- Очень просто. Он брал два мешка с песком и устраивал их один над другим, а ещё выше пристраивал бурюк с горько-солёной водой. Низ бурдюка он развязывал или ослаблял так, что вода из него не лилась, а капала капля за каплей в верхний мешок, потом проходила в нижний и так же капля за каплей собиралась в кожаном ведре, подставленном под мешки с песком. Горькой воды в колодцах было вдоволь, песка в пустыне тоже, а терпения у моего деда было больше, чем того и другого. Так что он вполне был с водой - ведь от него только и требовалось, что зачерпнуть из колодца ещё один бурдюк, да заменить в мешках просолившийся песок на новый.
- А вода? Которая скапливалась в ведре? На что она годилась?
- Ну, Ашир! Не скажу, что она напоминала вкусом шербет. Но соль из неё пропадала вся, а если горечь немного и оставалась, то видно, что большого вреда в том не было: мой дед пил её всю жизнь и прожил до девяноста лет.
- Если бы я не боялся, что мы врежемся в столб, я бы тебя обнял, отец. Ведь это и есть решение. Пропустить воду через, песок, и…
Отец улыбнулся:
- Ишь, какой горячий. Ты не забывай, что твоему деду было достаточно несколько вёдер воды и два мешка с песком. А через какой мешок ты пропустишь воду?
- Это уже другой вопрос, отец. При сегодняшней технике эта задача, я уверен, может быть разрешена.
- Ну, так или иначе, - согласился отец, - если очистить дренажную воду от соли, хуже не будет. Ведь и то сказать, сколько сил вложено, чтобы довести эту, воду от Амударьи.
- Второй переулок направо и там останови, - попросил я отца. Его слова "хуже не будет", засели у меня в мозгу.
Машина остановилась.
- Здесь?
- По-моему, да.
- А кто здесь живёт? - поинтересовался отец с явным подозрением.
Я рассмеялся:
- Во всяком случае, не девушка. Это дом начальника нашего управления.
- Алланазара Курбановича?
- Его самого. Хочу с ним поговорить на одну тему. Но прежде ты мне вот что скажи ещё, отец, раньше, до того, как сюда подошли воды большого канала, встречались здесь солончаки, образованные дренажной водой, или нет?
- У этой воды повадка всегда одна, - ответил отец. - Если в устье Секизяба солончака было совсем мало, потому что это очень быстрая и полноводная река, то в низовьях Алтыяба, вспомни-ка сам, в солончаках недостатка не было и нет испокон века. А разве не превратились в сплошные солончаки земли, лежащие в плоской долине окраины аула Шоркала? Или окраины Келеджара, или соседние районы Бабараба? А ведь всё это наделала вода, которая попервоначалу была такой же сладкой, как вода Амударьи?
Каждое его слово врезалось в мою память. Ах, если бы мы всегда могли говорить так друг с другом.
- Спасибо, - сказал я отцу и вылез из машины.
- Про воду думай, а про свадьбу не забывай, - крикнул отец мне вслед, вздымая пыль, он ловко развернулся и уехал, а я остановился у закрытой двери и позвонил.
Ты задумал большое дело
Дверь открыл мне сам Алланазар Курбанович. Мне показалось, что он даже ожидал меня; во всяком случае он ничуть не удивился моему внезапному появлению. Снимая в передней обувь, я неуклюже пытался преодолеть смущение и объяснить цель своего визита:
- Не сердитесь, Алланазар Курбанович, что я и до работы не даю вам покоя, но вы сами в этом виноваты.
- Вот как? - шутливо удивился Курбанов. - Значит, я провинился перед тобой в чём-то. Ладно. Раз так, готов держать ответ. Давай, проходи в комнату, а там посмотрим, сумею ли я оправдаться. Усаживайся, усаживайся, И в кого ты такой великан вымахал - в отца? в деда?
- Я никогда над этим не задумывался. Но не в отца. Отец у меня небольшого роста, деда я не помню, но тоже, вроде, был небольшим.
- Ну, это я просто так, не смущайся. Давай с утра попьём чая, а потом уж поговорим.
Я видел, что Курбанов старается помочь мне преодолеть смущение, и приободрился.
- Так в чём же я виноват перед тобой, Ашир? - спросил начальник управления, разливая по пиалам крепко заваренный с каким-то особым ароматом чай. Я втянул воздух. - Ага, почуял? Это я в чай добавляю мяту - сто лет хочу прожить, тебя на своём месте увидеть. Ну, пей, и выкладывай - я ведь вижу, что тебе не терпится.
Чай с мятой был действительно лучше некуда.
- Всё у меня эта дренажная вода не выходит из головы, - выдавил я из себя наконец. - Хотите верьте, Алланазар Курбанович, хотите нет, после вчерашнего разговор, даже заснуть не мог. И так поверну, и этак. Столько лет уже проучился в институте, и в студенческом научном обществе несколько работ сделал, а всё на свою тему не мог набрести. Сами понимаете, одно дело - заниматься тем, чем до тебя занимались тысячи, совсем другое - это своё дело. И как только мы вчера с вами заговорили о вторичном использовании дренажной воды, у меня в глазах словно молния сверкнула - вот оно, моё дело. И чем больше думаю, тем больше уверен - это дело, которым стоит заниматься всю жизнь. Ведь запасы воды на земле, вы сами это говорили, не безграничны, тем более важно, чтобы ни одна капля её не пропадала зря.
Увлёкшись, я забыл про чай и заходил по комнате.
- Горяч, - заметил Алланазар Курбанович. - Прямо, как наши ахалтекинцы. Правильно говоришь, Ашир, как говорится, берёшь быка за рога. Но одно ты должен понять, - эта проблема настолько важная, что прежде даже, чем знаниями, ты должен запастись терпением. На это, вполне может быть, понадобятся годы и годы.
Я почувствовал себя так, словно меня в летний зной окатили холодной водой. Курбанов заметил, какое впечатление произвели на меня его слова и нахмурился.
- Бывают проблемы, над которыми не жаль проработать всю жизнь, - сказал он мне. - Если ты чувствуешь в себе достаточно сил на это - рано или поздно ты добьёшься успеха. Но если у тебя нет терпения - лучше не берись. Ты задумал большое дело, Ашир, и любой будет рад помочь тебе. Но большое дело - это и огромный труд, это и неудачи, от которых могут опуститься руки, это и горькие часы сомнений. Но и награда за это велика. Ну, ну, не нужно только падать духом с первых шагов. Выше голову. Я вижу, что какие-то мысли у тебя уже появились. Не стыдись, говори - даже великая пустыня состоит из крошечных песчинок. Ну, я слушаю….
И тогда я пересказал Курбанову свой недавний разговор с отцом.
- Ты уже сам достаточно образован для того, чтобы понять: идея фильтрации воды, проходящей через песок - не нова. Её знали ещё каши далёкие предки, да и сейчас водопроводные станции пользуются теми же методами для очистки воды. Но то, что хочешь сделать ты - совсем другое дело и делаться оно должно совсем в других масштабах. Как это сделать, как очистить миллионы кубометров дренажной воды таким образом, чтобы вернуть этой воде хоть какую-то ценность для повторного использования при поливе - я пока не представляю… Думаю, пройдёт ещё немало времени и даже твоя борода станет белой, прежде чем мы решим этот вопрос. Но браться за его решение, думать об этом решении, ты прав, надо уже сейчас, и хорошо, что мы сидим с тобой и говорим об этом.
- У меня к вам ещё одна просьба, - окончательно осмелев, добавил я.
- Ну, что ж, давай всё сразу, - одобрил Курбанов.
- У нас сейчас на работе такое напряжение, что и на день тяжело вырваться, - пояснил я. - А вы бываете в Ашхабаде часто. Прошу вас зайти в наш институт и официально попросить, чтобы за мной утвердили эту тему, как дипломную работу. Вы обещали мне помочь, - напомнил я.
- Крепко, крепко берёшься за дело, - покачал головой начальник управления. - Ай, да Ашир! Ну, что ж, обещал - сделаю. А теперь нам обоим пора на работу. Поехали?
Все готовятся к свадьбе
Дым коромыслом. И в нашем доме, и в доме Гюльнахал всё было вверх дном. Отец отпросился у Ташли-ага с работы на последние три дня и летал, как на крыльях; женщины сбились с ног, и если вы думаете, что провести в ауле свадьбу на должном уровне - это такое же простое дело, значит, что вы ничего в подобном мероприятии не понимаете. Гостей - десятки, а может, и сотни, и каждого нужно персонально пригласить, не то вы нанесёте человеку смертельную обиду. Думаете, это касается только односельчан? Как бы не так. И односельчан, конечно, тоже, но в той же, если не большей степени, это касается и родственников, и близких, равно как и дальних знакомых, живущих в иных местах, иногда за сотни километров. И каждого надо не просто пригласить, а прислать официально пригласительный билет. Что в свою очередь представляет из себя уже отдельную проблему.
В последнее время вошло в моду и считалось хорошим тоном помещать на пригласительном билете фотографии жениха и невесты. И моя мама тоже не захотела отстать от других и, не посоветовавшись ни с кем, договорилась с нашим сельским фотографом, чтобы он запечатлел и размножил наши с Гюльнахал портреты.
Надо ли говорить, в какое дурацкое положение это ставило всех нас - и меня, и Кумыш, и Гюльнахал, И тут, чувствуя, что все мои крики и возражения о том, что это пошло и недостаточно, разбиваются о мамину непоколебимость я взял себе в союзники отца.
- Неужели ты допустишь, - сказал я ему таким тоном, что было ясно, какого именно ответа я жду от него, - неужели ты допустишь, что из-за маминой прихоти до скончания века каждый, кому не лень, сможет таращить глаза на мою жену и твою невестку? По-моему, ничего хорошего здесь нет.
Отцовская гордость не подвела и на этот раз. Действительно: каждый, кто захочет, может хранить фотографию жены его сына? Этому не бывать.
И он отменил мамины приготовления к фотосъёмкам, а чтобы фотограф, который был ни в чём не виноват, не обиделся, отец пригласил его на свадьбу тоже. А мне он сказал:
- Вижу, сынок, ты умнеешь на глазах. - И он похлопал меня по плечу. - Когда говоришь дельные вещи, всегда, тебя поддержу.
Между тем приближался день свадьбы. Накануне моя бригада приняла решение отпустить меня и на пятницу тоже, взяв на себя обязательство выработать в этот день и мою норму. Я сопротивлялся, как мог, но бригадир прекратил наши пререкания. Если бригада говорит, надо подчиниться и всё.
Что я мог тут сказать. На свадьбу я их пригласил, а что я мог сделать ещё?
И я отправился домой.
По правде сказать, работы дома было много. Как ни готовься к приёму двухсот человек, в последнюю минуту всегда что-то оказывается упущенным. На меня была возложена переноска столов и стульев из колхозного клуба, с чем я еле-еле управился за день. Отец подчистую забрал всю посуду из магазина проката, и, выгрузив горы тарелок и тарелочек, стопок и стаканов, кувшинов и прочей утвари, укатил в город оповещать родственников. На дворе у Гюльнахал женщины пекли, варили, жарили и парили, так что запахи, один вкуснее другого, поднимались и плыли над аулом, подобно облакам.
Как и было оговорено, умница Гюльнахал взяла у тётушки Огульсенем все деньги, что передал ей мой отец, сказав, что всего надёжнее положить их в сберегательную кассу. На самом деле, шепнул мне мимоходом Ташли-ага, он положил их в свой сейф.
Если вы думаете, что все приготовления к свадьбе состоят из всякой и всяческой стряпни - вы ещё раз ошибаетесь. Надо было ещё, согласно обычаю, как бы подготовить к свадьбе саму невесту, а это вовсе не пустой ритуал. Руководство этой процедурой было единогласно возложено на Нязик. Вот где в полной мере могли развернуться её командирские способности. И они развернулись. Вечером в пятницу, стало быть за сутки до свадьбы, на дворе у Гюльнахал было не протолкнуться от женщин и девушек, пришедших поздравить Гюльнахал и поднести ей подарки. Ситуация была довольно двусмысленная, потому что вся молодёжь, включая в первую очередь Кумыш и саму Гюльнахал, знали, кто именно выходит замуж и кому предназначаются подарки, но показать они этого не имели права, и всё же, обращаясь к Гюльнахал, успевали одним глазом подмигнуть Кумыш - словом, ситуация была довольно забавная. Надо отметить, что наши сельчане люди щедрые, так что скоро в комнате для подарков стало довольно тесно. Тогда девушки включили магнитофон и перешли в более просторную комнату, где желающие потанцевать могли показать себя в полном блеске.
А потом началась игра в жениха и невесту. Откуда берёт начало эта игра - никто, даже старики, сказать не могут. Это было похоже на генеральную репетицию в театре - всё, как на самом спектакле, где уже ошибаться нельзя.
Выглядело это так: одна из девушек, накрывшись курте, исполняла роль невесты, а несколько других, удалившись в соседнюю комнату, переодевались юношами. Роль невесты выпала на долю Кумыш. Как и положено, она сидела на почётном месте, покрытая с головой красным курте. Заслышав весёлый шум и возню в коридоре, одна из подружек "невесты" выглянула в коридор и закричала:
- Жениха ведут, жениха ведут! Ну-ка, встретим жениха.
Магнитофон умолк на полуслове, все взгляды были устремлены на двери, в которых должен был появиться "жених". Он не мог просто так взять и войти в комнату невесты, его должны были ввести туда. Это сделали две других девушки, тоже переодетые парнями. И вот, важной походкой, в сопровождении двух дружков, закидывая гордо голову и снисходительно поглядывая вокруг, в дверях появился "жених", которого бесподобно изображала Нязик. На ней была белая папаха, жёлтые узкие сапожки, красный халат с шёлковым кушаком, за который были заткнуты полы халата. "Жених" от спеси едва поворачивал голову и было видно, что в те старые времена, из которых эта игра пришла, она была не игрой, а явью, потому что после свадьбы невеста становилась собственностью заплатившего за неё калым мужа и ничем не отличалась от любой другой купленной вещи. Теперь же эта игра просто напоминала то, что осталось только поводом для шутки.
У "жениха" был такой недоступный вид, что дружкам пришлось, даже слегка подталкивать его, чтобы он приблизился к "невесте". Слегка поломавшись, он (если про Нязик можно было сказать "он") приблизился к невесте, важно опустился у её ног и, вытянув ногу в жёлтом кожаном сапоге, самодовольно бросил:
- А ну, сними!
"Невеста" покорно стала стягивать с "жениха" сапог, а тот, потянув на себя носок, всячески мешал ей в этом. Тут уже подоспела и помощь - сначала это по правилам должна была быть жена старшего брата жениха, а потом и другие родственницы. Общими усилиями женщины сапог, наконец, был снят с ноги "жениха", сидевшего со скучающим выражением лица, затем "невеста" и её добровольные помощницы немало повозились, развязывая намертво затянутый узел шёлкового кушака. Веселье разгорелось во всю, когда пришёл черёд снимать с "жениха" папаху. Тут уже каждый мог дать волю своему язычку, потому что "жених", как и было положено, не торопился обнажать голову, и со всех сторон на него посыпались девичьи выкрики:
- Да он просто плешивый, - кричала одна.
- Не плешивый, а сплошь лысый. Голова, как колено!
- Не снимай папаху, жених, не срамись!
- Отойдите от него, девушки, не то облысеете тоже.
Под смех и выкрики девушек, словно поддаваясь насилию, "жених" позволил наконец "невесте" стащить с головы белую папаху и две толстые смоляные косы Нязик заструились по её плечам…
Во дворе тётушки Огульсенем в последний раз попробовали плов, ещё раз хорошенько перемешали его и крепко закрыли деревянной крышкой. В нашем доме тоже не сидели без дела; к сожалению, сколько я не убеждал родителей отказаться от усилительных установок, здесь и отец, и мама выступили против меня сплочённым фронтом: весь мир должен был ликовать по поводу моей свадьбы; мне оставалось только пожать плечами и смириться.
Звонок накануне свадьбы
Вечером, в разгар приготовлений зазвонил телефон. Я взял трубку, но голос показался мне незнакомым, "Кто говорит?" - закричал я в трубку, думая, что это кто-нибудь из бригады или из другого аула. Трубка пробурчала что-то нечленораздельное - я почти ничего не разобрал, "Кто это?" - продолжал допытываться я, с каждой минутой понимая, что этот голос я где-то слышал. Наконец с того конца провода донеслось: "Говорит Курбанов, алло!"
Алланазар Курбанович? Я не верил собственным ушам, но это был именно он. Он тоже сначала не узнал меня, потому что я кричал в трубку не своим голосом; это, как я заметил, всегда так, если плохо слышишь, начинаешь не прислушиваться, а кричать во всё горло.
- Ну, так как дела, жених? - спросил он не без язвительности. - Ух ты и хитрец - целый час меня мучал, а о свадьбе и не заикнулся.
- Я надеюсь увидеть вас на свадьбе, Алланазар Курбанович.
- Посмотрим, посмотрим, - ответил Курбанов. - Уж больно ты прыткий: то в голове у тебя одни дренажные воды, то женишься тут же. Вот что значит двадцать пять лет. Значит всё думаешь успеть.
- Если вы поможете, успею.
- Тогда ловлю тебя на слове. Заразил ты меня своей идеей, тоже стал я, как молодой. Пару часиков можешь выкроить для дела?
Признаться, я был ошеломлён.
- Когда? Прямо сейчас?
С той стороны трубки долетел смех начальника управления:
- Неужели я должен ждать, пока ты отгуляешь свадьбу. И так сегодня ребята тебя пожалели. Ну так как?
Видно было, что у него хорошее настроение, но когда он упомянул о бригаде, мне стало не по себе. Конечно, бригада сама принимает такие решения, но начальник управления может на этот счёт иметь самостоятельное мнение.
- Я готов, Алланазар Курбанович. Что я должен делать?
- А что ты делаешь в эту минуту?
- Сижу на тахте, прихожу в себя. Двести стульев перетаскал, полсотни столов.
- Ну и молодец. Сиди на тахте и жди меня, я за тобой заеду.
Я возразил:
- Так не годится. Давайте встретимся возле управления через пятнадцать минут. Отец меня подбросит на машине.
- Договорились. Жду тебя. - И трубка дала отбой.
Через пятнадцать минут я подошёл к дверям управления. Курбанов уже сидел в машине. Увидев меня, он замахал рукой:
- Ашир! Иди сюда, - И он показал на место рядом с собой. Машина плавно взяла с места, а Курбанов, повернувшись ко мне, всмотрелся, как если бы видел впервые: - Да, не жених, а картинка. Прежде, чем заниматься делами, дай-ка я тебя поздравлю от всей души. - И с этими словами он крепко пожал мне руку. - Желаю своим дочерям таких женихов, как ты. - В голосе Курбанова звучала печаль - у него были только дочери, и все они ещё ходили в школу. - Да, от всей души, - повторил он с чувством. - Желаю удачи тебе всегда и во всём. Мне очень приятно, что я могу поздравить тебя раньше других. И не только со свадьбой. Каждому жениху положено вручать подарок. Есть для тебя подарок и у меня, пришлось специально съездить в Ашхабад. Нет, не отказывайся, - засмеялся он, видя, что я хочу возразить, - откажешься - пожалеешь. А подарок такой: кафедра официально закрепила за тобой тему дипломного проекта по исследованию возможности повторного использования дренажных вод. А руководителем твоего диплома назначен по моей просьбе начальник управления Алланазар Курбанович Курбанов. Ну, примешь подарок, или будешь отказываться?
- Лучшего подарка я бы и не желал, - только и произнёс я.
- А чтобы у тебя не пропадало ни минуты, - продолжал Курбанов, - уезжая в Ашхабад, я распорядился выкопать два пробных шурфа и подвести к ним дренажную воду: один шурф будет дренировать как обычно, другой - через песчаную линзу. Вот мы едем с тобой смотреть, что из этого получится.
- Можно ли считать это пробным первым экспериментом по теме?