Но зря эта девица старалась меня разжалобить. Чем больше она расписывала мне любовь Мицу, тем больше я злился. Особенно оскорбительным казалось мне то, что Мицу еще надеялась снова сблизиться со мной. Я не питал к ней никаких чувств и если вспоминал ее иногда, то примерно так, как в пасмурный день вспоминают горы, которые сейчас скрыты за пеленой дождя.
Я молча поднялся с лавки, молча оделся. Девушка тоже молчала. В соседней кабине все еще слышался смех.
- Вы черствый и холодный человек! - прошептала девушка, когда я открывал дверь в коридор.- Несчастная Мицу.
Я вышел на улицу. Моросило.
***
Я заметил, что отношение Миура Марико ко мне становится уже не просто дружеским. А случай с Мицу помог мне понять, какой преданной, больше того, жертвенной, может быть любовь женщины.
Однажды утром, придя в контору, я увидел, что мои карандаши и резинки кто-то заменил новыми и вместо старых деревянных счетов на столе матово поблескивали новые, пластмассовые. Кому это понадобилось? Я огляделся. В углу над пишущей машинкой склонилась Марико. Она сидела ко мне спиной, но ее подчеркнуто независимая поза мне все объяснила.
- Это ты поставила мне новые счеты? Благодарю, - шепнул я, встретив ее в умывальной перед обедом.
- Не понимаю, о чем ты говоришь, - поправляя прическу, быстро ответила она.
После этого случая ее поведение резко изменилось. Она будто перестала меня замечать. При встрече проходила мимо, молчала, словно воды в рот набрала, днем сидела, низко склонившись над столом, вечером, кончив работу, быстро закрывала папки и уходила, не взглянув в мою сторону. Я не понимал, что такое поведение - инстинктивная защита девушки против зарождающегося чувства, и ходил как угорелый, меня все больше и больше тянуло к ней, и я уже не думал о том, что она родственница директора.
Я сравнивал Марико с Мицу. Наивная и простодушная, Мицу не могла скрывать свои чувства и, полюбив меня, бегала за мной, как собачонка. Иное дело Марико, современная городская девушка...
Как-то дождливым вечером я пригласил Марико в кино, на английский фильм, который она давно хотела посмотреть. В фильме рассказывалось о любви одного врача к замужней женщине.
Народу в кинотеатре было полно. Все места были заняты, и даже в проходах стояли.
- Ты что-нибудь видишь?
- Нет.
- Я тоже. Что делать?
- Не идти же домой! Зря, что ли, билеты покупали?
Марико огорченно взглянула на меня.
- Мне так хотелось посмотреть этот фильм.
- Через пятнадцать минут у тебя будет место.
- Не может быть!
- А если может? Что я за это получу?
- Все что пожелаешь, - засмеялась она.
Это означало, что она угостит меня чаем с дорогими конфетами.
Я потянул ее за руку, поближе к экрану. Там было меньше народу.
- Отсюда тоже ничего не видно!
- А ты и не смотри! Я пойду искать место, ты следи за мной и, когда я подниму руку, иди.
Наступая на ноги и работая локтями, я пошел по рядам. Мне сразу же повезло. С крайнего места поднялся мужчина, я кинулся туда и успел положить газету на пустое сиденье. Потом дал знак Марико.
- Какой нахал, - услышал я у себя за спиной. Но я успел положить газету, и, значит, место было мое. Ведь и в жизни так: прозевал - пеняй на себя, побеждает более ловкий.
- Вот видишь, не прошло и десяти минут, - шепнул я, когда Марико заняла место.
- Удивительно!
- А ты не забыла о своем обещании? Обещания надо выполнять.
Происходящее на экране меня не интересовало, меня не трогала любовь врача к замужней женщине. Я сидел и думал: "Почему влюбленные европейцы разводят такие церемонии? Приглашают женщину в ресторан, ухаживают за ней, как слуги: помогают снимать и надевать пальто, подносят огонь к сигарете... Разве не может быть любви без всего этого? У нас, японцев, куда проще".
Выйдя из кино на темную улицу, я незамедлительно начал атаку:
- Ты понимаешь, Марико, что место мне удалось найти с большим трудом?
- Иначе говоря, ты рассчитываешь на мою благодарность?
- Да, ведь ты обещала сделать все, что я пожелаю.
- Обещала - значит, выполню. Хочешь шоколадку?
- Зачем она мне? Я хочу тебя поцеловать, - последние слова я отчеканил.
Марико удивленно посмотрела на меня и, переведя взгляд на витрину, прошептала:
- Посмотри, какие туфли!
- Я жду ответа, Марико.
Марико молчала.
Но задуманное я довожу до конца. Мы сели в электричку. Я стал нашептывать в такт стуку колес:
- Жил-был на свете несчастный мужчина... Он влюбился в одну девчонку, для которой в кинотеатре нашел место.
Электричка набирала скорость.
- Но девушка не обращала на него никакого внимания...
Я старался держать такт.
- Он страдал...
Я легонько обнял Марико. Люди в вагоне ехали усталые: кто дремал, кто читал вечерние газеты. На нас никто не обращал внимания.
- Ты бы могла его полюбить?
Марико отвернулась и единым росчерком вывела на потном стекле: "Yes". Так реактивный самолет выводит в небе круги.
Электричка летела над улицей Сибуя. Переливались разноцветные огни кинотеатра, а за кинотеатром царил такой мрак, словно там был конец света. За этим кинотеатром находилась маленькая гостиница, в которой я впервые обладал женщиной. Залитая светом неоновых реклам Сибуя и рядом темный печальный уголок. На мгновение передо мной возникло доброе и глупое лицо Мицу. Странное чувство какой-то потери охватило меня. Что-то подобное я испытал в турецкой бане, когда, счастливый от любви и успехов на службе, вдруг увидел крестик, который Мицу оставила для меня, а сама куда-то исчезла.
Электричка остановилась на станции Сибуя. Несколько человек вышло, несколько вошло; вагон был по-прежнему полон, и у вошедших был такой же усталый и мрачный вид, как и у всех пассажиров. Дверь вагона захлопнулась, и передо мной вновь возникло лицо Мицу, теперь уже растерянное, с каким она бежала за электричкой.
- Ёсиока-сан, - прижавшись ко мне, шептала Марико. - Что ты за человек, Ёсиока-сан? Ни с того ни с сего вдруг стал мрачный. Что с тобой? Почему ты молчишь?
- Так просто.
- Иногда ты бываешь таким грустным.
- Ты шутишь! Терпеть не могу сантиментов.
***
Мы думали, что никто не знает о наших отношениях. Увы! Только директор и управляющий ничего не подозревали. Конечно, первыми обо всем догадались девушки. Теперь я часто ловил на себе иронические и завистливые взгляды. Однажды во время перерыва, проходя мимо оживленно болтавшей группы служащих, я заметил, что при моем приближении разговор смолк. Разумеется, говорили обо мне. И потом в умывальной, в коридоре, под окнами и за дверями конторы я не раз слышал:
- Они уже целовались...
- Конечно...
- Я сама видела, как...
Иногда они перекидывались многозначительными шуточками и в моем присутствии, хихикая и с интересом поглядывая на меня.
"Ну погодите, - думал я. - Если вы так, я заставлю вас заткнуться"
И я принялся демонстрировать, как мы с Марико любим друг друга. Некоторые растерялись, но я заставил их привыкнуть к нашим нежностям. К тому же Марико была родственница директора, и с нами не стоило портить отношения. Так или иначе, сплетни и смешки вскоре прекратились, но служащие по-прежнему не спускали с нас любопытных взглядов.
Если бы они знали, что я еще ни разу не поцеловал Марико!
Может быть, потому что уважал ее? Наверное. А впрочем, не знаю. С Мицу все было куда проще. Я считал, что она ниже меня, и поэтому, соблазняя ее, не чувствовал никаких угрызений совести.
Марико была девушкой из другого мира. От нее зависела моя карьера. И я боялся потерять ее доверие. В сложившейся ситуации это означало стать посмешищем сослуживцев, а значит, впасть в немилость у начальства.
Но ведь я был молод и полон сил. Женщина мне была необходима. Когда я шел рядом с Марико, я еле сдерживал желание прикоснуться к ней или прижаться лицом к ее лицу. Когда в чайной ее колено касалось моего, я чувствовал, как меня охватывает дрожь. В трамвае, когда Марико вдруг прислонялась ко мне, я с трепетом вдыхал запах ее волос, ощущал упругую грудь.
Борьба, которую я теперь постоянно вел с собой, стоила мне огромных усилий.
- Хоть ты и говоришь иногда нехорошие вещи, Ёсиока-сан, на самом деле ты хороший и чистый человек, - сказала однажды в чайной Марико.
- Ты так думаешь?
- Да. Мне нравятся такие люди. С тобой я могу остаться допоздна и быть спокойной.
- Но я же мужчина. Я знаю, что, когда любишь, не нужно переходить границ. Это все говорят. А это для меня закон.
- Какой ты умный! Ты знаешь так много.
- Подумаешь! Я много читал.
Бедная Марико! Если б она знала, что за время нашей любви я два-три раза был у продажных женщин. Борьба с собой изматывала меня, я не выдерживал и шел туда, где мог получить то, чего я не решался просить у Марико.
Я делил женщин на две группы: одни существуют для любви, другие для удовлетворения желания. К первой группе относилась Марико, во вторую я включал уличных проституток и... девушек вроде Морита Мицу.
Иметь любимую девушку, с которой физическая близость пока невозможна, и в то же время ходить к продажным женщинам - я не видел в этом ничего зазорного и, уж конечно, не считал это предательством по отношению к любимой. Ведь молодые девушки вроде Марико не смогут понять физиологической потребности мужчины и сочтут ее грязной, непристойной, безнравственной. Такими доводами я убеждал себя в необходимости компромисса, на который пошел.
Однажды я провожал Марико, и по дороге мы зашли в чайную.
Марико сняла вязаную кофточку. Сквозь нейлоновую блузку просвечивали ее округлые груди, прикрытые маленьким лифчиком.
- Как я сегодня устала, - сказала она, разминая плечо. - Целый день печатала, - и, кокетливо глядя на меня, добавила: - Когда ты женишься, ты будешь гладить жене плечи?
- Не знаю.
- Интересно, какая она будет.
Глаза ее горели, а в голосе было что-то такое, от чего у меня перехватило дыхание. Но может быть, дыхание перехватило оттого, что в чайной был слишком тяжелый воздух.
Я посмотрел на колени Марико, прикрытые юбкой, и мысленно поднял эту юбку, обнажив белые ноги.
Простившись с ней, я никак не мог успокоиться.
"Черт подери! Невозможно соблюдать все наставления". Сойдя с электрички в Синдзуку, я подошел к винной лавке и выпил стакан саке. Но и вино мне не помогло. Тогда я зашел в другую лавку и залпом выпил еще стакан. Однако хмель, ударивший в голову, лишь увеличил мое возбуждение. Хорошо еще что, проходя мимо турецкой бани, я не вспомнил о Морита Мицу. А вот и веселый квартал...
Я шел, покачиваясь и стараясь не слушать женщин, зазывающих гостей.
"Нельзя брать девушку с хриплым голосом: у нее наверняка сифилис. И ни в коем случае ту, у которой забинтована шея".
- Красавчик, ты вылитый Сада Кэйдзи, - девушка с впалыми щеками, перебежав улицу, схватила меня за руку и потащила к открытой двери.
- Что ты делаешь? Дура!
- Успокойся. От меня не уйдешь. А если и вырвешься, у меня останутся рукава от твоего костюма.
С меня сняли ботинки (я уже ничего не соображал) и помогли подняться на второй этаж. В небольшой комнатке, кроме высокого трюмо и вешалки для одежды, ничего не было.
В стеклах окна отражались красные огни турецкой бани, стоящей напротив.
Целуя девушку, я забыл о Марико. Таковы уж мужчины. Их тело и их душа живут в разных странах, поэтому и женщины для них делятся на две категории: одних они любят, с другими удовлетворяют желание.
У проститутки была маленькая грудь, изо рта у нее пахло. А я терпеть не могу женщин, у которых вонючий рот.
Светало. Под окном, напевая, прошел пьяный мужчина.
Девушка спала. У нее было усталое, изможденное лицо.
Сунув в рот сигарету, я открыл окно. Проститутка в доме напротив сушила одеяло. Ее волосы были накручены на бигуди. Увидев меня, она приветливо махнула мне рукой, и ее вставные зубы сверкнули в утреннем солнце.
- Эй ты, я пошел.
- Уже? Но еще рано, - почесывая худые, вялые руки, девушка, надев одну туфлю, проводила меня до двери.
Меня мутило, и все вокруг казалось мне грязным. Я поскорее вышел на улицу и глубоко вдохнул свежий воздух. На работу я успевал.
Вдруг кто-то меня окликнул. Обернувшись, я увидел сослуживца, догоняющего меня.
- Оказывается, Ёсиока-сан, вы тоже посещаете такие места, - он криво улыбался. - И не боитесь Марико?
Я не нашел слов...
Шестая запись Есиоки Цутому
Весь день, сидя за своим столом в конторе, я чувствовал себя как на иголках. Мои отношения с Марико больше не были тайной для сослуживцев. Все считали, что наша свадьба не за горами, а так как Марико была племянницей директора, сослуживцы имели все основания мне завидовать. И вот все рушится: если Оно растреплется о нашей встрече, прощай и карьера и любовь Марико.
Во время обеденного перерыва мне казалось, будто все как-то по-другому глядят на меня. Девушки в коридоре и туалете о чем-то шептались с Марико; до меня доносилось: "Неужели вы ничего не слыхали, Марико-сан?" А мужчины наверняка уже все обсудили.
- Вот каким дураком он оказался...
- Да... Видно, между ними еще ничего не было...
- Конечно, иначе зачем бы ему...
Я опять, уже в который раз, взглянул на Марико. Она как ни в чем не бывало сидела на своем месте, уткнувшись в бумаги, и старательно стучала на машинке. Было жарко, лицо ее блестело от пота. Я перевел взгляд на Оно. Держа во рту карандаш, он деловито постукивал костяшками счетов. Записав что-то в толстую амбарную книгу, он вынул из коробка спичку и стал ковырять в ушах.
"Вот неряха", - подумал я и цокнул языком. Вряд ли он услышал это цоканье, но почему-то повернулся вдруг ко мне. Наши взгляды встретились; на хитром холеном лице Оно играла улыбка. Он многозначительно посмотрел в сторону Марико. Я понял его и, как боксер к ответному удару, стал готовиться к разговору с Оно. Во время перерыва, когда я, помыв руки, выходил в коридор, он обратился ко мне.
- У меня к тебе просьба, Ёсиока-сан.
- Какая? - весь напрягшись, спросил я.
- Я проиграл в карты. Не можешь мне одолжить немного?
- Что ты! Откуда у меня деньги? Тем более перед зарплатой.
- Гм... А на женщин они у тебя находятся? - Он пристально посмотрел мне в глаза. - Может быть, тебе дает Марико-сан? Попробую спросить у нее.
- Сколько тебе? - мой голос дрожал от бессильной злобы и стыда.
- Три тысячи иен. Можно две тысячи.
- Ладно, завтра принесу. Сейчас у меня нет.
- Только не забудь, пожалуйста, - и, напевая что-то себе под нос, Оно с независимым видом вышел в коридор.
Что мне делать? Где взять денег? У меня было около тысячи. Может, в самом деле занять у Марико? Ну нет, на это я не пойду ни в коем случае.
Я едва дождался конца работы. Вернувшись домой, долго стоял у окна, бессмысленно глядя на закат.
Больше я и близко не подойду к веселому кварталу, черт побери! Ладно, на этот раз я одолжу ему, но, если он попробует еще у меня вымогать, я ему покажу, кто такой Ёсиока Цутому. Я себя в обиду не дам. От бешенства я весь дрожал. Но если не ходить в веселый квартал, где я возьму женщину? Ведь я не монах!
Я был словно пьяный. Может быть, рассказать обо всем Марико? Что толку! Она будет лишь презирать меня. И как после этого станут на меня смотреть директор и управляющие?
Тут я вспомнил глуповато-добродушное лицо Мицу. Может, эта кретинка еще не забыла меня? Если так, то вместо веселого квартала я смогу ходить к ней. Правда, у нее слишком короткие ноги, да и талии нет, но женщины из веселого квартала ничем не лучше ее. Настроение у меня немного поднялось.
Переодевшись, я вышел из дому и сел в электричку. Через несколько минут я был на станции Канда. Я шел по грязной улице вдоль нового забора и вспоминал, как два года назад впервые оказался в этом районе. Тогда я был голоден, а из соседнего дома доносился запах еды. Впереди меня на старом велосипеде ехал старик камисибай. Женщина с ребенком на спине показала мне дорогу. И вот я снова перед этим обшарпанным грязным зданием. Старую деревянную дверь сменили на новую, стеклянную, сквозь которую я увидел Кима-сан, одетого в модный костюм. Он разговаривал со своими служащими.
- Разрешите, - приоткрыл я дверь.
- Кого я вижу! - радостно воскликнул Ким-сан. - Давно мы не встречались.
Он оглядел меня с головы до ног.
- На щеках румянец, хороший костюм... По всему видно, дела твои идут неплохо!
- Увы, - покачал я головой, - увы, Ким-сан, дела мои не очень хороши. Я пришел к вам с просьбой.
- Какой?
- Мне нужны деньги...
Не знаю, как к другим, но ко мне Ким-сан всегда относился доброжелательно. На это я и рассчитывал.
- Эх ты! Куда ж ты их тратишь? На женщин небось?
Ким-сан любил отечески пожурить, прочесть нотацию.
- Сколько тебе нужно?
- Две тысячи иен, если можно. Верну со следующей зарплаты.
Ким-сан полез в карман брюк и протянул мне два тысячеиенных билета.
- Приходи в гости. Я купил для "Лебедя" дом в Кавадзаки и скоро туда перееду.
- В Кавадзаки?
- Да. Там живет много корейцев. Некоторые держат бары. Даже турецкая баня там есть. Думаю, дела у меня на новом месте пойдут еще лучше.
...Турецкая баня... Кавадзаки... Да, да. Если та девушка сказала правду, Мицу живет в Кавадзаки,
- У меня к вам еще одна просьба, Ким-сан.
- Что? Двух тысяч мало?
- Нет, совсем другое. Мне нужно найти одну девушку. Ее зовут Морита Мицу.
Ким-сан захохотал, и зрачки его запрыгали за стеклами очков.
- Где она живет?
- Мне сказали, в Кавадзаки.
- А где работает?
- Где-то у ваших друзей - в турецкой бане или в увеселительном заведении.
- Гм... Трудно, но я попробую.
Пока мы говорили, Ким-сан то и дело посматривал на мое запястье, а когда я собрался уходить, взял меня за руку.
- А залог?
- Какой залог?
- Как какой! Вместо денег. Вернешь долг - получишь залог назад.
Он снова посмотрел на мое запястье.
- Неужели вы мне не верите, Ким-сан?
- Почему не верю? Верю. Ты хороший парень, но деньгам я верю больше, чем людям. Я старше тебя и знаю, что говорю.
Часы у меня были отечественные, не очень хорошие и недорогие. Вряд ли они стоили две тысячи иен. Но Ким-сан все же расстегнул ремешок, снял часы и положил их в карман.
***
Озираясь, Оно торопливо сунул в карман деньги и усмехнулся:
- Ты извини меня, Ёсиока-сан!
- Ладно, но больше от меня ничего не жди.
- С меня хватит. Спасибо, Ёсиока-сан!