Он определил Григория в испытательный отдел, чтобы начинающий конструктор своими руками испытал как можно больше автомобилей - аналогов будущей конструкции, чтобы их достоинства и недостатки были не только изучены, поняты умом, но и стали бы для Григория переживанием. Чтобы всем существом его овладело стремление к мыслимому совершенству маленького автомобиля.
Постепенно ставил Игорь Владимирович перед ним исследовательские задачи по общей компоновке автомобиля, исподволь подводя к главной работе. Когда через два с половиной года Григорий защитил диссертацию, Игорь Владимирович решил, что предварительная работа закончена. Он подготовил конструктора, такого, каким сам хотел быть когда-то. Теперь оставалось только перевести Григория в отдел, дать ему группу и возможность работать, но это и было самым трудным. Тематический план института составлялся жестко, включить в него проектирование автомобиля, да еще не записанного в "Перспективный типаж автомобилей" - особый государственный документ, определяющий конструирование и выпуск автомобилей в стране, - было просто невозможно. Поэтому Игорь Владимирович выжидал, он не хотел рисковать, не хотел больше поражений. Судьба конструктора Яковлева не должна быть похожей на судьбу конструктора Владимирова.
Но Григорий Яковлев начал сам, он работал вечерами (странно, как совпадают судьбы), он увлек своей идеей (уже своей!) Сулина и Аллу. Игорь Владимирович сначала обрадовался, когда узнал обо всем от жены, но потом пришли опасения - как бы эта торопливость, это нетерпение не обернулись неудачей. Он боялся полного совпадения судеб. И он знал, что эта самодеятельная работа, раз началась, рано или поздно потребует выхода. Как только первые расчеты и первые контуры появятся на бумаге, в сознании конструктора возникнет и с каждым днем будет становиться отчетливее облик будущего автомобиля. Конструкторский замысел, как дитя, - для того, чтобы расти и развиваться, нуждается в движении и воздухе. Игорь Владимирович боялся, что при этой самодеятельной, "подпольной" работе воздуха может не хватить, и тогда угаснет страсть, без которой невозможно ни одно новое дело, и новый автомобиль умрет, еще не появившись на свет. Но не мог директор института Владимиров сразу обособить эту группу, выделить средства на проектирование. Такой проект требовал много денег, привлечения десятков разных специалистов, а значит, работа должна быть санкционирована на уровне министерства. Путь к этому был труден, очень труден…
Конечно, была у директора института возможность организовать работу по проектированию маленького автомобиля и без санкции министерства. Игорь Владимирович мог, например, предложить разным отделам и лабораториям проектирование агрегатов будущего автомобиля, двигателя и даже кузова в виде исследовательских работ, а корректирование всей разработки поручить Яковлеву. Собственно, в идеале работа главного конструктора автомобиля и должна сводиться к подобной корректировке. Но Игорь Владимирович не хотел никаких компромиссных решений. Он знал, что при таком "рассеянном" методе проектирования работа затянется, может быть, на долгие годы, и кроме того, в результате работы все равно не появится новый автомобиль, - та кипа чертежей, которые выдадут разные отделы института, не будет единым проектом, как их ни корректируй в процессе разработки. Эти чертежи нельзя будет передать в опытные мастерские: хотя, возможно, любой отдельный агрегат и выйдет добротным и современным, но автомобиля из них не получится, потому что автомобиль - это не просто соединение отдельных, пусть даже самых совершенных, агрегатов. Автомобиль - как живой организм, который состоит из тысяч разных клеточек: каждая из них нежизнеспособна в отдельности, но все вместе эти клетки образуют совершенное и нерасторжимое единство - например, лошадь, - единство, которое может приспосабливаться к самым жестким условиям, выносить перегрузки и, самое главное, точно соответствовать своей функции. Современный металлический конь человека - тоже нерасторжимое единство своих частей, и главное в этих частях - не просто их совершенство, а способность к взаимодействию и взаимодополнению.
Все это Игорь Владимирович не просто предвидел, это было знанием, вошедшим в кровь. А этот автомобиль он хотел увидеть живым и удачливым, именно удачливым, потому что автомобили, как люди, имеют свою судьбу. И он не хотел никаких полулегальных проектов, - только энтузиазм и вера конструктора рождает удачные и по-настоящему новые автомобили. У него были такие конструкторы, он вырастил их сам, и у этих конструкторов были идеи, и вера, и страсть. Теперь нужно было дать им возможность работать в полную силу, дать самостоятельность. Только это и требовалось от него, Игоря Владимировича Владимирова, директора института…
Он взглянул на часы и встал из-за стола. Рабочий день кончился. И настроение у Игоря Владимировича, кажется, выровнялось, и боль отпустила.
Он вышел в приемную. Секретарша Ксения Ивановна уже зачехлила пишущую машинку, подкрасила губы и теперь собирала объемистую сумку; увлекшись своим занятием, она не заметила директора. Игорь Владимирович секунду наблюдал мелкие суетливые движения пожилой, но все еще молодящейся женщины. Мелькнула мысль, что Ксения Ивановна - расторопный, ничего не упускающий секретарь, а вот за простым делом суетится, как на пожаре. Игорь Владимирович попрощался. Ксения Ивановна испуганно вскинула глаза, узнала и успокоилась.
- Всего доброго, Игорь Владимирович. Вот закопалась, ключей от дома не найду, на обед ходила - еще были.
- Ну, раз были, то найдутся, - ответил Игорь Владимирович и направился к двери.
- Вот же они!.. На утро ничего срочного нет? - спросила вдогонку секретарша.
- А что, вы хотели с утра задержаться? - обернулся Игорь Владимирович. - Если нужно, пожалуйста.
- Нет, нет, это я так, на всякий случай.
- Ну, тогда утром и посмотрим. До свиданья, - Игорь Владимирович вышел в коридор. Вообще-то утром ему нужно было связаться с Москвой, разыскать в министерстве Аванесова, но он намеренно не сказал об этом Ксении Ивановне, потому что давно взял себе за правило никогда не отдавать даже самых мелких распоряжений на ходу, тем более таких, исполнение которых не требуется немедленно. Сказал бы он о звонке в Москву, и, может быть, висело бы это над Ксенией весь вечер. Человек, считал Игорь Владимирович, должен оставлять работу на работе, если, конечно, способен на это. Он даже завидовал иногда тем, у кого так получалось. Игорю Владимировичу никогда не удавалось полностью отключиться от мыслей о работе, да и не было, пожалуй, в его жизни ничего более значимого. Может быть, поэтому жизнь казалась сплошной работой, но печалило иное: работа эта не имела осязаемых результатов. Не мог конструктор Владимиров назвать ни одной марки своей машины. Во многих проектах была доля его участия, но участия косвенного, не дававшего ощущения полноты самоосуществления и удовлетворенности.
Он шел коридором своего института, перебрасывался замечаниями - иногда деловыми, иногда шутливыми - с сотрудниками, шел прямой, по-юношески подтянутый, на сухощавом лице появлялась и исчезала улыбка, живо блестели глаза. И не было это лицедейством. Директор института, доктор технических наук, профессор Игорь Владимирович Владимиров и по внутренней сущности соответствовал своему внешнему виду, у него хватало ума, чтобы уверенность в себе не превратилась в самодовольство, сухощавость и стройность тела - в смешное бодрячество, склонность к шутке - в нарочитое остроумничание, - он всегда оставался самим собой. Но всегда Игорь Владимирович не хотел быть тем, кем он был. Он хотел быть другим. Может быть, таким, как Гриша Яковлев. Этого в жизни не получалось, он просто был вынужден оставаться самим собой, потому что на иное не хватило… Чего не хватило? Не все ли равно чего - души, сил, смелости. Теперь этот вопрос уже не имел значения - чего-то не хватило, и все… Он шел по коридору широким упругим шагом и улыбался сослуживцам искренней открытой улыбкой, но неудовлетворенность собой, своей жизнью, которая близилась к итогу, не покидала его ни на миг даже тогда, когда он не думал об этом.
На площадке перед подъездом института машины выстроились в две аккуратные шеренги. Игорь Владимирович по обыкновению обогнул этот строй слева, прошел вдоль ряда четко выровненных бамперов. Его "Москвич" стоял на привычном месте - крайнем справа в первом ряду. Так повелось с самого основания института. Он, директор, был и самым старым сотрудником. Он ставил здесь машину, когда еще не было ни подъезда, ни асфальта, покрывавшего площадку для стоянки. Он с первого дня ставил автомобиль на это место, почти вплотную к стене бокового крыла инженерного корпуса, а пришедшие в институт после него пристраивали свои автомобили слева от директорского. Сейчас на площадке стояло около сотни автомашин и десяток мотоциклов и мотороллеров.
Игорь Владимирович отомкнул дверцу, сел в кабину и сунул ключ в замок зажигания. Жена не заставила ждать: мягко щелкнула дверца, и Алла села на сиденье рядом с ним. Игорь Владимирович почувствовал привычный, едва уловимый запах ее духов, сказал:
- Ну, устала? - Повернул голову, взглянул на жену и сразу понял, что она не в настроении. В последние годы это случалось все чаще - Аллу охватывала молчаливая угрюмость, иногда неожиданно разрешавшаяся вспышкой раздражения. Игорь Владимирович сначала пугался, но постепенно привык, решил, что это возрастное: все-таки Алле не двадцать. Он просто в эти моменты старался быть особенно внимательным к жене.
- Немного устала. Что-то суетливый день получился, - Алла откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза.
- Ты обедала? - Игорь Владимирович повернул ключ в замке зажигания, двигатель завелся с полуоборота стартера.
- Нет, не хотелось. А потом, в нашей столовой и есть нечего - все биточки да щи, как заладили, так целый месяц почти. Ни молочного супа, ни рыбы.
- Да? Я как-то не обратил внимания. Наверное, так снабжают, но завтра скажу Никандрову. Он из них душу вынет, - Игорь Владимирович тронул машину с места, плавно вырулил на проезжую часть. - Так что, может, заедем куда-нибудь, чего-нибудь съешь вкусное? - Он коротко взглянул на жену. Алла не открыла глаз.
- Нет, пожалуй, домой. В морозильнике утка уже неделю лежит, надо же ее когда-то приготовить. И вообще никуда неохота, - последние слова ее звучали раздраженно.
Игорь Владимирович счел за лучшее промолчать. Институт находился далеко за городом, и он надеялся, что за время езды жена успокоится. Машина шла по ровной дороге плавно, почти бесшумно. Игорь Владимирович смотрел вперед, где за поворотом должен был показаться перекресток подъездной институтской дороги и магистрального пригородного шоссе, и думал о том, что в этом году жену нужно обязательно послать в санаторий, куда-нибудь на море. Последние три года они вообще проводили отпуск как-то нелепо, без настоящего отдыха: то плутали на машине по разбитым проселкам области, выискивая достопримечательности деревянной архитектуры, то колесили по Прибалтике, нигде не задерживаясь больше чем на два-три дня, - было интересно, но уставали сильно и часто питались кое-как. И вот сейчас Игорь Владимирович решил, что Алле полезно провести месяц где-нибудь на черноморском побережье, в санатории, и, пожалуй, одной, без него. Они прожили вместе почти десять лет и за это время ни разу не расставались, если не считать коротких поездок Игоря Владимировича в Москву, которые случались по нескольку раз в год, но всего на два-три дня.
"Да, наверное, настал тот момент, когда нужно хоть ненадолго разлучиться, отдохнуть друг от друга", - думал Игорь Владимирович, поворачивая на шоссе.
До городской окраины они ехали молча. У Средней Рогатки, когда показался бетонный серый остов недостроенного дома, строгим параллелепипедом возвышающийся справа по ходу машины, он спросил:
- В лавку не надо?
- Да нет, дома все есть, - усталым, безразличным голосом ответила Алла, потом, помолчав, добавила: - В холодильнике бутылка сухого…
- Что, тебе выпить хочется? - оживился Игорь Владимирович.
- Сегодня выпила бы… Что-то нужно.
- Ну, давай купим шампанского. Ты же любишь, - с готовностью отозвался он.
- A-а, не все ли равно, обойдусь тем, что есть, - Алла говорила по-прежнему устало, но раздраженные нотки в голосе исчезли, и Игорь Владимирович рискнул спросить:
- Все-таки что-нибудь случилось?
- Да, знаешь, ничего особенного, но все вместе взятое… Осциллограф испортился, потом ноль-четырнадцатый не давал курсовой устойчивости - так и не поняли, в чем там дело, завтра мост поменяют, и вообще с утра все куда-то вкось пошло. - Жена говорила спокойно, даже обычная смешливость послышалась в ее голосе Игорю Владимировичу, и немного ослабло напряжение, которое он испытывал, чувствуя плохое настроение Аллы.
Московский проспект был наполнен светло-серым мягким светом, пронзительно вспыхивали красные огоньки стоп-сигналов, еще не зажглись витрины, поток автомобилей уже поредел, и вести машину было легко и спокойно.
- Я в этом году не заметил даже, как белые ночи кончились, - сказал Игорь Владимирович и затормозил у перекрестка. Вдруг нахлынула грусть. Вот и еще одно лето почти прожито. Как незаметно и стремительно проходят, дни, месяцы. Повседневные заботы превращают все в один неразличимый поток, и только порой мимоходом замечаешь, что прожит еще год. Вот так, на перекрестке, в ожидании зеленого сигнала светофора, мысленным взором на миг обратившись назад, ощущаешь время. Где-то там, в уже смутной дали, затерялись первые шаги, и весь путь уже неясен, и прежние цели, достигнуты они или нет, утратили смысл. И ясно только одно: нужно двигаться дальше.
Загорелся зеленый сигнал. Игорь Владимирович тронул машину с места.
- У тебя что, опять желудок болел? - вдруг спросила Алла.
- Да нет, ничего, - спокойно ответил Игорь Владимирович и спросил: - Чего это тебе показалось?
- Не знаю, лицо серое.
Игорь Владимирович чувствовал на себе пристальный взгляд жены. Он снял правую руку с руля и погладил Аллу по колену.
- Нет, в самом деле ничего, просто тоже устал сегодня. Дирекция долгая была, а до этого Потапов пришел и сидел битый час, все рассказывал, как бы он облагодетельствовал человечество, если бы все приняли его скоростной метод зарядки аккумуляторов. Честное слово, целый час - все одно и то же, как будто плутает в трех соснах… Нет, пора ему на пенсию. Слушал и думал: неужели и я лет через десять буду в таком маразме? Да, скажу тебе, невеселое это зрелище. - Игорь Владимирович улыбнулся, мельком взглянул на жену и снова стал смотреть вперед, в серую даль широкого проспекта, где размыто и тускло пульсировала неоновая эмблема "Электросилы".
- Думаю, тебе это не грозит ни через десять, ни через двадцать лет, - сказала Алла.
- Ты уверена в этом? - Он сам услышал, что вопрос его звучит с какой-то заискивающей надеждой, будто от уверенности жены действительно что-то зависело, и не смог удержаться от недовольной гримасы.
- Просто я хорошо знаю тебя.
"Алла, кажется, ничего не заметила", - подумал он с облегчением. И сказал шутливо:
- Ну конечно, твой муж не может дойти до такого состояния.
- Не в этом дело, - серьезно возразила Алла. - Для того чтобы впасть в старческий маразм, нужно быть человеком достаточно самопоглощенным. У кого это есть, тот и заклинивается в старости на себе. Почему у женщин это состояние и встречается реже - они ведь всегда больше направлены вовне, среди них меньше самоуверенных людей. А ты ведь, Игушка, у меня не очень уверенный в себе.
Игорь Владимирович постарался весело улыбнуться - слова жены показались обидными. "Наверное, правда", - подумал он и попытался отшутиться:
- Где же были твои глаза десять лет назад?
- Тогда все выглядело иначе, - без улыбки ответила Алла.
- Лучше или хуже? - Игорь Владимирович сквозь легкую обиду вдруг почувствовал, что этот неожиданный разговор очень интересен и важен для него. Кажется, за все годы они с женой не говорили друг о друге так откровенно… (Ах, эта всегдашняя тактичность хорошо воспитанных людей! Хорошо ли?)
- Ни то и ни другое - это не те категории. - Алла положила руку ему на плечо. - Тебе когда-нибудь приходилось рисковать - по-крупному?
- Да, - ответил Игорь Владимирович, выдержал паузу и добавил не без чувства удовлетворения: - Когда женился на тебе.
- М-м-м, в самом деле? - Теплая ладонь жены погладила шею, взъерошила Игорю Владимировичу волосы на затылке. - Я не видела в этом никакого риска.
- Ты и не могла видеть, потому что ничем не рисковала.
Они попали под зеленую волну светофоров на проспекте, и машина уже взбежала на мост. Игорь Владимирович включил правый указатель поворота.
- Ой, ты по Фонтанке! Так хотелось через Исаакиевскую - год, наверное, там не была.
- Чего ж ты поздно сказала? Теперь по Гороховой только вывернем. Годится? - Игорь Владимирович сейчас испытывал нежность к жене, но ему было грустно.
Пальцы ее снова прошлись по шее и затылку в легком прикосновении, теплые, трепетные пальцы жены.
- А ты уверен, что не рисковала? Ты мог ведь и разлюбить, - интонация Аллы была вкрадчивой и чуть озорной.
- А ты не могла? - Он услышал, что голос хрипит, и понял, что волнуется, машинально остановил автомобиль у перекрестка улицы Дзержинского, снял руки с руля и посмотрел на жену. Она сидела вплотную к нему, откинув голову и закрыв глаза, левая рука лежала на его плече, рассеянная улыбка молодила худощавое яркое лицо. Не открывая глаз, Алла сказала так же тихо и вкрадчиво:
- Ты, Игушка, совсем не знаешь женщин. Да и мужчин - тоже.
- Ну, где мне, - Игорь Владимирович предпочел иронию, хотя чувствовал себя уязвленным.
- Поехали - зеленый, - сказала Алла, и он удивился тому, что она почувствовала перемену сигнала светофора, хотя как будто не открывала глаз.
Игорь Владимирович включил скорость, но чуть резче, чем нужно, и шестерни в коробке заскрежетали так, что заныли зубы. Он сморщился, нервно дернул руль на повороте.
- Ну прости, я не хотела тебя обидеть, - жена сжала его плечо.
Он медленно повел машину по узкой улице, сделал тихий протяжный вдох и потом - выдох.
- Ты видела когда-нибудь, чтобы я обижался? Тем более на тебя, - Игорь Владимирович старался, чтобы голос звучал весело и спокойно. - Но, знаешь, то, что ты говоришь, интересно, хотя и требует доказательств. Я-то, по простоте душевной, считал, что разбираюсь в людях, но сомнения были, - кто же обходится без них!
- Ну, возможно, я не совсем верно сказала.
В голосе жены Игорь Владимирович услышал извиняющиеся нотки и обрадовался.
- Ладно тебе дипломатию разводить. Если ты мне не скажешь правду, то кто ж скажет? - Игорь Владимирович аккуратно объехал стоящий троллейбус; он мог позволить себе теперь этот ободряющий тон.
Прямая улица несла машину к Адмиралтейству, желтизной стен и золотом шпиля замыкавшему перспективу; по узким тротуарам в медленных сумерках шагали люди, движение их еще не утратило деловой стремительности, они еще жили ритмом работы, хотя рабочий день был уже позади.
- Свернем по Гоголя, - попросила Алла.
- Хорошо, - с готовностью согласился Игорь Владимирович. - Ты собиралась закончить свою мысль.
- Да ну, какая там мысль.
- Нет, это интересно, - возразил Игорь Владимирович.