- Мадам д'Аржила, подошло время укола, - войдя без стука, сказала мадам Лебретон. - Вам еще нужно и отдохнуть. Скоро появится доктор и будет недоволен, если найдет вас такой возбужденной.
Будто уличенный в шалости ребенок, Камилла покраснела, пробормотав:
- Вы правы.
- Мне пора идти, надо проверить, не натворила ли тетя Лиза каких-нибудь глупостей. Она так напугана, что способна на все, - поднимаясь, сказала Леа.
- Стоит мне подумать, что вы не уезжаете только из-за меня!
- Не заблуждайся. У меня нет сейчас ни малейшего желания уезжать. Здесь куда забавнее, чем в Лангоне и даже в Бордо.
- Забавнее, забавнее… - проворчала сиделка.
Леа и Камилла с трудом удержались от беззвучного хохота.
- Не забудь завтра захватить газеты.
- Завтра газет не будет. Троицын день, - ответила, поправляя шляпку перед зеркалом, Леа.
- Верно, совсем забыла. Помолюсь, чтобы этих гадких бошей прогнали. Приходи завтра пораньше.
- Договорились. Отдыхай.
Переходя улицу Гренель, Леа, углубившаяся в собственные мысли, толкнула прохожего. Извинившись, она узнала мужчину, посоветовавшего ей купить книгу Селина. Тот тоже ее узнал и, приподняв шляпу, поздоровался.
- Вашей подруге понравилась книга?
- Не знаю, но, похоже, вы посмеялись надо мной, рекомендуя ту книгу.
- Неужели вы так думаете?
- Да. Но это не имеет значения.
- Действительно. Извините, я не представился. Рафаэль Маль.
- Знаю.
Он посмотрел на нее с удивлением, к которому примешивалось беспокойство.
- Может, у нас есть общие друзья?
- Не думаю. Мне надо идти. До свидания, месье.
- Не уходите так, мне хотелось бы снова с вами встретиться. Как вас зовут?
Леа услышала, как отвечает, сама толком не зная, почему:
- Леа Дельмас.
- Ежедневно около часа дня я бываю на террасе кафе "Два болванчика" и был бы рад угостить вас.
Кивнув, Леа молча удалилась.
На Университетской стояла тишина: в квартире никого не было. С тревогой Леа спрашивала себя, не вернулось ли к Лизе страстное желание уехать, захватившее также Альбертину и Эстеллу. Но долго мучиться ей не пришлось - в сопровождении служанки вошли тетушки.
- Если бы ты видела, сколько собралось народу! И какой порыв! Бог не может нас покинуть, - воскликнула Лиза, снимая смешную розовую шляпку с крупным букетом фиалок.
Снимая серый жакет, Альбертина спокойно подтвердила:
- Да, это было волнующе.
- Уверена, эти молитвы и процессии не оставили бошам никаких шансов, - идя на кухню, добавила Эстелла.
- Откуда вы? - спросила Леа.
- Мы пошли в Нотр-Дам, куда на молебен приглашают всех парижан, - поправляя волосы перед одним из венецианских зеркал прихожей, ответила Лиза.
Леа вошла в малую гостиную, где ей бросился в глаза совершенно новый огромный радиоприемник.
- Приобретение твоей тети Лизы, - пояснила Альбертина, отвечая на немой вопрос Леа.
- Старый сломался?
- Да нет. Но ей хотелось, чтобы рядом с кроватью находился постоянно, денно и нощно, включенный приемник. Она слушает даже Лондон.
Леа повернула ручку аппарата. После недолгого молчания и потрескивания они услышали:
"…Первые составы с бельгийскими и голландскими беженцами прибудут на Северный вокзал послезавтра. Всем лицам, желающим выразить свое сочувствие к этим несчастным, следует обращаться во французский Красный Крест".
- Мы туда съездим, - твердо заявила Альбертина. - Леа, позвони механику в гараж; пусть завтра с утра он подгонит машину к дому. А я посмотрю с Эстеллой, что есть у нас дома из продуктов и одежды.
Приехав на следующий день к Камилле, Леа застала ее в слезах стоявшей на коленях перед радиоприемником, несмотря на мольбы зашедшей ее проведать Сары Мюлыптейн и ворчание мадам Лебретон.
- Оставьте меня, замолчите. Я хочу послушать последние известия, - кричала она. - Ах, это ты, Леа? Скажи им, пусть оставят меня в покое.
- Я скоро вернусь, - попрощалась Сара.
После ее ухода Леа властно вытолкала сиделку из спальни.
- Послушай, они повторяют коммюнике французской Ставки.
"…Между Намюром и Мезьером противник смог создать два небольших предмостных укрепления - в Уксе, к северу от Динана, и в Монтерме. Третье, более крупное, образовано в лесу Марфе, вблизи Седана…"
- Посмотри на карту, этот лес Марфе совсем рядом с частью Лорана.
Подойдя к карте, Леа сначала показала пальцем на Седан, а затем на Муари, где находился Лоран д'Аржила.
- Да нет, это в двадцати километрах.
- Что такое двадцать километров для танков и самолетов? Они бомбят всюду. Неужели ты забыла о том, что случилось в Польше, где кавалерия атаковала немецкие танки? Истреблены! Они были все истреблены! Не хочу, чтобы то же самое произошло с Лораном, - визжала Камилла.
Леа ничего не говорила, она рассматривала карту. Красный флажок, указывавший место, где располагался 18-й егерский, выглядел пятнышком крови на обозначавшем лес зеленом пространстве.
Камилла права. Двадцать, тридцать и даже пятьдесят километров - это не расстояние для танков. Где те пройдут, чтобы убить ее любимого: через Мюзон или через Кариньян? Для нее не существовало больше ничего, кроме деревушки Муари, ставшей центром мироздания и важнейшим пунктом всей войны. Требовалось как можно скорее узнать, что там происходит на самом деле. Кто бы мог об этом рассказать? Франсуа Тавернье? Он должен бы знать.
- Ты представляешь, как разыскать Франсуа Тавернье?
Камилла подняла залитое слезами лицо.
- Франсуа Тавернье? Прекрасная мысль! Вчера он заходил и очень меня успокоил. Он служит в управлении информации, которое находится в гостинице "Континенталь". Он записал свой номер в мой блокнот, он лежит рядом с цветочной вазой.
Записная книжка сразу же раскрылась на нужной Леа странице, целиком занятой внесенными красивым размашистым почерком именем и номером. Леа набрала номер. Сначала отозвался женский голос, осведомившийся, кто говорит, потом еще один, наконец, голос мужчины.
- Месье Тавернье?
- Нет, говорит Лорио. Мы встречались несколько дней назад.
- Простите, не припоминаю.
- В русском ресторане.
- Ох!
- Чем могу быть вам полезен, мадемуазель Дельмас? Месье Тавернье отсутствует.
- Когда он вернется?
- Не знаю. Он выехал на фронт по просьбе министра.
- Куда?
- К сожалению, мадемуазель, не могу сказать. Военная тайна. Как только он вернется, доложу ему о вашем звонке. Рассчитывайте на меня.
- Спасибо, месье. До свидания.
С жестом бессилия Леа повернулась к Камилле. Увидев измученные черты скорчившейся на полу молодой женщины, она невольно подумала: "Как же она его любит!"
- Вставай, - жестко сказала она.
Бледные щеки чуть порозовели.
- Да, извини. Я веду себя глупо. Лорану было бы за меня стыдно, если бы он меня увидел такой.
С трудом поднявшись, Камилла оперлась о кресло. Стоя, она покачнулась, но удержалась на ногах и под холодным, презрительным взглядом Леа прошла к кровати, на которую постаралась сесть спокойно, сжав зубы, чтобы не застонать от боли. Пальцы в синеватых жилках прижались к сердцу, рот приоткрылся в немой мольбе. Именно в это мгновение вошел врач.
- Боже мой!
Бросившись к больной, он мягко ее уложил.
- Позовите сиделку, - обратился он к Леа, открывая свою сумку.
Доктор заканчивал делать укол, когда Леа вернулась вместе с мадам Лебретон.
- Я же наказывал вам ее не покидать. Мадам д'Аржила едва не умерла, а эта, - он кивнул на Леа, - даже пальцем не шевельнула.
Леа уже намеревалась резко возразить, но вошла Жозетта, говоря, что о здоровье хозяйки справляется мадам Мюльптейн.
- Я ее приму.
Войдя в гостиную, Леа увидела, что Сара Мюльштейн прилегла на диван. Она приподнялась, но, узнав молодую женщину, снова вытянулась.
- Извините меня, что не встаю, но больше не в состоянии. Как дела у Камиллы?
- Скверно.
- Что мы можем сделать?
- Ничего, - входя, заметил доктор. - Она нуждается в полном покое. Мадемуазель Дельмас, не могли бы связаться с ее мужем?
- Доктор, он же на фронте! - воскликнула Леа.
- Правда, правда… из-за этой войны я совершенно потерял голову. Не перестаю думать об ее ужасах, обо всех смертях, оказавшихся бесполезными, раз она вернулась снова! Сейчас больная спит, - произнес он, платком протирая стекла очков. - Кризис миновал. Ей совершенно необходимо понять, что, не контролируя себя, она ставит под угрозу жизнь младенца. Я запретил ей слушать радиопередачи и читать газеты. Но в послушание не верю. Теперь я должен идти. Свои предписания я оставил мадам Лебрстон. Завтра зайду снова. До свидания, мадам.
Какое-то время Сара и Леа молчали.
- Бедняжка Камилла. Плохое выбрала она время, чтобы дать жизнь ребенку, - вздохнула Леа.
- Вы думаете? - вставая, спросила Сара. - А чем вы заняты сегодня вечером? Может, поужинаем вместе?
- С большим удовольствием, но сначала я должна заехать домой переодеться и предупредить тетушек.
- Вы прекрасно выглядите и так, а принять ванну сможете у меня. Позвоните своим тетушкам и скажите, что вернетесь к десяти.
Леа послушалась. На Университетской была одна Эстелла, сестры де Монплейне еще не возвращались.
Эстелла потребовала, чтобы Леа была дома вовремя.
Небольшой зал в "Друге Луи" был переполнен. Хозяин распорядился, раз они друзья месье Тавернье, поставить для них мраморный столик у входной двери, на которой молоденький официант, повесив табличку "Мест нет", задвинул занавеску из засаленного бархата. Она скрыла зал от взглядов с улицы.
Леа с любопытством осмотрелась. Впервые оказалась она в подобном заведении, которое решительно ни в чем не отвечало ее представлениям о шикарном ресторане.
- Я отвезу вас в модное бистро, - сказала ей, однако, Сара.
Отражаемый желтоватыми стенами свет придавал обедающим вид больных желтухой. Разбросанные под ногами по разбитому полу опилки образовывали влажные и грязные кучи, деревянные стулья были жесткими и неудобными, а шум и дым раздражали.
Официант умело накрыл столик. Безупречная белизна скатерти и салфеток, блеск хрусталя и серебра немного успокоили Леа. Чтобы не затягивать молчание, она наклонилась к спутнице:
- Вы часто здесь бываете?
- Довольно часто. Я вам уже рассказывала, что меня познакомил с этим местом Франсуа Тавернье. Паштет из гусиной печенки, мясо, дичь и вино здесь превосходны. Обстановка не слишком привлекательна, но отменная кухня и любезность персонала помогают быстро об этом забыть.
- Мадам, какого вина вам хотелось бы?
- Забыла название вина, которое обычно заказывает месье Тавернье. Нахожу его очень хорошим.
- Оно действительно превосходно. Это "Шато Лагуна".
- Чудесно, мы выпьем за его здоровье.
Леа как знаток попробовала вино.
По приезде в Париж Сара поселилась в отеле "Лютеция", чтобы, как она говорила, освободиться от повседневных хлопот. Два часа назад войдя в номер вместе с Леа, она отшвырнула туфли в дальний угол, а легкое пальто сбросила на одну из двух кроватей-близнецов, покрытых цветастым кретоном.
- Чувствуйте себя, как дома. Я пока налью воду.
Из ванны она вышла в длинном махровом голубом халате.
- Ванна наполнится очень быстро. Соли на полке. Не хотите чего-нибудь выпить? Себе я закажу коктейль "Александра". Бармен отеля готовит его великолепно.
- Согласна на "Александру", - ответила Леа, несколько смущенная раскованностью едва знакомой женщины.
Через четверть часа она в свою очередь вышла из ванны раскрасневшаяся, с высоко заколотыми волосами, завернувшись в сиреневый халат.
- Как вы еще молоды! - воскликнула Сара. - Никогда не встречала ни такого цвета лица, как у вас, ни такого взгляда, ни такого красивого рта. Могу понять, как легко в вас влюбиться.
Под этим потоком комплиментов Леа покраснела и почувствовала себя неловко.
- Держите. Вот ваш стакан. Я заказала столик в ресторане, который мне очень нравится. Надеюсь, и вам он придется по душе.
Болтая, Сара не переставала рыться в одном из многочисленных разбросанных по полу чемоданов и извлекла оттуда голубое белье и темно-серые чулки. Из другого чемодана достала несколько помятое платье из красной шерсти.
- Я ненадолго, - снова исчезая в ванне, сказала она.
"Какой беспорядок! - подумала Леа. - А мама еще жалуется, что я несобранная. Что бы она сказала, если бы у нее была дочь вроде Сары?" Не без удивления она вдруг сообразила, что уже много дней не вспоминала о матери. И решила написать ей длинное письмо.
- Включите радио, - крикнула из ванной Сара.
Леа оглянулась вокруг, отодвигая платья, пальто, газеты: ни намека на устройство, хотя бы отдаленно напоминающее радиоприемник. Сара вышла в короткой комбинации, вытирая полотенцем мокрые волосы.
- Почему вы не включили радио? Как раз время военных сводок.
- Я его не нашла.
- Ах, и правда. Совсем забыла, его взяли в ремонт. Вы еще не оделись?
Движением руки Леа показала, что ее платье находится в ванной.
- Где сегодня моя голова? Я действительно замоталась.
Вернувшись в комнату, Леа застала Сару под кроватью, где та искала свои туфли, в конце концов, обнаруженные в корзине для мусора!
Гарсон принес блюдо толстых ломтей байоннской ветчины и гусиный паштет, а официант налил вина.
- Кроме того, есть бычий бок, тушеное мясо по-провансальски, вырезка ягненка и голуби с зеленым горошком.
- Закажите голубей, они очень вкусны, - посоветовала Сара.
Улыбаясь, Леа кивнула.
- А теперь давайте выпьем за здоровье нашего друга Франсуа Тавернье, - поднимая бокал, предложила Сара.
- Мысль, приятная моему сердцу, - раздался у них за спиной веселый голос Тавернье. Слегка растрепанные волосы, свитер с высоким горлом и твидовый пиджак придавали ему более молодой, чем обычно, вид.
- Франсуа! - воскликнула Сара. - Какая приятная неожиданность! Я боялась, что вы погибли под немецкими бомбами.
- Так почти что и вышло, - наклонившись, чтобы поцеловать протянутую ему руку со сверкавшим, очень красивым бриллиантом, сказал он. - Добрый вечер, Леа. Ваши тетушки оправились от испуга?
- Добрый вечер. Пока да.
- Мне сказали, что вы звонили. Надеюсь, ничего серьезного?
- Вас хотела найти Камилла. Я думала, что вы на фронте.
- Там я и был. Вернулся во второй половине дня. По моему костюму вы можете видеть, что времени переодеться у меня не было. Вы меня извините? Хотя ваш столик и невелик, может быть, вы позволите мне присоединиться к вам?
- Что за вопрос! С удовольствием! - ответила Сара.
- Официант, принесите стул.
- Вам будет не очень удобно, месье Тавернье.
- Это неважно.
- Что вы хотели бы на ужин, месье?
- Бычий бок с кровью.
Официант вновь налил всем вина. Франсуа Тавернье молча, в глубокой задумчивости, выпил свой бокал. Леа умирала от желания спросить его о том, что он видел, но не решалась.
- Не томите же нас, месье, - воскликнула Сара. - Что же там происходит?
В темных глазах Тавернье мелькнула досада. Он взглянул на этих двух столь разных в своей красоте женщин: брюнетку с огромными карими глазами, с матово-белой кожей, большим носом с горбинкой и крупным ртом с прекрасными зубами и дикарку с растрепанными, ярко вспыхивающими на свету волосами, упрямым лбом, чувственными губами и странным взглядом, в котором хочется утонуть. И этот поворот головы в те мгновения, когда что-то привлекает ее внимание…
- Поговорим о другом, не хочу вселять тревогу в ваши очаровательные головки. Отложим этот разговор до завтра.
- Нет, сейчас, а не завтра, - порывисто выговорила Сара Мюльштейн, взяв Тавернье за руку. - У меня есть право знать, - продолжала она глухо. - Если нацисты выиграют эту войну, я больше никогда не увижу ни отца, ни мужа.
- Знаю, Сара, знаю.
- Нет, вам этого не понять. Вы не представляете, на что они способны…
- Успокойтесь, Сара. Все это я знаю не хуже вас. Несмотря на быстроту событий, я не утратил связей в Германии, и полученные мною известия недурны. Однако…
- Однако?
- …я задаюсь вопросом, будут ли они во Франции в безопасности?
- Как вы можете в этом сомневаться? Ведь Франция - свободная гостеприимная страна, колыбель Декларации прав человека. Никогда Франция не бросила бы евреев в тюрьму только потому, что они евреи.
- Меня восхищает ваша вера в справедливость моей страны. Искренне желаю, чтобы вы не обманулись.
- Ведь мы же выиграем войну? - впервые вмешалась в разговор Леа.
Франсуа Тавернье был избавлен от необходимости отвечать: начали подавать еду.
Все трое любили поесть. Сначала ели молча, но постепенно благодаря вину и прекрасной кухне принялись болтать. К концу ужина зазвучал смех и начало проявляться опьянение, особенно заметное у выпившей много вина Леа.
- Ох, уже половина одиннадцатого, - сказала она, вставая. - Тетушки будут волноваться.
- Пойдемте, я вас провожу. Запишите на мой счет, - оставив на столе чаевые, сказал Тавернье.
Тетушки были слишком утомлены, чтобы ей выговаривать, когда Леа вернулась домой. Они едва поздоровались с Сарой Мюльштейн и Франсуа Тавернье, думая только о том, как бы побыстрее добраться до своих постелей.
Перед уходом Сара расцеловала Леа в обе щеки и попросила:
- Сообщайте, как будут обстоять дела у Камиллы.
- Завтра позвоню, - сказал, пропуская Сару вперед, Франсуа Тавернье.
12
С того дня, 14 мая, когда Франсуа Тавернье объявил Леа, что Франция только что проиграла войну, события разворачивались слишком стремительно для нее.
Леа и Камилла наблюдали по карте за немецким вторжением, будучи не в силах поверить, что такое возможно, и трепеща за Лорана, от которого Камилла не имела известий с начала немецкого наступления 10 мая. Несмотря на цензуру газет и радио, они с болью в сердце догадывались, что тысячи французских солдат напрасно гибнут на дорогах Мааса и Соммы. Ходили самые тревожные слухи, разносимые толпами беженцев: о разграблении городов и деревень, о беспрерывных бомбежках, о разгроме 9-й армии под командованием Кора, а затем Жиро, который тщетно пытался собрать ее остатки, о развале 2-й армии, армии Лорана, которой командовал генерал Энтзингер, о шпионах, которых видели повсюду, о потерянных детях, о брошенных больных и стариках…
Франсуа Тавернье настоятельно советовал Леа и Саре покинуть Париж. Сара отказывалась, говоря, что если ее мужу и отцу удастся бежать из Германии, то они смогут встретиться только в Париже. Что касается Леа, то она не могла уехать, потому что состояние здоровья Камиллы после короткого улучшения снова ухудшилось.