- Тогда скажу про нашу идею. Родители Ашира и родители Гюльнахал получат возможность сыграть свадьбу. Но не такую, какую им хотелось бы, а такую, которая принесёт их детям счастье. То, что мы хотим сделать, хотя и несколько жестоко, но справедливо: ведь эти люди хотят возродить позорный обычай - выдать своих детей за калым. Надо проучить их немного, чтобы отбить к этому охоту у тех, у кого она могла бы появиться. Не только мы так считаем, но и наши уважаемые яшули. Пусть Ашир женится на той, которую любит, и пусть мы все повеселимся на его свадьбе. Согласны?
- Но как это сделать? - крикнул кто-то.
- Эю можно сделать, - продолжал Мамед, - только общими силами. После того, как на невесту набросят курте, никто в течение трёх дней не должен видеть её лица - это положено по старым обычаям, за которые так стоят родители Ашира. Пусть курте набросят на Гюльнахал - наша задача сделать так, чтобы в доме Ашира под ним оказалась уже Кумыш.
- Но ведь рано или поздно это обнаружится, - донёсся чей-то неуверенный голос.
Мамед был готов ответить и на это, но руку поднял Ташли-ага и наступила мёртвая тишина.
- Правильно, - сказал он. - Это обнаружится. Но разве мы хотим, чтобы лицо нашей красавицы Кумыш навсегда осталось от нас скрытым под курте? Нет, конечно. Трёх дней вполне достаточно. Но вот что я хотел посоветовать тебе, Кумыш - эти три дня не должны пройти для тебя зря. Эти три дня даны тебе для того, чтобы ты сумела найти путь к сердцу родителей Ашира, так, чтобы ни о какой другой невестке они и думать не хотели, поняла? А вас всех, всю молодёжь, - обратился он к ребятам и девушкам, - мы собрали для того, чтобы вы не чувствовали себя ни обманутыми, ни обиженными. Это комсомольская свадьба, понимаете. Ваш товарищ, Ашир, женится, а вы все ему помогаете. Гуляйте, веселитесь, но просьба у меня ко всем только одна: эти три дня вам придётся держать язык за зубами.
- А как же Гюльнахал? - раздался ещё чей-то голос.
Ташли-ага подумал:
- Вопрос с Гюльнахал решим так: ты, Гюльнахал, возьми слово со своей матери, почтенной Огульсенем, что все деньги, которые она получит как калым, положит на сберегательную книжку на твоё имя.
- А потом? - крикнул снова кто-то. Мне показалось, что это была неугомонная Нязик.
- А потом, - широко улыбаясь, сказал Ташли-ага, под согласное покачивание голов старейшин, - как только под курте окажется вместо Гюльнахал наша Кумыш, - Гюльнахал и Чарыяр отправятся по командировке колхоза в Ашхабад на десятидневный семинар механизаторов сельского хозяйства.
- Есть ещё вопросы?
Вопросов больше не было.
Я вышел с собрания не в силах понять на каком я свете. Случайно или нет рядом со мной оказалась Нязик, но в эту минуту мне меньше всего хотелось быть мишенью её шуток. Я резко остановился, словно намереваясь повернуть назад, и поискал глазами Кумыш, но она уже исчезла. Тогда я боком выбрался из толпы и в кромешной темноте, одному мне известной тропинкой побрёл домой. День был такой, что немудрено было потерять голову от всех его событий.
Дома было пусто, гараж открыт, машины не видно. Заснуть я не мог. Поздно ночью вернулись родители, они были очень возбуждены, особенно отец, который всё говорил и говорил, едва не до рассвета, Когда я проснулся с первыми лучами солнца, из комнаты родителей ещё доносились их голоса.
Работа есть работа
Утром, собираясь на работу, я решил поговорить с отцом ещё по одному вопросу, который очень меня волновал:
- Теперь, когда все твои мечты, как ты сам сказал, сбылись, обещай мне не ездить больше на базар со своими помидорами.
Отец понял, почему я так говорил. Но ничего не возразил. Он только попробовал объяснить свою позицию.
- Ты просто не представляешь, Ашир, что такое настоящая свадьба. Сказать по чести, это просто разорение, сам увидишь. Когда подумаешь, сколько нужно денег, теряешь сознание. Не всем такие расходы по карману даже сейчас, когда бедняков давно уж нет. Так что потерпи немного - ещё разок-другой придётся мне съездить. Зато потом - обещаю: на базар - ни ногой. И глядя на моё нахмуренное лицо, добавил как-то просительно:
- Не мешай мне, Ашир. Я хочу устроить такую свадьбу для своего единственного сына, чтобы слух о ней дошёл до самого Ашхабада.
Я посмотрел на него. Лицо его было полно гордости и я оставил его в покое: ведь если у человека есть мечта, пусть сбудется.
- Делай, как задумал, папа.
На работу нас развозила специальная машина управления. Я дождался её, стоя у ворот, и через полчаса уже стоял у своего стального коня - могучего бульдозера, который за один только день весь покрылся пылью. Хорошенько вычистив его, словно он и впрямь был живым существом, мы всей бригадой принялись за дело, и время исчезло до самого полудня, когда дежурный заколотил железным ломиком по рельсу.
Перерыв.
Но мы не бросились со всех ног к вагончику, откуда уже доносились восхитительные запахи. Сначала мы неторопливо оценили проделанную с утра работу и остались этим осмотром довольны: задел для работы земснаряда был таков, что его хватит ребятам минимум на две смены. Только тогда мы двинулись к вагончику. И тут уж почувствовали, что работать на бульдозере - это не кубики собирать: аппетит разыгрался не на шутку. Каждый из нас по очереди превращался в кухарку и старался угодить товарищам каким-нибудь особенным блюдом, но с пловом, который готовил сегодняшний дежурный, Шамурад, соперничать никто не мог. Этот Шамурад был парень хоть куда: и готовил отлично, и знал такое количество разных забавных историй, что вполне мог выдержать соревнование даже с Шахеризадой. Где он только не успел побывать; и рыбу ловил на Каспии, и воду искал в пустыне. Он был, я повторяю, отличным товарищем и надёжным другом, но никогда больше года не мог усидеть на одном месте, такой был шальной. И больше всего его удивляло, что с нами он работал уже полтора года и всё не мог уйти. "Старею, видно", - говорил он и смеялся. Фамилия его была Далиев, но сам он себя называл Дали, что означает "сумасшедший". И никогда не обижался, если ему говорили: "Э, Дали, расскажи-ка нам что-нибудь такое". В работе - как зверь, а вне работы - хлебом не корми, дай придумать какую-нибудь шутку. Я всегда очень жалел, что Нязик замужем - вот была бы идеальная пара.
Мы умылись в тени вагончика и уселись. Сначала надо было сделать несколько глотков чая, и чай, который разлил нам по пиалушкам Шамурад, был таков, что и самому министру было бы не стыдно его налить.
А пока мы наслаждались первыми глотками, Шамурад принялся за свои шутки, объектом которых сегодня он почему-то решил избрать меня.
- Самый главный вопрос сегодняшнего дня, - начал он серьёзно, словно читал передовицу газеты, - это решить, что нам всем делать с Аширом.
Я поперхнулся, а все с интересом смотрели то на меня, то на Шамурада.
- Да, да, - серьёзно продолжал Шамурад. - Как вам известно, Туркмения занимает одно из первых мест по приросту населения в стране и является одной из самых молодых по населению республик. Но в то же время есть среди нас такие отсталые товарищи, которые не думают о том, как поддержать честь родного края - такие, как ты, Ашир, которые не женятся до двадцати пяти лет, а то и более, что приводит к тому, что нас уже догоняют и Узбекистан, и Таджикистан. И я полагаю, товарищи, - продолжал он всё так же серьёзно, - рассмотреть на собрании бригады вопрос о недостойном поведении Ашира, и пока ещё хоть какая-нибудь девушка согласна выйти за него замуж до того, как его борода станет седой - женить в обязательном порядке. Кто "за" - прошу поднять руки.
"За" были все, даже я.
- Ты посмотри только на этого хитреца, - удивился Шамурад. - Он "за", а дело не с места. Придётся бригаде самой найти тебе невесту. Вот уж поистине повезло маменькиному сынку - даже невесту за него будет искать бригада. А что, если сосватать ему старшую дочь Джумы? Как ты, Джума, на это смотришь?
Джума только улыбнулся в ответ. Такой уж он был - молчаливый Джума, наш товарищ, самый старший в бригаде. По нашим понятиям, он был почти что старик - сорок лет, но в работе не уступал никому, даже нашему Байрамгельды, бригадиру. Но на слова он был не горазд. У него росли шесть дочерей и старшая, Айджемал, такая же молчаливая, как и отец, и тоненькая, как камышинка, иногда заглядывала к нам на участок.
- Ну так отдашь свою Айджемал за этого бездельника, - не отставал Шамурад, улыбаясь, и от его весёлого голоса усталость отступала и исчезала, и мы все тоже улыбались - и сам неугомонный Шамурад, и молчаливый Джума, и я, и бригадир наш Байрамгельды - огромный, могучий и надёжный, лучший в мире бульдозерист.
Я прислушался. Кажется, машина, Откуда? Мы никого не ждали в гости. Шамурад не стал долго ждать и выскочил наружу. Через мгновенье его голова появилась в дверях:
- Большое начальство, - таинственно прошептал он. - А ну, навести порядочек.
Мы в мгновение ока навели в вагончике порядок. Кто бы это мог быть? Но долго ломать голову нам не пришлось: чуть пригнув голову, на пороге появился сам начальник нашего управления Алланазар Курбанович Курбанов. Он пожал каждому из нас руку, говоря при этом: "Гургимысыныз", что означает "как поживаете", втянул носом дразнящий запах плова и сказал:
- За сто километров чувствуется, что Шамурад плов готовил. Никакого компаса не нужно.
- Просим отведать вместе с нами, - предложил просиявший Шамурад, который очень любил, чтобы его хвалили. - Если не боитесь поссориться с тёщей - милости просим к нам хоть каждый день. Конечно, эти ребята вас таким пловом не угостят, но уж что-нибудь придумаем для любимого начальника.
Алланазар Курбанович не заставил себя упрашивать; сняв обувь и вымыв руки, он уселся вместе со всеми на кошме.
Плов исчез на глазах.
- Эх, погубил я свой талант, - пошутил Шамурад. - Надо было стать поваром, - глядишь, и орден заработал бы. А может, и Героя получил бы. Или в одной бригаде не может быть двух Героев, - спросил Шамурад и кивнул на Байрамгельды.
- Может быть и три героя, - ответил Алланазар Курбанович. - Но для этого нужно и трудиться так, как Байрамгельды.
- Что касается меня, - заявил Шамурад, - то я могу соревноваться с Байрамгельды только на кухне. Когда же он садится на бульдозер, ему, кажется, помогает сам шайтан. Надо проследить за ним: мне кажется, что его бульдозер собирают как-то иначе, не так, как всем остальным. Или сам он сделан из другой породы. Сколько ни сидит за рычагами, никогда не устаёт, да ещё и улыбается.
- Вот из такого материала, - сказал наш начальник управления, - и сделаны все Герои. А что касается того, сколько их может быть - напомню вам о колхозе имени Тельмана Ленинского района. Там на тридцать человек, удостоенных звания Героя, - тридцать одна Золотая Звезда: у двадцати девяти человек по одной, а у председателя, Оразгельды Эрсарыева - две. Так что работайте, а за орденами и медалями дело не станет.
Прощаясь, он спросил меня про дела в институте. Это было очень кстати.
- Спасибо, - ответил я. - В институте всё нормально, но есть проблема, о которой хотелось бы посоветоваться.
- Ну, что ж, давай посоветуемся.
Я начал говорить о проблеме, которая всё время не давала мне покоя, но особенно после вчерашнего разговора с отцом: как правильно распорядиться дренажными солёными водами.
- Мой отец, - закончил я, - считает, что это основная проблема сегодняшнего дня.
- Правильно считает твой отец, - согласился Курбанов.
- Он говорит, - ободрённый, продолжал я, - что в наших краях нет, к сожалению, в северо-восточном направлении низменности, куда безопасно можно было бы отвести дренажные воды. А если этого не сделать, то возникает опасность засоления земель. Он спросил, думаем ли мы сейчас об этом, потому что потом может быть поздно. А вы как думаете?
- Светлая голова у твоего отца, вот что я думаю, - ответил начальник управления. - Мы уже столкнулись с этим в ряде мест. Кое-как пока справляемся, что будет дальше - сказать трудно. Почему бы тебе не взять это темой своего дипломного проекта? - предложил вдруг он. - Посоветуйся со специалистами в институте, приходи к нам в управление. Этот вопрос - проблема из проблем. И ко мне заходи, Ашир. Этот вопрос должен быть разрешён во что бы то ни стало. Если надо - можешь считать наше управление своим коллективным научным руководителем.
Вот так это получилось. Сколько я ломал голову, чтобы не просто защититься, а сделать что-нибудь нуж-нов сейчас, немедленно, сколько времени потратил на придумывание всяких сложных задач, а задача в это время ожидала того, кто возьмётся за неё, она была вот тут, рядом, и многие головы пытались её разрешить.
Весь остаток дня, сидя за рычагами бульдозера, я с нетерпением ожидал минуты, когда, вернувшись в аул, я смогу заглянуть в библиотеку и посмотреть, нет ли у нас какой-нибудь книги, учебника или монографии, посвящённой засолению земель. Эти мысли настолько занимали меня, что даже вопрос о моей женитьбе отошёл как бы на второй план. Я объясняю это тем, что в этом вопросе, в вопросе с женитьбой, всё было более или менее ясно, особенно после собрания, а вот в вопросе, о котором я думал так или иначе весь последний год, никакой ясности не было.
Тем не менее я понимал, что обижу товарищей по бригаде, если сегодня же не скажу им о намечающихся переменах в моей жизни. Я ещё день думал над тем, как получше преподнести им эту новость, как на помощь мне пришёл всё тот же неугомонный Шамурад.
Дело было в том, что начальник управления во время обеда сообщил нам, что для нас, как передовой бригады, выделена новая партия машин. Однако они находятся пока в Москве и надо послать человека, который привёз бы их на стройку, сопровождая во избежание всяких недоразумений. Кого послать - это начальник управления целиком оставлял решать нам. Об этом и зашёл разговор после рабочего дня.
- Вопрос ясен, как белый день, - сказал Шамурад, едва только все успели усесться. - Посылать надо Ашира. Все мы люди семейные, у всех дома хозяйство и дети, один он никому не нужен, никто его не ждёт, и если скажет: "Уезжаю", - никто не поднимет крик, хоть неделю его не будет, хоть месяц. Вот когда я завидую холостым.
- Ну, что же, - взял слово наш бригадир. - Это дело важное, тут нужен не только холостой человек, но и человек с опытом.
- Пусть скажет сам Ашир, - крикнул с места Бяшим.
- Я рад бы поехать и получить для нас новые "Катерпиллары", - сказал я. - Да и по Москве побродить не худо. Но есть одно обстоятельство - именно то, о котором упомянул Шамурад. Не хочу отставать от всех, хочу, чтобы и у меня дома ворчали, если уезжаю. Одним словом, ребята, я решил жениться.
От удивления Шамурад долго не мог вымолвить ни слова, а это было с ним не часто.
- Вот это да! - только и произнёс он.
Байрамгельды посмотрел на него с улыбкой:
- Ну, что, от изумления язык проглотил?
Но даже на это наш всегда находчивый Шамурад, который никогда за словом в карман не лез, только потряс головой, словно в ухо ему попала вода, и повторил: "Вот это да. Ай, да Ашир! Вот это врезал".
Ну, а потом посыпались поздравления, смешки, вопросы. Хочешь не хочешь, пришлось начать издалека и кончить событиями вчерашнего вечера.
- Лихо придумано, - сказал Шамурад. - Я и сам лучше не придумал бы.
Молчаливый Джума, думая, очевидно, о своих дочерях, впервые за день открыл рот.
- А что будет потом? После свадьбы?
Признаться, я предпочитал об этом сейчас не думать.
- Если за дело взялся Ташли-ага, беспокоиться нечего, - ответил за меня Байрамгельды. - Не беспокойся, Ашир. Что бы не случилось потом - мы все, твои друзья, здесь и готовы прийти тебе на помощь. Вот тебе моя рука. - И он протянул мне свою огромную ладонь. - Это я говорю от имени всей бригады, верно?
- Верно, верно, Байрамгельды.
Я ничего не мог сказать, в глазах моих стояли слёзы. Мои друзья! Я готов был за них в огонь и в воду.
Последнее слово осталось, конечно, за Шамурадом.
- Я вчера как раз получил от управления новенький домик. Я даже стула ещё туда не перенёс. А в общем-то мне и в старом совсем не плохо. Верно, ребята? Если придётся уходить из дома - не робей, переселишься в новый дом - и всё. Ну, хорошо я придумал, ребята?
- Молодец, Шамурад, - одобрил бригадир. - Молодец.
Накануне свадьбы
Вернувшись с работы, я застал дома только маму. Она подала мне обед и села рядом, заботливо глядя на меня. Всё в доме дышало тишиной и покоем, и мама тоже была умиротворённой и мягкой.
- А где отец? Неужели ещё на базаре? - поинтересовался я.
- Отец не вернулся с колхозного поля, - ответила мама, и я это понял так, что у отца взыграла совесть - после базара он отправился по колхозным делам, но мама пояснила, что отец вообще сегодня не ездил на базар. На мгновенье я перестал жевать.
- Надеюсь, - спросил я, - с ним ничего не случилось? Ведь ещё вечером я просил его порвать с базарными делами, а он сказал мне, что расходы предстоят большие и хочешь не хочешь, несколько раз ещё придётся съездить на базар.
- Вот именно, - сказала мама. - Всю ночь мы с ним считали и пересчитывали, и решили, что всего хватит и так.
- Вы куда-то ездили вчера до поздней ночи.
- Да, были у сватьи Огульсенем. Она оказалась очень разумной, а девушка - чистый клад, Так при нас и заявила сватье, чтобы та заказывала лишь самое необходимое, не то, сказала Гюльнахал, она вообще сбежит из дома.
- Ну и на чём остановились?
- Остановились вот на чём, - стала рассказывать мама, понизив голос, словно её могли подслушать в собственном доме: договорились вот на чём - мы даём деньгами восемь тысяч, чтобы было на что одеть невесту, пять-шесть отрезов на платье в приданое и десяток готовых, ну и, конечно, красное курте, чтобы накинуть на невесту, когда её поведут в наш дом.
- И это всё?
- Всё.
- И тётушка Огульсенем на этом ограничилась?
- Ей пришлось, - сказала мама. - Она в самом начале сговора вытащила такой, заранее заготовленный список, что никаких денег не хватило бы, да Гюльнахал, дай ей бог прожить здоровой до ста лет, ни за что не хотела уступить. Так что уступить пришлось сватье Огульсенем. Ну, не золото ли наша будущая невестка?
Я пробурчал что-то, что можно было принять за согласие.
Мама продолжала щебетать.
- Да, ничего не скажешь, не ожидали мы с отцом, что всё так обойдётся. Когда мы считали с ним этой ночью, то оказалось, что денег хватит и на выкуп и на свадебные расходы, и на подарки гостям. Ты думаешь, ему, твоему отцу, так же нравится стоять за прилавком? Ничуть. Он даже сказал: "Вот и хорошо, что не надо ехать с помидорами. Пусть чуть-чуть ещё нальются за эти дни - будет гостям угощение". Ты уж не беспокойся: возни с едой будет много, но в грязь лицом наш дом не ударит. Всё будет, что у других, людей, а может и получше.
- А сухое молоко разбавлять не придётся? - спросил я с улыбкой.
- Тебе бы всё посмеиваться. Забудь об этом, сынок.
- Уже забыл. Ну, а когда хотите саму свадьбу справлять?
- Э, какой ты! То тебя не уговорить было, теперь несёшься во весь опор. Или ты боишься, что если промедлишь, у девушки появится ещё один жених?
- Кто их знает, этих девушек. Может, и появится. А может, уже давно появился. Как ты думаешь, такого быть не может?
Мама тревожно посмотрела на меня, пытаясь определить, шучу ли я или говорю всерьёз. Потом ответила: