, но вдруг глаза его расширились, он вскинул их на капитана.
- Тут какая-то ерунда, господин капитан!
- Не мелите вздора, читайте! - крикнул капитан.
- "Господам офицерам бронепоезда "Русь". Настоящим предписывается вам по прибытии на разъезд Карапыш перейти из командования доброармии в командование начальника железной конной бригады Красной Армии товарища Твердовского. Исполнившим настоящий приказ гарантируется жизнь и сохранение занимаемых должностей", - прочел, заикаясь, прапорщик.
Пять офицеров переглянулись выпученными глазами.
- Что же это такое, господин капитан? - робко спросил один из них.
Капитан Пчелин выпустил клуб дыма и стал в пролете дверей.
- Ничего особенного. Это приказ. Через двадцать минут мы будем на разъезде. Эти двадцать минут я даю вам на размышление - хотите ли вы перейти в мое подчинение, ибо, принимая меня за капитана Пчелина, вы ошибаетесь. Я Твердовский.
Офицеры в изумлении вскочили с мест, но капитан Пчелин исчез, захлопнув за собой броневую дверь толщиной в дюйм. Бросившиеся к ней офицеры заколотили в нее кулаками и табуретами, но в грохоте поезда эти звуки потонули бесследно, а кроме того, в офицерском вагоне никого не было.
Капитан Пчелин, пробежав по коридору вагона, выскочил на площадку и, открыв дверь, вскарабкался по лестнице на шатающуюся крышу вагона. Стоя на ней, он сорвал с себя усы и погоны и побежал, прыгая с крыши на крышу, к паровозу.
Вдали уже виднелись огни разъезда, и машинист начал убавлять ход, когда с тендера на него внезапно обрушилась человеческая фигура и приставила к его носу револьвер.
- Ни с места! Руки назад!
Обомлевший машинист молча исполнил приказ.
- Вяжи ему руки, - приказал капитан кочегару, подавая ему кусок веревки. Кочегар, сверкая белками глаз на черном лице, исполнил приказ.
Машинист, присевший на уголь, вдруг тихо спросил капитана:
- Вы, товарищ, не из красных будете?
Капитан обернулся к нему.
- А вы? - ответил он вопросом.
- Так я ж ваш, только мобилизовали меня, вот и вожу эту сволочь из-за семьи, чтоб семью не трогали.
Руки человека с револьвером мгновенно освободили кисти машиниста от пут и крепко обняли его.
- Чудесно, товарищ! Ступай к управлению!
Поезд прогрохотал по стрелке. Машинист дал контрпар, и паровоз остановился против крошечного станционного домика. На перроне стояло несколько вооруженных людей.
- Товарищ Гаркавенко! - крикнул знакомый голос с паровоза.
- Я, товарищ Твердовский! - отозвался командир эскадрона, кинувшись вперед.
- Где твои люди? - спросил Твердовский, спрыгивая на перрон.
- А здесь, за разъездом.
- Мигом!.. Окружай поезд! В секунду!
Гаркавенко бросился на станцию, и через минуту со всех сторон бежали кавалеристы, окружая поезд. Твердовский пошел вдоль вагонов.
- Открывай двери! Выходи! - командовал он. - Стройся вдоль поезда!
Заслышав голос строгого капитана, солдаты мигом высыпались из вагонов и стали вдоль них. Послышалась команда Пчелина: "Смирно!"
Затем его сильный голос откуда-то из темноты сказал: