Экипаж - Дунский Юлий Теодорович

Содержание:

• ЛЮДИ С КРЫЛЬЯМИ - НЕ АНГЕЛЫ 1

• СПАСИТЕ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ 8

Экипаж

ЛЮДИ С КРЫЛЬЯМИ - НЕ АНГЕЛЫ

Командир экипажа - Андрей Васильевич Тимчен­ко - негромко сказал в микрофон:

- Круг! Высоту четыреста по давлению семьсот сорок занял. Разрешите третий разворот.

- Третий разрешаю, - ответил в динамике голос диспетчера.

Над дверью салона горело табло: "Застегнуть при­вязные ремни, не курить".

Самолет шел низко над полями и рощами. Пасса­жиры с ленивым любопытством смотрели на землю, то встающую дыбом, то косо сползающую вниз.

...На земле за приближением самолета неотрывно следил локатор. Ажурные лопасти медленно и чутко поворачивались - так поворачивается лицо слепого на слышный ему одному звук.

А на экране локатора самолет Тимченко был всего лишь светлой точкой, крохотной звездочкой в созвез­дии других таких же. Прохаживался по кругу светящийся радиус, внимательно смотрел на экран дис­петчер.

- Мы на курсе, на глиссаде, - сказал штурман командиру.

И земля подтвердила:

- Высота четыреста, удаление восемь километров. Полоса свободна.

В любом современном лайнере - будь то "Ил-62", "Ту-154", "Дс-10" или огромный "Боинг-747" - ка­бины невелики, даже тесноваты. Наверно, размер ка­бины продиктован конструктивными соображениями. Но со стороны кажется, что в этом есть и другой, более глубокий смысл. Члены экипажа почти каса­ются друг друга плечами и потому быстрее понимают друг друга, точнее взаимодействуют - как соприка­сающиеся друг с другом шестеренки одного механиз­ма. Но они не механизм! Они живой мозг, который одухотворяет, подчиняет своей воле летучую громаду металла...

- На курсе, на глиссаде, - сказал Андрей Ва­сильевич. - Разрешите посадку.

- Посадку разрешаю, - ответил новый голос: диспетчеры передают друг другу самолет, будто с ла­дони на ладонь, чтобы в конце бережно опустить его на бетон посадочной полосы.

Андрей Васильевич приподнял нос машины, выдер­жал его над полосой на метровой высоте - и вот колеса осторожно коснулись земли.

- Включить реверс!

Руки Тимченко двигали штурвал вперед и на себя, одновременно поворачивая его то влево, то вправо, чтобы парировать порывы ветра, удержать самолет на оси полосы.

Постепенно замедляя ход, "Ту-154" катился по бе­тону. Рейс был окончен, они прилетели домой.

Безостановочной суетой, непрерывной и многооб­разной деятельностью Шереметьево, как и всякий большой аэропорт, напоминает муравейник: в беспо­рядочном на первый взгляд движении не вдруг уга­дываешь железную, раз и навсегда установленную, никем не нарушаемую систему.

С разной скоростью и в разных направлениях пе­ремещаются по своим незыблемым маршрутам само­леты, ползут самоходные трапы, движутся автобусы, электрокары, пестрые пикапчики иностранных авиа­компаний. А между ними снуют люди: летчики, бор­тпроводницы, техники, пограничники...

По своему привычному маршруту, от стоянки к диспетчерской, шел и Андрей Васильевич Тимченко в сопровождении второго пилота и штурмана.

Серая "Волга" Андрея Васильевича отъехала от стоянки, где ставят свои машины шереметьевские летчики. Рядом с Тимченко сидела его жена - вы­сокая и спокойная, под стать мужу.

- Как слетали? - спросила Анна Максимовна.

- Нормально.

- Тридцать лет слышу это "нормально". Тимченко пожал плечами:

- Так правда же, нормально. Тебя не устраивает?.. Расскажи лучше, как жила без меня.

- Нормально, - ответила она и замолчала. Но не выдержала и стала рассказывать свои небогатые новости: - Звонили из Комитета ветеранов... Егор заходил, интересовался, .когда вернешься...

- А как Наташка?

- Ну как Наташка... Наташка есть Наташка. - Анна Максимовна вздохнула и переменила разго­вор. - Ко мне девочку положили с зеркальным рас­положением.

- С чем? - не понял Андрей Васильевич.

- Сердце справа... Такая здоровенькая, спокойная девочка...

Бортинженер Игорь Скворцов, молодой, уверенный в себе, разыскал среди других машин своего красного "жигуленка", сел и отъехал, но недалеко. Остановив­шись в сторонке от диспетчерской, он повернул зер­кальце так, чтобы видеть выходящих. Когда появи­лась та, которую он ждал - хорошенькая блондин­ка, - Игорь открыл дверцу и жестом предложил подвезти в город. Девушка уселась в машину.

Перед аэровокзалом прогуливался со своей семьей еще один герой нашего фильма - летчик Валентин Ненароков. Семья была невелика: жена Аля и сын Алик четырех лет.

Муж и жена шли держа мальчика за руки. А он, пользуясь этим, баловался: то поднимал ноги, чтобы родители его несли, то, наоборот, повисал на роди­тельских руках и волочил ножки по земле. Но мать и отец не замечали этого, занятые своим разговором. Издали казалось: какая симпатичная дружная семья! Но так казалось только издали.

- Не нравится? Пожалуйста - давай разойдем­ся! - задыхаясь от злости, говорила жена.

- Ну, Аля, ну что ты в самом деле. Это ж не разговор.

- Именно разговор! Ты мне весь отпуск испортил! Чтобы я в жизни еще с тобой поехала!

- Я бы то же самое мог сказать, но я же молчу!

- Интересно! Значит, опять я виновата?

В этот момент возле них резко затормозила крас­ная машина, приветственно посигналила и из нее вы­скочил бортинженер Игорь Скворцов.

- Здорово, Валентин! Вот уж не думал! Ненароков расплылся в счастливой улыбке, расце­ловался с Игорем и повернулся к Але:

- Алечка! Это мой старый товарищ, летали вме­сте... Игорь, знакомься, моя жена.

- Алевтина Федоровна, - представилась Аля.

Поклонившись, Скворцов быстро и внимательно ог­лядел ее: красивая была жена у Ненарокова, ничего не скажешь...

- А ты тоже? - Ненароков показал глазами на пассажирку "Жигулей".

- Что ты! Ты смотри не накаркай... Это так... А ты опять в Москве? Перевелся?

- Нет, я там же. На Алтае.- Слушай, а как Ва-сильич? Все серчает на меня?

- Нет, - сочувственно сказал Скворцов. - Сна­чала ругался, а теперь просто молчит. Не вспоминает.

- М-да... Ну все равно ты передай привет. Ладно? Скворцов кивнул, а Ненароков продолжал:

- А мы в отпуск ездили... Показывал им Ленин­град. А теперь по Москве хотим погулять.

- Так садись, покатаю вас, - после секундного колебания сказал Скворцов. - Нет проблем.

- Спасибо, не получится, - с сожалением отка­зался Ненароков. - Еще билеты надо оформить, ба­гаж...

- Ну смотри...

Мальчик все это время молчал, только застенчиво улыбался. Молчала и Аля. Скворцов уселся в машину, включил магнитофон со специальными автомобильны­ми колонками и уехал, увозя с собой громкую музыку.

- Да, летали вместе. На "Ил-18-м". Отличный парень, - растроганно сказал Ненароков. А жена заметила неодобрительно:

- Кобель высшей марки. Сразу видно.

- А командир отряда тогда был Тимченко Андрей Васильевич, - продолжал вспоминать Ненароков. - Замечательный человек.

Аля передернула плечами: эти лирические воспо­минания ее только раздражали.

Ненароковы сидели в стеклянном кафе и ели мо­роженое. Валентин переложил шарик из своей вазоч­ки к Алику.

- Сиба, - с некоторым усилием сказал мальчик. Ненароков улыбнулся, спросил:

- Ку?

- Ку... Шо! - кивнул Алик. Мать в раздражении бросила в вазочку ложку, так что обрызгала и себя и мужа.

- Да перестаньте вы на птичьем языке разгова­ривать! Словно как нерусские!.. Губишь ведь ребенка, губишь!

- Ну ты чего, Аля? Я уверен: ему так лучше, удобнее. И не надо заставлять насильно... Вот ты при нем...

- Завел, завел шарманку." Кто бы знал, до чего мне тошно!

Игорь Скворцов и девушка, которую он подвез из аэропорта, пили кофе и слушали музыку. Комната у Скворцова была ухоженная , чистенькая и немножкопижонская: светильниками служили африканские маски с лампочками в глазницах и во рту, на сте­нах - какие-то панели из матового стекла, цент­ральное же место занимала "система" - магнитофон "Тандберг" с проигрывателем и разведенными по уг­лам стереоколонками.

Не вставая, Игорь повернул тумблер на сложном, чем-то похожем на его стол с приборами в кабине самолета пульте, и по стенам, вернее по панелям, забегали разноцветные блики, волны, радуги.

Игорь покрутил ручку, и музыка сменилась. За­звучал концерт Чайковского, а на потолке, вытесняя друг друга, стали появляться слайды с видами рус­ской природы: березовые голые рощи, скованные льдом реки, старые усадьбы среди сосен.

- Потрясающе! - сказала девушка. Игорь улыбнулся.

- Все сам. Вот этими руками.

- Только почему на потолке? Шею сломаешь.

- Я обычно лежа смотрю, - серьезно объяснил Игорь. - Лежа очень удобно.

Андрей Васильевич Тимченко тоже был дома: смот­рел рассеянно телевизор и разговаривал с дочкой.

- Два зачета досрочно сдала, - рассказывала она. - Языкознание и фонетику.

- Замуж еще не вышла? - пошутил отец. - Все-таки три дня не виделись.

- Пока что нет.

- А когда выйдешь, нам с матерью хоть сообщишь? Наташа улыбнулась, но как-то не очень весело.

- Конечно, сообщу. Если рядом телефон будет. Отцу такой юмор не понравился, но он промолчал:

сам ведь завел разговор.

Вошла с кухни Анна Максимовна со стаканом мор­ковного сока в руках.

- О чем беседовали? - спросила она с беспокой­ством.

- Так... О жизни вообще. - Наташа встала. - Я пошла учиться.

Она взяла книгу, заложенную тетрадкой, и ушла к себе в комнату. Анна Максимовна поставила мор­ковный сок перед мужем.

- А ну его к лешему, - взмолился Тимченко.

- Надо. Это сплошной каротин. Очень хорошо для глаз... Ведь знаешь.

- Каротин, карантин, - пробормотал Андрей Ва­сильевич, но сок выпил. А жена уже достала из-под журнального столика прибор, которым измеряют дав­ление, и стала оборачивать руку мужа повязкой.

- Зачем? - вяло протестовал Тимченко. - Это-то зачем?.. Только смотреть мешаешь... Ну, сколько там настукало?

Жена улыбнулась: знала, что обязательно спросит.

- Идеально. Сто двадцать на восемьдесят... Вот тебе Распутин, "Живи и помни". Это надо прочесть. Я очками заложила, где начинается.

.В спальне у Тимченко стояли рядышком две со­лидные, отсвечивающие полировкой кровати. Андрей Васильевич закрыл однотомник Распутина и потушил ночник.

- Андрюша, - сказала вдруг жена. Оказывается, она не спала - просто лежала с закрытыми глаза­ми. - Тебе Наталья что-нибудь говорила?

- Вроде нет... А что? - встрепенулся Тимченко.

- Наверное, лучше, чтоб она сама сказала... Но все равно... Только отнесись спокойно. Она у нас бе­ременна.

Тимченко сел на постели, зажег свет.

- Постой, это ерунда какая-то получается... Я ее сегодня, буквально сегодня спросил: замуж не вышла? Она говорит: пока не собираюсь... Весело так говорила!

Жена только вздохнула. Андрей Васильевич понял, что сказал глупость.

- А кто... этот?

- Какой-то Костя. Она говорит, он у нас бывал... Я что-то не помню.

Тимченко встал и, как был в трусах, вышел из комнаты.

- Ты куда?.. Ее нету.

Он не ответил. Хлопнула входная дверь.

...Когда он вернулся и сел на кровать, жена не выдержала, спросила:

- Куда ходил?

- Я ей сабо привез, на день рождения.

- Ну?

- Ну, пошел и в мусоропровод кинул!...

- Ты мог простудиться. Они помолчали.

- Как тебе не стыдно? Чего ты злишься? - не очень уверенно сказала Анна Максимовна. - Надо радоваться!

- Чему? Чему радоваться?

- Тому, что Наталья разумная девка. Не стала ничего делать, хочет рожать... Что будет внук... Что мы с тобой еще не старые - неужели не вырастим? Деньги есть, дача есть... Ну, чего ты молчишь?

- Радуюсь.

Низко над водой шел вертолет. Из воды торчали верхушки деревьев, телеграфные столбы, а кое-где и крыши домов. Половодье. "Ми-4" летел неторопливо, отражаясь в спокойной воде.

В кабине сидели Валентин Ненароков, медсестра в белом халате и второй пилот. Второй внимательно следил за землей, а Ненароков, сидя за штурвалом, рассказывал медсестре:

- Я с ним специально в Москву заезжал после отпуска. Хотели к логопеду попасть, да не успели.

- Неужели так сильно заикается? - спросила сестра сочувственно.

- Сильно... Но он хитрый, придумал выход. Слово целиком сказать трудно, так он говорит кусочек. Вме­сто "хочу" - "чу", вместо "хорошо" - "шо", вместо "вкусно" - "ку". В общем, целый язык сочинил.

- Интересно, - сказал второй, продолжая наблю­дать за землей.

- И я с ним так же разговариваю, - рассказывал Ненароков. - Вроде балуюсь, а ему так легче, весе­лей. Он меньше стесняется... А вот жена наоборот. Кричит на него, требует, чтоб говорил правильно. А он только больше заикается...

- Твоя Аля вообще язва хорошая, - заметил вто­рой.

Ненароков не обиделся, но огорчился:

- Это ты зря... Просто у нее нервы.

- И у тебя нервы, и у меня нервы, но мы ж на людей не кидаемся.

- Знаешь что, Серега... - начал Ненароков сер­дито, но тут второй пилот перебил его:

- Вижу людей.

И правда, впереди, на крыше затопленного дома, махал белой рубахой человек. Рядом сидел другой, поменьше, наверно ребенок. А на плоской крыше при­стройки стоял зеркальный шкаф...

В маленькой московской квартире играл магнито­фон. Под его музыку танцевала пара: молодой человек в джинсах и девушка - по виду десятиклассница. Еще один паренек сидел в углу, листая книгу.

Приоткрылась дверь, и пожилая женщина, наверно соседка, сказала:

- Костя, к тебе.

В комнату вошел Тимченко. Не здороваясь, он ска­зал парню с книгой:

- Выйди на минутку. - А девушке велел: - Ты останься. Тебе полезно будет послушать.

Костя посмотрел на него с удивлением и тревогой.

- Что ж ты наделал? - спросил Андрей Василь­евич, перекрывая голосом музыку. - Наташка бере­менна, а ты в кусты?

Своей тяжелой рукой он сгреб парня за рубашку и хорошенько тряхнул.

- А ты отплясываешь? Другой дуре мозги кру­тишь?

- Это сестра моя! - жалобно закричал парень. Тимченко смутился:

- Да?.. Ну, все равно. Так люди не поступают. Иди и женись, а то я из тебя...

- Да вы не поняли, я с удовольствием, - сказал парень еще жалобней. Он пошел выключить магнито­фон и снова вернулся к Тимченко. - Я только об этом и прошу. Звоню, звоню, две телеграммы дал!

- Что ты ему объясняешь? Не унижайся, - сер­дито сказала сестра. - Она мизинца твоего не сто­ит!..

- Отстань!.. Андрей Васильевич, я ее люблю. А она не хочет. Категорически.

Дома совершенно сбитый с толку Тимченко допы­тывался у дочери:

- Но почему? Почему? Можешь ты мне объяснить?.. Парень как парень...

- Ну... Он не личность. Не нужен он мне. И вам с мамой не нужен. Только лишние хлопоты... Все равно не сможем мы с ним жить.

Андрей Васильевич помолчал, потом сказал горько:

- Ну давай, жди свою личность... Ребенка сде­лать - личность, а пожениться как люди - не лич­ность... Ты хоть понимаешь, что жизнь себе искале­чила?

Наташа вдруг озлилась.

- А ты хоть понимаешь, что ничего не понимаешь?.. Буду! Буду, буду рожать! И нечего за меня беспоко­иться. За себя беспокойся! Тебя спишут вот-вот, ты же отлетал почти!.. А на земле что тебе делать? Вот и будешь внука воспитывать!

- Наталья, замолчи сейчас же! - сердито крик­нула мать.

Тимченко встал, хотел что-то сказать дочери, но передумал и вышел из комнаты.

- Бух! Бух! - гремело над болотом. В резиновых ботфортах, в старой кожаной куртке, Тимченко брел по хлюпающей земле с двустволкой в руках. Охота - это был его любимый отдых. Но сегодня даже охота не могла исправить настроения.

- Бух! Бух! - И, хлопая крыльями, упала на землю утка...

...Тимченко вышел к костру, который развел на сухом месте другой охотник. Этот охотник, одетый точно так же, как Андрей Васильевич, был старше лет на десять. Рядом с ним у костра сидела красивая угрюмая девушка в брюках, резиновых сапожках и нейлоновой куртке.

- Андрюша! - весело закричал сидевший у кос­тра. - Вот нечаянная радость!.. Томочка, это мой друг, высочайшего класса летчик!

- Тамара! - без улыбки представилась девушка. Тимченко присел к костру, кивнул девушке.

- Это внучка моя, царица Тамара, - с гордостью сказал старый летчик. - А ты чего невеселый?

- По разным причинам, - буркнул Тимченко.

- Ничего, это мы исправим. Томочка, принеси, пожалуйста.

Девушка встала, спустилась к берегу озера. Там остужалась в воде бутылка водки, привязанная за горлышко к коряге.

Пока Тамара выуживала бутылку, старый летчик говорил, помешивая в греющемся над костром котел­ке:

- Вот, понимаешь, выросла... Красивая девчонка, хотела артисткой стать, но не потянула. По конкурсу

не прошла... А теперь считает, дуреха, что жизнь про­пала, конец!..

Тимченко слушал не перебивая.

- Но вообще-то она толковая. Английскую школу кончила, и вообще, - заторопился, чтобы скорее пе­рейти к сути, Тамарин дед. - Я ее устроил бортп­роводницей. Уже год летает. И у меня просьба: возьми ее под свое, как говорится, покровительство.

- Георгий Степанович, о чем ты говоришь? - уди­вился Тимченко. - Все сделаю, что в моей власти...

Тамара вернулась с бутылкой. Разливая водку по пластмассовым стаканчикам, Георгий Степанович продолжал рекламировать внучку:

- Она по-английски знаешь как чешет? И поет, и разговаривает?

- Ну, петь-то у нас вряд ли придется. А вот разговаривать... Ду ю риалли спик гуд инглиш?

Тамара пожала плечами и на хорошем - гораздо лучше, чем у Андрея Васильевича, - языке отвечала, что да, действительно, хорошо говорит по-английски и любит читать английские книги.

- А где летала?

- По Союзу. А сейчас перевели в Шереметьево. Тимченко подумал, что бы еще спросить, и ничего

интересного не придумал: вообще он не очень понимал, чем может быть полезен Тамаре.

- Профессия бортпроводницы нравится?

- Нет, - спокойно ответила девушка. - Если честно, совсем не об этом мечтала.

Она держалась независимо и даже чуть-чуть вы­сокомерно.

- А что вам нравится? На уток охотиться? - спросил Тимченко, обидевшийся за авиацию. Тамара усмехнулась:

- Это дед Егор затащил меня. Развлекает. Тамара отошла поискать сухих веток для костра.

Тимченко спросил у Егора:

- Замужем?

Тот отрицательно покачал головой. Тимченко по­низил голос еще больше:

- Мать-одиночка?

- С чего ты взял? - испугался Георгий Степа­нович.

- Да нет, это я так... Сам не знаю...

Тимченко и экипаж снова были в кабине "Ту-154". Впереди, за стеклом, белели в синем небе легкие об­лака. Ничто не предвещало неприятностей. И вдруг бортинженер Скворцов и штурман крикнули почти одновременно:

- Пожар!.. Пожар!..

- Вижу и слышу. - Тимченко инстинктивно по­тянулся к тумблеру, но рука его повисла в воздухе. - Дым откуда-то... Похоже, что-то горит - в кабине или под полом.