Возвращаясь с работы, я покупал в букинистических магазинах книги, которые назывались: "Секрет успеха", "Как сделать карьеру", "Как я достиг своей цели". Читать их было трудно, как, впрочем, и понять, о чем там идет речь. Автор одной из этих книг, под названием "Магия веры" (перевод, сделанный с английского), советовал каждый день перед зеркалом говорить вслух, чего ты хочешь добиться. Автор утверждал, что подобное самовнушение, гипнотизируя человека, пробуждает в нем тайные силы, помогающие осуществлять любое желание. И все эти книги в один голос утверждали, что для карьеры все средства хороши...
В обеденный перерыв, когда все выходили на прогулку и в конторе никого не было, я шел в умывальную комнату, становился перед зеркалом и тихо говорил:
- Я сделаю карьеру! Я сделаю карьеру во что бы то ни стало. Я всего достигну.
Мое лицо, отражавшееся в зеркале, было тупым и жалким, его искажали гримасы, словно я страдал запором. И все же я повторял эти слова старательно и серьезно.
И вот однажды, когда все служащие ушли на прогулку, а я, стоя в умывальной, выполнял свой обычный ритуал, я увидел в зеркале рядом со своим лицом лицо молоденькой девушки. Она смутилась первая.
Эта оказалась Миура Марико, племянница директора. Наверное, именно поэтому управляющие, обращаясь к ней, говорили "мисс". В компании она работала второй год.
- Я думала, сюда вор забрался.
- Гм... гм...
- Простите, - сказала она с улыбкой, - но я возвращалась с прогулки и услышала ваш голос, это меня удивило и я даже хотела кого-нибудь позвать, - она набрала в стакан воды и выпила, глядя мне в лицо. - Вы какой-то странный, Ёсиока-сан!
- Почему вы так решили?
- Вы замкнуты, редко с кем разговариваете и вдруг беседуете сам с собой в умывальной.
Я слушал ее, но думал совсем о другом. Какие у нее глаза! Сверкают, как черные алмазы! Губы девушки после питья порозовели, и прозрачные капли стекали по белоснежному подбородку.
Я вспомнил рассказ Нагасимы о девушках, собирающих виноград под осенним солнцем. Как мне хотелось полюбить такую девушку или хотя бы поговорить с ней! И вот передо мной Миура Марико, которая, наверное, краше деревенских девушек.
И тут я вдруг обнаружил, что к моему восхищению красотой Марико примешивается какое-то корыстное чувство. Ведь эта девушка - племянница директора, а значит, близость с ней будет для меня небесполезна.
- Что поделаешь! - вздохнул я. - Ведь я здесь новичок. У меня много забот. Во-первых, нужно научиться работать на счетах. Раньше мне никогда не приходилось этим заниматься. А теперь я каждую ночь вижу счеты на ножках, которые гоняются за мной.
- Бедный! - засмеялась Марико. - Я действительно часто видела, как вы угрюмо щелкаете на счетах. Но вы учились в университете и справитесь с этим!
- Послушай, - сказал я серьезно, - ты можешь меня научить. Ведь ты так хорошо работаешь на счетах.
- Но...
- Что "но"? Тот, кто знает, должен помогать тому, кто не знает, это долг человечности.
Опустив голову, девушка вертела в руках стакан. Потом застенчиво посмотрела на меня. У нее было такое милое, такое прекрасное лицо. Не то что у этой добродушной дурочки Мицу.
Свои занятия мы проводили в чайной неподалеку от конторы. Марико старательно следовала заветам, а я был прилежнейшим из учеников.
Выбрали мы чайную потому, что, во-первых, мне не хотелось, чтобы сотрудники со средним техническим образованием, которые и без этого косились на меня, узнали, что я, дипломированный инженер, не умею работать на счетах, а во-вторых, в чайной проще было завязать дружеские отношения с Марико.
Она все больше и больше занимала мои мысли, а свидания с Морита Мицу казались мне теперь такими далекими, что я уже сомневался, существовала ли вообще когда-нибудь на свете девушка по имени Морита Мицу.
Но поступки наши по отношению к другим не остаются бесследными, они не исчезают, как снег под лучами февральского солнца. Ты можешь уйти навсегда, забыть, но знай, что память другого человека сохранит твои поступки. Однако тогда я об этом не задумывался...
Неужели я был более коварным и бесчестным, чем другие мужчины? Не думаю. По крайней мере половина из нас пережила то, что было у меня с Мицу. А мое стремление понравиться Марико и завоевать расположение директора поймет каждый служащий.
Да, я не был порядочным человеком, но разве я составлял исключение в армии служащих токийских фирм, мечтающих о благополучии и покое?
Да, я решил использовать любовь Марико для своей карьеры, но ведь девушка мне действительно нравилась. Меня очаровывали ее белоснежная шея, мимолетная улыбка, непосредственность.
Месяца через два после моего поступления на работу, в начале июня, компания устроила пикник для служащих. Это была инициатива директора. Пикник имел целью сблизить старых служащих с новичками. Место для пикника выбрали возле одного из озер у подножия Фудзиямы.
В субботу мы поехали поездом до Одембы, потом пересели в автобус. День стоял жаркий, и в автобусе было душно. За окнами мелькали зеленые холмы, но никто не интересовался пейзажем; мы угощали друг друга сластями, пели песни. Саяма-сан, старейший из служащих фирмы, аккомпанировал на губной гармошке.
- Смотрите-ка, Ёсиока и Марико прямо неразлучны, и в поезде и в автобусе вместе. Тут дело нечисто.
Над нами посмеивались, но это были доброжелательные шутки, без ехидства.
- Что вы! Что вы! Мы просто... Ну что здесь особенного? - оправдывалась Марико, застенчиво и радостно улыбаясь.
Я не старался скрыть своих чувств, как в конторе.
- Чем ты занималась до работы в компании? - спросил я развязно Марико, жуя карамельку, которой она меня угостила, и глядя в окно на волнующиеся вершины деревьев. - В деревне, наверное, жила, у бабушки?
- Нет, - мой тон был для нее неожиданным. - Недолго работала в конторе фармацевтической фабрики в Кейдо.
"Фармацевтическая фабрика в Кейдо? Где-то я о ней слыхал".
- Там лекарства изготовляют?
- Да, раньше изготовляли мыло, а теперь лекарства.
"Где-то я об этом слыхал. Ах да, Мицу... Кажется, там работала Мицу".
- Фабрика маленькая, но мне там было хорошо.
- Там случайно не работала Мицу... Морита Мицу?
- Работала. Кажется, она из деревни Кавакоси? Вы ее знаете, Ёсиока-сан?
- Нет, я просто так спросил. Один мой товарищ...
Я замолчал.
Она ничего не заметила, но, если бы и заметила, краску на своем лице я объяснил бы усталостью и жарой в автобусе.
Вскоре показалось голубое озеро. Красные и желтые крыши дач вокруг него утопали в зелени, а сами дачи были похожи на игрушечные домики. Оживленные девушки выпрыгнули из автобуса.
Летний сезон еще не начался, а на берегу озера уже открылись рестораны и магазины сувениров.
Семья американца, скорее всего офицера оккупационных войск, каталась по озеру на моторной лодке.
- Вот здорово! - шепнула Марико, глядя, как лодка, едва касаясь воды, летела, разрезая гладь озера на две части.
Ветер играл платком на ее голове.
- Вы любите спорт, Ёсиока-сан?
- Да.
- Какой?
- Я езжу верхом.
Не знаю, почему я так ответил. Скорее всего, из тщеславия. И вскоре поплатился за это.
- Ездите верхом?
- Иногда.
- Великолепно! Вы покажете нам класс! Где-то здесь дают лошадей.
Отказываться было поздно. За киоском с сувенирами мы увидели четырех крестьян, державших за поводья лошадей. Марико побежала туда, а я поплелся следом. "Будь что будет. Только не трусь! Ведь это не скакуны с токийского ипподрома, а всего-навсего крестьянские клячи!"
Однако я здорово опасался за свою правую руку.
Как я и предполагал, лошади были худыми, глаза их гноились, над лошадьми кружили тучи мух. Вся компания со смехом и шуточками смотрела на нас
Я должен показать себя!
Крестьянин, увидев, что я еле-еле вскарабкался на спину лошади, усмехнулся. Старая кляча беспокойно жмурилась, мотала головой и вскидывала задом, словно хотела избавиться от невесть откуда взявшегося груза.
- Наверное, в первый раз на лошади? - почтительно спросил крестьянин.
- Да вы что?!
- Ну, тогда вам не нужно помогать.
Я чуть было не выругался, да рядом стояла Марико.
Никогда не думал, что лошадь такая огромная. Мне казалось, что ногами я сжимаю необъятную бочку. Крестьянин слегка похлопал лошадь по крупу, и она чинно зашагала.
- Будь осторожен, Ёсиока-сан, смотри не упади! - крикнула Марико.
- Придумал же! - Мужчины с завистью и неодобрением смотрели на меня.
Я медленно проехал мимо них.
"Ничего страшного, - успокаивал я себя. - Такая лошадь никогда не понесет и не встанет на дыбы". Натянув узду, я обернулся назад, победно улыбаясь.
Марико, стоявшая на фоне сверкающего серебром озера, ответила мне белозубой улыбкой. Небо было голубое, июньское.
Вдруг лошадь остановилась и стала щипать траву.
Я натянул поводья и несильно шлепнул ее по боку, но лошадь не обращала на меня ни малейшего внимания и продолжала набивать утробу.
- В чем дело, Ёсиока-сан?
- Почему ты остановился? Давай показывай класс!
Все смотрели на меня, и мне стало не по себе, на лбу выступил пот. Я решительно ударил лошадь по крупу, и она, подняв голову, словно хотела сказать: "Ну что ты привязался ко мне?" - лениво побрела дальше.
Я снова обернулся назад и послал Марико победную улыбку.
Но Марико, стоявшая на фоне сверкающего серебром озера, глядела на меня несколько растерянно. Небо было голубое, июньское...
Лошадь опять остановилась. Теперь она отгоняла мух своим длинным хвостом, и те жужжали у моего потного лица.
- Почему ты не заставишь ее бегать, Ёсиока-сан?
- Э... Лошади умные. Они знают, кто на них сидит. Если новичок, так они и ухом не поведут.
"Ну погоди же, гадина, - подумал я. - Погоди, сейчас ты у меня попляшешь".
Я изо всей силы кулаком ударил лошадь по заду. Это подействовало. Лошадь выпрямилась и побежала по зелени луга.
Я снова оглянулся назад и победно улыбнулся Марико.
А Марико, стоявшая на фоне сверкающего серебром озера, удрученно смотрела на меня.
Лошадь снова остановилась. Послышалось журчание падающей на землю струи. Пять... десять, одиннадцать секунд... Мне казалось, что это никогда не кончится.
- Что за дурацкое представление?
- Смотреть тошно!
- Не хватает еще, чтобы...
Лошадь бесстыдно повернулась своим широким задом к женщинам и подняла хвост. В нос мне ударил запах свежего навоза.
Я почувствовал себя так, будто я сам оправился на глазах почтенной публики. Не в силах больше терпеть позор, я сполз с лошади, и глупое животное, получив свободу, устремилось к хозяину.
Женщины, давясь от смеха, старались на меня не смотреть. А мужчины громко хохотали, хлопая меня по плечу.
Марико у озера не было...
И все же этот постыдный случай пошел мне на пользу. До сих пор сослуживцы сторонились меня, теперь же наши отношения стали более дружескими.
За обедом и в автобусе на обратном пути только и разговору было, что обо мне, но Марико всячески старалась защитить меня, и я часто ловил на себе ее сочувственные взгляды.
Чтобы не ехать дорогой, по которой мы прибыли сюда, мы выбрали другой, хотя и более длинный, путь.
Огромное рыжее солнце, висевшее над горизонтом, щедро заливало своими лучами деревню, поле и лес. Окутанный синей полумглой, высился величественный Фудзияма.
- Ты на меня не сердишься? - прижимаясь ко мне, шептала Марико.
- За что?
- За то, что я заставила тебя ездить верхом.
- Ну что ты! Подумаешь! И обезьяна, бывает, с дерева падает.
Я был счастлив.
Остались позади нищие студенческие годы. Постоянный голод, заработки у Кима-сан, его лживые афишки. Прощай, былое! Я - энергичный мужчина, твердо решивший стать головой петуха! Я сделаю карьеру! Во что бы то ни стало сделаю карьеру!
Уже в сумерках среди леса мы увидели несколько деревянных зданий, напоминавших казармы. Вокруг не было ни единого жилого дома.
- Что это такое? Школа? - спросил я у кондукторши.
- Где?
- Вот эти здания, похожие на казармы.
- А-а. Это лепрозорий, больница для прокаженных.
- Для тех, кого наказало небо?
- Для них.
- Скорей закройте окна, чтобы в автобус не залетели микробы!
Все засмеялись. Но некоторые все же бросились к окнам.
Больница для прокаженных! Она одиноко стояла в лесу. Вокруг не было никакого жилья. Под серым вечерним небом поле и здания выглядели печально, на них словно легла тень невыразимой грусти.
- Прокаженных нужно держать на островах и стерилизовать, чтобы у них не было потомства, - сказал я.
- Ты это серьезно? - устало спросила Марико.
- Да, вполне. А разве я не прав?
- Но это жестоко. Неужели тебе не жалко этих людей?
Мы оба смущенно замолчали. Но вот показалась Одемба, и неловкость рассеялась. Какое нам дело до прокаженных? Знать их не хочу. Глупо даже задумываться над тем, стоит ли им сочувствовать.
Марико снова повеселела. Я рассказывал ей анекдоты, она громко смеялась, прикрывая рот рукой.
В Токио мы попрощались. Семейные пошли по домам, а холостяки не торопились расходиться.
- Сейчас бы ванную! Или баньку!
- Правильно! Поехали в турецкую баню! - предложил кто-то, и все ухватились за эту мысль.
- В турецкую баню!
В последнее время в Токио начали строить турецкие бани. Дневную усталость там как рукой снимало, но главное - и это нас привлекало больше всего - там были полуголые массажистки.
В турецкой бане Мицу снова напомнила о себе.
Пятая запись Ёсиоки Цутому
Баня, в которую мы отправились, находилась на улице Кабуки, где-то в районе Синдзуку. Издали были видны неоновые огни, мерцающие над ее крышей. Сразу от входных дверей круто вверх поднималась высокая лестница, наверху которой двое мужчин в белых костюмах и галстуках-бабочках, со сложенными на груди руками, громко зазывали: "Добро пожаловать, дорогие клиенты!"
Оживленно разговаривая, мы остановились у дверей. Один из мужчин кивком пригласил нас подняться. Всем своим видом он изображал почтительность, однако взгляд его пренебрежительно ощупывал нас.
- Вас четверо? - Он снял телефонную трубку и произнес по-английски: - Фор, плиз. Минуточку, - улыбнулся он нам.
Вошли две девицы в трусиках и белых блузках. Обе были низкого роста, плотно сложены и напоминали крабов. Ярко накрашенные губы, виляющая походка - ну прямо женщины из веселого квартала.
- Очкарик пойдет направо, длинный останется здесь, а ты, мазурик, пойдешь вон туда... - Распределив нас таким образом по кабинам, которые находились по обеим сторонам узкого и длинного коридора, девушки, улыбаясь, стали нас подталкивать.
- Куда мы попали? Здесь клички дают не хуже, чем в веселом квартале.
- Не сердитесь, господа. У нас вам бояться нечего. Останетесь довольны.
Кабина была разделена на две части. В одной находились раздевалка и лавка для массажа, в другой - парилка и белая европейская ванна.
Девушка привычным движением сняла блузку и повесила ее.
Развязывая галстук, я изучал массажистку. На ней остались только узкие, в обтяжку, трусики, шелковый бюстгальтер, а на шее дешевая металлическая цепочка, заправленная за бюстгальтер, поэтому нельзя было увидеть, что висело на ней.
- Не глядите на меня так, - жеманно сказала девица.
Но я продолжал внимательно ее рассматривать. Не потому, что она была красавицей. Просто эти короткие и толстые ноги, ляжки, искусанные клопами, это жирное тело без всякого намека на талию, квадратное, как шахматная доска, я уже где-то видел. И не только видел - целовал. Да, да. Я хорошо помню желание, смешанное с брезгливостью, которое вызывало во мне это тело.
- Не стесняйтесь, входите в парильню.
Я сел в четырехугольный металлический ящик так, что только голова оставалась снаружи, и в ящик пустили горячий пар.
- Много у вас бывает посетителей?
- Порядочно.
- А какие мужчины ходят сюда обычно?
- Разные. Бывают и служащие вроде вас.
- Молодые?
- Да. И старики тоже. Но больше других - мужчины среднего возраста.
- Ну и как? Ты с ними, наверное… - смахивая со лба пот, спросил я. Девушка вытерла мне лицо полотенцем и расхохоталась. В точности как Мицу - идиотским громким смехом.
- А ну вас!
- Нет, ты расскажи, как это у вас получается.
- Нечего мне рассказывать, - она кокетливо улыбнулась. "Такая ломаться не будет", - подумал я.
- А мне можно попробовать? Чем я хуже других?
Она, напевая, снова вытерла мне лицо:
О горы, горы Идзу,
Солнце скрылось за горой...
- Чье это?
- Оки Харюо.
- Глупая песня.
Я перешел в ванную и, ополоснувшись, лег ничком на лавку для массажа. Девушка посыпала белой пудрой сначала мою шею, потом плечи, потом спину.
- Ну рассказывай!
- Что?
- Как что? Забыла? Рассказывай, чем ты здесь занимаешься с мужчинами?
Я погладил ее по плечу.
- Они так начинают?
- Не надо.
- Вот-вот. А ты именно так им отвечаешь.
- Перестаньте, а то я закричу.
- Это ты тоже говоришь каждому.
Мои пальцы скользнули к ее шее и схватили цепочку.
- Что здесь? Медальон с фотографией любовника?
Я дернул цепочку и от неожиданности разинул рот.
На цепочке был не медальон, а маленький почерневший крестик. Знакомый крестик...
Ночь... Сибуя... Мицу плетется за мной, как собачонка. Я вне себя от злости... На вокзальной площади, как пугало на ветру, дрожит старикашка в форме Армии спасения с ящиком для пожертвований в руках. Чтобы угодить мне, Мицу покупает три дешевых крестика. Один она дарит мне. Я его бросаю в канаву, в мусор, в блевотину...
И вот на груди этой девицы, которой касались руки многих мужчин, висит такой же крестик.
- Где ты взяла его? - крикнул я.
- Зачем вы кричите? Я не глухая.
- Я тебя спрашиваю, где ты купила этот крестик?
- Мне его подарили.
- Кто?
- Подруга. Она здесь работала.
- Как ее зовут?
- Мицу. Вы ее знаете?
- Гм... Морита Мицу?
- Вы Ёсиока-сан?
Она перестала массировать и уставилась на меня. С нее мигом слетели и кокетливость и жеманство.
- Да? Мицу много говорила о вас. Все время говорила о вас...
В соседней кабине слышался женский смех, шум воды, бормотание мужчины.
- Она и сейчас здесь?
- Нет, полгода назад ее уволили. Мы работали с ней в одну смену.
- И куда же она уехала, эта... дубина?
- Не знаю. Она послала мне открытку из Кавадзаки, но своего адреса не дала. И в этой открытке она писала о вас.
- Пошла она к черту. Между нами все кончено.
- Не мое это дело, но Мицу вас любила. Она бредила вами.
- На здоровье, а я тут при чем?
- Ее и уволили отсюда за то, что она не подпускала к себе мужчин. Она только о вас и думала. И этот крестик она дала мне в надежде, что вы когда-нибудь забредете сюда и увидите его.