Утром за завтраком мама сказала:
- Он все еще болен, знаешь.
- Кто?
- Папа Бритва. Кто ж еще?
- Я останусь дома.
- Второй день подряд не ходить в школу… Не знаю, стоит ли? Не хочу, чтобы ты много пропустил. Потом не нагонишь.
- Сегодня только игры. Кроме того, должен же кто-то за ним присматривать.
Когда мама ушла на работу, я вымыл посуду и отнес чашку чая Папе Бритве.
- Не лучше?
- Ах нет, - отвечал он. - Наверное, из-за этих вчерашних разговоров. И спал всего несколько часов. Что-то меня разбудило. Кто-то плакал, кажется.
- Это у соседей, - я сел на край постели. - Вел с Кинжалом поцапались. Как обычно. Кинжал приезжает всего на несколько дней. А потом снова уезжает. Понимаете? Ему противно быть дома.
Папа Бритва сел, отхлебнул чаю. Я понаблюдал за ним немного. Потом спросил:
- А дальше вы мне расскажете?
- Дальше?
- Что там, в серебряной шкатулке?
Он поставил чашку на тумбочку и откинулся в постели.
- Боже, Карадог. Ты настойчивый молодой человек. Зачем тебе это знать? У тебя наверняка очень насыщенная жизнь. Какая тебе разница, что случилось со мной почти сорок лет назад?
- Но мне важно, - сказал я. - Я думал об этом всю ночь. Я должен знать, что там было у вас с Троем Фламинго. И что в серебряной шкатулке.
Папа Бритва кивнул.
- Да, - сказал он ласково, - думаю, ты должен. - Он помолчал. - Так вот, была коробка и в ней семь золотых волосков, обрезки ногтей, пластыри со струпьями, носок и шорты со следами рвоты. Все эти вещи были кусочками красивого юноши. Юношу звали Трой Фламинго. Никто не знал, настоящее это имя или нет. На спине у него была татуировка: розовые птицы, летящие кругом. Трою поклонялся тринадцатилетний мальчик, сначала он мечтал коснуться Троя, любить его, подружиться с ним. Но, в конце концов, удовлетворился коробкой. - Папа Бритва улыбнулся. - Как, оказывается, легко рассказывать истории. Как легко.
- Но что же было дальше?
- Каждый вечер, - Папа Бритва закрыл глаза. - Я ходил в раздевалку смотреть, как Трой принимает душ. Конечно, там были и другие мальчики. Но меня они не интересовали. Я их едва замечал. Трой был единственным. Я мыл пол и собирал грязные полотенца. Но не спускал глаз с Троя. Он всегда уходил последним.
Как-то вечером, когда Трой и еще один мальчик мылись в душе, я заметил на полу расческу Троя. Она была черной, между зубьев - жир и перхоть. Осторожно я стал отпихивать расческу в угол. Зашвырнул за шкафчики, и, убедившись, что меня никто не видит, подобрал. - Папа Бритва вздохнул. - О, это было изумительно, Карадог. Просто изумительно. Расческа пахла бриолином - запах Троя Фламинго. Я ее нюхал, проводил ею по губам.
Я услышал, как Трой и другой боксер вышли из душа. Сначала я просто стоял там, сжимая расческу. Я знал, что они меня не заметят, так что на время был в безопасности. Но мне надо было уйти из раздевалки до того, как Трой оденется и заметит, что расческа исчезла. Я выглянул из-за шкафчика. Трой стоял голый в центре раздевалки. Другой парень, он был чуть постарше Троя, волосы у него были черные и блестящие, склонившись, вытирал ноги. И… Трой смотрел на этого парня. Просто глядел на него. И я понял - догадался мгновенно - что Трой испытывает к нему то… то, что я испытываю к Трою. Я не мог в это поверить. Меня потрясло выражение его лица. - Дыхание Папы Бритвы участилось. - И… потом Трой подошел. Он подошел к этому парню… и… дотронулся до него. Потрогал его между ног. Тот отпрыгнул. Он был в бешенстве. Трой пытался что-то сказать. Отрицать всё. Сделать вид, что это произошло случайно. Но мальчик разъярился. Он ударил Троя. Сильно ударил по лицу. Трой отлетел назад. Из губы пошла кровь. Трой был сильнее этого парня и куда лучший боксер, но он… он не хотел отвечать. Совсем не сопротивлялся. Казалось, он хочет, чтобы его избили. Как будто понимает, что этого заслужил. Тот парень быстро оделся и позвал моего отца. Отец спустился с одним из молодых боксеров. Парень рассказал моему отцу, что произошло.
- Это правда? - спросил Троя отец. - Ты трогал его?
- Нет, - отвечал Трой. - Пальцем к нему не притронулся.
- Он врет, - крикнул парень.
- Неправда, - ответил Трой. - Это он меня трогал.
И вот тогда я… я вышел из своего укрытия. Я вышел, сжимая расческу, и сказал: "Я все видел, папа". "Кто же кого трогал, сынок? - спросил отец. - Кто это сделал?"
Помедлив, я указал на Троя: "Он".
Тут же отец и тот боксер, с которым он спустился, схватили Троя. Трой был все еще голый и мокрый. Помню, его кожа как-то странно поскрипывала, когда они его держали. Потом парень - тот, которого трогал Трой - ударил его. Ударил в живот. Папа сказал: "Не надо нам тут полиции. Сами разберемся. Извращенец поганый". Парень врезал ему еще и еще раз. Я подошел поближе. "Смотри, сынок, - крикнул отец. - Вот как надо поступать с такими, как он". Лицо Троя было залито кровью. Парень все бил его и бил. И я смотрел… смотрел, как кровь течет по его лицу, по груди, животу… по ногам. Я смотрел… - Папа Бритва заплакал. - И это… Это…
- Что? - спросил я.
- Это мне нравилось! - выкрикнул Папа Бритва. - Как ты не понимаешь! Боже, ну что я плачу? Какой толк от слез? Это тогда мне надо было плакать. Но я не плакал. Я наслаждался этим, Карадог. Мне нравилось смотреть на то, что они с ним делали. - Он вытер слезы уголком простыни.
Я смотрел на него.
Папа Бритва несколько раз глубоко вздохнул.
- Наконец, они насытились и отпустили его. Он свалился на пол. Отец и те двое вышли. Мы с Троем остались одни. Я слышал, как отец зовет меня. Трой попытался сесть. Я схватил полотенце, намочил в душе и вернулся к Трою. Я вытер кровь с его лица. Его губы были разбиты и окровавлены. Нос сломан. Глаза заплыли. Я вытер кровь с его груди. Он вздрагивал, морщился от боли. Очевидно, ему сломали несколько ребер.
И тут… он взял мою руку и поднес ко рту. Он издал такой гортанный, задыхающийся звук, наклонился и выплюнул мне что-то в ладонь. С кровавой слюной. Выплюнул мне в ладонь, словно подарок.
- Зуб, - сказал я.
- Зуб, - подтвердил Папа Бритва. Он пошарил под одеялом, достал серебряную шкатулку и открыл. Я увидел желтый коренной зуб. - Зуб Троя Фламинго, - сказал Папа Бритва.
- И что с ним стало?
- С Троем? Не знаю. Я его немножко помыл, потом отец выволок его из спортзала. Трой едва мог ходить. Наверное, попал в больницу. Но мы о нем ничего не слышали. Ты только представь, что означало жить после того, что я наделал. Как я себя чувствовал. Ужасно, Карадог. Ты не мог бы налить мне воды? Горло пересохло.
Наливая воду, я спросил:
- Почему вы сохранили зуб?
- Потому что это часть меня. Я не могу объяснить. Но вся моя жизнь словно прояснилась в этот момент. Когда мальчик, которого я так страстно желал, выплюнул мне в ладонь свой зуб. Это ведь единственное, что он мне дал.
Я протянул Папе Бритве стакан, он сделал несколько глотков.
- А как же ваш отец? Я думал, ему нравился Трой.
- Конечно, нравился. В тот самый вечер я промывал кулаки отца в соленой воде. Он рыдал, Карадог. Рыдал, как младенец. И все время повторял имя Троя, словно оплакивал его. Я залепил пластырем его разбитые руки. Налил ему какао. Он все время повторял имя Троя. Позже, перед тем, как лечь спать, он посмотрел на меня. Посмотрел на меня с такой ненавистью, таким ожесточением.
- Почему ты не мог держать язык за зубами? - спросил он. И с тех пор я все время задаю себе этот вопрос. Почему? Почему я не мог держать язык за зубами?
Папа Бритва закрыл глаза.
- Пожалуй, мне надо поспать, Карадог, - произнес он тихо.
Я пошел к себе и лег. Отчего-то весь день я чувствовал себя уставшим и сонным. Меня разбудила мама, вернувшаяся с работы. Я слышал, как она быстро поднимается в комнату Папы Бритвы. Потом зашла ко мне.
- Хорошая же из тебя нянька. Он там спокойно помереть мог.
- Он хотел спать.
- Говорит, с утра тебя не видел. Бедный старикан умирает от жажды.
- Мог бы меня позвать.
- Ну ты же его знаешь. - Она вошла в комнату, посмотрела на меня. - Ты себя хорошо чувствуешь, Дог? - Она потрогала мой лоб. - Не заразился от него?
- Нет. Все в порядке.
Мама присела рядом.
- Только что виделась с Вел. Кинжал вчера ее опять ударил. Видел бы ты ее губу. Раздулась, как воздушный шар.
- И что она сказала?
- Ох, ну ты же знаешь Вел. Бодрится. Говорит, Кинжал не хотел. Но мне-то лучше знать. Паскуда он, это уж точно. Твой отец всегда говорил, что буровая вышка - самое для него подходящее место. Либо на вышку, либо за решетку. Что угодно, лишь бы подальше от людей. Я тебе рассказывала, как он однажды напал на твоего отца?
- Нет.
- Мы были в городе, все четверо. Выпили немного, сходили в кино, поесть собирались. Твой отец был за рулем и не пил, как все. Я выпила пару бокалов шипучки, так что была слегка навеселе. И вдруг, мы как раз шли тогда в ресторан, Кинжал вцепился в твоего отца и стал кричать, что тот пялится на Вел. И с чего это, спрашивается? Твой отец знал Вел тыщу лет, даже до того, как она познакомилась с Кинжалом, к тому же она совсем не в его вкусе. Он любит худеньких, твой отец. Таких, как я. Любит чувствовать кости, когда сжимает. И тут, ни с того ни с сего, Кинжал вытаскивает нож и приставляет твоему отцу к горлу. Как раз туда, где у него вена - голубая и нежная. Я чуть в обморок не упала, а Вел жутко закричала. Но твой отец… твой отец совершенно спокойно говорит: "Не глупи, Кинжал. Мы же с тобой кореша. Лучшие друзья. И если я на кого-то и засмотрелся тут, так это ты, и ты это знаешь". И Кинжал прячет нож и начинает хохотать, а мы все обнимаем друг друга и ведем себя, будто ничего не случилось. Только все-таки что-то случилось. Что-то очень важное. Беда в том, что я до сих пор не очень понимаю, что именно.
Я стал кашлять.
- Я же говорила, - сказала мама. - Ты от него заразился. Я сделаю суп.
- Ненавижу суп. И потом мне надо сходить к Ллойду.
- Ничего тебе не надо, молодой человек. К тому же они уехали на выходные в кемпинг. Как раз собирались, когда я говорила с Вел. Кинжал решил их отвезти, хочет загладить вину за вчерашнее. В воскресенье вернутся.
Я снова стал кашлять.
- Ну-ка надень пижаму! - распорядилась мама.
Неохотно я подчинился, потом снова залез в кровать. Внезапно я почувствовал, что мне жарко, температура, все тело болит.
Потом мама принесла мне теплого лимонада.
- Мне нравится, когда ты болеешь, - сказала она. - Как будто снова становишься маленьким. Нуждаешься во мне и такой беспомощный.
Весь вечер и следующий день, субботу, я провел в постели. Мама сказала, что Папе Бритве лучше, и он уже встал.
- Эта простуда ходит кругами, - сказала мама. - Я буду следующей. Вот увидишь.
Вечером ко мне заглянул Папа Бритва:
- Это вирус дня на два, ясное дело. Завтра будешь совсем здоров.
Утром в воскресенье я уже чувствовал себя получше. Достаточно, чтобы встать и помочь маме приготовить мясо.
- Не знаю, зачем я это затеяла, - мама чистила картошку. - Ты не любишь жареное мясо. Мне тоже все равно. А Папа Бритва ест всё подряд.
Когда обед был готов, мама пошла прилечь. Я читал в гостиной. Папа Бритва надел плащ и шляпу:
- Пойду-ка прогуляюсь, Дог.
- Можно с вами?
- Я хотел бы побыть один.
После того, как он рассказал мне историю про Троя Фламинго, он снова стал держаться со мной холодно. Едва решался взглянуть мне в глаза.
Я решил за ним проследить. Как только захлопнулась входная дверь, я натянул ботинки и выскочил следом. Он шел по главной улице к парку. Я двинулся за ним на безопасном расстоянии. В парке он сел на скамейку и стал смотреть на играющих детей.
Мне очень хотелось, чтобы он сделал что-то еще. Что-то драматичное. Наверняка у него были тайные друзья, незаконные дела. Но нет. Просто сидел и смотрел на детей. Я чувствовал, что меня обманули. Он сидел и смотрел на детей часа три. Лишь дважды поднимался: первый раз, когда в его сторону полетел мяч, он отбил его назад, и второй - купить шоколадное мороженое.
Когда он встал и пошел домой, я двинулся следом. Он шел так медленно, словно в его распоряжении было всё время на свете. Мы свернули на нашу улицу, и я увидел, что Ллойд вернулся. Он как раз вытаскивал чемодан из багажника. Кинжал отвязывал что-то от крыши автомобиля. Вел видно не было.
Папа Бритва прошел мимо них.
Я подбежал к Ллойду.
- Рано вернулся.
- Да, - кивнул Ллойд.
- А я болел.
- Правда?
Кинжал отвесил Ллойду подзатыльник.
- Отнесешь это или как?
Ллойд потащил чемодан в дом.
Кинжал взглянул на меня.
- Вот так мечтаешь о чем-то несколько месяцев, - произнес он хмуро, - мечтаешь, строишь планы, надеешься кого-то встретить, что-то сделать. И вот, когда твоя мечта осуществляется, получается просто куча дерьма. Понимаешь, о чем я, Дог?
- Нет, - признался я.
- Ну, так потом поймешь, - он запер машину. - Поверь мне.
Я вернулся домой и заглянул к маме. Она сидела у окна.
- Так и знала, что все кончится слезами, - она покачала головой. - Как всегда. А чего ж еще ожидать? Когда Кинжал уезжает, вечером или завтра утром?
- Вечером.
- Да. Похоже, ты прав.
Я хотел пойти к соседям и поговорить с Ллойдом, но знал, что лучше подождать. Кинжал успокоится только через несколько часов. Чтобы убить время, я решил поболтать с Папой Бритвой. Я постучал в его дверь. Ответа не было. Я заглянул в замочную скважину и увидел, что он ходит внутри. Я постучал еще раз, громче:
- Я знаю, что вы здесь, - я повернул ручку, но дверь была заперта. - Пожалуйста. Откройте. Пожалуйста.
Дверь открылась.
- Ну что тебе? - спросил Папа Бритва нетерпеливо.
- Поговорить, - сказал я.
- О чем?
- Не знаю. Обо всем.
Папа Бритва был взволнован. Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута, он обливался потом. Мокрые пряди прилипли ко лбу.
- Послушай, Карадог. Я не хочу говорить. Ни о чем. Понимаешь?
Я заглянул в комнату. Матрас был сброшен с кровати, простыни свалены на пол, ящики комода открыты.
- Вы что-то потеряли? - спросил я.
Папа Бритва прикрыл дверь, высунул только голову.
- Да, - произнес он едва слышно. - Кажется, да.
- А что?
- Не важно.
- Это не зуб?
- Я не хочу говорить про зуб, - ответил он сердито. - Ты что, не понимаешь? Ох, боже мой, это мне урок. Никогда никого не впускай. Слышишь меня, Карадог? Никогда никого не впускай и ничего никому не рассказывай. - Он вытер пот со лба. - Ты… ты ничего не брал у меня в комнате?
- Нет, - ответил я. - С чего бы вдруг?
- Ох, не важно. Не имеет значения. Не стоило и спрашивать. Чушь какая-то. Боже мой. Это должно быть где-то здесь. Просто засунул куда-то и забыл.
Он захлопнул дверь у меня перед носом.
Я немного постоял, послушал, как он мечется по комнате, передвигает вещи, роется. Потом спустился вниз. Мама смотрела телевизор.
- Пойду к Ллойду, - сказал я.
- Подожди еще, - сказала мама. - Ты же знаешь Кинжала.
- Но мне скучно.
- Завел бы других друзей.
Я пошел к соседям, позвонил.
Вел подошла к двери, она была бледная и нервная. Верхняя губа распухла, под глазом синяк. Она была в ночной рубашке, и от нее пахло джином.
- А, это ты, - она впустила меня. - Он у себя. Только не шуми. Кинжал спит.
Я поднялся. Ллойд лежал в кровати, смотрел в потолок. Я сел рядом.
- Я просто хотел на пляж, - сказал он. - Вот и все. Я спросил: "Мы пойдем на пляж?" Мама сказала, что слишком холодно. А отец сказал, что не холодно. И они поссорились. Я сказал, что мне все равно, что делать. Мама предложила посмотреть кино. Потому что очень холодно. А отец сказал: "Почему ты хочешь смотреть кино! Я приехал в этот сраный кемпинг не для того, чтобы смотреть сраные фильмы. И потом слишком жарко, чтобы смотреть сраные фильмы". И ударил ее. Она упала прямо на стол, все чашки разбились. А я прыгнул на отца и схватил его за горло. А он ударил меня. А мама кинулась на него и сказала, чтобы он не смел меня бить. И ударила его. Вот так все и вышло. Все трое. В этом сраном кемпинге. Били друг друга. Кричали. Все вокруг переколотили. Все кувырком. И все потому, что я хотел пойти на пляж.
- Это не твоя вина.
- Нет, моя, - сказал он.
Я засунул руку под матрас и вытащил несколько фотографий.
- Эй, давай-ка лучше поговорим об этом. Какая твоя любимая? Все еще эта?
- Нет, - сказал Ллойд.
- А какая же? Скажи. - Я вытащил все фотографии из-под матраса, разбросал их по полу.
- Вот эта? Где застрелили вьетнамца?
- Нет. - Ллойд сел рядом.
- Вот эта? Девочка с сожженной кожей?
- Нет.
- Ну, тогда вот эта, где голову отрубают?
- Нет. Вот она. - На снимке были четыре американских солдата. Они стояли над телом мертвого младенца. - Вот это моя любимая.
Дверь в комнату отворилась. Вошел Кинжал.
- Услышал ваши голоса, - он посмотрел на Ллойда. - Ну как ты, сынок?
- Нормально, - сказал Ллойд.
Кинжал вошел, закрыл дверь. Замешкался, глядя на нас. Он вдруг показался мне большим ребенком, смущенным, неуклюжим. Потом заметил фотографии, его глаза загорелись, он сел по-турецки на пол.
- Ну и ну. Потрясающе. Где ты их достал?
- В школе, - сказал Ллойд.
- Боже! Ты посмотри на это. Здесь все вены видно. А это! Где ты их прятал, сынок?
- Под матрасом.
Кинжал засмеялся.
- Старые места самые надежные. - Он взял снимок с солдатами и мертвым ребенком. - Ясное дело, американцы его убили, - он усмехнулся. - Они часто так делали. Для них это как игра. Ты посмотри на ребенка. Все кишки наружу.
- Знаю, - сказал Ллойд. - А посмотри на эту. Вот, папа. Посмотри. У него голова отвалилась, кровь так и брызжет.
- Да, верно, - Кинжал положил Ллойду руку на плечо. - А вот эта. Вот уж красавица. Вся кожа сгорела. Ох, мерзость какая. Я тебе рассказывал о своем приятеле, который сгорел?
- Нет.