В прихожей громко и настойчиво зазвонил телефон. Дженни хотела было не обращать на него внимания и не подходить к нему, в уверенности, что это вызывают Бетти, но звонки повторялись раз за разом, и ее это раздражало.
- Визи, подойди к телефону и, кто бы ни звонил, скажи, что никто в этом доме с ним разговаривать не станет, а если он позвонит еще хоть один раз, я с ним церемониться не буду. И скажи ему, что это велела передать Дженни Ройстер.
Встав со стула и просеменив через гостиную своими короткими ножками, Шорти вышел в прихожую. Поговорив с кем-то по телефону, он вернулся и стал в дверях.
- Это судья Рэйни, он сказал…
- Что?
- Судья Рэйни сказал…
- Майло Рэйни! - воскликнула Дженни. - Этот трус, этот старый мошенник! Взбеленился он, что ли, что такие шутки проделывает! Вот уж никогда не думала, что он станет звонить Бетти Вудраф! Оказывается, он не лучше других мужчин в городе! Дайте-ка я с ним поговорю! Я ему скажу такое, что он до старости не забудет!
Дженни уже поднималась с дивана, как вдруг заметила, что Шорти отрицательно мотает головой.
- Судья Рэйни не говорил, что хочет разговаривать с Бетти, это насчет вас.
- Насчет меня? - спросила Дженни, смягчившись. Она тяжело опустилась на диван. - Хочет со мной говорить?
- Он вот что сказал: чтоб я спросил вас, не можете ли вы зайти к нему ненадолго. Он сказал, что ему нужно поговорить с вами о чем-то очень важном.
Глубоко вздохнув, Дженни откинулась на спинку дивана и сложила руки на животе.
- Ну, это совсем другое дело. Скажи Майло, что я буду у него, как только освобожусь - мне остается тут кое-что закончить. Только не смей передавать того, что я минуту назад говорила.
Шорти, вернувшись в гостиную и взобравшись на стул, что-то ворчал себе под нос.
- Ну, Визи, что в этот раз сказал тебе Майло на своем иностранном языке?
- Он сказал "компас - не компас", что-то в этом роде.
- Не обижайся, Визи. Это он обращается с тобой по-дружески и хочет показать, что ты ему нравишься.
- Как-нибудь на днях я ему тоже придумаю такое - прозвище, что он взбесится, на каком бы языке ни говорил.
Удивляясь, о чем это судье понадобилось говорить с ней, Дженни нервно постукивала пальцами по подлокотнику дивана.
- Ведь вы все-таки сдадите мне комнату, мисс Ройстер? - услышала она вопрос Лоуэны.
Шорти, опять ухмыляясь, начал болтать ногами.
- Ну что ж, - ответила Дженни, глядя со своего места на Лоуэну и кивая ей, - мне кажется, вы очень хорошая девушка, и я решила сдать вам комнату.
- Спасибо, мисс Ройстер, - живо ответила Лоуэна.
- Но вы должны мне обещать одну вещь, в сущности даже две вещи.
- Какие же?
- Я хочу, чтобы вы обещали мне запирать вашу дверь на ночь - обязательно. Этот вот Визи Гудвилли, он мой любимый постоялец. Хоть он и маленький, это еще ничего не значит, понятия у него, как у настоящего мужчины. И я вовсе не желаю слышать, как жильцы топают наверху, бегая из комнаты в комнату. Этого я не потерплю. А еще вы должны обещать, что если у вас будут свидания с посторонними мужчинами, так пускай они видятся с вами в этой гостиной, или ведут вас в кино, или еще куда-нибудь. Но только чтобы вы не уходили одна из дому, чтобы встретиться с мужчиной где-то еще. Из-за этого у меня уже были неприятности, и я твердо решила положить этому конец, раз и навсегда.
Лоуэна взглянула на Шорти, потом снова перевела взгляд на Дженни.
- А какого рода эти меблированные комнаты? - спросила она тревожно.
- В высшей степени приличные и респектабельные, - обиженно ответила Дженни. - И с этих пор только для порядочных девушек.
Лоуэна натянуто улыбнулась.
- Надеюсь, вы не подумали, что я непорядочная. И, конечно, я не хотела бы жить в доме, который не считается приличным.
- Деточка, я очень рада, что вы это говорите. Вам только остается доказать, какая вы хорошая.
Дженни встала с дивана.
- Я теперь очень тороплюсь. Мне надо пойти сделать один визит, пока еще не очень поздно. Насчет платы мы уговоримся утром, когда будет свободное время. Но пусть вас это не беспокоит. С платой все будет по-честному. Можете положиться на меня, я лишнего не возьму.
Дженни обернулась и подозвала Шорти.
- Визи, покажи Лоуэне, как пройти в ту свободную комнату, что напротив Бетти. А по дороге покажи ей кстати, где ванная. И когда поднимешься наверх, постарайся не шуметь - совсем не шуметь! - я хочу, чтобы Бетти не будили до самого утра. И еще одно, Визи. Как только ты покажешь ей, куда идти, немедленно вернись сюда, в гостиную, и смотри что-нибудь по телевизору. И не уходи отсюда. Если тебе захочется спать до моего прихода, можешь прилечь на диване и вздремнуть. Смотри же, держись подальше от верхнего этажа, пока меня нет дома.
Выйдя из гостиной, Дженни подождала внизу у лестницы, пока Лоуэна возьмет свой чемодан. Шорти уже начал подниматься по лестнице, когда Дженни положила руку на плечо Лоуэне.
- Погодите минутку, - сказала ей Дженни.
Она пристально разглядывала Лоуэну в ярком свете прихожей.
- В чем дело? - беспокойно спросила Лоуэна, переводя дыхание и ставя чемодан на пол. - Почему вы на меня так смотрите?
Дженни все смотрела на нее испытующим взглядом.
- Мне любопытно было бы знать, - с расстановкой сказала Дженни, вертя головой то в одну, то в другую сторону. - Просто ужасно хотелось бы знать. Вас никогда не принимали за мулатку… за негритянку?
Губы Лоуэны задрожали.
- Свет в гостиной немножко тусклый, - сказала Дженни, - я вас плохо разглядела, пока мы не вышли сюда.
- Зачем вы про это спросили? - сказала Лоуэна, и слезы выступили у нее на глазах. На мгновение она закусила губу. - Зачем?
- Не знаю, - ответила Дженни, качая головой. - Не знаю, зачем я об этом спросила. Должно быть, это было первое, что пришло мне в голову.
- Я же вам сама сказала, - быстро заговорила Лоуэна, стараясь удержать слезы. Она опять закусила губу. - Не надо было про это спрашивать!
Дженни протянула руку и погладила ее по плечу.
- Деточка, мне очень жаль, что я про это спросила, - ответила Дженни, подходя ближе и похлопывая ее по руке, - я же не хотела вас расстраивать. Всегда говорю первое, что в голову взбредет, а потом жалею. Но я никогда до сих пор не видела индианок и просто не могла не поинтересоваться на этот счет. Но все равно, мне кажется, тут и кому-нибудь другому легко было бы ошибиться, столько у нас в стране развелось мулатов, и с каждым днем их все больше становится.
Лоуэна попятилась так, что Дженни не могла до нее дотянуться. Рука Дженни повисла в воздухе.
- Я горжусь тем, что я есть! - с трудом выговорила она. - Я все равно гордилась бы, кем бы я ни была - негритянкой или индианкой! Горжусь не меньше, чем вы или кто угодно из белых!
Подхватив чемодан, Лоуэна быстро побежала вверх по лестнице. Она заплакала, добежав до второго этажа, где Шорти поджидал ее, чтобы показать ей дорогу к комнате в конце коридора.
Дженни стояла внизу под лестницей, глядя на Лоуэну, пока та не скрылась из виду. Слезы выступили на глазах Дженни, и ей пришлось вытереть их, чтобы хоть что-нибудь видеть. После этого она надела пальто и вышла из дому.
9
Судья Рэйни щедрой рукой налил виски в стакан и подал его Дженни. В стакане лежал кубик льда, но воды в нем не было.
- Это не для того, чтобы вы согрелись, - сказал он торжественно. - А для того, чтобы вокруг вашей головы появилось сияние и я бы им любовался.
- Я не захватила с собой мой любимый цветок, чтобы полить его, Майло, - сказала она, смеясь так, что затряслась грудь. - Я ушла из дому второпях и совсем забыла про него. Уж очень меня разволновал ваш личный вызов по телефону.
Он налил себе виски и бросил в стакан маленький кубик льда.
- Вам не понадобится ваш любимый цветок нынче вечером, Дженни, - сказал судья без улыбки, усаживаясь в кресло перед камином. - И воды сегодня не будет, чтобы поливать его. Скаредный кусочек льда - вот и все, что следует класть в стаканчик виски.
Отхлебнув виски и поставив стакан на столик рядом с собой, судья Рэйни достал кочергу из-под очага и энергично помешал горящие уголья на решетке. Искры вихрем полетели в трубу, и пламя осветило их лица красным блеском.
Ночь была холодная, но не морозная, и от камина в библиотеке стало тепло и уютно. У судьи Рэйни было большое собрание законов, и почти все книги он держал у себя дома, чтобы они были у него под рукой по вечерам. Кроме того, его адвокатская контора на восточной стороне городской площади была настолько мала, что в ней едва хватало места для конторских книг и текущих дел.
Глядя на него в молчании, Дженни удивлялась, почему он сегодня такой серьезный и озабоченный. За все годы знакомства с ним она никогда не видела его настолько погруженным в мысли и так глубоко взволнованным. Он ни разу не улыбнулся за все время, что она с ним сидела.
- Дженни, - через некоторое время сказал он, не глядя на нее, - мне нужно поговорить с вами об очень важном деле. - Он раз за разом ударял по углям на решетке. Кружась роем, искры летели в трубу. - Вот почему я и попросил вас прийти сюда сегодня вечером - даже в такой поздний час. Будь это обычное дело, я бы сам пришел к вам, но тут я решил, что нам понадобится уединение для такого важного разговора.
Дженни наклонилась вперед.
- Что такое, Майло?
Судья Рэйни положил кочергу на место и откинулся на спинку глубокого кожаного кресла. Он долго раскуривал свежую сигару, словно обдумывая то, что собирался сказать, и решая, как лучше изложить это.
- О чем это, Майло?
Он выпустил дым к потолку.
- Дженни, как раз перед тем, как я собрался домой, до меня дошли очень тревожные слухи…
- Если это про Бетти Вудраф, так я уже все знаю, Майло. И к тому же из первых рук. Бетти недавно вернулась домой и рассказала мне все, что случилось нынче вечером в этом пансионате. Она была так расстроена, что мне пришлось уложить ее в постель и дать ей снотворное, чтобы нервы у нее пришли в порядок, и теперь, я думаю, она успокоится. Это вас она должна благодарить за то, что вы остановили Стэнли Причарда и шерифа Хафмена и не позволили им поступить с ней так, как они хотели, и я тоже благодарю вас. Грешно и стыдно было бы запереть такую девушку в нашу ужасную тюрьму. Знаю я эту тюрьму. Все то же, что было и двадцать лет назад, только еще хуже. Шерифы и тюремщики всю ночь ходили бы к ней в камеру и лезли бы к ней в постель, а бедной девушке так-таки не дали бы и слова сказать. Но вот чего я не могу переварить - как это у проповедника Клу хватило наглости поехать в пансионат и…
Судья Рэйни покачивал головой и делал рукой знаки, пытаясь остановить ее.
- Нет, Дженни, нет, - перебил он ее. - Послушайте меня. Не спешите с выводами. Совсем не то. Инцидент, о котором вы говорите, исчерпан, и с ним покончено. Он теперь в прошлом, и о нем можно позабыть. Такого рода вещи всегда возможны. Через некоторое время о них обычно забывают. Разумеется, есть разные степени публичного скандала, но обыкновенно такие пустячные эскапады скоропреходящи и не имеют последствий. Если бы каждого из жителей Сэллисоу призывали к ответу за любые провинности и нарушения закона и изгоняли бы за это из города, то в результате нельзя было бы найти трех человек, чтобы составить партию в покер. Вот что хорошо у нас в Сэллисоу: мы скоро прощаем и забываем всякие нарушения морали.
Он затянулся сигарой и выпустил кверху клуб дыма.
- Так вот, минуту назад вы упомянули проповедника Клу. Лучшего сборщика пожертвований в церкви Тяжкого Креста никогда еще не было, а эти люди вряд ли изменят отношение к нему из-за каких-то мелких человеческих слабостей. По крайней мере до тех пор, пока не выполнят свою грандиозную программу строительства, а там, может быть, они и сами попросят его выехать из города.
- Они не получат моего участка, пока не дадут мне мою цену, - решительно сказала Дженни. - А если будут приставать ко мне с этим, так я, может, еще передумаю и совсем не продам, ни за какую цену. Нынче утром я говорила Кларе Крокмор…
- Это можно обсудить в другое время и в другом месте, - прервал ее судья, нетерпеливо махнув рукой. - А теперь, Дженни, позвольте мне кончить свою речь. Вообще говоря, у людей в Сэллисоу имеется традиция терпимости и снисходительности по отношению к так называемой моральной неустойчивости. Вы прожили в Сэллисоу достаточно долго, чтобы знать, насколько это верно. И если вы вспомните собственную молодость, то поймете это скорее всякого другого. Не может быть и речи о том, что наши люди нетерпимы к человеческим слабостям, - и это потому, что у каждого из нас их очень много.
- Но, Майло, если вы говорите не о Бетти Вудраф и не о проповеднике Клу, то я никак не пойму…
Судья Рэйни раскуривал сигару так долго, что над его головой поднялось целое облако дыма.
- Дженни, я пытаюсь логически подойти к очень важному делу. Я хочу, чтобы вы были к этому вполне подготовлены.
- Да, Майло. - Она насторожилась. - Что это такое?
- Вот что. Сегодня вечером, как раз когда я собрался домой, мне позвонил Дэйд Уомек. Вы не хуже меня знаете, кто он такой. И оба мы знаем, что его надо принимать всерьез и, уж конечно, нельзя игнорировать. Благодаря знанию законов, соединенному с высокоразвитым приобретательским инстинктом, он сумел провести целый ряд удачных операций по закладу недвижимости - все это в строгом согласии с буквой закона - и разбогател. Теперь Дэйд Уомек очень богатый человек, быть может самый богатый в округе Индианола. Такого рода богатство дает власть.
Мало того, Дэйд тонкий юрист и ловкий политик: последние пятнадцать лет он единолично управлял нашим городом, управляет им и посейчас. Не забывайте этого. На каждых выборах это он проводит мэра и подбирает членов муниципалитета. Если Дэйду потребуется что-нибудь сделать, ему стоит только отдать приказ, и мэр с советниками бросаются опрометью, словно вспугнутые кролики с бобового поля. Если Дэйду нужно проложить новую улицу или закрыть проезд для успешного проведения какой-нибудь операции с недвижимостью, никто в Сэллисоу не окажется настолько безрассудным, чтобы противоречить ему. Находились в прошлом такие люди, которые пытались бороться с ним, но у них либо конфисковали все имущество, по суду или как-нибудь иначе, либо они сами выехали из округа Индианола, пока еще можно было выехать. Это одна сторона Дэйда Уомека. А другую сторону можно описать кратко. Он и сам вам скажет, что ненавидит негров, мулатов и все разновидности черной расы, как проповедники ненавидят грех.
- Что все это значит, Майло? - с недоумением спросила Дженни. - Я, конечно, знаю про Дэйда Уомека. Но мне непонятно, почему…
- Дженни, я объясню вам как можно проще, о чем я толкую. Дэйд сказал мне сегодня, что какая-то мулатка весь этот день пыталась выдать себя за белую и снять комнату по эту сторону Пичтри-стрит. Вы знаете, Дженни, что в Сэллисоу этого не допускает обычай. Во всяком случае, до самой последней минуты эту мулатку, по его словам, прогоняли отовсюду, куда бы она ни заходила. Дэйду сообщили, что какой-то шофер такси, очевидно пьяный или не сообразивший, в чем дело, привез ее к вашему дому, Дженни. И кстати сказать, этого шофера уже уволили с работы, и он уже выслан из города - за то, что посадил мулатку в такси, предназначенное только для белых. Вот как скоро это сделалось. Теперь вы поняли, Дженни, о чем я толкую?
Дженни сразу выпрямилась в своем кресле, и ее лицо вспыхнуло.
- Она имеет право быть тем, что она есть! - гневно сказала Дженни. - А Дэйд Уомек лжет! Она не негритянка, она индианка! Она сама мне сказала! А кроме того, мне все равно, кто она такая и что про нее говорят! Она достаточно хороша, чтобы жить в моем доме!
Судья Рэйни достал кочергу и поворошил уголья на решетке.
- Дженни… - начал он.
- Слушать такое меня просто бесит! - сказала она, вся покраснев и разволновавшись от гнева. - А теперь я уж так взбесилась, что и слов не нахожу!
- Дженни, - начал он опять спокойным тоном. - Дженни, не так важно, кем вы ее считаете или что она о себе говорит, дело в том, что, с точки зрения Дэйда Уомека, она мулатка, которая пытается выдать себя за белую, и только это одно имеет значение…
- А я знаю, кто из белых в Сэллисоу первым начнет бегать за ней, да и не только он один! - прервала его Дженни, повысив голос. - Я так разозлилась, просто лопнуть готова!
- Дженни, она, быть может, индианка или другой расы, но это дела не меняет, если кожа у нее не такая белая, как у Дэйда Уомека. Люди в Сэллисоу могут быть очень терпимыми в отношении политики, религии и морали, но они не проявят ни капли терпимости к негритянской расе до тех пор, пока существует на свете Дэйд Уомек для того, чтобы будоражить их ум и чувство. Еще не родился на свет человек, который был бы нетерпимее Дэйда Уомека. Так вот, Дженни, не забудьте того, что я вам сказал. Я знаю, о чем говорю. Положение очень опасное. Не пренебрегайте моими словами.
Глубоко вздохнув, Дженни откинулась на спинку кресла.
- Что он может сделать? - помолчав с минуту, спросила она.
- Он ни перед чем не остановится, Дженни.
- Но вы должны бы все-таки знать, Майло.
- Не знаю. Право, не знаю.
- Но ведь вы могли бы остановить его, Майло?
- Нет, Дженни, не мог бы.
- Но почему же?
Затянувшись сигарой несколько раз подряд, судья Рэйни мрачно покачал головой.
- Дженни, ни у кого в Сэллисоу или во всем округе Индианола, по правде говоря, нет столько воли или столько власти, чтобы остановить Дэйда Уомека в таком деле, и он это знает. Обычно я могу найти какой-то выход, чтобы решить дело, или примирить тяжущиеся стороны, или затянуть судопроизводство ad infinitum, но я беспомощен, как новорожденный младенец, когда речь идет о расовой проблеме в городе Дэйда Уомека. Я не могу позволить себе выступить в открытую против него, каковы бы ни были мои личные настроения. Меня бойкотировали бы всю жизнь, до конца моих дней. Здесь моя родина, здесь у меня есть адвокатская практика, и я должен здесь жить. По этой причине, что бы мы с вами о нем ни думали…
- Он сукин сын, вот кто он такой!
- Вы можете называть его сукиным сыном, ханжой, фанатиком, демагогом и как вам угодно, но факт остается фактом - он действительно умеет воздействовать на ум и чувства простых людей, а простых людей в округе Индианола в девять раз больше, чем всяких других. Я видел много раз в прошлом, как Дэйд проявлял свою власть над людьми - эта сила действует безотказно, как часовой механизм, и так же легко заводится.
Дрожащей рукой Дженни поднесла стакан к губам и одним глотком выпила остаток виски. Судья Рэйни налил еще виски в оба стакана.
- Не знаю, что мне и думать, - сказала Дженни, глядя на судью Рэйни и растерянно качая головой. - Знаю, что надо вас слушаться, потому что вы юрист, да и ко мне хорошо относитесь, но я просто не могу сделать гадость кому-нибудь, вроде Лоуэны, и выгнать ее из дому.
- Это ее имя? - спросил он.
Дженни улыбнулась.