Инженер завел машину и уехал, не попрощавшись. А я с коробкой вернулся в общежитие, поставил ее на место. Что же с ней делать? Решил нарезать мясо на куски и разбросать по дороге до казармы. Но Прушек предложил лучший выход…
Утром я построил роту. Солдаты выжидающе смотрели на меня, стараясь разгадать, о чем же я буду говорить. Я отчитал их за беспорядок в парке, а потом попросил принести коробку и снял с нее крышку.
- Вот это я получил неизвестно от кого. - Я набрал воздуху, готовясь продолжать речь. - Думаю, вы не откажетесь от этого мяса. Я копченое не люблю.
Говоря это, я незаметно следил за тем, как отреагирует на мои слова Незбеда. Но он даже глазом не моргнул.
- Оно, верно, испортилось, поэтому он отдает его нам, - проговорил кто-то вполголоса. Мне показалось, что это был воин Пецка, но стопроцентной уверенности у меня не было, поэтому я сделал вид, что ничего не слышал.
- Товарищ поручик, разрешите сделать одно замечание по существу дела, - обратился ко мне десятник Метелка.
- Говорите, - разрешил я.
- Я хочу сказать, что этого мяса хватит только на пять-шесть человек, а для всей роты его маловато. Если его разделить на всех, то получатся такие маленькие кусочки, что и вкуса не почувствуешь.
- Ну тогда разыграйте его, что ли, но чтоб я его больше не видел! - вспылил я и уже хотел было приказать им разойтись, но тут вспомнил еще один совет поручика Прушека.
- Объясните своим родителям, что взятки я не беру. И запомните это сами, - исправил я свою забывчивость. И только после этого дал команду разойтись…
- Ну так что вы сделали с этим мясом? - спросил я на второй день Метелку, не сдержав любопытства.
- Разыграли между взводами!
- И кто же выиграл?
- Первый взвод, - ответил он, и мне показалось, что при этом он хитро подмигнул.
Вскоре после этого пришел поручик Влчек.
- Здорово ты придумал с этим мясом. Некоторые родители очень любят расставлять такие ловушки. Беда, если командир в нее попадет.
- Я не вчера родился. Меня трудно поймать на такую приманку, - напустив на себя важность, почти продекламировал я. Конечно, о том, что так было сделано по совету Прушека, я не упомянул. - А откуда ты обо всем знаешь? - поинтересовался я потом.
- Ребята жаловались, что Метелка все подстроил. Он сделал так, что выиграл его взвод.
- Ну, видно, афера с этим мясом не кончится никогда! - в сердцах бросил я.
- Наплюй ты на это, - дружески посоветовал он. - Не столь важно, кто съел мясо. Главное, что не ты.
У меня гора свалилась с плеч.
- А правда ли, что это мясо выглядело очень аппетитно? - спросил у меня Влчек, уходя.
- Аппетитно, аппетитно, - ответил я.
- Заходи как-нибудь вечером. Я угощу тебя своим, - проговорил на прощание Влчек.
Глава 10
Свободник Малечек пришел ко мне просить увольнительную на четверг.
- Я бы хотел заняться своим делом, - объяснил он.
- Я все сделаю, - пообещал я, хотя и предвидел возражения майора Кноблоха. И конечно, я счел нужным дать Малечеку кое-какие советы.
- Смотрите, если у вашей крановщицы появился другой парень, то не ввязывайтесь в драку. Это может плохо для вас кончиться. И там, и здесь. К тому же насильно мил не будешь. Так что все должно быть в норме. Ясно?
- Ясно, товарищ поручик, - согласился он со мной и попросил разрешения уйти.
Я занялся подведением итогов по дисциплине, обрадовавшись, что наконец у меня есть несколько минут покоя. Но долго радоваться мне не пришлось.
Двери кабинета неожиданно широко распахнулись, и появился мой отец. Я вскочил со стула… и это было все, что я сделал. Дело в том, что я заметил за спиной отца надпоручика из штаба полка и никак не мог решить, как же мне себя вести в его присутствии. То ли приветствовать отца так, как положено приветствовать старшего по званию офицера, то ли просто сказать: "Здравствуй, папа". К тому же я вспомнил, что в последний раз простился с ним не совсем хорошо.
Отец понял, что со мной происходит, и поблагодарил надпоручика за сопровождение. Только после того, как он закрыл за собой дверь, я сказал: "Здравствуй, отец". Но особой теплоты в этих словах не было.
- У меня командировка в эти места, вот я и решил заехать к тебе. Посмотреть, как живешь, как справляешься с командирскими обязанностями. Когда я зашел к командиру полка сообщить о своем приезде, он сказал, что доволен тобой.
- Он пока что знает меня только по бумагам. - Я был осторожен из тактических соображений.
- Командир полка утверждает, что ты умеешь найти выход из любого положения, - не мог отец скрыть своего удовлетворения. Потом он внимательно посмотрел на меня, оглядел стопки бумаг на столе. - Но у меня нет причин быть довольным тобой. Хороший командир не сидит в кабинете. Он должен быть с солдатами. А кроме того, ты плохо выбрит. - Отец опять превращался в подполковника.
- Не я придумал все эти бумаги, скорее всего, этим занимаются там у вас, наверху. А отвечать за то, что в нашем магазине нет хороших лезвий, я не собираюсь, - резко ответил я отцу. В отношении другого какого-нибудь подполковника я бы себе этого, конечно, не позволил.
- Пойдем, покажешь, как ты живешь. - Он как будто не слышал, что я ему сказал и каким тоном. Тем не менее по его голосу я понял: он недоволен тем, что я сослался на нехватку времени.
Благодаря тому, что Прушек по утрам уходил позже меня, в нашем "доме" (как мы оба твердо верили - всего лишь временном) было прибрано.
- Прямо как в отеле, - похвалил отец. - В мое время такого не бывало. - И спросил: - Где твоя постель?
Я нехотя указал на ту, которая была лучше застлана. (Конечно, это была постель Прушека.)
- У меня сегодня много работы, - попытался я намекнуть отцу, что не собираюсь задерживаться в общежитии.
- У меня тоже, - сказал отец, но вопреки этому утверждению сел к столу и показал мне на другой стул. - Хочу тебе объяснить, зачем я приехал, - наклонился он ко мне, когда я присел к столу.
- Ты ведь уже сказал, что приехал посмотреть, как я живу, как справляюсь со своими обязанностями! - Я не собирался переходить на доверительный тон.
- Все правильно. Но я приехал еще и потому, что согласен: мама была права, когда утверждала, что я опять сказал что-то не то.
- Такое случается с каждым из нас, - великодушно принял я его извинения. - Со мной тоже так бывало.
- К полуночи моя обычная терпеливость покидает меня, - продолжал заниматься самобичеванием отец.
- У меня и с утра ее часто не бывает. - Великодушие мое не иссякало. Однако, проговорив это, я понял, что фраза получилась двусмысленной.
Отец сразу же уловил это, и потому все, что он потом сказал, было произнесено другим тоном:
- Я не откажусь ни от чего, что считаю принципиальным. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду?
- Совершенно отчетливо, - уверил я его. - Границы не могут охранять только жители Влкова. Для этого нужны и другие люди. И тот, у кого отец работает в министерстве, не смеет даже думать, что ему удастся спрятаться в кусты.
- Ну… нельзя сказать, что ты воспроизвел мои слова абсолютно точно, но в принципе именно это я и имел в виду. Что же, мы можем идти?
Но теперь уже не хотел спешить я.
- А мою Итку ты в расчет не берешь? У нее ведь тоже есть право высказать свое мнение.
- Конечно. Но если она и вправду такая хорошая девушка, как ты утверждаешь, и действительно любит тебя, она сама догадается, что правильно, а что нет.
- Командир полка сказал тебе, что я умею найти выход из любого положения. И я его найду сам. Даже если ты мне не поможешь, - произнес я упрямо.
- Если бы я был уверен, что ты найдешь правильный выход… - вздохнул отец, встал и подал мне руку. Потом он вышел из комнаты, испытывая, наверное, угрызения совести из-за того, что потратил часть рабочего времени на дела сугубо семейные.
А может, все это и не было сугубо семейным делом? Что это, собственно, такое - дела личные и дела общественные? Не случается ли порой так, что мы принимаем личное за общественное? Как и возможно ли разделить их? Обо всем этом я думал, возвращаясь в роту. А в роте меня ждало сообщение, что надо прибыть на КПП, - кто-то пришел ко мне.
- Гости сегодня сыплются как из рога изобилия, - в сердцах произнес я и тут же устыдился своих слов. Разве можно отца, приехавшего навестить сына, назвать гостем?
Девушка, которая ждала меня у ворот, была невысокого роста, но, как видно, она не слишком заботилась о том, чтобы не потолстеть. Ее прекрасные черные волосы спускались к плечам. Я сразу понял, что где-то с ней встречался, но все мои попытки вспомнить, где это было и при каких обстоятельствах, оказались безрезультатными.
- Моя фамилия Добешова, - представилась она. - Я старшая пионервожатая из девятилетней школы во Влкове. Мне стало известно, что вы не хотите отпускать свободника Душека - пионервожатого отряда - на субботние соревнования по ориентированию на местности.
Она пыталась придать своему голосу официальность, огорченная, по-видимому, тем, что кто-то может не понимать значимости работы пионерской организации по оборонно-массовой работе с подрастающим поколением.
На меня же это не произвело совершенно никакого впечатления, потому что именно в этот момент я вспомнил, откуда знаю эту девушку, старающуюся сейчас держаться как можно более официально.
Она очень живо рассказала мне, что свободник Душек умело ориентируется на местности, что школьники очень любят его и что соревнования никак нельзя провести без него.
- Он действительно хорошо умеет ориентироваться, - согласился я с ней. - И на местности, и вообще где угодно. И все же в субботу я никуда его не пущу. И не только в субботу. Придется мне подыскать среди солдат другого пионервожатого.
- Вы этого не сделаете! - воскликнула она, и в ее голосе не осталось даже оттенка официальности. Видно было, что ей с трудом удается сдерживать слезы. Но самообладание вернулось к ней.
- Вам придется это обосновать, товарищ поручик. Свободник Душек - один из лучших вожатых, с большим опытом работы. И кроме того, он отличный парень.
- Уважаемая товарищ Добешова, - произнес я, чувствуя свое превосходство, - я нисколько не сомневаюсь, что у него очень большой опыт. И парень он неплохой. Но свое решение я менять не собираюсь.
- Значит, о причинах своего решения вы говорить не хотите. - В голосе ее послышалась злость, но выкатившиеся из глаз слезы говорили о том, что ею руководила не столько злоба, сколько сожаление, утраченная надежда и вообще весь тот комплекс чувств, который называется любовью.
А я опять вспомнил Юцку… и поспешил отвести глаза от лица Добешовой. Разве не может случиться так, что и у твердого, решительного поручика растает сердце?
- Почему же я не хочу говорить о причинах? - сказал я, немного помолчав. Правильное решение пришло как-то само собой. - Я просто не могу говорить об этом. Ни с вами, ни с кем-нибудь другим. Это военная тайна.
- Военная тайна? - прошептала она голосом, полным сожаления и безнадежности. Она поняла, что против военной тайны ничего предпринять нельзя, и ей пришлось уйти ни с чем.
Воин Кочка, который в тот день дежурил на КПП, потом рассказывал всем, что я, видимо, очень обидел девушку, потому что она долго плакала перед воротами. Объясняться с Кочкой по этому поводу я не стал. Это было бы ниже моего достоинства. Да, с этим сложным комплексом чувств нужно обращаться очень осторожно…
Свободника Душека, наводчика своего танка, я вызвал к себе сразу после занятий.
- Она была у меня, - сообщил я ему, не вдаваясь в подробности.
- Что-нибудь случилось? - заволновался он.
- Сказала, что вы отличный парень, с большим опытом и необыкновенными способностями в ориентировании на местности.
- И ради этого она приехала в такую даль? - удивился Душек.
- Не приехала, а пришла. Эта девушка отсюда, из Влкова. Старшая пионервожатая.
- И что вы ей сказали?
- Сказал, что ни на какие соревнования по ориентированию вас не отпущу и найду для них другого пионервожатого.
- Мы готовились к этим соревнованиям целый месяц.
- Знаю. Непосредственно на местности, иногда даже при свете луны. И я не удивлюсь, если узнаю, что вы, занимаясь такой напряженной работой, забыли сказать ей, что у вас есть невеста.
По его лицу было видно, что он готов сквозь землю провалиться или хотя бы просто исчезнуть из моего кабинета. Я позволил ему это сделать, но прежде решил все-таки сказать, откуда мне известны некоторые подробности его личной жизни.
- Из общежития хорошо просматривается дорога в лес, даже если специально не обращаешь на нее внимания. А Добешова не из тех девушек, которых можно не заметить, - раскрыл я Душеку источник своей информации, чтобы ему не пришло в голову бог знает что…
Нельзя сказать, что эта история улучшила мое настроение. Стоило ли сейчас вмешиваться в дела отнюдь не общественные? Что, если это только их дело - его и ее? Личное. Кто мне позволил вмешиваться?
Но что-то убеждало меня в том, что я прав. А что, если и отец мой прав тоже?
Глава 11
Вся рота уже четверть часа занималась на полосе препятствий, где я тоже должен был находиться по своему личному плану. Вместо этого я сидел в кабинете и слушал, как десятник Пилначек жалуется на то, что трудно ему назначать людей в наряды, что приходится выслушивать от ребят упреки. Потом он начал подсчитывать, у кого в последнее время пропали кителя и другие предметы обмундирования.
- Ничего страшного, - прервал я его причитания. - Один теряет, другой находит. Сами разберутся. И в наряд придется ходить, тут уж ничего не поделаешь. Только надо по возможности всех назначать по очереди, не давая никаких поблажек. А теперь пойдемте немного разомнемся.
В ответ на мое предложение размяться у него вытянулось лицо.
Уже издали я заметил, что на полосе препятствий: большой активности нет. Точнее сказать, занимались только трое: воины Залабак, Кочка и Клечка. Остальные расселись поблизости кто на чем и болтали.
- Что за цирк? - обрушился я на Метелку.
- Все уже хорошо преодолевают препятствия. Кроме этих троих. С ними мы теперь работаем индивидуально, - сообщил он мне.
- Что значит "хорошо преодолевают"? - Я не собирался довольствоваться этой информацией.
- Уложились в лимит времени, - отрапортовал Метелка.
- Лимиты бывают разные! Время можно показать отличное, хорошее и так далее, - начал я наседать на него. - И, если не ошибаюсь, вы брали обязательство стать отличной ротой.
Настал момент, когда я должен был принять четкое решение. И я его принял.
- Так вот, проделаем это упражнение еще раз все. Начнем с командиров взводов. И я буду преодолевать препятствия вместе с ними. И вы с нами, - обратился я к десятнику Пилначеку, который стоял рядом со мной. - Потом все остальные.
Я побежал первый, и довольно самоуверенно. В училище я был одним из лучших на полосе препятствий. Но тут я уже через двадцать секунд понял, что переоценил себя. Ноги сразу стали вялыми, желудок подступил к горлу. Я напрягся изо всех сил, но показал только хорошее время. Метелка не отстал от меня. Для выпускника вуза, который активно спортом не занимался и только недавно был призван, это был достаточно хороший результат. Командиры второго и третьего взводов прошли дистанции на "отлично". Мне не оставалось ничего другого, как скромно промолчать, но про себя я решил, что необходимо уделять должное внимание физподготовке.
Преодоление полосы препятствий Пилначеком было похоже на цирковое представление. Пилначек вел себя как клоун на сцене, демонстрировал верх неловкости.
Потом пришел черед остальных. Ребятами овладел спортивный азарт, они очень старались. Одни пытались показать время лучше моего, другие стремились хотя бы приблизиться к нему. И нужно признать, что это и тем и другим удавалось.
Но мне не пришлось присутствовать на этих занятиях до конца. Появился дневальный, которого послал дежурный по роте, и сообщил, что меня ждут в санчасти у майора Кноблоха.
- Куда мне идти, в санчасть или к майору Кноблоху? - раздраженно переспросил я.
Он продолжал настаивать на своем, хотя видно было, что и ему связь майора Кноблоха и нашей санчасти не совсем понятна.
Я направился к санчасти. Майор Кноблох ждал меня у входа.
- Ужас! - обрушился он на меня. - Такое возможно только в вашей роте!
Я не понял, что именно возможно только у меня в роте, но не спешил задавать вопросы. Через несколько секунд все равно узнаю.
Мы прошли в комнату, где стояли койки. К нам присоединился десятник Бальцар, исполнявший обязанности главного врача. Как и положено в таких случаях, напуганный до смерти. Тем не менее мое появление облегчило его положение, потому что я был тем человеком, которому предстояло вместе с ним отвечать за все. Хуже нет, когда за все приходится отвечать одному.
Шесть солдат, которые в это время проходили курс лечения, лежали под одеялами на койках, вытаращив от страха глаза.
- Стоило капитану Воске уехать на стажировку в госпиталь на пару дней, как здесь сразу черт знает что начало твориться! - продолжал майор Кноблох. - Где он?
Десятник Бальцар показал на пустую постель в углу комнаты. Я все еще ничего не понимал. А для майора Кноблоха ответ на его вопрос послужил руководством к действию. Он встал на колени и полез под койку.
- Этот сорванец дал мне по носу! - послышалось из-под нее через несколько секунд.
И тут же раздался детский крик.
Мальчишке, которого майор вытащил из-под кровати, было около трех лет, но выглядел он весьма боевито. Бросились в глаза его иссиня-черные кучерявые волосы, белые зубы, которых, правда, было пока еще явно маловато. Мальчишка время от времени пытался ударить майора ногой по голени.
Десятник Бальцар быстро сообразил, что эти попытки травмировать майора Кноблоха еще более усложняют и без того напряженное положение, и взял ребенка на руки.
- У меня дома точно такой же, - сказал он в надежде разбудить в майоре отцовские чувства.
- Ну так как тебя зовут? - спросил Кноблох мальчишку, не обратив внимания на слова Бальцара.
- Дезо, - нехотя ответил малыш.
- А дальше? - продолжал настаивать майор.
- Катош.
- Произноси четче, - строго сказал начальник штаба.
- Катош, - повторил мальчонка без тени страха.
- Дежо Лакатош! - подсказали ему сразу все шестеро солдат, скрывавшиеся под одеялами, и я уже начал понимать, в чем дело. Дезидер Лакатош - солдат моей роты. А это, скорее всего, его сын. Но как мог попасть сюда этот маленький цыганенок?
Видимо, мое недоумение легко читалось у меня на лице, потому что доктор Бальцар сказал:
- Товарищ майор, разрешите объяснить поручику Гоушке, что происходит?
- Объясняйте, - согласился майор. - Советую придумать хорошее объяснение, ведь вам придется отвечать перед командиром полка.
Так я узнал, что свободника Лакатоша бросила жена, сбежав с каким-то буфетчиком, и ребенок остался без присмотра. Малыша кто-то привез в Влков, решив, что если отец призван в армию, то армия и должна позаботиться о его наследнике.