Воздержанья кладет малютку Джимми в высокотехнологичную супертранспортабельную колыбельку и идет следом за Джимом на улицу, к его машине. Первые десять-пятнадцать секунд я предаюсь релаксации на диване с газетой, после чего сую ноги в свои любимые тапки в виде инопланетных пришельцев, надеваю свою снегостойкую термокуртку и выбегаю во двор.
Джим отпирает багажник своего спортивного кабриолета цвета "синий электрик" электронным дистанционным ключом цвета "синий электрик", открывает багажник, и там, в багажнике, лежит сто шоколадок - аккуратными стопочками по десять штук.
Воздержанья смотрит на шоколадки, облизывается.
- Бери, не стесняйся, - говорит Джим, выгребая целую охапку.
Воздержанья берет шоколадки, сколько помещается в руки, и кладет их в большой мешковатый карман своих мешковатых коричневых брюк. Потом берет еще и кладет, что взяла, во второй карман своих мешковатых коричневых брюк. (Это такие специальные брюки специально для молодых мам.)
Джим глядит на нее, улыбается.
Отбросив всяческое стеснение, Воздержанья перекладывает шоколадки в подол своей длинной коричневой толстовки (специально для кормящих матерей), пока в багажнике не остается вообще ничего, кроме снега, который так и идет и, похоже, не думает прекращаться.
- Набивайте ботинки, - говорит Джим. - Набивайте полные ботинки.
Воздержанья вышла в сандалиях, не в ботинках. На мне - мои тапки в виде инопланетных пришельцев, а Джим вообще не носит ботинок, потому что у него есть копыта, и обувь ему не нужна. Из чего я делаю вывод, что "набивайте ботинки" - это просто такой оборот речи типа развернутого междометия. Джим закрывает багажник, и тут Воздержанья замечает что-то на заднем сиденье. Верх у машины открыт, вся машина засыпана снегом, и эта штука на заднем сиденье тоже засыпана снегом.
- А что там, на заднем сиденье? - спрашивает Воздержанья.
- Где?
- Под снегом.
- А, - говорит Джим. - Я думал, ты спрашиваешь про снег. - Он очищает снег. - Вот. Шоколадка. Большая, размером в сто маленьких.
- А можно я ее тоже возьму?
Джим смотрит на шоколадку, потом - на мою жену, и пожимает плечами.
- Бери, если хочешь.
Когда мистер Пятнистое Лиственное Дыхание сказал, что он может устроить меня на работу в кино, ему бы следовало уточнить, что в его понимании работа в кино - это работа уборщика в кинотеатре.
Я работаю на пару с женщиной из пролетарской семьи, шотландкой по имени Мэгги Магги, и, как и у всех пролетарских шотландских женщин, у нее настоящий шотландский акцент и характерно шотландская речь.
- Берешь енту штуковину и вставляешь сюды, - говорит она мне, вставляя шланг в пылесос. - Потом суешь ентот шнурок вот сюды. - Она включает пылесос в розетку под буфетной стойкой в фойе. - Потом, значиц-ца, жмешь на кнопочку, ну, шобы включилось, и ента… пошел пылесосить. Вот так. - Она включает пылесос и водит шлангом с насадкой по стеклянному ящику для попкорна, подбирая случайные зернышки.
- Как-то оно не особенно гигиенично.
Мэгги Магги пожимает плечами.
- Ну, ента, шобы ты понял, как с ним управляцца.
По окончании уборки фойе мы устраиваем небольшой перерыв на предмет попить чаю, прежде чем приступить к наиболее устрашающей части, а именно - к уборке кинозала. Мэгги Магги достает из кармана передника шоколадную печенюшку и кладет ее передо мной прямо на стол.
Я смотрю на печенюшку, потом - на руки Мэгги Магги.
- У вас грязные руки.
- Я тута работаю тридцать годков, - говорит Мэгги Магги, поднимая свои грязные руки. - Моя мамка работала тута, и ее мамка тоже работала тута. Еще когда тута был просто тьятр.
- И что, вам нравится здесь работать?
Мэгги Магги качает головой.
- Тогда почему вы не уволитесь?
- Я тута работаю тридцать годков, - объясняет она терпеливо. - Моя мамка работала тута, и ее мамка тоже работала тута. Еще когда тута был просто тьятр.
Я размешиваю сахар в чае.
- Мой сынок тоже тута работал. Кассиром. Ну и ента… стал приворовывать, и его, значицца, погнали с работы. Тока он не виноватый, - говорит Мэгги Магги в защиту сына. - Он ента… присел на наркотики, и ему нужна была денешка… ну, шобы их покупать.
- О Господи, - говорю я уныло, размешивая сахар в своем грязном чае.
После работы Джим заезжает за мной на машине. Я еще ни разу не ездил в его машине, впрочем, как и в любом другом спортивном кабриолете цвета "синий электрик" с электрическими дверцами и электронной приборной доской. Идет снег, но крышу Джим не поднимает, потому что иначе его непомерное самолюбие просто не вместится в салон; так что снег падает прямо на нас.
- Откуда у тебя деньги на такую машину, Джим?
- Нравится, да?
- На мой взгляд, слишком яркая. Я бы лично взял серую или стальную. Как космический крейсер.
Джим смеется и качает головой.
Я поправляю очки. С виду все остается таким же, как было, и я поправляю их снова, приводя в первоначальное положение.
- Джим, ты не ответил на мой вопрос.
- Какой вопрос?
- Откуда у тебя деньги на спортивный кабриолет цвета "синий электрик"?
- Мы запускаем новое шоу.
- Новое шоу?
- На Платиновом канале, Спек. Первый выпуск - в эту субботу. Называется "Жираф Джим: Опыт с молоденькими танцовщицами".
Я морщу нос. На него приземляется снежинка. Я опять морщу нос, и снежинка падает.
- А почему "Опыт с молоденькими танцовщицами"?
- Это опыт, - терпеливо объясняет Джим. - С молоденькими танцовщицами.
- Да, но в каком смысле - опыт? Джим явно не понимает, и я поясняю:
- Эти молоденькие танцовщицы, они в каком качестве здесь выступают? Как объект опыта или же как субъект? Ты с ними вместе познаешь что-то на опыте или ты познаешь на опыте их самих? Или же это процесс обоюдный? Или молоденькие танцовщицы просто делятся опытом с телезрителями, а ты выступаешь лишь в роли ведущего?
Джим пожимает плечами. Сразу видно, что на телевидении он - новичок.
- Хотя ладно, все равно я не буду его смотреть.
- Дело хозяйское.
- Во-первых, оно сексистское. Девушек эксплуатируют.
- Только не во время шоу. Если я даже их и эксплуатирую, то уже после шоу. У себя в гримерной.
- Джим, танцовщицы - не бессловесные вещи, которые можно использовать для своих нужд. Они такие же люди, как я или ты. Ну, то есть как я. И относиться к ним следует соответственно. И ценить их за ум и душевные качества. Ваше шоу - отвратительно, - говорю я. - И я не буду его смотреть ни за что.
- Себе в убыток.
- В каком смысле?
- В том смысле, что каждому телезрителю - бесплатная пицца.
- Бесплатная пицца?
- Это Макс Золотце придумал. За полчаса до начала программы будет реклама, где телезрителям предложат заказать пиццу на дом в ближайшей пиццерии, где есть служба заказов на дом. Они будут платить, как обычно, наличными - курьеру, а потом, ближе к концу программы, на экране замигает номер телефона, и каждому, кто позвонит, вернут деньги за пиццу.
- А почему ближе к концу?
- Чтобы люди смотрели.
- А, ну да. Но ведь они многое пропустят, пока будут дозваниваться.
- Ну и ладно. - Джим небрежно помахивает копытом. - Номер появится на экране как раз перед выходом Боба Забавника.
- Вы и Боба Забавника привлекли?
Джим кивает.
- То есть у вас там не только молоденькие танцовщицы.
- Молоденькие танцовщицы, я и Боб.
- Тогда почему вы его не назвали "Жираф Джим: Опыт с молоденькими танцовщицами и Бобом Забавником"?
Правым передним копытом Джим смахивает снег со своих смешных маленьких рожек.
- Потому что у телепрограммы должно быть красивое, звучное название, а "Жираф Джим: Опыте молоденькими танцовщицами" - это название красивое и звучное. Тем более что Боба потом, может быть, и не будет. Может быть, мы пригласим кого-то другого. Например, Веселых Близняшек. Или этого чревовещателя-сюрреалиста Самуила Сюрреалиста и его сюрреального тюленя Саула.
- Самуила какого?
- Сюрреалиста.
- И его…
- Сюрреального тюленя Саула.
- Саула?
Джим кивает.
- Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Саул?
- Я так и сказал. Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Саул.
Я снимаю очки, морщу лоб и опять надеваю очки.
- Самуил - это имя чревовещателя? И он к тому же сюрреалист, и поэтому его фамилия - Сюрреалист. Как с Бобом Забавником. Он забавный, и поэтому его фамилия - Забавник. Да, а Веселые Близняшки - они веселые, если тебя увлекают смысловые соответствия.
Джим не слушает. Он лезет в "бардачок" и достает два бокала. Как я понимаю: один - для меня, а второй - для себя. Потом, пошарив копытом у себя под сиденьем, извлекает бутылку шампанского, открывает ее хвостом, скрученным в штопор специально по этому случаю, разливает шампанское по бокалам, выпивает один бокал и швыряет его в снег, потом выпивает второй - и швыряет его в снег.
- И тюлень тоже сюрреалистичный, - говорю я, сделав вид, будто ничего не заметил. - И поэтому его фамилия тоже Сюрреалист. Самуил Сюрреалист и тюлень Сюрреалист.
Джим качает головой.
- Ты все перепутал. - Он опрокидывает бутылку вверх дном и выливает остатки шампанского в снег. - Не ешь желтый снег, - говорит он зловеще. - У тюленя нет никакой фамилии. А есть только имя. Саул.
- Но ты же только что сказал, что его фамилия Сюрреалист.
- Это я про Самуила, - говорит Джим. - Самуил - он ужасно сюрреалистичный, и поэтому его фамилия - Сюрреалист.
- И тюлень тоже сюрреалистичный?
- Тюлень сюрреальный.
- Ну, сюрреальный.
- Ага.
- Но его фамилия - не Сюрреалист?
- Нет. У него вообще нет фамилии. Его зовут просто Саул.
- Тюлень Саул. Или даже Саул Тюлень.
- Без "тюленя". Просто Саул, - говорит Джим. - Его нельзя называть Тюленем Саулом, а то можно запутаться.
- В смысле?
- Тогда номер бы назывался: "Самуил Сюрреалист и его сюрреальный тюлень Тюлень Саул". Ну или "Саул Тюлень".
- Звериные фамилии, - говорю я, задумчиво почесывая очки. - У меня есть приятель, Спот Плектр. У него тоже звериная фамилия.
- Плектр? Не знаю такого зверя.
- Плектр - это не настоящее имя, - объясняю я. - Его настоящее имя - Саймон Конь.
- Конь?
Я киваю.
- Он что, конь?
- Нет. Он человек.
- Тогда почему его зовут Саймон Конь?
- Ладно, забей, - говорю я, барабаня пальцами по электронной приборной панели цвета "синий электрик". - Ну что, прокатишь меня?
Джима не надо просить дважды. Он заводит мотор. Копыто в пол - и мы едем.
- Ух ты! Шустрая тачка.
Джим кивает с довольным видом.
Через пару минут, когда мы пролетаем насквозь весь наш пригородный район, я говорю:
- Ты быстро едешь, Джим.
Он кивает и улыбается. Ветер наигрывает мелодию на его сверкающих зубах.
- Когда я говорю, что ты едешь быстро, я имею в виду: слишком быстро. И что можно было бы ехать помедленнее.
Он молча кивает.
- Джим, ты не мог бы слегка сбавить скорость?
Он сбавляет. Но лишь потому, что мы врезаемся в фонарный столб.
- Ха-ха-ха. - Джим заливается смехом законченного психопата. - Ха-ха-ха.
- Ну вот, довыпендривался, - говорю я, когда моя пневмоподушка немного сдувается. - Это послужит тебе уроком.
- Не послужит. Я каждый день так въезжаю, уже всю неделю. Во что только не бился, а все без толку. В смысле, не служит оно мне уроком. Вот хоть убейся - не служит.
- Погоди. То есть как - каждый день? Только не говори мне, что это призрачная машина. Что на ней можно впилиться хоть в стену, и ей все равно ничего не будет.
- Машин-призраков не бывает, - говорит Джим вполне резонно.
- У тебя что, целый штат автомехаников, которые чинят ее к утру?
- Это было бы не экономно. Я просто беру другую машину.
- И сколько у тебя машин?
- Ровно сто.
- Сто одинаковых спортивных кабриолетов цвета "синий электрик"?
Он скромно кивает.
- И ты каждый день разбиваешь по одной машине?
Он кивает и улыбается.
- Ты - ходячее зло, - говорю я, наблюдая за струйками дыма, что выбиваются из-под смятого капота. - И опасен для общества. Таких, как ты, надо держать в тюрьме.
- Хотелось бы посмотреть, как у них это получится. Уж если они не смогли удержать даже старенькую бабульку, то как они справятся с призраком?
- Сейчас и проверим.
- В смысле?
Я указываю взглядом на зеркало заднего вида. К нам приближается человек в синей форме, попросту говоря, полицейский. Вылитый главный герой сериала "Крутые копы". Мы наблюдаем за ним в зеркало заднего вида, а потом оборачиваемся - и вот он, стоит перед нами. Вполне настоящий, всамделишный.
Полицейский смотрит на машину, на помятый капот, на колеса. Задумчиво чешет свой волевой подбородок, знаменитый на всю страну. Смотрит на меня, безработного сценариста, смотрит на мистера Лиственное Дыхание, ясноглазого жирафа-призрака, который сидит, вцепившись копытами в руль.
- Это ваша машина?
Джим молчит.
- Вы, случайно, не тот полицейский из "Крутых копов"? - вежливо интересуюсь я.
- Да, тот самый.
- Инспектор Синий?
- Инспектор Черный, - говорит полицейский. - Инспектор Синий, это который с тяжелым характером.
- Все в порядке, Джим, - говорю я вполголоса. - Это не настоящий полицейский, это актер.
Джим показывает язык и смеется.
- Я выпил бутылку шампанского и разбил машину.
- А я ограбил банк, - шучу я. - Забрал все деньги и смылся.
- Я тоже ограбил банку, - говорит Джим. - Съел всю банку сардин.
- Да, - говорю я, - а потом мы вернулись и съели и саму банку. И корову, и быка, и кривого мясника.
Инспектор Черный достает блокнот и что-то записывает.
- Жираф Джим. Вы арестованы. За вождение в нетрезвом виде и создание опасной ситуации на дороге, повлекшей за собой порчу транспортного средства.
- А как же я? Я сожрал мясника. И корову. Живьем.
- Может, хватит паясничать? - говорит инспектор Черный. - Да, я актер и снимаюсь в кино, но это не значит, что я не настоящий полицейский при всем при том.
Я сглатываю слюну.
- Вы - настоящий полицейский?
Инспектор Черный достает свой полицейский значок и показывает его нам.
- Собственно говоря, да.
- Ой.
Инспектор Черный уже собирается защелкнуть наручники или, вернее сказать, накопытники на передних ногах Джима - тех самых, которые как руки; которыми он держит руль и ковыряет в носу, - и тут Джим выдает:
- А может, договоримся, инспектор? Я работаю на телевидении. Реально могу вас продвинуть, сделать из вас звезду.
- Я и так звезда. В "Крутых копах".
- Ваше собственное телешоу, - говорит Джим. - На Платиновом канале, в субботу вечером. Вы меня отпускаете, я договариваюсь с Максом Золотцем.
Инспектор Черный снимает с него наручники или, вернее сказать, накопытники, вешает их на пояс и идет восвояси, бормоча что-то насчет молоденьких танцовщиц.
- Надо отдать тебе должное, Джим, ты просто мастерски все разрулил. Ты - крутой парень, да. Чего не скажешь обо мне. Но, с другой стороны, у тебя есть свое собственное телешоу. А у меня его нет. У меня нет вообще ничего. А это не круто, совсем не круто.
Джим кивает. Открывает "бардачок", достает темные очки. Надевает их. Улыбается.
- Джим, зима на улице. Снегопад. В этих очках у тебя идиотский вид.
Только вид у него вовсе не идиотский. А наоборот, очень даже крутой.
Я смотрю на его отражение в зеркале заднего вида и думаю, какой у него крутой вид, и тут в зеркале появляется еще одно отражение. Человек в синей форме, полицейский. Он идет к нам. Сперва я решаю, что это снова инспектор Черный. Но - нет. Это инспектор Синий. Тот, который с тяжелым характером.
- Добрый вечер, инспектор. Джим, смотри, кто пришел.
Инспектор Синий смотрит на машину, на помятый капот, на колеса. На самодовольного желтого в оранжевых пятнах мерзавца за рулем - а тот сидит себе этак расслабленно, положив копыта на приборную доску, и прячет бесстыжие глаза за темными очками, кстати, дизайнерскими очками, от Джинса Английского, крутейшего в Англии дизайнера модных аксессуаров.
- Джим, расскажи инспектору Синему о бутылке шампанского, которую ты выпил как раз перед тем, как разбить машину.
- Можно и не рассказывать, - говорит инспектор Синий. - У него все дыхание проспиртовано.
Джим наклоняется к инспектору и выдыхает ему в лицо порцию призрачных паров шампанского.
Инспектор Синий делает шаг назад, достает блокнот и что-то записывает.
- Жираф Джим, - говорит он, стряхивая снег со своей полицейской каски. - Вы арестованы.
Воздержанья пытается уложить малютку Джимми в его высокотехнологичную супертранспортабельную колыбельку, но он туда не помещается. У него и раньше была очень длинная шея, а теперь она стала как будто еще длиннее.
- Дети так быстро растут, - говорит Воздержанья, избегая всяческих упоминаний о физических недостатках Джимми.
Я поправляю галстук. Специальный галстук для собеседований с потенциальными работодателями.
- Надо купить ему новую кроватку.
- У нас нет денег на новую кроватку, - говорит Воздержанья, вынимая малютку Джимми из высокотехнологичной супертранспортабельной колыбельки и укладывая его на диван. - Во всяком случае, на высокотехнологичную супертранспортабельную.
- Если меня возьмут на работу…
- А что за работа?
- Э… портье. В гостинице.
- Мне нужно в город, Скотт. Если хочешь, могу тебя подвезти.
- На чем подвести?
- На машине.
- Но у нас нет машины.
- Джим дал мне свою, - говорит Воздержанья, помахивая ключами от Джимовой машины. - Попросил присмотреть за машиной, пока он в тюрьме.
- Давай я здесь выйду, у института психиатрии.
Воздержанья смотрит на меня странно, но всего пару секунд. Потому что она за рулем. Автомобили опасны, и особенно - спортивные кабриолеты цвета "синий электрик".
- Зачем тебе институт психиатрии? У тебя вроде в гостинице собеседование.
- Это работа в гостинице, а собеседование - в институте.
Воздержанья заруливает на стоянку у института психиатрии, ставит машину на ручной тормоз и снова смотрит на меня странно.
Я выхожу из машины и наблюдаю за тем, как жена уезжает. Снег не просто идет, он валит; вся крыша машины засыпана снегом. Жена уезжает, и снегопад прекращается.
Девушка в приемной говорит мне: "Садитесь", - но едва я сажусь, открывается дверь, и какой-то бородатый мужик приглашает меня в кабинет. На табличке на двери написано: Доктор З. Лжыфрейдт.
- Ну-с, - говорит доктор Лжыфрейдт, едва я успеваю повесить куртку, - в чем проблемы?
- В мозгах, доктор, в мозгах, - говорю я, решив, что лучше признаться сразу. - Мне кажется, они проходят.
- Проходят?
- Проходят. Как в песне: "Все пройдет, и не будет уже ничего".
- А почему вы решили, что ваши мозги… э… проходят?
Я ворочаюсь на кожаной кушетке, пытаясь лечь поудобнее.