Через месяц я получил письмо от Саадат. Письмо было полно намеков.
"Милый Джура-ака!
Ваш портрет, который вы прислали Ядгару, тетя повесила на стену и украсила цветами. Когда Ядгар вспоминает своего дада и тянется к карточке, тетя снимает карточку со стены и показывает ему. Мальчик с минуту смотрит на портрет, потом тетя опять вешает карточку на место. Когда я прошу у Ядгара вашу карточку, он ни за что не хочет дать мне посмотреть. "Пусти, пусти, не трогай! Это мой дада", - кричит он. "Твой дада ведь мой Джура-ака!" - говорю я. "Ну ладно", - соглашается тогда Ядгар и дает мне карточку.
А я смотрю на вашу фотографию и думаю: "Фотограф сделал только одну карточку, не позаботился, чтобы человек мог послать и знакомым". Если бы вы прислали нам одну, мы сохранили бы ее лучше, чем вы сами. Да вот вы нас не удостоили. "Ну, ладно, - думаю, - если вы не посылаете, пошлю я". И вот послала вам свою карточку, где снялась вместе с Ядгаром. На фотографа не сердитесь, как говорится: "Что есть в котле, все попадает в уполовник".
Правда ли, что тюбетейка пришлась вам впору? Джура-ака, если вас не затруднит, пришлите мне беретку. В Ташкенте все девушки стали носить беретки.
Шлю нескончаемые приветы, скучаю по вас.
Саадат.
Кстати, не проговоритесь родным, что я послала вам карточку".
Письмо и в особенности фотография взволновали меня. О! Да неужели это наша Саадат! Девушка так расцвела! Впервые я увидел - если смотришь на карточку, будто видишь человека. Огромные глаза Саадат, ее слегка улыбающиеся губы так выразительны на снимке! О кудри, обрамляющие полные щеки, вы вот-вот закуете мое сердце в свои цепи! Поверь, Саадат! Я люблю тебя. Никогда в жизни я не допущу, чтобы на черных твоих ресницах по моей вине заблестели слезинки!
Нежный взгляд девушки звал. Саадат победила.
Я полюбил Саадат теперь по-настоящему.
Близилось начало учебы, меня ждали занятия. Я съездил и город и купил Саадат подарок - модный берет.
В письме я намекнул ей о любви и осторожно дал понять, что в учебный сезон у меня будет мало времени, а потому после этого письма напишу не скоро. Отчасти с намерением испытать Саадат, а отчасти всерьез, я попросил, чтобы она навещала Ядгара и мою старую матушку.
На этом завершилась первая глава нашего романа.
До следующей счастливой главы, то есть до отпуска будущего года, я определил перерыв.
Старая моя матушка очень огорчилась и обиделась, что я не приехал в отпуск. "Сын твой нездоров, - писала она. - Кумри поступила в школу ФЗУ Ташкентского текстилькомбината. Абдугани еще не окончил средней школы и потому живет при матери. Старший твой брат навещает нас, проявляет заботу. Не забывает Ядгара. Живем мы неплохо. Ты можешь учиться спокойно, ни о чем не беспокойся".
На втором курсе я шел одним из лучших. Я уже не был так слаб в русском языке. По анатомии тоже подогнал. Поэтому большинство годовых зачетов я сдал на "отлично", а по остальным получил "хорошо" и "удовлетворительно". И решил я провести отпуск в Ташкенте.
За весь год в моей жизни не было крупных событий, о которых стоило бы говорить. Заполненные учебой дни проходили ровно, спокойно, словно журчала вода в арыке.
Я писал домашним, что в отпуск приеду в Ташкент, но не указал, в какой день, в какое время. А вдруг Саадат выйдет вместе со всеми меня встречать? Мне очень не хотелось такой встречи при родных. Все время я думал о Ташкенте. Мне не сиделось на месте, и я часто ходил по магазинам, накупил разных мелочей в подарок Кумри, Абдугани, Ядгару и другим родным. Купил подарок и для Саадат. В середине июня я выехал.
Совершенно неожиданно для всех я приехал во время утреннего чая. Моя старая мать в ужасном волнении сбежала со ступенек террасы и бросилась мне навстречу. Обхватив мою шею руками, она задыхалась, плача от радости и покрывая мое лицо поцелуями. Она пыталась что-то говорить, но не могла произнести ни слова.
Дрожащими руками она вцепилась в ручки моего чемодана, чтобы нести его на террасу. Но я не позволил и понес сам. Мы засыпали друг друга вопросами, а я все оглядывался по сторонам. Но Ядгара не было видно.
- А где Ядгар, мама?
- Ах, и правда! Я сейчас его приведу. Твой сынок совсем большой мальчик стал, ходит в детсад. Спозаранку встает с постели и бежит туда. А я ковыляю за ним, спешу, боюсь, как бы не заблудился. А теперь вот Абдугани, когда идет в школу, провожает его… А днем заходит за ним… Я сбегаю за малышом…
- Не беспокойтесь, мама, я сам приведу Ядгара, - сказал я. Но старушка и слышать меня не хотела и вышла. Минут через десять она вернулась, с гордостью ведя за руку Ядгара. Он катил за собой игрушечный автобус. Увидев меня на террасе, мальчик без колебаний подбежал и кинулся ко мне. Я прижал его к груди и расцеловал. Через минуту Ядгар позабыл, что я только что приехал. Дождем посыпались его вопросы.
- Дада, что это?
- Пуговица, сыпок, пуговица.
- А почему на ней звезда?
- У военных пуговицы такие.
- А что такое военный?
- Красную Армию знаешь?
- Да, мы в садике играем в Красную Армию.
- В Красной Армии все носят такие пуговицы.
Мгновенно забыв о пуговицах, Ядгар уже думал о другом.
- Когда вы приехали?
- Сейчас.
- На чем приехали?
- На поезде. Знаешь поезд?
- А у Шарипа отец прилетел на аэроплане.
Матушка бранила Ядгара:
- Отстань, детка! Какой ты противный надоеда. Дай нам хоть немножко поговорить.
А мальчуган все продолжал:
- Дада! А знаете, дада, я умею петь.
- А ну, спой!
Он соскочил с моих колен и запел.
- Вот как я умею!
- Здорово, сынок, ишь ты какой стал ученый!
- Вы теперь не уедете?
- Нет, не уеду.
- Ну, так до свидания, я пойду в детский сад.
- Смотри хорошенько в оба! Иди только по тротуару, - напутствовала бабушка. - Смотри, как бы тебя не задавили.
Мы со старушкой сидели, разговаривали. Она рассказала мне и о Саадат.
- Очень привязалась к нам девушка, часто приходит, навещает. Не знаю, почему-то целых три дня ее не видно. Как калитка стукнет, я поглядываю в окно, поджидаю. Дай бог девушке счастья. Вот уж золотые руки! В минуту мне в доме наведет порядок и уйдет. На днях говорит: "Тетя, постирать вам белье?"- "Что ты, моя птичка? Будешь здорова - успеешь настираться". Не согласилась я. А уж как она любит Ядгара! Так и кружится около него мотыльком. Ядгар тоже к ней привык, как к родной. Не придет она, так он уже бежит к калитке, выглядывает, не идет ли?
О моем приезде знали уже многие. Кое-кто видел меня, когда я подходил к дому. И сразу же по махалле разнеслась молва обо мне.
Не прошло и часу, и дом наполнился родственниками. Но я все посматривал на дверь. Мои глаза с нетерпением искали среди входящих… Ну, что там скрывать? Я ждал Саадат.
С одной стороны, пытался убедить себя, что я даже рад, что она не идет. Вы спросите, почему? Какое же может быть свидание в присутствии стольких родных? Легкая улыбка, быстрый обмен взглядами, вопросы о здоровье - и… все…
Так я и провел день - встречал и провожал гостей.
Адбугани был уже большой мальчик, он учился в пятом классе. Я поманил его в сторонку и потихоньку от гостей и матери спросил:
- Ты сказал тете Саадат, что я приехал?
- А как же? Когда вы сидели с гостями. Матушка заставила меня сбегать к Саадат. Я уже ходил.
- Саадат дома была?
- Нет, в школе. Я видел тетю.
- А дядя?
- Он на работе.
Не успели мы с Абдугани посекретничать, а уже на пороге калитки возникла с корзинкой на голове, запыхавшаяся, вспотевшая от быстрой ходьбы тетка.
- Ах, родненький мой! Ах, красавчик ты мой! - заголосила она еще издали.
Обняла она меря крепко и поцеловала в лоб. Тетушка задала мне тысячу вопросов. С важностью я снисходительно давал короткие ответы и все поджидал, что она заговорит о Саадат или хоть упомянет ее имя.
Тут меня позвали. Извинившись, я оставил гостей и вышел к калитке. Оказывается, пришли друзья детства - Абид, Мансур, Юлдаш из нашей махалли. Абид потащил всю компанию к себе домой. Было шумно и весело. Абид, подшучивая надо мной, заговорил о Саадат. Я был поражен. Должно быть, о нашей любви разболтала тетка. Вечно она суется со своей придурковатой откровенностью. К тому же Абид, оказывается, был директором педтехникума, где училась Саадат. Конечно, он мог о ней разузнать стороной.
Наша встреча затянулась до полуночи. Я попрощался и, вернувшись домой, растянулся на своей постели, теплой, как объятия матери. Я очень устал за день, но долго не мог уснуть. Мысли о Саадат не оставляли меня.
Девушка не пришла и на следующий день. Мною овладело беспокойство, я стал сомневаться. Не обиделась ли она? Ведь в последнем письме я намекнул, что нам нужно пореже переписываться? "А может быть, она ждет, когда посхлынет родня, - утешал я себя, - или она стесняется прийти, потому что здесь ее мать?"
После завтрака я пошел прогуляться по городу.
Ташкент изменился до неузнаваемости. Новые здания, которых я не видел, новые улицы. Даже прохожие изменились. Захваченный новыми впечатлениями, я не заметил, что наступил час обеда. Я поспешил домой. Поев приготовленной матерью шурпы, я уселся за газеты.
Но мне не читалось. Смотрю в газету, а думаю о Саадат. При малейшем стуке я поглядывал на калитку.
И вот, наконец, вошла та, которую я так долго ждал. Как забилось у меня сердце.
Но это была не та Саадат, которую я рисовал в своем воображении, - девочка-подросток, со многими косичками, в мешковатом, старого покроя платье под уродливой паранджой. Нет, передо мной стояла вполне современная девушка, изящно и даже людно одетая, на высокой пышной прическе у нее был тот самый берет, который я ей послал и который очень шел ей.
Прикусив губку, она нарочито небрежно играла маленьким портфелем и казалась очень спущенной, когда подходила к нам. Щеки ее стали пунцовыми то ли от ходьбы по жаре, то ли от смущения. Лоб покрылся мелкими капельками пота.
Я живо вскочил с места и четким военным шагом пошел ей навстречу. Поздоровавшись, я задержал ее руку в своей. Саадат смутилась еще больше. Она готова была вспорхнуть ласточкой и улететь…
Наконец, высвободив руку, девушка поздоровалась с моей матушкой, та усадила ее и принесла угощенье. Мы сидели друг против друга за низеньким столиком. Старушка разломила лепешку и принялась разливать чай.
- Не трудитесь, тети. Позвольте мне. Я буду наливать.
- Оставь, миленькая, я сама. Ты сейчас гостья, детка. Вот будешь здорова - тебе много еще раз придется наливать чай Джуре.
В бесхитростных словах матушки проскользнул намек. Саадат вспыхнула и украдкой взглянула на меня. Я - на нее. Наши взгляды встретились, и мы не могли не улыбнуться друг другу. Саадат опустила глаза.
Сколько обаяния и прелести было в Саадат. Красота ее расцвела, и выразительное, нежное лицо ее, каждый взгляд, каждое движение сулили счастье тому, кто заслужит ее любовь.
Невольное наше молчание прервала старушка.
- Поговорите тут, детки, а я загляну на кухню.
- О, - спохватилась Саадат, - не беспокойтесь, тетя, ничего не надо. Я сейчас ухожу.
- Почему это уходишь? Нет, посиди, поговори с Джурой. Что я, барана для тебя зарежу? Угощу простой шурпой, которую мы всегда варим. Вот и все!
- Мне просто неудобно, - отозвалась Саадат, - сидеть и смотреть, как вы тут хлопочете.
Вмешался я:
- Матушка, приготовьте все, что нужно. Я давно не стряпал. И сам сготовлю плов.
- Да что вы, Джура? Возиться у котла в военной форме, такой красивой? - воскликнула Саадат. - А я тут на что?
Но старушка замахала руками, зашумела и ушла на кухню, оставив нас наедине. Разговор оборвался. Я мучительно придумывал, что бы сказать.
- Почему ты в каникулы ходишь с портфелем? - наконец решился я. - Когда я послал к тебе Абдугани, ему сказали, что ты в школе. Разве учебный год не закончился?
- Ученье-то кончилось, да меня послали агитатором в женский клуб. Я никогда общественной работы не вела. Очень трудно! С утра до вечера занята.
- Ого, какой ты стала активисткой! А я и двух человек не могу сагитировать.
Саадат бросила на меня укоризненный взгляд.
- Вот вы все и повернули по-своему. Вы, ленинградцы, остры на язык.
С обиженным видом я заморгал глазами и, вынув из кармана шелковый платочек - подарок Саадат, начал с комичным смущением вытирать несуществующие слезы. Саадат, конечно, узнала платочек, но сделала вид, что ничего не замечает. И только покачивала головой. Она едва сдерживала себя, чтобы не прыснуть от смеха.
В дверях показался Ядгар, тащивший за собой игрушечную арбу. Не обратив на меня ни малейшего внимания, сияя от радости, он бросился обнимать Саадат.
- Тетя Саадат, вы пришли? Почему завтра не приходили? (Мальчик хотел сказать "вчера").
Саадат прижала его к груди и приласкала. А я смотрел на них обоих и думал: "Искренна ли она? Будет ли так же ласкать его потом, когда мы поженимся? А когда откроется история Ядгара, что она скажет?" В памяти всплыло мое приключение. Я сравнивал Саадат с легкомысленной матерью Ядгара. Саадат совсем другая. Какая игра судьбы! Брошенный матерью ребенок - в объятиях молоденькой девушки…
Саадат сразу же заметила, что я о чем-то задумался, и ее лицо сделалось озабоченным.
- Джура? Что вы так задумались? - обиженно воскликнула она. - Судьба часто разлучает людей против их волн, не унывайте.
Я постарался отогнать воспоминания.
- Саадат, ты так хороша! - вырвалось у меня.
Легкий испуг отразился в ее глазах.
- Вы меня захваливаете!
Я обратился к Ядгару:
- Ты слышишь, что говорит твой отец, Ядгар?
Хлопотавшая на кухне старушка, видимо, забеспокоилась и, чтобы Ядгар нам не мешал, позвала его:
- Ядгар, Ядгар, иди сюда, детка! Хочешь жареной кукурузы?
Натянутость исчезла.
- Саадат! - вырвалось у меня. - Ты свободна вечером?
- А что?
- Погуляем в парке.
- С вами? Ну и придумали.
- А что тут такого? Ты же совсем большая?
- Вы же знаете нрав отца. Узнает - что будет?
- Чудная ты! Если не сегодня, потом вместе будем гулять.
Саадат лукаво повела глазами.
- Правда? Кто это вам сказал?
- Твои глаза.
- Совсем вы, Джура, испортились. Вот скажу тете.
- А что тетя? Она только рада будет. Да ты не увертывайся, скажи: вечером ты свободна?.
- Свободна-то я свободна, но не затевайте прогулок. Мало ли какие пойдут разговоры.
И все же я ее уговорил.
Тут матушка подала плов. Мы уселись за дастархан. С самым простодушным видом мать заметила:
- Сыночек, не нравится, вижу, тебе плов, приготовленный старухой? Такой же получился, как я сама: дряблый, вялый. Вот если бы стряпала Саадат…
- Что вы, тетя, - запротестовала Саадат. - Разве я сварю так хорошо? Морковь, лук я еще поджарю как следует, но приправить не сумею.
Пришла моя очередь заговорить:
- Я и сам отлично сготовлю плов, но если только кто-нибудь будет следить за огнем.
- Ах, сынок, - сказала старушка. - Уже четыре года, как ты из готовых припасов не можешь сварить ничего путного.
Сдерживая смех, Саадат опустила глаза. А я думал: "Ну и мать! Поддела-таки!"
А старушка как ни в чем не бывало принялась выговаривать Ядгару:
- И что ты мажешь всей своей пятерней? И рот накормил, и нос, и глаза. Не роняй, детка! Вот так, сложи пальчики, миленький, и бери плов щепоткой.
После обеда старушка вышла с блюдом на кухню. Саадат поднялась, собравшись уходить. Идти из дома вместе и ей и мне показалось неудобным. Мы решили встретиться у трамвайной остановки.
С того вечера мы часто проводили время с Саадат. Нас видели вместе в парке. Над Саадат принялись подтрунивать подруги. Дошли слухи и до ее отца. При встрече с моим старшим братом он твердо заявил:
- С решенным делом лучше не затягивать. Пусть Джура отложит ученье, справит свадьбу, а потом уж едет в Ленинград. Мне надоели вопросы соседей: когда будет свадьба?
Я попросил брата передать уйму извинений и объяснить, что, пока не кончу ученья, о свадьбе нечего и думать.
В тот же вечер Саадат передала мне приглашение от своего отца:
- Приходите к нам в выходной день со своими друзьями. Некого у нас было послать с приглашением, вот я и пришла сама.
- А, - засмеялся я, - значит, "чарлау" до свадьбы поедим.
- Вот вы и смеетесь! Вам слово скажи, и бегом от вас беги.
И она ушла.
В дом Саадат я пошел со своим приятелем, директором техникума, Абидом. Угощение было на славу. Но Саадат не вышла к нам. Дядя сам подавал нам блюда. Он был в самом веселом расположении духа.
- Жена, не прячься! - кричал дядя. - Иди сюда! Не стесняйся домуллы Абида. Разве закрываются от учителя своей дочки? И Саадат свою позови. Ломаться нечего: здесь ее учитель, которого она видит в классе каждый день. Женщины дома, а мне приходится гостям прислуживать. Джура свой человек.
Саадат только и ждала, что отец ее позовет: тут же она выбежала из кухни и захлопотала у дастархана. Я старался не смотреть в ее сторону, напуская на себя серьезность.
Перед уходом тетя одела мне на голову такую же расшитую тюбетейку, какую я получил в Ленинграде.
Чудесное время! Быстро пролетает оно. Скоро я должен вернуться в Ленинград. Незаметно пробежали часы, проведенные с Саадат.
Увидев, что я начал готовиться к отъезду, Саадат огорчилась.
- Не уезжайте! - говорила она. - Или возьмите меня с собой.
День отъезда приближался. Завтра в последний раз сходим куда-нибудь. Я послал ей с Абдугани маленькую, с "воробьиный язычок", записочку и получил ответ: "Я согласна".
Вечером Саадат пришла к нам. Старушка подала нам кушать отдельно. Я подсел поближе к Саадат, взял ее руку в свои ладони.
- Милая моя Саадат, - сказал я, - мы расстаемся. Я снова еду в академию. У тебя тоже начнутся занятия… Я хочу услышать от тебя ясный ответ. Что ты думаешь о нашей совместной жизни?
- Пустите! - Саадат попыталась освободить руку. - Тетя увидит. Стыдно. Нехорошо так. Пустите же, говорю… Что вы хотите сказать?
- Не прикидывайся наивной. Ты знаешь, что я тебя люблю, и я знаю, что ты меня любишь.
- Кто вам сказал?
- Вот кто! - С этими словами я прижал Саадат к груди, пытаясь заглянуть ей в глаза. Саадат испуганно выскользнула из моих объятии.
- Вы стали очень плохой! Пойду скажу тете. А еще я вас всем хвалила.
Она взглянула на дверь.
- Будете сидеть тихо, - я останусь, а нет, - уйду. Тетя идет…
- Ладно, сядь… Ну, так что же ты думаешь о нашей жизни?
Она тихо, не поднимая глаз, спросила:
- Есть педтехникум в Ленинграде?
- Есть, конечно.
- Если я поеду с вами, меня примут?
- Нет, ты не знаешь русского языка.
- А вы научите!
- Да разве я смогу тебя учить? На первой же строчке застряну.
- Я спрашиваю дело, а вы шутите… Разве военные так разговаривают? Вы подайте команду - и все.