Экипаж - Дунский Юлий Теодорович 2 стр.

На приборной доске бортинженера мигало табло. Игорь прочитал вслух:

- Пожар в первом пассажирском салоне.

- Пилотировать второму! - распорядился Тим­ченко. - Всем остальным надеть маски!

- Готов! - доложил Игорь. Он был уже в маске, гофрированный шланг которой тянулся к панели с надписью: "Кислород".

- Готов! - доложил и штурман.

- Надеть маску второму. Управление беру на се­бя, - сказал Андрей Васильевич. На нем тоже была маска. - Двигателям малый газ! Экстренное сниже­ние до безопасной высоты!

- Понял, - кивнул штурман. В масках со шлан­гами, с наушниками, все они теперь были похожи на космонавтов.

- Инженер! Возьми баллон и иди проверь сало­ны. - Микрофон, вмонтированный в маску, плотно прилегал к губам, и голос Тимченко звучал из дина­мика непривычно глухо.

- Беру баллон, бегу в салон! - весело продекла­мировал Игорь.

А командир продолжал:

- Уменьшаю скорость до четырехсот километров в час. Закрыть кран поддува гермокабины! Произве­сти разгерметизацию!

- Автомат регулятора давления включен на сброс! - доложил второй.

- Мы на курсе, на глиссаде, - сказал штурман.

- Хорошо. - Тимченко повернулся к Скворцо-ву. - Почему не доложил об источнике дыма?

- Думаю, что где-то у нас под полом.

- "Где-то"! А конкретно можешь?

Игорь нагнулся и показал на щель под своим сто­ликом:

- Вот он сочится... Разбирать пол?

- Ладно, не надо. Пока хватит.

- А садиться? - спросил штурман.

- Сегодня садиться не будем. Завтра.

Тимченко щелкнул тумблером над головой, и в ка­бине зажегся свет. Летчики не спеша сняли наушни­ки, маски. Андрей Васильевич вынул платок из кар­мана и тщательно вытер лоб. За стеклами кабины не было уже ни неба, ни облаков - скучная серая пе­лена.

Открылась дверь. За ней стала видна большая ком­ната с пультом управления и креслами вдоль стен. В них сидел, ожидая своей очереди, еще один экипаж, пришедший на тренажер.

- Выходите, - деловито сказал инструктор... ...Когда они шли по коридору, Тимченко недовольно

сказал Скворцову:

- Игорь, надо относиться посерьезней. Конечно, это только репетиция, а спектакль, я надеюсь, не состоится никогда... И все-таки, не будь умнее всех!

На подмосковном водохранилище, неподалеку от моста, плавает обрубок фюзеляжа "Ил-18". На борту у него написано: "Волна". Здесь экипажи самолетов отрабатывают спасение при посадке на воду.

Вместе с экипажем Тимченко тренировалась груп­па бортпроводниц, в их числе и Тамара. В конце мая вода уже теплая - барахтаться в ней было весело. Игорь Скворцов сразу взял Тамару под свое покро­вительство: учил ее спускать на воду канаты и по­могать "пассажирам".

...Вместе они плыли на ярком надувном плоту с шалашиком. Игорь, видимо, рассказывал ей что-то забавное: Тамара, против своего обыкновения, улыба­лась. А с борта "Волны" на Скворцова неодобрительно смотрел их командир, Андрей Васильевич Тимченко: как-никак Тамара считалась его подопечной.

Вздохнув, Тимченко поднял руку и, как полагалось по плану тренировки, выпустил в воздух сигнальную ракету.

Вечером Тамара была в гостях у Игоря. По стенам, в матовых панелях, переливались огненные сполохи цветомузыки. Тамара сидела в акустических науш­никах и, закрыв глаза, слушала музыку, которая иг­рала для нее одной: колонки были отключены. А Игорь в это время разговаривал но телефону:

- Папа! А что у Сашки?.. Не обращай внимания, потом сам жалеть будет... У тети Марины доктор

был?.. Ага.... Нет проблем, достанем. Повтори, как на­зывается: "мире" или "мере"?

Прижав трубку плечом, Игорь записал на кален­даре: "Миредин" - и, увидев, что Тамара на секунду открыла глаза, приветственно помахал ей и извинил­ся улыбкой. Потом закончил разговор:

- А был случай, чтоб ты забыл? То-то же!.. Маму поцелуй.

Нажав на рычажок, он тут же набрал другой но­мер.

- Сергей? Привет!.. Бери карандаш, записывай: Михаил, Иван, Раиса, Евтушенко... Миредин. Индий­ское лекарство... Ты когда летишь в Индию?.. Очень хорошо. В среду я тебя встречу...

Разговаривая, Игорь время от времени включал и выключал кнопку звучания магнитофона и передви­гал ручку регулятора. А когда положил телефонную трубку, включил колонки на нормальную громкость и сказал Тамаре:

- Резковато звучало, высоких много.. Сейчас по­лучше?

И вдруг увидел с удивлением, что по щекам де­вушки медленно ползут слезы. Игорь подошел, осто­рожно снял с нее наушники. Тамара открыла глаза, виновато улыбнулась.

- Вы так чувствуете музыку? - спросил Игорь с уважением. Тамара покачала головой.

- Нет. Люблю, конечно, ну, как все... Просто у меня с этой музыкой связано одно воспоминание.

- Любовь?

- Если бы!.. Я под эту музыку провалилась с треском. В Щукинском училище. Я сидела, ждала своей очереди, а за стенкой все время играли это. Это откуда?

- Рок-опера. "Французская революция".

- Я даже не знала. Но там все время ее повторяли. Наверно, студенты этюд готовили под нее или что... И во время экзамена, когда я им басню читала, тоже было тихонечко слышно. И потом, когда я в коридоре плакала, опять ее играли.

Она стала искать платок. Игорь достал свой, кон­чиком вытер ей слезы и пошел переключил музыку. Потом сел рядом с Тамарой и обнял ее за плечи:

- Это, как говорит мой отец, "дело былое"... Но вообще-то, если человек не вспоминает о своих неу­дачах, не переживает - значит, бесчувственная ско­тина. Так что плачь на здоровье - теперь-то у тебя все в порядке.

- Теперь все в порядке, - грустно подтвердила Тамара.

Вечером четырехэтажный поселковый дом светился разноцветными прямоугольниками окон. За одними виднелись обтянутые оранжевым шелком абажуры, каких в большом городе уже не встретишь, за дру-

гими - современные светильники, за третьими - го­лые лампочки.

...У себя на кухне Аля защипывала пельмени. Ей помогала подруга, такая же молодая и почти такая же красивая.

- Смотри, Алька, доиграешься, - говорила по­друга. - Не сходи с ума! Тебе такой золотой муж достался.

Аля не ответила. Подруга отнесла в холодильник доску с готовыми пельменями, вернулась и высказала новую мысль:

- Ну, заведи себе кого-нибудь. Может, тогда бе­ситься перестанешь.

- При живом-то муже? - презрительно сказала Аля. - Нет, это уж пускай другие. А я не такой человек.

- Тогда терпи. Аля поджала губы.

- А я что делаю? Только и терплю. Уже пять лет терплю.

."Не остывший еще от рабочего азарта, Ненароков ходил по комнате, а сын Алик, крепко обхватив его правую ногу и поставив ножки на отцовский ботинок, путешествовал вместе с ним.

- Пятый день, а вода держится, - рассказывал Ненароков ясене. - Кое-где аж до крыш доходит... Мы зависли над дымом, смотрю - на дереве скворечник. Низко-низко над водой... И представляешь: прямо как птичка, сидит на полочке мышь!

- Ме... мы!.. - потребовал Алик.

- Тебе мышку? - Отец поднял его на руки. - Нельзя. Ее и не достать... Уйдет вода - она слезет, побежит искать своих деток...

- Мужчины! Садитесь кушать... Я вам пельменей наготовила! - позвала Аля. Подруга вынесла из кух­ни большое блюдо пельменей.

...Они ужинали. На столе стояла бутылка красного вина, салат. Алина мать, седенькая и тихая, следила, чтоб ни у кого в тарелке не было пусто. Аля ела с аппетитом и при этом весело болтала:

- Ну эта Машенька Филатова, я просто не могу! Такая крохотулечка, такая пупочка - и скочет, и скочет, и скочет!.. У меня в классе три девочки тоже занимаются, но они как медвежатки...

- Угу... Угу, - поддакивал с полным ртом Нена-роков. Алик ничего не ел: возил ложкой по тарелке и канючил:

- Чу ча... Чу ча... Чу ча!.. Мать рассердилась:

- Опять "чу ча"! Что это еще за "чу ча"? Скажи: "Хочу чаю"! По-русски скажи, а не по-китайски. А то не получишь ничего!

Алик хотел что-то ответить, но слова совсем не получались. Тогда он заплакал - прерывисто, как будто и плакал заикаясь.

Ненароков заступился за сына:

- Ну что ты, Аля? Раз не хочет человек... Не надо было шоколадку давать.

- Значит, я виновата? - сразу бросилась в атаку Аля. - Ты знаешь, как воспитывать, а я нет?.. По­пробовал бы отказать, когда ребенок плачет!..

- Ой! Мне ведь к Жанне еще надо! - вспомнила вдруг Алина приятельница и поспешно встала из-за стола. - Всем спасибо, до свиданья!

Аля и не заметила ее ухода. Глядя горящими гла­зами на мужа, она кричала:

- Носишься неизвестно где! А потом приезжаешь и учишь!

Теща вздохнула и накрыла пельмени миской, а сверху полотенцем: знала, что теперь не скоро к ним вернутся.

- Почему "носишься"?.. - слабо отбивался Нена­роков. - Я работаю...

- А я не знаю, работаешь или не работаешь! Мо­жет, нашел какую-нибудь и к ней летаешь!

Ненароков не удивился дикой несправедливости этого обвинения, давно уже привык. Он сказал только:

- Аля, Аля... Что ты плетешь?

Взял сигареты, спички и пошел на крыльцо курить.

...Он курил, глядя на прозрачный кружок луны в еще не потемневшем небе и вспоминал, как пять лет назад он приехал сюда, в этот городок, чтобы предложить Але руку и сердце. Нашел он ее на танцах, в клубе...

Аля увлеченно танцевала, подняв над головой кра­сивые плавные руки, и не сразу заметила, что Ва­лентин машет ей фуражкой. А когда заметила, бро­сила партнера, старшего лейтенанта, и побежала к Ненарокову. Ее провожали внимательные мужские взгляды, а старший лейтенант, не разобравшись в ситуации, даже пошел следом, чтобы вернуть Алю. Но увидел ошалелые от любви глаза Ненарокова, увидел, как Аля протянула ему навстречу руки, и свернул с курса.

- В отпуск? Или командировку? - растерянно и радостно спросила девушка.

- Приехал предложить руку и сердце, - ответил Валентин сияя. - Алечка! Завтра подаем заявление!

- Ты что придумал? Я же не могу уехать, - испугалась Аля. - Сто раз тебе объясняла: я целевая студентка, меня только через два года отпустят...

- Да не надо никуда уезжать! - продолжал ра­доваться Валентин. - Я сам к тебе приехал. Насов­сем!

- А комната московская? Забронировался? - спросила с надеждой мать.

Разговор продолжался дома у Али, в той самой квартире, где они жили и теперь.

- Нет! Выписался с концами!

Только сейчас Валентин заметил Алино смятение, даже испуг. И счастливое опьянение, в котором он пребывал всю дорогу от Москвы, начало улетучивать­ся.

- Ну, подождали бы два года... Я бы к тебе при­ехала. Все-таки Москва, - неуверенно сказала Аля.

- Да не хочу я ждать! Не собираюсь!.. Мало ли что может случиться за два года? Верно, Евдокия Петровна?

Алина мать ничего не ответила, только вздохнула. И Валентин продолжал, словно уже оправдываясь:

- Алечка у вас красавица, умница. И характер золотой... От женихов, я это точно знаю, отбоя нет. Найдется какой-нибудь гусар и уведет!

- Гусар еще какой-то... Совсем с ума сошел, - сказала Аля и заплакала.

- Ничего подобного. Самое разумное решение... Я тебя люблю, ты меня любишь, мама у тебя хорошая, добрая... Прекрасно будем жить: стану работать в малой авиации... Не всем же на "Илах" летать!

Продолжая всхлипывать, Аля улыбалась ему и ки­вала головой.

Когда Ненароков вернулся в комнату, теща сидела и смотрела телевизор, боясь обернуться: не любила скандалов. А жена, вывалив на стол из вьетнамской шкатулки семейный архив, яростно рылась в фото­карточках. Все фотографии, на которых Аля была снята вместе с мужем, она рвала на мелкие кусочки. Весь пол был уже усеян серыми клочками.

- Ну чего ты творишь? - сказал Ненароков ус­тало. - Ведь завтра жалеть будешь.

- Я об одном жалею! - закричала Аля. - Что дура была, что позволила тебе мою жизнь испортить!

Разбуженный криком, захныкал в соседней комна­те Алик. Ненароков пошел утешать, но Аля опередила его, первая подбежала к детской кроватке.

- Не плачь, солнышко, не плачь! Ты мое солнышко, ты моя радость!.. Ведь ты мое солнышко? Ты моя радость?

Она стала совать сонному Алику какое-то печенье. Ненароков с неудовольствием смотрел, как падают в постель жесткие крошки.

- И не нужен мне больше никто! - сказала Аля, повернувшись к мужу. - Не нравится тебе с нами - уходи! Подавай на развод, пожалуйста. Хоть завтра!

- Ну что ты, Аля! Ну зачем нервничать?.. Я ж тебе, по-моему, ничего обидного не сказал.

Все ссоры кончались у них одинаково...

В комнате Скворцова было темно. Играла тихая музыка. Игорь с Тамарой лежали в постели. Она при­ткнулась щекой к его плечу, а он, глядя в потолок, говорил убежденно:

- Бывают мужчины, которые женятся. На здо­ровье! Дай им бог счастья... А есть, которые не же-

нятся до конца жизни. Вот я как раз из таких. Не буду врать, я влюблялся - и не один раз, и очень серьезно... Но никогда, ни одной я не давал никаких обещаний. Потому что знал: семейная жизнь - это мимо... Без меня. Ничего не обещал и никого не об­манул!

- Это мне в тебе и понравилось: независимость и откровенность... Ну, не только это, но это тоже, - сказала Тамара и поцеловала его в плечо. Он обхва­тил ее голову, крепко прижался губами к губам. Но тут зазвонил телефон.

Игорь дотянулся до трубки, недовольно сказал:

- Да!.. Привет... Нормально... Нет, это не получит­ся... Утром улетаю. В командировку. Да, надолго. На полгода... Угу...

Когда он положил трубку, Тамара спросила не­брежно:

- Почему на полгода? Считаешь, у нас с тобой только на полгода?

- Ну... Я ж не могу сказать, уезжаю в команди­ровку на всю жизнь!.. А ты, старуха, уже ревнуешь?

- Никогда и ни за что! - запротестовала Тама­ра. - Ревнуют те, у кого комплекс неполноценности... А у меня другие комплексы...

Игорь поднялся, переменил пластинку на проигры­вателе. Потом присел на постель и снова заговорил:

- Но мы с тобой толковали о серьезных вещах... Женщины у нас уравнены в правах с мужчинами. Но

заметь, как редко вы пользуетесь равноправием в отношениях с нами! У всех какое-то атавистическое, бессмысленное, даже унизительное желание выско­чить замуж.

- Да, ты прав. Прав абсолютно, - с готовностью согласилась Тамара. А Игорь продолжал:

- Раньше, когда женщина полностью зависела от мужчины, это было естественно. Надо было прице­питься, прилепиться, чтобы выжить. А теперь?.. Она кандидат наук, обеспечена лучше любого мужика - потому что не пьет... А держится обеими руками за какое-нибудь ничтожество. Муж, не кто-нибудь! Семья!.. Ну не бред?

- Конечно бред. Я буквально то же самое говорю девчонкам... Просто интересно, как мы с тобой оди­наково думаем!

Тимченко ужинал с женой и дочерью. Он чистил себе яблоко, а жена говорила:

- Напрасно ты не ешь с кожурой. В ней все ви­тамины.

Тимченко не ответил. Его раздражало присутствие дочери. Он старался не глядеть на нее, а когда она встала из-за стола, даже отвернулся, чтобы не видеть ее слегка округлившегося живота.

С опаской поглядев на мужа, Анна Максимовна сказала:

- Наташенька, ты бы вышла погулять. Подыши воздухом.

- Я лучше почитаю.

- Ну хоть окно открой.

Когда за Наташей закрылась дверь, Андрей Ва­сильевич напустился на жену:

- Воркуете, как две подружки: ля-ля, ля-ля! На­талья кругом виновата, и нечего с ней либеральни­чать!.. Пускай чувствует.

Вздохнув, Анна Максимовна пододвинула к мужу морковный сок.

- Ты с ней не разговариваешь, и я не должна?.. А к твоему сведению, у девочки температура. В ее положении всякая инфекция...

- В ее положении! - буркнул Тимченко. - Бачили очи, шо купували.

Экипаж Андрея Васильевича Тимченко готовился к полету.

Сначала все побывали у врача. Каждому провери­ли пульс. Все в порядке, врач поставил штамп в полетном задании.

...Потом разделились: бортинженер со своим чемо­данчиком пошел на поле к самолету, а командир и второй - к диспетчерам "за погодой"...

...Тимченко поговорил с командиром отряда. Они были старые приятели.

- Андрей, - сказал командир. - Трошкин шел из Алжира, так у них там грозы, вторые сутки фронт стоит... Ты в курсе?

- Угу.

- Ну и как планируешь?

- Думаю, на одиннадцати тысячах пройду. Вес к этому времени у нас будет малый. Пройду.

...Бортинженер Игорь Скворцов был уже в кабинете "Ту-154". Он осмотрел доски с приборами - панель штурмана и свое рабочее место по правому борту. Пощелкал тумблерами, проверяя количество топлива, а потом отправился осматривать салоны. Он прошел между рядами пустых кресел в самый хвост, убедил­ся, что пожарные баллоны на месте, заглянул в ту­алет и неторопливо отправился назад. Тамара рас­кладывала пледы для пассажиров.

- С питанием задержки не будет? - спросил он деловито.

Тамара обернулась.

- Ждем... Игорь, как я рада, что мы вместе ле­тим, - сказала она, понизив голос. - А ты?

- Что я, глупее тебя? Тоже рад, очень рад. - Он поцеловал ее в уголок рта, чтобы не смазать пома­ду. - Только, Томкин, я хочу тебя предупредить: на­ши отношения остаются на земле и дожидаются, пока мы вернемся. В воздухе у тебя и у меня есть только работа и ответственность... Не обижайся, это закон.

Тамара неуверенно улыбнулась.

- Какой ты, оказывается, законник... А может, ты просто Василича боишься?

Игорь пожал плечами.

- Ты меня еще мало знаешь. Я не боюсь ничего, а в частности, никого.

...В штурманской - большой комнате, в центре ко­торой стоит макет аэропорта, а на стенах висят кар­ты и схемы заводов на посадку в разных портах мира, - готовились к полету члены нашего экипажа. Командир рассматривал карту погоды, штурман за­писывал в журнал курсы для предстоящего рейса, второй, нахмурившись, колдовал над центровочным графиком - схемой распределения грузов в самолете.

...И вот все трое - командир, второй и штурман - идут по бетонным плитам к своему самолету; каждый с чемоданом или портфелем.

Одна из бортпроводниц наблюдала за погрузкой багажа, стояли у трапа молчаливые внимательные пограничники. Предъявив паспорта, экипаж поднялся в кабину.

Только Тимченко остался на земле. К нему спу­стился Игорь. Командир вместе с бортинженером обошли напоследок самолет и, не обнаружив непо­рядка, тоже поднялись наверх.

...Подъехали автобусы с пассажирами, началась посадка.

...В салонах пассажиры обживались на новом месте. Привычно закидывали на полки плащи и шляпы, до­ставали книжки; матери устраивали поудобнее детей.

...Теперь предстояло зачитать последние четыре пункта "карты". Это, собственно, не карта, а пласти­ковая дощечка с десятью подвижными табло. Штур­ман начал переводить табло слева направо, открывая надписи. Каждую он зачитывал вслух:

- Генераторы!

- Включены, - ответил бортинженер.

- Давление!