- Утром вы проверили, при вас ли еще записная книжка с деньгами?
- Не проверил. Я обнаружил пропажу только перед обедом. Я обшарил все карманы парадно-выходной формы и понял, что деньги пропали.
- Можете идти! - Я отпустил его, боясь, как бы он не догадался, что я просто не знаю, как быть дальше.
Он вышел. Вслед за ним вышел и я, чтобы посмотреть, как новоиспеченный четарж Метелка проводит занятия со своим взводом. Вел он их образцово. Затем я принял командование взводом на себя.
После окончания занятий я пригласил Метелку в свой кабинет. Он прибежал, тяжело дыша.
- Нужно закаляться физически, товарищ четарж.
Он согласился со мной.
- Итак, до сих пор нам известно только то, что Незбеда действительно получил пятьсот крон. Вечером, когда он расплачивался за пиво, банкнот еще был у него, а перед обедом на следующий день исчез. Кроме Незбеды о нем знали десятник Пилначек и свободник Черны, - вернулся я к прежней теме, ради которой, собственно, и пригласил Метелку, чтобы не одному мучиться над этой загадкой.
- Об этой пятисотенной могли знать и многие другие ребята, - заметил Метелка. - Слухи о таких событиях распространяются быстро.
- Мы должны исходить из того, что кража произошла ночью или сегодня утром, - продолжил я свои рассуждения.
На этот раз Метелка со мной не согласился.
- Если это случилось ночью или утром, то вором мог быть только дежурный по роте или дневальный. Кража в их присутствии не осталась бы незамеченной, - сказал он.
- Это в том случае, если оба добросовестно выполняли свои обязанности, - охладил я его.
- Разумеется. Но сегодняшние дежурные честно несли и продолжают нести свою службу. Мимо них даже мышь не проскользнет.
"Лакатош и Беранек", - вспомнил я и вынужден был согласиться, что Метелка прав. Вдруг меня осенило.
- Пришлите сюда еще раз Незбеду, - попросил я.
Метелка ушел и через пять минут вернулся с Незбедой.
- Итак, вы расплатились, каждый дал официанту по пять крон, и вы отправились домой. Вы были одни? К вам никто не присоединился? - выпалил я без всякого предисловия.
- Вот-вот, - зашептал мне Метелка. - Дорога домой - это и есть ключ к разгадке. Я думаю об этом всю вторую половину дня, товарищ поручик.
- К нам никто не присоединялся. Никаких девушек мы не провожали. В "Слунце" мы не ходим, - качал головой Незбеда.
- Следовательно, вы совершенно спокойно шли домой… - У Метелки был вид гончей, взявшей след.
- Вполне нормально. Черны по дороге все время сожалел, что не попал в "Дуклу". Он сказал, что, если бы у него были условия, то он стал бы спортсменом мирового класса, - вспоминал Незбеда.
- Черны занимается прыжками в высоту. Ничего особенного, средний уровень, - пояснил Метелка.
Потом Незбеда как бы мимоходом добавил:
- Мы прыгали.
Метелка всплеснул руками.
- Когда мы шли мимо детской площадки, Черны сказал, чтобы я обратил внимание на его стиль, и перепрыгнул через ограду. Высота была небольшая, примерно полтора метра. Я заметил, что такую высоту берут юниорки, не снимая при этом тренировочных костюмов. И я могу так же прыгнуть. Однако, разбежавшись, я почувствовал, что шинель мешает мне. Я остановился, снял шинель и китель и после этого продемонстрировал Черны прыжок. Туда и обратно. Это ему очень испортило настроение.
- Все ясно! - не удержался Метелка.
- Да, ясно, - добавил я. - Бегите туда сейчас же и посмотрите. Вы оба.
- Вряд ли мы что найдем, - скептически проговорил Метелка, - утром кто-нибудь наверняка подобрал записную книжку.
- Никто не подобрал. В такую слякоть люди около детской площадки не ходят, - сказал я, взмолившись про себя, чтобы я оказался прав.
Они прибежали через полчаса. Незбеда победоносно махал над головой записной книжкой, такой… как из змеиной кожи. Затем вынул из нее пятисотенную и показал мне.
- Можете идти, - приказал я довольно холодно, вероятно из опасения, что они пойдут, какой огромный камень свалился с моей души. - А членам бюро окажите, - обратился я к Метелке, - что, если они еще когда-нибудь придут ко мне со списком подозреваемых, я попрошу поручика Влчека провести внеочередное собрание ССМ, на котором будет избрано другое бюро. В моей роте никто никого не должен подозревать без веских оснований!
Он поспешно кивнул в знак согласия.
- А теперь пришлите ко мне воина Пецку!
Пецка пришел позже, чем я ожидал. Наверное, ему не очень хотелось со мной встречаться.
- Я не потерплю, чтобы в моей роте товарищ набрасывался на товарища с кулаками, понимаете, Пецка? - спросил я, едва он вошел.
- Незбеда мне не товарищ, - ответил он со злостью.
Я не имел намерения обсуждать с ним этот вопрос и спросил:
- У вашей девушки есть ваша фотография?
- Есть, но старая. Сегодня я ей послал новую.
- И хорошо сделали.
- Я знаю, - согласился он.
- Ничего вы не знаете, - постарался я вывести его из заблуждения. - Ей очень понадобится эта фотография. Чтобы ваш образ не выветрился из ее памяти. Увольнительных, отпусков и прочих привилегий вы теперь долго не получите. Что вы на это скажете?
Пецка остался совершенно спокоен.
- У вас есть что-нибудь мне сказать?
- Он несправедливо меня обвинил, за это я его и ударил, - заявил он. - Но это не имеет, значения.
- А что же имеет значение? - поинтересовался я.
- Мне известно, что вы выгнали ребят со списком подозреваемых, в котором на первом месте значился я. Большое вам за это спасибо, товарищ поручик. Можете теперь не пускать меня в увольнения за Незбеду хоть целый год, Я выдержу. И Власточка тоже.
Так закончилась история с незбедовской пятисотенной.
Глава 16
Собственно, она не закончилась. Едва за Пецкой закрылась дверь, как в комнату вошел надпоручик Бидло. Вид у него был далеко не приветливый.
- Что нового на станции? - попытался я поднять ему настроение.
- Моя рота считает себя оскорбленной. - Он не был расположен к шуткам.
- Моя рота тоже иногда считает себя оскорбленной, В такие минуты я даю ей команду захватить какой-нибудь объект. - Мне все еще не хотелось настраиваться на серьезный лад.
- Но моя рота действительно считает себя оскорбленной, - стоял он на своем.
Мне ничего не оставалось, как спросить его, почему.
- Твои солдаты распространили слухи, что пятисотенную, возможно, украл кто-то из второй роты, - объяснил он.
- Не стоит волноваться. Пятисотенная уже нашлась. - Я думал, что это сообщение его успокоит.
Но он не хотел успокаиваться:
- Это не меняет сути дела.
Раздраженный его упрямством, я сказал:
- Ну давай устроим небольшое сражение между нашими ротами, чтобы ваше высочество получило сатисфакцию.
- Именно за этим я и пришел, - подтвердил он совершенно серьезно. - Мы хотим с вами сразиться. На футбольном поле. Если вы не выступите, значит, вы слюнтяи и трусы.
- Выступим, - заверил я его.
- Ты им прикажешь? - спросил он с усмешкой.
- Они разделают вас добровольно.
- Чувствуется, что ты не так давно принял командование ротой, - заявил он. - Но ты дал слово, и мне этого достаточно. Как ты их заставишь играть, твое дело. Итак, в субботу после полудня, - добавил он и уже совсем дружелюбно подал мне руку.
Я передал бюро ССМ, что на этот раз мне с ними нужно кое-что обсудить.
Они собрались после ужина, полагая, очевидно, что речь опять пойдет о списке подозреваемых. Я коротко информировал их о своем разговоре с надпоручиком Бидло, никак не ожидая, что могут возникнуть осложнения.
А они возникли. Ребята решительно отказались от встречи, заявив, что в футбол можно играть в любое время года, только не зимой, когда на футбольном поле лежит снег.
Я возразил, что эту порошу и снегом-то назвать нельзя.
Но они все равно отказывались играть, и я долго не мог понять, почему они так не хотят этого. И лишь через полчаса, после настойчивых расспросов, мне удалось что-то выжать из них.
- Вы же сами хорошо знаете, товарищ поручик, что мы против футбола ничего не имеем, - наконец решился выложить всю правду свободник Гисек. - Но четверо ребят из второй роты выступали на областном чемпионате, а надпоручиком Бидло, когда он учился в училище, интересовались из "Дуклы". Хотя он тогда и заявил, что хочет доучиться и стать командиром, но футболист он все еще хороший и азартный. Летом забил нам пять голов.
- И что, счет был пять - ноль? - начал понимать я.
- Двенадцать - ноль, - поправил меня Гисек.
Так вот в чем дело! Что ж, теперь мне все стало абсолютно ясно.
- Ничего не поделаешь, - рассудил я. - Заварили кашу, теперь и будем расхлебывать. - Я увидел, что мои слова их несколько смутили, и поспешил объяснить: - Я тоже приму участие в игре, буду персонально опекать надпоручика Бидло. Заверяю вас, что пять голов он не забьет.
Как только я сделал это заявление, с членами бюро сразу стало легче разговаривать. Председатель заметил даже, что у него есть друг, который выступает в национальной лиге, сейчас, мол, у него зимние каникулы, и, если собрать ему денег на дорогу, он непременно приедет. Ну а это, надо вам сказать, класс!
Я предложение его отклонил, сказав, что справимся сами. Если нам не хватит умения, возьмем энтузиазмом.
Они согласились со мной. Потом мы заговорили о составе команды, но этот вопрос решили довольно просто. После того как мы исключили тех, кто шел в наряд, и тех, кто ни разу в жизни не видел мяча, нас осталось ровно одиннадцать.
Поручик Влчек зашел ко мне на другой день после полудня. Он уже был в курсе дела.
- Ну что, в субботу играете? - прогудел он без всякого предисловия. - И правильно делаете! Не мешало бы сбить спесь с этих бидловских профессионалов. Но чтобы никакого кровопролития, понятно? Анекдот "от спорта до пенсии по инвалидности" хорош только как анекдот.
Я заверил его, что в моей роте одни приверженцы высокотехничной игры.
- Я попросил майора Кноблоха быть у вас судьей, - добавил еще Влчек и, встретив мой удивленный взгляд, заметил, что он хотел судить сам, но в субботу у него родительское собрание в интернате. А у Кноблоха есть опыт судейства. Уже выходя из комнаты, поручик не удержался от совета: - Будь внимателен! Они играют на Бидло, а его удержать трудно.
В пятницу предстоящей встречей жил уже весь батальон, и даже нашлись два солдата, которые попросили перенести им увольнение на более позднее время.
В субботу мы в сопровождении Кноблоха выбежали на поле. На трибуне сидели несколько десятков зрителей. Я успел разглядеть среди них командира батальона и его жену. И естественно, их сынишку, которого, однако, предстоящее избиение пока нисколько не интересовало.
Капитанами команд были я и надпоручик Бидло. Что касается меня, то так решили ребята, хотя они никогда не видели, как я играю, и я не знал, радоваться этому или нет.
Первый тайм прошел без особых волнений, как сказал бы спортивный комментатор. Спортивный комментатор, но не мы. Мы как львы боролись за каждый мяч и каждый метр поля, пот с нас лил ручьями, постепенно растопившими снег. Но все было напрасно! Энтузиазм без футбольного искусства, с одной стороны, и тонкая техника без завершающего удара - с другой, ни к чему не привели. Тайм закончился вничью.
Серьезная опасность у наших ворот возникла на двадцатой минуте второго тайма. Мяч был послан надпоручику Бидло, тот принял его на бегу и устремился вперед. Я не успел перехватить мяч и с ужасом увидел, что Бидло выходит один на один с нашим вратарем. И тогда я сделал то единственное, что мне оставалось, - сбил Бидло сзади. Он рухнул как подкошенный, а у меня при этом что-то слегка хрустнуло в ноге. Нарушение произошло уже в штрафной площадке.
Кноблох прежде всего попросил отвести Бидло в медпункт, а меня удалил с поля и назначил пенальти.
Его реализовал один из бидловских нападающих. Я видел это с трибуны. Через минуту нам забили еще один гол, последний.
Встреча закончилась. Все были удовлетворены. Мои ребята - потому что счет был гораздо меньше десяти, соперники - потому что все же нас победили, командир батальона и майор Кноблох - потому что надпоручик Бидло еще до конца встречи вернулся на поле и вторая рота не осталась без командира.
И только я не испытывал никакой радости. Я шел в раздевалку вместе с игроками и по их лицам ясно видел, что они думают о моем поступке. Они молча переодевались в сухие спортивные костюмы, будто не замечая меня. И только когда они выходили из раздевалки, один из них, я так и не понял, кто именно, и это меня мучает до сих пор, сказал:
- А командир наш силен, ничего не скажешь.
- Это точно, силен, - послышались еще чьи-то голоса.
Я чувствовал, что это слово ни в коей мере не означало у них осуждения.
Я довольно смиренно шел просить прощения у надпоручика Бидло, но его реакция меня весьма удивила:
- Ты чего извиняешься? Опасных игроков всегда придерживают как могут. У меня, к сожалению, уже не та скорость. Года два назад у тебя не хватило бы времени, чтобы меня уложить.
- Где-то я слышал, что в подобных случаях лучше схватить соперника за майку. Это, говорят, не так опасно… - откровенно высказался я.
- Хватать за майку - это глупость, - перебил меня Бидло. - Футбол есть футбол, и в него играют ногами. По правилам или не по правилам, но всегда ногами. - Он вышел прихрамывая, правда, совсем немного.
Глава 17
Однажды после ужина в офицерском общежитии появился свободник Малечек.
- Товарищ поручик, у вас Прушека нет? - спросил он, предварительно поприветствовав меня по всем правилам.
- Если только в шкафу, - ответил я недовольно, потому что он застал меня за стиркой носков. - Еще он может быть в парке, там уж вы его определенно найдете.
- Я его вообще не ищу, - сказал Малечек уже совсем нелогично.
- Так почему же вы о нем спрашиваете?
- Чтобы удостовериться, что я могу поговорить с вами с глазу на глаз. Это очень важно.
Я выжал носки, расправил их на краю умывальника, предложил ему сесть и приготовился слушать. Я уже свыкся с тем, что Малечек человек своеобразный. Однако то, с чем он пожаловал ко мне, превзошло все мои ожидания.
- Я решил пригласить вас на комиссию по прекращению беременности.
- Что? - Это было первое, что я смог произнести. Потом я подумал, что ослышался. - На какую комиссию? - переспросил я.
Малечек решил, что я не понимаю, о чем он говорит, и ответил:
- Ну, эту самую врачебную комиссию, которая рассматривает…
Я прервал его:
- Я знаю, что есть такая комиссия, но не представляю, что я там должен делать. Никакой девушке никаких неприятностей я не причинил.
- Вы нет, а я - да, - не давал мне опомниться Малечек.
- Так и идите туда сами!
- Я тоже туда пойду. Однако мне крайне необходимо, чтобы и вы пошли со мной. Комиссии я уже об этом написал. Вы получите письменное приглашение. Там вы будете отчасти как бы моим отцом, отчасти - свидетелем.
- Вы хотите выйти сухим из воды, а я должен засвидетельствовать, что вы в соответствующее время не оставляли подразделения?
- Ниоткуда я не хочу выходить, товарищ поручик! Наоборот, я готов отвечать за любые последствия. И я с удовольствием это сделаю, - с гордостью заявил Малечек.
- Тогда начнем сначала, - прибег я к своему излюбленному выражению.
- Все зависит от того, что считать началом. Предположим, что все началось с трех пощечин тому стиляге, который крутился около нее. Потом она приехала ко мне сюда, и все было хорошо. Теперь она обнаружила, что беременна, и обратилась в эту самую комиссию. Говорит, что условия не позволяют ей родить ребенка. У нее никого нет, живет в общежитии, а я служу в армии. Там сказали, что они хотели бы знать мнение отца. То есть мое. - При этих словах Малечек выпятил грудь. - Мне пришло в голову просить вас засвидетельствовать, что я человек серьезный и смогу заботиться о ребенке. Я готов вести переговоры только в вашем присутствии.
- Большое вам за это спасибо, - не смягчился я и попытался вернуть его к суровой действительности: - Она с ребенком будет жить в общежитии, вы будете ее навещать раз в два месяца и посылать ей свое солдатское жалованье. Она будет жить в таком же достатке, как Жаклин Онассис.
- Ну что вы, - прервал он. - У меня есть тетя в Моравии, будет жить у нее. Кое-какие деньги я скопил еще до армии.
Было ясно, что он все основательно продумал. Я решил пойти с ним на комиссию. Отчасти как отец, отчасти как свидетель.
Письменное приглашение пришло на следующий день.
- Рота на целый день не может остаться без командира, - возразил майор Кноблох, когда я пришел просить разрешения отлучиться.
К счастью, командир батальона был иного мнения. Он согласился с тем, что четарж Метелка способен на время заменить меня.
Я уже выходил, когда Матрас, вспомнив о чем-то, позвал меня обратно.
- Продолжают поступать жалобы на то, что ваша рота имеет в "Арме" протекцию, - сообщил он мне. - Это из-за вас или из-за Метелки?
- Из-за него. Наверное, он ей нравится, - сказал я откровенно.
- Мне бы не хотелось, чтобы девица наделала каких-нибудь глупостей, пока он не уволится в запас.
- Я соберу роту и попрошу ребят, чтобы они отказались от этих льгот и не навлекали на нас неприятностей, - пообещал я. - Метелке я тоже скажу об этом.
Войдя на другой день с Малечеком в здание национального комитета, мы долго и безуспешно изучали план учреждения. Потом, вспомнив старый военный принцип - чего не найдешь на карте, о том хорошо знают местные, - я спросил вахтера, где заседает нужная нам комиссия.
- На втором этаже, комната 206, папаша, - не без ехидства ответил он.
Услышав это, я сначала разозлился, но потом мне стало грустно. Я вспомнил Юцку. С ней бы я не пошел на такую комиссию. А как бы я заботился о малыше! Однако малышу и моей незначительной персоне она предпочла параграфы законов.
Крановщица, красивая, статная, уже ждала нас около дверей комнаты 206. С Малечеком она поздоровалась холодно, со мной - еще холоднее.
Воцарилось мучительное молчание, и я обрадовался, когда нас наконец пригласили войти. Во главе стола сидела женщина средних лет, как я узнал в процессе разбирательства, мать четверых детей. Второго члена комиссии, врача-гинеколога, проблема интересовала в основном с медицинской точки зрения. Третьим членом комиссии была женщина из отдела социального обеспечения. Начало переговоров она провела в волнении, опасаясь, как бы молодая пара, сидящая на противоположном конце стола, не попросила квартиру.
Комиссия с самого начала прониклась к нам симпатией. Председатель потому, что Малечек сразу же заявил, что идея иметь как можно больше детей его интересует уже длительное время. Врач-гинеколог потому, что мы пришли вовремя, а женщину из отдела социального обеспечения привело в хорошее расположение духа заявление Малечека о том, что будущую мать он поселит у своей тети.
Выяснилось, что и обсуждать-то нечего. Доводы крановщицы, почему ей нужно избавиться от ребенка, в свете гораздо более веских аргументов свободника Малечека растаяли, как лед на солнце.