Я прошел мимо куста, за которым два месяца спустя по дороге из кино впервые поцеловал ее, и мне захотелось заплакать. В тот раз Юцка потеряла сережку. Напрасно мы искали ее в темноте, сережка как сквозь землю провалилась. В ту ночь я долго не мог уснуть, боясь, что не поднимусь раньше всех и не буду первым, кто найдет эту сережку. Но я ее все же нашел и сразу вырос в глазах Юцки. А вот сейчас у меня нет ни одного шанса добиться того же эффекта.
В меланхолическом настроении я подошел к дому, где жили мои родители. Посмотрел на окна третьего этажа, чтобы попытаться сразу распознать обстановку в семье. Она явно оставалась такой же, какой была уже много лет в столь поздний час по субботам. Светились только окна столовой. Это означало, что мама давно спит, сестра Эва, скорее всего, еще не вернулась с танцев, а отец смотрит телевизор. Это занятие он чередует с другим - каждую минуту открывает холодильник, что-нибудь достает и съедает.
Я осторожно отпер двери, разулся и потихонечку, чтобы не разбудить мать, проскользнул из передней в столовую.
Все оказалось так, как я и ожидал. Когда отец увидел меня, он быстро стал глотать что-то, что было у него во рту. Но кусок, видимо, оказался достаточно большим, и отец подавился. Я подбежал к нему, чтобы помочь, но все уже обошлось. Я бросил взгляд на экран и увидел, что показывают в записи футбольный матч, результат которого был всем известен уже после обеда. Но отцу это не мешало, и он с интересом наблюдал за игрой.
- В холодильнике найдешь сосиски, - сказал он, пожав мне руку.
Я отказался от еды и тем самым разочаровал его: он терял возможность съесть сосиски вместе со мной.
- Она начхала на меня, - попытался я поскорее ввести отца в курс дела.
- Учти, сосиски очень свежие. - Он не хотел сдаваться так легко.
- Я тебе говорю, что она начхала на меня, - счел я необходимым приковать его внимание к тому, чем в данный момент были заняты мои мысли.
Отец задумался. Видимо, глубоко, так как молчал он долго. В своем потертом халате, который когда-то подарили ему на Новый год, он ничем не напоминал того мужчину, на которого еще недавно заглядывались женщины. Мой отец - подполковник, он очень любит военную форму. Армия дала ему образование и интересную работу. Кроме того, еще и маму. Они познакомились, когда он был капитаном. До сих пор отец думает, что она обратила на него внимание только из-за формы. Однако он глубоко заблуждается. Мама уже тогда поняла, что отец настоящий мужчина и был бы им, конечно, даже если бы не носил военную форму.
- Папа, - нарушил я затянувшееся молчание, - она, кажется, вообще не думает ехать со мной в гарнизон, где кинофильм начинается только тогда, когда все соберутся, а в двух пивных у каждого посетителя своя пивная кружка.
- Не поедет она, поедет другая, - пробудился наконец он от летаргического сна.
- Но я не хочу ее потерять, - пытался я убедить его, повысив голос, - только потому, что служу в дыре, которая громко зовется Влков.
- В этом я вряд ли смогу тебе помочь, - пожал плечами отец.
- Мне необходимо перевестись поближе к Праге. Или лучше сразу в Прагу. Она будет работать здесь после учебы. Есть же у тебя знакомые в управлении кадров и в других центральных учреждениях.
- Так ты думаешь, что границу должны охранять жители Влкова? - съязвил отец.
- А пусть хоть жители Влкова, но если она туда не поедет, то и меня там не будет!
Тут отец разговорился. Тема была необъятной - о важности того дела, которому я служу.
- Политическим воспитанием я сам занимаюсь каждые вторник и пятницу, - сказал я, но сразу же пожалел об этом.
Отец выключил телевизор, пристально поглядел на меня и произнес:
- У меня возникло желание дать тебе пару подзатыльников, но для этого сейчас не слишком подходящее время.
Но знай, ты получишь свое, если в голове у тебя не прояснится!
- Мне пора. Иначе я опоздаю на поезд, - обиделся я.
Видимо, наш разговор проходил на слишком высоких тонах, потому что в эту минуту на пороге столовой появилась мама:
- Иржик, как хорошо, что ты приехал! Я тебе постелю в гостиной.
- Я уже уезжаю, - сказал я ей, и даже слезы, которые навернулись ей на глаза, не могли бы остановить меня.
- Опять ты, отец, что-нибудь не то сказал, - прошептала она.
- Наш Иржик выбрал себе дорогу, идя по которой можно испортить все, - не дал ей отец отобрать у него право на последнее слово.
Выходя из дому, я прошел мимо пары, которая обнималась в полутьме.
- Ну-ка иди домой! - приказным тоном сказал я, обращаясь к девушке.
- Ирка! Откуда ты взялся? - воскликнула Эва, машинально поправляя прическу.
- Я сказал, что тебе пора домой. - Родственные чувства отступили перед моей решимостью. - И тебе тоже пора, - не оставил я без внимания и парня. Мной явно руководила зависть, и ничего больше. Обычная, человеческая, противная зависть.
Я добежал до конечной остановки трамвая, сел в почти пустой вагон, предусмотрительно решив не приближаться к подвыпившему старичку, который ожил при моем появлении.
- Поди сюда, генерал, - пролепетал он, но, видя, что я не трогаюсь с места, встал и, покачиваясь, сделал шаг в мою сторону. Тут вагон дернулся, старик рухнул на свое место и через несколько секунд погрузился в глубокий сон.
Поручик Прушек был очень удивлен, увидев, как я в рассветный час пробираюсь к своей постели. Стараясь не шуметь, я, как нарочно, столкнул со стола лампу.
- Что-то рано она тебя выгнала, - заметил Прушек.
Не успел я ему объяснить, что Юцка уже не Юцка, а юрист всемирно известного пражского предприятия и потому ей даже в голову не придет мотаться со мной по затерянным уголкам Чехии и Словакии, как он уже снова спал сном праведника.
Мне же уснуть никак не удавалось. Я думал о Юцке, потом мысли мои каким-то непонятным образом перескочили на майора Кноблоха. У него наверняка много знакомых… Надо обратиться к нему с просьбой помочь мне перевестись поближе к Праге…
Проснулся я уже после обеда, поэтому, естественно, проспал свой бифштекс с картофельным гарниром. Решив посмотреть, чем занимаются мои солдаты, я направился в казарму.
Глава 8
Свободника Малечека, водителя моего танка, я встретил неподалеку от казармы. Он прохаживался с задумчивым видом. Мне больше по душе, когда солдаты гуляют группой. Одному всегда может прийти в голову какая-нибудь глупая мысль, избавиться от которой ему никто не поможет.
- Гуляете, Малечек? - остановил я его вопросом.
- Да, - грустно подтвердил он. - Настроение скверное, товарищ поручик.
Такая откровенность меня удивила. Так же, как и выражение, мелькнувшее у свободника в глазах.
- Что у вас случилось? - поинтересовался я.
- Через минуту будет уже двадцать четыре часа с того момента, как я с ней поругался.
Мне стало жаль свободника, и я попытался его как-то успокоить:
- Ничего, Малечек, не переживайте, в следующие двадцать четыре часа все может перемениться к лучшему. В жизни еще будет много подобных потрясений, так что надо быть оптимистом.
Я взял его под руку, и мы вместе пошли к казарме.
У казармы ребята играли в футбол, несмотря на холодный ветер и падавший снег.
Игра была такой азартной, что и мне захотелось присоединиться к ним. Но я быстро отогнал эту мысль, ведь со мной шел грустный Малечек, которого надо было во что бы то ни стало чем-то взбодрить. Я мгновенно выработал стратегический план и начал его реализовывать:
- Что слышно насчет вашего изобретения?
- Моего изобретения? - вяло переспросил он. Но тут же глаза его засветились, что подтверждало правильность моего шага. - Вы об этом знаете?
- Слышал. От поручика Прушека. Не берусь заявлять, что все понял. Объяснили бы, что ли.
Повторять просьбу не было нужды. Он взял прутик и начал воспроизводить на песке какой-то сложный чертеж. Это заняло не меньше получаса, еще полчаса он объяснял мне все технические сложности. Не скажу, что это ему удалось, потому что я понял только одно: речь идет о каких-то дополнительных устройствах к тренажеру на полигоне.
- Какая она? - поинтересовался я в тот момент, когда он объяснял мне функции какой-то детали.
- Стальная, - ответил он. - Из качественной стали.
- Я спрашиваю не о детали, - уточнил я.
Глаза его сразу потухли.
- Вы, наверное, хотели знать, какой она была? - мрачно спросил он. - Все это ни к чему. Я не хочу, понимаете, товарищ поручик, не хочу даже говорить о ней.
- На меня моя Юцка тоже наплевала, - попытался я выйти из положения.
- Юцка? - заинтересованно переспросил он.
- Зовут ее Итка, и учится она на юридическом факультете. Когда-то студенты этого факультета после первого экзамена прибавляли к своему имени сокращение "юц", потому я и зову ее Юцкой. Впрочем, лучше сказать, звал. Теперь у нее не будет возможности слышать это.
- Вам все равно не так уж плохо, - проговорил Малечек. - В вас втюрилась продавщица из нашего магазинчика. Может, вы этого еще не заметили?
Конечно, я это заметил.
- А вы откуда это знаете? - поинтересовался я.
- Нам об этом все известно, всей роте. И поверьте, это вызывает у нас уважение к вам. Что ни говори, плох тот командир, на которого не смотрят женщины. Такие обычно испытывают чувство неполноценности и очень противны.
- Так я, стало быть, не противный? - спросил я не слишком воодушевленно.
- Вы, конечно, не такой. Вас вполне можно терпеть.
Я задумчиво покивал, потом пристально посмотрел ему в глаза:
- Продавщица из "Армы" хороша, Малечек, но это не Юцка.
- Я знаю. У каждого из нас есть своя Юцка, которую не может заменить ни одна другая в мире. И лучше всего мы это понимаем тогда, когда она дает нам, мягко говоря, от ворот поворот.
Малечек явно начинал философствовать.
- Так расскажите мне, какая она, ваша девушка, - попросил я.
На сей раз Малечек не стал говорить в прошедшем времени. Для описания своей девушки он выбрал самые красивые слова:
- Она как та деталь, товарищ поручик, о которой я вам говорил. Тоже из качественной стали.
Это выражение было достойно поэта.
- И моя Юцка тоже как будто из качественной стали, - повторил я его сравнение.
Малечек улыбнулся и начал свой рассказ о крановщице, которая всегда так старательно подавала к его станку заготовку, как будто опускала ее на подушку. И о том, какой прекрасной казалась ему ее комната, когда ей удавалось незаметно провести его в общежитие.
В ответ я рассказал ему, как хорошо было нам с Юцкой в ее комнатке, когда она не готовилась к экзаменам.
В конце концов мы с Малечеком пришли к выводу, что все еще поправимо.
В казарму мы шли в превосходном настроении. По пути Малечек, растрогавшись, попросил меня быть свидетелем на его свадьбе. Я согласился и обещал дать ему увольнительную для поездки к девушке.
Примерно через час я вышел из ворот казармы. На душе было хорошо. Внезапно передо мной появилась продавщица из нашего армейского магазина и приветливо улыбнулась мне.
- Завтра привезут ваши любимые сигареты, - сообщила она. - Если вы зайдете рано утром, я дам вам целый блок.
Я пообещал, что обязательно зайду.
- А чем вы собираетесь заняться вечером? - спросила она. - Какая хорошая сегодня погода!
Мне пришла в голову мысль, что она и вправду влюбилась в меня, если такую мерзкую погоду, как сегодня, называет хорошей. Я ответил ей, что завтра у меня много работы, к которой надо хорошенько подготовиться сегодня.
Она обиделась и направилась к городу. А я пошел в общежитие писать письмо Юцке о том, что вчера я был не прав и что, как только она сдаст экзамены, я снова приеду. Конечно, если она разрешит…
Глава 9
Майор Кноблох пришел к нам, когда я проводил занятие с командирами взводов и танков. К счастью, оно было удачным. Я хорошо подготовился, парни слушали меня с интересом, задавали дельные вопросы, которые совсем не были похожи на те, что задают только ради того, чтобы любой ценой продемонстрировать свою активность.
Командир второго взвода десятник Вопатек выступил с вполне реальным предложением по-иному организовать подготовку к стрельбам. У меня было большое желание обнять его, но вместо этого я официальным тоном ответил, что подумаю. Мне хотелось, чтобы майор Кноблох сделал вывод, что таких предложений у нас вносят по тридцать штук в день.
Командир танка Пехачек предложил новый способ, упрощающий мытье техники. Предложение тоже было заслуживающим внимания, и я сразу же его оценил. Майор Кноблох тоже, как я заметил, согласно кивнул. У меня было такое ощущение, что ребята чувствуют мою тайную неприязнь к майору и хотят поддержать меня.
По их лицам было видно, что они с напряжением придумывают новые предложения, с которыми можно было бы выступить, но я на этом решил закончить занятие. Все должно быть в меру, иначе в своем рвении они могли испортить впечатление от занятия.
Я последовал за майором Кноблохом в свой кабинет, чтобы выслушать его мнение. Но он не спешил с оценкой. Мне было ясно: он не ожидал, что у меня все так хорошо получится, и не может найти ни одного недостатка. Попросив сигарету, он закурил, надолго задумался. Но вот на его лице промелькнуло что-то вроде улыбки. Наконец-то он нашел, за что можно покритиковать меня - за незначительные упущения и-за то, что я разрешил заниматься при закрытых окнах в связи с похолоданием. Я тут же признал ошибки и пообещал, что в дальнейшем их не допущу.
Майор Кноблох докурил, встал и, по своему обыкновению, благосклонно подал мне руку.
Я много читал и слышал о том, что можно благосклонно подавать руку. Но представить себе, как это делается, смог только после того, как узнал майора Кноблоха. А он делал это так: поднимал руку до уровня лица, а потом медленно опускал вниз. Здесь он принимал руку партнера и слегка пожимал ее.
Расставшись с Кноблохом, я поспешил в танковый парк. Ребята вкалывали как черти. Я отошел в сторонку с десятником Вопатеком.
- Ваше предложение по улучшению организации подготовки к стрельбам мне нравится, - похвалил я его.
Это его обрадовало. Он сообщил мне, что уже говорил об этом с поручиком Прушеком. Я тут же прекратил разговор, рассудив, что будет гораздо лучше делать выводы после моего разговора с Прушеком.
Поручик Прушек писал конспект для предстоящего занятия с техниками рот, лежа на кровати, подложив для удобства под тетрадь фанеру.
- Сильно пахнет? - приветствовал он меня не совсем логичным вопросом, когда я вошел в комнату.
Некоторое время мое обоняние боролось с запахом машинного масла, который исходил от моего комбинезона, ж только потом я почувствовал иной, гораздо более приятный запах.
- Откуда это? - спросил я, когда, пошарив по комнате взглядом, обнаружил большую коробку из-под обуви, перевязанную красной ленточкой. На крышке было написано мое имя.
- Передал какой-то солдат. Внутри, наверное, есть письмо или записка.
Развязав ленту, я открыл коробку. В ней оказался большой кусок мяса. Большой и хорошо прокопченный. Аппетитный запах заполнил всю комнату. Мой сосед не выдержал и подошел взглянуть на содержимое коробки.
Ни записки, ни письма в ней не оказалось.
- Все равно это замечательно! - Вытащив перочинный нож, я вытер лезвие о полотенце. - Как ты думаешь, порезать на тонкие или толстые куски?
- Подожди, не стоит спешить, - нерешительно произнес Прушек. - Мы ведь не знаем, кто это прислал и зачем.
- Ты же сказал, что принес какой-то солдат. Скорее всего, он таким способом выражает свою благодарность хорошему командиру роты.
- Но этот солдат может завтра прийти и потребовать увольнительную. Или не вернуться вовремя из увольнения. А когда ты будешь его отчитывать, он с невинным видом спросит, как тебе понравилось копченое мясо… - пророчествовал Ярослав.
- Не каркай, - оборвал я его. - Может же кто-нибудь это сделать и просто так, подарить человеку мясо от души, без всякого умысла.
- И такое возможно, - протянул он. - Но вся загвоздка в том, что ты этого не знаешь.
Я сложил нож и спрятал в карман. Потом накрыл коробку крышкой и положил ее на подоконник.
- Ну и что ты с этим мясом прикажешь делать? - вяло спросил я.
- Ничего. Вскоре станет ясно, кто и зачем его принес, - ответил Прушек и снова принялся за свой конспект.
Вернувшись из душевой, я тоже занял горизонтальное положение. Но запах копченого мяса не давал мне покоя.
- Доктора утверждают, что не следует наедаться на ночь, - не мог я не поделиться своими чувствами с Прушеком, - Однако мне лучше спится, когда я сыт.
- Это зависит от человека, - ответил Прушек. - Я тоже лучше сплю с полным желудком. Но, набив его этим мясом, я бы ни за что не уснул.
Мы быстренько переставили коробку с окна на шкаф у двери и вдобавок прикрыли газетами.
На следующий вечер перед общежитием остановился автомобиль "рено", двадцатая модель.
- Это вы поручик Гоушка? - спросил у меня мужчина в кожаной куртке. - Я инженер Незбеда, - представился он, когда на его вопрос я ответил утвердительно. - Приехал посмотреть, как идут дела у моего сына.
- Да как вам сказать… приходится гонять его. Правда, в последнее время дела у него пошли лучше, я его даже несколько раз похвалил. Так что причин для беспокойства нет. Думаю, что танкиста мы из него сделаем.
Однако, как мне показалось, Незбеду-отца мало интересовало, выйдет ли из его сына танкист.
- Его призвали в не слишком подходящее время, - счел нужным сообщить он. - Я перестраиваю дачу, а без него это весьма трудно делать. Вы ведь, наверное, знаете, какие проблемы у нас сейчас с рабочей силой. Было бы очень хорошо, если бы Владя мог по субботам и воскресеньям приезжать домой, чтобы помогать мне.
- Никого, как правило, не призывают в армию в удобное для него время. А проблемы с рабочей силой мне известны.
Не поняв меня, он обрадовался:
- Я знал, что мы договоримся.
Тут-то мне и стало ясно, от кого этот кусок копченого мяса.
- Дача - замечательная штука, - заметил я. - У вас, наверное, там есть и коптильня?
- Бесподобная, - уверил он меня. - Если бы вы заехали к нам в гости, я бы показал вам ее в действии.
- Знаете что, товарищ инженер, я люблю копченое мясо, но то мясо есть не стану. Подождите минуту, я сейчас сбегаю за коробкой, а вы ее отвезете домой.
- О какой коробке идет речь? - спросил он, старательно разыгрывая удивление.
- Минуточку, - попросил я и побежал к себе. Вернувшись, я протянул ему коробку: - Вот, пожалуйста, забирайте. Ведь она ваша.
Но инженер отказывался взять коробку, говорил, что никогда не видел ее, что это, наверное, подарок от какой-нибудь поклонницы.
- Ладно, с этой анонимной поклонницей я разберусь сам, - решил я, когда мне надоело спорить.
- Значит, я могу ждать Владю в субботу? - поинтересовался Незбеда, и я удивился его напористости.
- В одну из суббот он приедет обязательно, - ответил я. - Не настолько уж он плохой солдат, чтобы за время службы его ни разу не отпустили домой.