У меня отлегло от души. Стало тепло и спокойно. Там 25 лет! Здесь 28!
Но, в моем случае это уже высший пилотаж.
Надо придумать ему новое имя. Саша – не подходит. Так зовут моего мужа-предателя.
С ним мы уже не расставались. Не могли. И не хотели.
Утром он ходил на работу. На дорогу. Кидать асфальт лопатой.
А вечером ко мне, домой.
Он был замечательным. Не многословный, мужественный, честный. Ко мне у него были самые искренние чувства. Я это видела.
Моя интуиция меня редко подводит. Но все же не мешало бы и здраво мыслить.
А то дорвалась девушка вдали от дома и мужа.
Впрочем, какого мужа? Мужа у меня, кажется, уже нет. Его у меня увели, перед носом. Как бычка за веревочку.
Когда мой Бандерас ушел на работу, я решила навести о нем справки.
Вызвала Томку, мы взяли такси и вместе с ней поехали к дому, где жил Саша.
Я осталась в машине. А Томка отправилась на разведку к тете Фене, соседке моего нового друга.
– Главное, узнай насчет наркотиков. Мало ли!
– Да, не придумывай! По нему же видно!
– И запиши все!
Тамара отсутствовала минут двадцать. Потом показалась. Села важно в машину, с чувством исполненного долга и начала шарить по карманам.
– Тьфу ты! Куда я задевала этот листок.
– Какой листок? Ах, да! Может, ты его там и забыла?
– Может. Я схожу.
– Не надо. Вспоминай.
– Да, я не помню.
С калитки вышла тетя Феня. Я нырнула под сидение, вжавшись в салон машины.
Феня протянула Тамаре исписанный листок.
– Вот! – Оживилась подруга. Читай!
Таксист ударил по газам.
начала читать нацарапанные Томкой каракули: "Наркотики не употребляет. Честный. Порядочный. Самостоятельный. Без матери с 12 лет. Живет с отцом. Характер золотой. Будет отличным семьянином".
От рекомендации тети Фени на душе стало спокойнее.
В провинции, оказывается, еще встречаются достойные особи мужского пола! Вот куда надо ехать за женихами!
Мой Бандерас никогда не летал на самолете. И мне интересно было наблюдать за его реакцией.
Держался он невозмутимо, будто был почетным пассажиром авиалиний, проведя в воздухе несчетное количество времени.
Мы летим в Киев. Сидим рядом, тесно прижавшись друг к другу. Наши колени соприкасаются. Мои руки в его руках.
Если в самолете Кошарик держался независимо, то роскошь Киева не сумел пережить.
В первый же день, на Крещатике, мы попадаем на день города. Толпы людей, сцены с артистами, поет Басков, салют.
У Кошарика отвисает челюсть.
– Кошар! Лицо держи! Бесстрастность! Голливуд! – Одергиваю я его.
Кошарик принимает безразличное выражение лица. И тут же, от новых впечатлений, у него вновь отвисает челюсть.
Около месяца мой Бандерас взирал на красоты столицы буквально с открытым ртом. Потом привык. Пообтерся.
Но это потом. А пока мы приехали в Киев.
В Киеве мы были к вечеру. Заночевали в гостинице. И в 7 часов утра я уже у своей квартиры. Осторожно открываю дверь.
В прихожей чужие женские туфли.
В спальне, на нашей постели – Софа, в обнимку с моим мужем. Картина, я вам скажу, впечатляющая. Репин маслом!
На кресле свадебное платье и фата. На столике цветы. В соседних комнатах – наши обманутые дети.
Они, как и я, до конца считали, что свадьба с еврейской девушкой будет фиктивной и нужна для того, чтобы выехать за границу всей семьей.
Для счастья. Для лучшей жизни.
– Привет, Саша! – Едва справляюсь я с исчезнувшим вдруг собственным голосом.
– Привет!
– Здравствуй, Софа!
– Здравствуйте, – томно картавит Софа, не выпуская из объятий шею моего мужа. Я молча выхожу, закрыв за собой дверь.
На кухне наливаю себе чаю. Холодного. Стою у окна. Пытаюсь унять дрожь в руках и коленях.
Появляется муж, какой-то чересчур серьезный в этой анекдотической ситуации под названием "возвращается жена из командировки".
– Ты нам позволишь чаю попить?
– Пожалуйста!
Наблюдаю за их действиями. Софа в ночной рубашке, с сиреневыми цветами.
Продвигается к ванной. Мой муж, тенью следует рядом. Охранник! Боится, что я наброшусь на нее. Правильно боится.
Умывшись, Софа следует на кухню в сопровождении нашего мужа. Садится в кресло. Он подает ей чай. Холодный. Все трое молчим.
Ну, было бы не очень естественно в этой ситуации желать Софе приятного аппетита и любопытничать, как ей спалось. Потом они быстро уходят. Из дома.
Меня все еще трясет.
Наливаю в таз горячей воды. Сыплю ариэля, даместоса, брифа – все в кучу. Начинаю мыть пол.
Убрала. Кажется, чуть легче. Руки еще дрожат. За дверью в спальне нахожу чужую дорожную сумку. Очевидно, Софы. Первое желание – скинуть с балкона. Беру себя в руки.
Что в сумке моего врага? Расстегиваю молнию. Всякое барахло. Шкатулка. В шкатулке дешевая бижутерия. Какая безвкусица!
Но, что тут делает мой браслет из нефрита? Подарок мужа мне на свадьбу! Мой муж подарил мой браслет новой жене?
Фу! Я оставляю браслет. Может, мой нефритовый браслет ей больше нужен.
Не зря, значит, я привезла с собой Бандера-са! Моя совесть чиста.
Я представила моего нового друга детям, сказав с легкой издевкой.
– Знакомьтесь, это ваш новый папа.
Бандерас протянул им руку, искренне заулыбался.
Дети загадочно переглянулись. И пошлепали на кухню.
– Прикинь! Маман взбесилась, не иначе! Он же младше ее! – Слышу я голос своей дочери.
– А это сейчас модно. Мамуля в ногу со временем идет, – резюмирует сын.
Мой милый друг оказался послушным, ласковым, умным и понимающим.
Меня ничуть не смущала разница в возрасте.
Какая разница! Он серьезный, умный, не по годам рассудительный. Ему можно дать на 10 лет больше!
А я отлично выгляжу.
Спортивна, подтянута, с характером бесшабашным и сумасбродным.
Лет на 10 меньше!
Так, что мы с ним сверстники! Нет! Он даже старше меня.
– Альфонс. – Выразили общее мнение мои подруги. Годик – два продержится и свалит.
– А его никто и не держит. Он свободен. Мы прежде всего друзья с ним. Он для меня много сделал.
Помогает залечить душевные раны. Бесплатный психотерапевт.
Если встретит какую-нибудь хохлушку, его право. Я ему об этом так и сказала.
– Я с таким Кошмариком и близко бы в постель не легла, – кусает меня добрая соседка Светка, у которой когда-то в любовниках ходил весь полит – бомонд коммунистической Украины. Самому Лене Кучме горошек зеленый подавала, его любимый в студенчестве деликатес.
– Ты не легла бы? А он лег бы с тобой? Ты уверена?
– Ну…, если бы он не хромал!
– А он граф Жофрей де Пейерак.
– Кто?
– "Анжелику" читала?
Рвал и метал мой муж. Он зашел домой как-то с Софой. Вероятно, за новым браслетом.
– Где моя дорожная сумка? – Спросил с порога.
И тут же осекся, увидев рядом со мной, на диване, Кошарика.
Кошарик спокойно поздоровался.
Муж нахмурился, уставился на парня. Потом вызвал меня на кухню.
– Кто это?
– Где?
– Не придуривайся. Этот конь, на диване. Кто он?
– Мой новый муж.
– Ты охренела? Что ты себе позволяешь? Ты, мать семейства! Не имеешь права.
– Имею. Открой свой паспорт. Что там написано? Кто твоя законная жена? Софа. Все. Свободен.
Муж долго не унимался. Звонил мне и требовал немедленно освободить помещение от "хахаля".
Грозился растоптать, расчленить, стереть в порошок моего друга при помощи милиции, бандитов, своих собственных рук.
– Его вывезут в тюрьму, бросят в одиночную камеру… Никто и знать не будет!
– Успокойся! Какая тебе разница с кем я живу? Я тебе кто? Никто.
Мы валяемся с ним в постели до полудня. Его мускулистые руки привычно блуждают у меня между лопаток. Моя голова на его плоском животе. Я лениво накручиваю на палец жесткие волоски на его ноге.
У него бессовестно стройные ноги. И невозможно сексуальная фигура. Он, по-видимому, мог бы стать замечательным танцором. Если бы поставил перед собой такую цель. Но, ему это не нужно.
Он слишком мужественный и независимый, что бы гацать на сцене, поигрывая мускулами тела, в угоду сладострастным дамам. Теперь я это уже знаю!
Как-то я затащила его к Инессе. В ее стриптиз-бар. В центре Киева.
Зачем я это сделала? Наверное, что бы досадить Инессе, известной любительнице молодых мужских тел. Похвастаться таким редким экземпляром, принадлежащим исключительно мне одной. Подразнить, повертеть перед носом.
Стервозно, чисто по-женски. А, может, испытать и его.
Он, загорелый, в белоснежной сорочке, с зелеными внимательными глазами и с вьющимися черными вихрами, был неотразим.
Инесса окинула его профессиональным взглядом и расплылась в жеманной улыбке.
– Какой красивый мальчик! – Мне такие нужны. У меня хорошие заработки. Парни здесь очень быстро подымаются.
Малиновый румянец заливает его смуглые скулы. Он стушевался. Понял, куда попал. И даже отступил назад, к двери.
– Нет, спасибо! Я лучше асфальт буду укладывать.
– Дорогая, мы к тебе только… по чашечке кофе, – защищаю я его, заставляя приятельницу утереть слюни.
Мне любопытно наблюдать за ним, попавшим в щекотливую ситуацию. Он вышел из нее достойно. Без эмоций.
Мы сидим в мягких диванах, при тускло горящих свечах. Попиваем коктейль. Он молча смотрит на ярко освещенную сцену. Там, на сверкающей металлом руре, выкладывается почти обнаженный танцор.
С работой для Кошарика мы не торопились. Работа – от слова рабство. Надо иметь свое дело.
Кошарик помогал мне перевозить от продавца к клиенту дорогостоящие холсты. А назад, от клиента к продавцу пачки денег.
Репин, Врубель, Нестеров – первые имена русских живописцев были пристроены в хорошие руки с моей помощью, как посредника.
Иногда, правда, среди раритетов оказывались фальшивые полотна. Начинались скандалы. Возврат денег. Но, я посредник. С меня взятки гладки. Экспертное заключение о подлинности картины даю не я. На это есть целая контора в центре Киева.
Я приобщаю моего друга к прекрасному бизнесу. Вожу его по картинным галереям и выставкам. Знакомлю с художниками, коллекционерами. Кошарик читает книги по искусству.
Он довольно бойко стал разбираться в живописи. Особенно преуспел в творчестве великого русского художника Николая Ге, портрет которого "Галилео Галилей" мы недавно продали. Перечитал кучу книг о нем.
Теперь, когда я знакомлю Кошарика с кем-то из галерейщиков, обязательно игриво представляю его.
– Александр Ге, знаток и любитель творчества великого художника.
Кошарик смущается. Но к моим выходкам он уже давно привык и правильно реагирует.
Как-то я взяла с собой Кошарика на открытие выставки одного украинского художника.
Светская жизнь. Пафос. Известные личности. Нарядные дамы. Блеск бриллиантов. Банкет. Водка рекой.
Кошарик ступором застыл в холле, собираясь уйти. Упирался.
– Да, что я тут не видел?
– Спокойно! У нас равноправие. По природе. И по Конституции. Ты такой же, как все. Лицо – Голливуд! Бесстрастность! И пусть они тебя боятся!
Я за руку привела его в зал, усадила за стол, рядом с какой-то невзрачной дамой.
– Знакомьтесь. Александр Ге, наследник, знаток и любитель творчества великого художника, – эпатирую я своего друга.
И, вдруг, узнаю даму. Это жена мэра.
Мне тоже становится не по себе. И я наблюдаю за ситуацией со стороны.
Кошарик покраснел, побелел. И, казалось, готов был упасть в обморок.
Первая леди налила ему водки. Они чокнулись. О чем-то стали шептаться. Смотрю, мой Кошар освоился, начал за ней ухаживать.
Дела забросили нас в Москву. Зачем? Скажу вам по секрету. Перевезли в Москву картину. Пейзаж Ивана Шишкина.
Контрабандой.
Дали 100 долларов проводнице Люсе. Сказали, что это грубая подделка. Но все равно спрятать надо подальше.
Скрутили картину в рулон, красочным слоем вверх, чтобы не было осыпей. Туда же заключение нашей украинской экспертизы.
Улеглись на полках СВ вагона.
Ночью на хуторе Михайловском нас будят громкие голоса таможенников.
– Картины, иконы, золото, наркотики, оружие..! Другие запрещенные ценности! Кто везет?
Мы затаились. Лица спокойные, равнодушные. И кто это признается, что везет контрабанду!
Здесь, главное, умение держать себя в руках.
Таможенники, отличные психологи. У них чуйка, как у собак. Чуть занервничал, считай, пропало!
Заметут, конфискуют, да еще и посадят!
Мы были невозмутимы. Картина Шишкина ехала в другом поезде, который отправился с Киева на полчаса позже нашего.
Утром нас встретила Москва. Суетой Киевского вокзала, зимней стужей, наглыми таксистами.
Кошарик прибыл в Москву первый раз.
Только выходим на площадь, нас сразу тормозит патруль из ментов. Потом второй. Третий. У Кошарика проверяют документы.
Меня игнорируют. Физиономисты! Какая самоуверенность!
А, может, я шкатулку Карла Фаберже или морской фашистский кортик привезла в столицу России. На продажу. У нас этого добра в Украине навалом.
Мужественная внешность Кошарика привлекает внимание милиции на каждом шагу.
– Слушайте, имейте совесть! Вы останавливаете нас уже третий раз! Где ваше гостеприимство? Мы сейчас назад в Киев поедем! – Возмущаюсь я.
– О! Так вы из Киева? – Конопатый сержант милиции меняет официальный тон на почти домашний. – Давно я дома не был. Как там у нас?
– Дома хорошо. Самогонку гонят. Сало в сарае хрюкает.
Земляк в погонах усмехнулся и, пожелав нам счастливого пути, отпустил.
Через полчаса мы забрали Шишкина из рук простодушной Люси и на такси рванули к Николаю, моему давнему клиенту на раритеты.
За Шишкина я планировала получить кучу бабок. И из зимней Москвы улететь с Кошариком в теплый Шарм-Эль-Шейх.
Прежде чем отдать мне деньги, Николай понес Шишкина в Третьяковку. К экспертам.
А мы с Кошариком в это время пошли считать медведей Шишкина в зале галереи, где выставлены его шедевры.
– Ух, ты! "Утро в сосновом бору"! Здесь такая же картина Шишкина, что и у нас в Киеве! – Сделал открытие Кошарик, который уже поднаторел на прекрасном.
– Ошибаешься. Это две разные картины.
В нашем Киевском музее русского искусства висит похожая картина. Называется "Срубленное дерево". Там ни одного медведя.
А здесь, в Третьякове, их четыре.
– Дрова ты привезла, Мария! – В глазах Коли разочарование. – И близко это не Шишкин. Искусная подделка.
– А как же заключение экспертизы?
– До лампочки ваше заключение и ваших экспертов!
На антикварном рынке Киева крутится масса картин, подлинность которых под большим вопросом.
– Ой! Будто бы на рынке Москвы другая история! Круговорот фальшаков в природе!
Нам предстояло везти "шедевр" назад. Через российско-украинскую границу.
Документов на то, что это подделка, у нас не было. В экспертном заключении значилось, что это настоящий Шишкин.
И получать, в случае чего, мы будем по полной программе. Как за оригинал.
Шерм-Эль-Шейх накрылся. Да, и возвращаться не хотелось. Москва манила новыми возможностями.
Москва. Зима. Гостиница, оплаченная на неделю вперед.
– Кошарик! А как насчет коммерческих подвигов в Москве? – Чухаю я любимца за ушком, по его шелковой спинке.
– Ты о чем? – Замурлыкал Кошарик.
– О том, чем сейчас заняты миллионы людей. О бабках.
– Ну, ты же Репиных продаешь. И еще печатаешь там, что-то! Нетленку!
Скоро домик на Майами прикупим!
– А ты будешь моим соавтором?
– Рецензентом!
– Кошарик! Репины закончились. Остались одни фальшаки! Ты же видишь.
А пока нетленка появится на раскладках, мы с тобой ноги протянем.
– Ну, ты тогда быстрее щелкай клавиатурой.
– Короче, Кошар! Собирайся. Сейчас едем на рынок.
– Зачем?
– А за Шишкина платить проводникам надо. И, вообще, я думаю, нам надо освоить с тобой новое ремесло. На всякий случай.
– Причем здесь рынок?
– Поехали. Там разберемся.
– Я торговать ничем не буду. Это не мое призвание.
– Рынок – то место, где крутятся бабки. Особенно, строительный рынок.
Смотрим. Вникаем. Соображаем. Копируем. Перенимаем опыт.
Прорвемся, Кошарик! Мы же с тобой талантливые. Ты еще станешь королем строительного бизнеса! Под моим руководством.
На Димитровском рынке туча народа. Все чем-то озабочены. Снуют между рядами, скупают товары широкого потребления.
Народ желает уюта, тепла, красоты, комфорта в свою квартиру, в офис, в дом заказчика.
Вижу людей, тихо стоящих у самого входа в строительные ряды.
Замерзли, нахохлились, переминаются с ноги на ногу. На груди у них таблички "Ремонт и отделка жилых помещений". "Ремонт под ключ". "Строительные работы". "Штукатурим, кладем плитку".
Я торможу. О! Это как раз то, что нам надо!
– Зачем нам ремонт квартиры?
– Кошарик! А ты умеешь штукатурить и класть плитку?
– Нет.
– Ну, что – то по строительству ты умеешь делать? Ты ведь мужик.
– Ну, как-то один раз штукатурил в школе, еще на отработке. Обои клеил у себя дома.
– Шикарно! Вот этим мы и займемся.
– Чем это ты заняться хочешь? Не понял!
– Стройкой. Это востребовано. Это всегда выгодно. Начнем с нуля, научимся!
Петр первый тоже начинал с подмастерья.
Потом наберем бригаду строителей. Найдем выгодные заказы. Ты будешь по – началу диспетчером на телефоне. Потом станешь боссом! И останется только бабки лопатой грести.
– Так я же не умею. Я же не профессионал.
– Не дрейфь! Будешь им!
Кошарик обреченно закурил.
Я достаю из сумки блокнот, ручку и крупными буквами царапаю на листке бумаги: "Ремонт и отделка помещений".
Вижу, Кошар совсем поник.
– Мне такое не пиши. Я с этим стоять не буду. Позориться.
– Где ты видишь позор? Все работы хороши! Любой честный труд достоин уважения!
– Нет. Я строителем не хочу.
– Как хочешь. Я сама.
Стрельнула у девчушки, торгующей книжками – бестселлерами кусочек скотча.
На раскладке лежат Донцова, Маринина, Устинова, Шилова, и прочие королевы развлекательного чтива. Как я далека сейчас от них!
Приклеила скотчем на грудь листок с надпись. Как медаль. Встала рядом со строителями.
Около меня худая и бледная барышня в серой одежде.
Это Оксана, молодая женщина из Винницы, воспитательница детского сада.
Работает в Москве уже четвертый год. Живет вместе с другими соотечественниками в съемной трехкомнатной квартире. Вшестером.
Когда приехала в Москву из Украины, ничего не умела, даже обои клеить. Научилась на первом же объекте.
Так же стояла с бейджиком на груди, продавая себя. Вместе с товарками из яблочной Украины. На свой страх и риск.
Клиент нашелся быстро. Описал объем работ. Надо было отремонтировать помещения в Останкино.