5
Уже в девятом часу вечера, после начала работа второй смены, нормировщик Гришина, увидев свет в кабинете начальника цеха, зашла к нему. Он сидел за столом, заваленным разными инструкциями, письмами, журналами, и непонятно, читал их или просто был занят другими мыслями.
- Григорий Петрович, - сказала Ирина. - Когда вы бываете дома? Не я ваша жена!
- Ты тоже задерживаешься.
- Я - другое дело. И задерживаюсь только тогда, когда наряды закрываю.
- Ну, присаживайся, коль зашла, - сказал Вербин. - Как с фондом зарплаты?
- Уложились. Мы всегда бы укладывались, Григорий Петрович, если бы не оплата этих субботних магарычей.
- Как ты сказала? "Магарычей"?
- Так все говорят в цехе. Разве вы первый раз слышите?
- И придумают же. Ничего, Ирина, не поделаешь. То металла нет, то станки ломаются, вот и попробуй без магарычей.
- Но ваша личная жизнь…
- Ты права, в цехе она… Хотя постой… Смотрел "Спадщину", когда приезжал на гастроли Киевский театр имени Франко. Вот неделю назад Софию Ротару слушал. Олег Кубата помог.
- А я на ее концерт не попала. Билетов не достала.
- Что же мне не сказала, я бы свои отдал.
- Как свои? У вас же лишних не было?
- Я бы для себя нашел. Имей в виду на будущее. Для тебя я готов на все…
Ирина, растерянная, стояла у стола.
- Иринушка, - взволнованно промолвил он. - Я тебя… Я привык к тебе и не представляю…
Ирина не помня себя выскочила из кабинета и пошла не через цех, как всегда ходила, а во двор завода.
"Только бы не встретить кого-нибудь из знакомых. Что это? Меня любит Григорий Петрович?! За что? Что он во мне нашел? Вспыльчивая. Злая. Да у него же и семья! Трое детей. Может, это оттого, что семью он видит мало. Все цех да цех! А я? Мое-то поведение?! Может, дала повод к этому? Нет, я просто уважаю Григория Петровича. Иногда делюсь мыслями с ним, как с отцом или хорошим товарищем. Мы бывали даже вдвоем, но все в норме, в рамках".
Она стала припоминать командировку в Киев, в которой они были полгода назад. Вечером гуляли по многолюдному Крещатику. Потом сидели в кинозале. Смотрели кинофильм. Правда, она боялась, что ее руку возьмет Григорий Петрович. А потом так захотелось самой положить свои ладошки в его большие ладони! Но этого не случилось. Они даже не поделились впечатлениями о кинофильме. И как только покинули кинозал, перевели разговор на заводскую тему…
Возвращаясь домой, Ирина притворилась больной и не пошла с ним в вагон-ресторан. "Голова болит", - сказала она. Григорий Петрович принес ей бутерброды, бутылку кефиру. "Может, уже тогда… Нет. Это чувство появилось подавно". Полгода назад, когда они ездили в командировку, ничего подобного не было. Сколько же лет Григорию Петровичу? Наверное, сорок пятый пошел. Быстро несется время. А давно ли я с малюткой на руках пришла в цех к нему, Вербину, с просьбой принять на работу нормировщиком? А вот уже дочка осенью пойдет в первый класс.
"А ведь любила я своего Николая, когда выходила замуж. Гордилась своим моряком. Формой, что ли, он меня покорил. Кто из семнадцатилетних девчушек не влюблялся в моряков!"
Но не только формой увлек ее Николай… А потом все прошло. Может, с того самого вечера, когда утром, в воскресенье, в дверь их квартиры постучались. Робко постучались. Открыла.
- Здесь живет Николай Гришин? - смущенно спросила курносая девушка с обильными веснушками.
- Здесь…
- Позовите его, пожалуйста!
Николай сначала застыл посреди комнаты, а затем бросился к двери.
- Зачем ты, дура, сюда прикатила? - услышала Ирина шепот мужа. - У меня жена, дочь!
- Но ты же обещал, клялся! У меня ребенок будет, как же так, Коля! Я тебе поверила…
- Какой ребенок, едрена корень! Ну, побаловались… Так ты не только со мной в своей кладовой…
Дальше Ирина ничего не слышала. Но хотела слушать. Какой ужас!.. А когда муж вернулся, ее дома уже не было. Собрала кое-какие вещи и вместе с соседским мальчиком отнесла к Полине.
А спустя месяц он все-таки уговорил ее вернуться домой. Нет, не простила, в душе такого не прощают. Просто хотелось сохранить семью. Она ведь три года его ждала. Сколько к ней женихались… Но она ждала своего Николая. "Во время войны женщины четыре года ждали, - рассуждала она. - А мне три года…" И ждала. А он, условно освободившись, завел девушку. Где-то ребенок без отца растет.
Под ногами скрипит снег, а думы одна другую нагоняют. А может, она сама виновата, что ее Николай к рюмке прикладывается? Пошел даже на преступление. Вместе с дружками два автомобильных моста вывез из завода и продал.
"А все-таки я напрасно ему простила. Да все родители: "Дочке нужен отец!"
Хотела как-то дальше отодвинуть мысли о Григории Петровиче. Но они сами приходили, и отбросить их было невозможно. Ну, а дальше? Как она завтра встретит начальника цеха? Как посмотрит ему в глаза? Ведь все это не случайное, вдруг набежавшее, а может, выстраданное не одним днем. Он себе цену знает. Вон Юля ему симпатизирует, даже Светлана, а он их и не замечает. А красивые! Лица словно с картины списаны. Что же ей делать? Наверное, надо увольняться. Долго это в тайне не продержится. Пойдут слухи. Да и Вербину не поздоровится, еще чего доброго в партком вызовут. Нет, надо увольняться или проситься в другой цех. Иного выхода она не видела. А любит ли она Григория Петровича? Этих вопросов она пока не задавала. Ей сразу трудно разобраться в своих чувствах.
6
Алексей встретил Татьяну в цеху.
Сухо поздоровались, словно незнакомые.
- Как вы смотрите на приспособление токаря Олейника?
Она метнула косой взгляд на Алексея:
- А никак! Предложение его неудачное.
- Я хотел бы познакомиться с чертежами.
Татьяна нахмурилась.
- Он их оставил у меня. Кажется, находятся в моем столе.
- Я хотел бы сейчас посмотреть.
- Тогда пойдемте…
Долго шли молча. Алексей спросил:
- Давно он подал предложение?
- Месяца полтора назад, - ответила она, даже не повернув головы.
Дальше снова шли молча.
"Значит, неправду говорил Тарас, - вспомнил Алексей, шагая рядом с Татьяной, - что, мол, мастер его чертежи в печку бросила".
Татьяна извлекла из стола помятый лист ватмана.
- А почему…
- Мятый?. Его скомкал Олейник и бросил в корзину. Хорошо, что не порвал. Впрочем, дело автора распоряжаться своим изобретением.
Он посмотрел на нее. В лучах заходящего солнца ее волосы золотились.
- Я возьму чертежи с собой, - сказал Алексей и ушел к себе в кабинет.
Через час он пригласил Татьяну.
- Вы не думали, Татьяна Ивановна, о том, что надо было внимательнее разобраться в этом? - Он показал на чертежи. - Тут есть интересные предложения.
- Вы так считаете? - зарделась Татьяна и посмотрела на Алексея.
- Уверен! Идея остроумная, но ее решение не совсем удачное. Вот посмотрите… - И он начал объяснять…
Глава пятая
1
Жанна подошла, к Алексею. Руки не подала, уставилась на него своими глазами-маслинами.
- Читали? - спросила она. - Статья Ручинского в областной газете.
- Читал.
- Правда, здорово, Алексей Иванович?! "Из записной книжки токаря".
- У кого что наболело, тот о том и пишет.
- Там он и о резце с механическим креплением вспоминает. Неужели один резец может обточить сто осей?
- Ручинский - серьезный человек.
- Вы о статье Ручинского говорите? - рядом оказалась Ирина. - Все об этом говорят. - Взглянула на часики. - Через семь минут расширенное бюро. Вы, Алексей Иванович, тоже к нам придете?
"Тоже придете", - как-то неприятно стало Алексею от этого, будто он посторонний, а не заместитель начальника цеха.
Но тут же вспомнил, что бюро комсомольское.
А Ирины и след простыл.
- Мой дядя на тракторном заводе в Харькове работает. Может, у них есть такие резцы? - продолжала Жанна.
- А кем он там работает?
- В отделе снабжения.
- А ты напиши, а лучше бы съездила…
Когда Алексей с Жанной зашли в красный уголок, там уже были Олег, многие коммунисты, члены комсомольского бюро.
Татьяна сидела у стола. Она даже привстала, когда Алексей появился у порога. А какими глазами посмотрела на него! Он мог поклясться, что глаза у нее были не голубые, а зеленые. Вот тебе и нежная Татьяна!
- Сейчас подойдет начальник цеха, и мы начнем, - сказал Олег. - Он обещал прийти.
А люди все шли и шли. В красном уголке сделалось тесно. На дворе февраль, а на столе живые цветы. Постарались Олег с Ириной.
Алексей заметил под рукой Олега исписанный многочисленными цифрами лист бумаги. "А он зря времени не терял, - отметил. - Готовился к бюро".
Ирина тоже мельком взглянула на записки и села рядом. Олег сложил листок вдвое и что-то сказал ей, и она понимающе закивала головой.
Вошел Стрижов и стал пробираться к столу. Раньше он бывал только на партийных собраниях, а сегодня сюда пожаловал. Значит, понял, откуда ветер дует, как-никак, а он курирует этот цех.
- Ну что, комсомолия? - сказал он. - Снова в бой!.. А где же Вербин?
- Обещал прийти. Задерживается.
Волков, председатель цехкома, поднялся и двинулся к двери. Многие поняли: пошел за начальником цеха.
Олегу еще никогда не приходилось вести подобное заседание. И хотя он всех отлично знал, все же волновался, когда произносил вступительное слово. Но это прошло. Выступающие нашлись. Каждому не терпелось поделиться своими мыслями и соображениями. Ирина едва успевала записывать.
Сменный мастер Доценко, тощий, долговязый, сутулый, говорил торопливо. Он обращался прямо к главному инженеру завода, как будто, кроме него, здесь никого не было.
- Снабжение подводит, Иван Иванович!..
Вошел Вербин и как-то боком протиснулся к столу, к свободному месту и, садясь, в оправданно произнес:
- Задержался у главного механика…
- Снабжение, снабжение, - произнесла Татьяна. Волосы она убрала под косынку, лицо как бы осунулось, опечалилось. - Но дело не только в этом. Повышенно производительности труда во многом будет зависеть от того, как мы станем расходовать время. Вы посмотрите, что у нас творится в цехе в начало смены! Сколько рабочих в это время толчется возле инструменталки! Стоят себе, болтают, смеются. Спрашиваю: "Что тут делаете?" Отвечают: "Ждем. Девушки резцы никак не подберут".
И так почти каждый день. Надоело воевать с инструментальщиками! Разве нельзя навести порядок?!
- Наведи, ты ж начальство, - донеслось с задних рядов.
Кто это? Кажется, Леонид. Ну, конечно, он. Вон что-то шепчет соседу и улыбается.
- Много уходит времени на передачу деталей ОТК, - сказал Тарас, щуря черные хитроватые глаза.
- Времени мы действительно еще теряем много, - подтвердил Ручинский. Он говорил негромко, неторопливо. - И не только из-за непорядка в инструменталке, но и из-за низкой квалификации рабочих.
- Да, да, - закивал крепкой, коротко остриженной головой Вербин:
- Кто ж вам мешает готовить кадры? - произнес Стрижов. Наверное, об этом хотел сказать и Ручинский, по его перебили. - Я недавно был на Сумском компрессорном заводе. Там каждый рабочий имеет по три-четыре специальности. Завод похож на экспериментальную лабораторию.
- Конечно, дело мастера красит, - сказал Федор. - А за профессионализм там платят?
Глаза Стрижова погрустнели, сделались усталыми, и как-то он скучно взглянул на могучую фигуру пария. Наступила пауза.
- Я на полном серьезе спрашиваю, - продолжал Федор открыто и прямо. Острый высокий лоб, ровные густошелковистые брови смягчали его выражение лица.
- Дело не в оплате, - уклонился от ответа Стрижов. И подумал: "А кто его знает, может, и платят".
- Плохо, что не платят! А надо платить! - по-своему рассудил Федор увертку главного инженера.
Стрижов покачал головой, мол, какая невоспитанность, перебивать старших. Среднего роста, широкоплечий, с рыжими, словно подпаленными усами, он был похож на рассерженного петуха. Он даже потянулся за трубкой, но курить не стал…
- Повторяю: дело, совсем не в оплате. Оплата окупится. Надо не болтать зря, а готовить квалифицированных рабочих. А в цехе чего-то ждут. Варяги не придут сюда кадры готовить! Товарищ Гладышева, - обратился он к девушке, которая сидела у двери, - вот вы сколько занятий провели в прошлом месяце?
- Ни одного, - тихо ответила девушка.
- А Тарас Олейник?
- Одно.
- Вот видите - одно, ни одного.
- Да, это наша вина, - отозвался Вербин. - Но не у всех так, как у Гладышевой и Олейника. Ручинский проводит и занятия, и свой опыт передает. Николай Тимофеевич, что вы молчите?
- Что ж говорить, Григорий Петрович, токари, в цехе сами по себе, поэтому просто не выгодно быть наставником и терять время на обучение в ущерб своему личному плану и заработку.
- Но вы же при вашей общественной, и партийной работе - готовите?
- Я не о себе. Но прямо скажу: мало мы уделяем внимания новичкам. Приходит новичок, получает разряд, станок, неплохой на первых порах заработок. На ходу к нему завернет мастер или технолог, спросит: "Как дела?" или "Нравится у нас?" - "Нравится", - ответит он. "Ну и порядок". Порядок то порядок, но если цех привык к новичку, то сам он чувствует себя как-то неуютно - и от того, что много еще остается ему непонятным, и от того, что неуверенность первого дня не исчезла. Например, все работают по личным планам, а Мише Шилу даже неизвестно, что это за планы такие. Считает, что чем больше деталей сделает, тем лучше. Соответственно своему разряду. Так и точит изо дня в день простейшие детали соответственно разряду. Спрашиваю: "После армии к нам?" Говорит: "После армии на завод не возвращусь".
- Сгущаете краски, Николай Тимофеевич, - прервал его Вербин. - Сгущаете.
- Конечно, и толковые, пытливые ребята приходят, - продолжал Ручинский. - Игорь Цмокаленко все с полуслова понимает. С ним и самому интересно: парень толковый, серьезный, к настоящему делу стремится. Нашел человек себя - есть смысл с ним работать. А осваивать несколько профессий не помешает. Только сначала виртуозом основной профессии надо стать.
Николай Тимофеевич сел.
Снова поднялся Федор, детина гвардейского роста.
- Наука серебро, а практика - золото. А как учить, если новичок только и думает, как сменить профессию или завод.
- Посмотри вокруг - все ученики Ручинского, а твои где? - спросил Вербин. - Ты уже семь лет работаешь.
- Не семь, а пять. Два в армии служил. И у меня были ученики. Вот первый, - указал он на секретаря комсомольской организации Олега Курбату.
- Первый и последний. У Олега еще прадед тут работал, когда здесь еще косы делали.
- Меня тоже не с музыкой на заводе встретили.
- А разве плохо, когда с музыкой встречают? - вдруг отозвался Алексей и посмотрел Федору в глаза. Но тот молчал. - Есть такой термин у социологов: "профессиональная адаптация", - процесс приспособления, привыкания новичка к условиям труда, моральному климату, взаимоотношению в коллективе. И это важно, особенно в первые месяцы. Человек, прибывший на завод, подмечает такое, что кадровому рабочему может показаться незначительным. Скажите, велика важность - не сразу дали станок, не провели по заводу, не выдали торжественно первую зарплату. А для него все важно. Сам он по заводу не пойдет, в комитет комсомола зайти постесняется, в музей дней не попадет - закрыт.
- Ну вот и водите новичков! - вспылил Федор. - У вас время есть, а мне план давать надо!
- Федор, не лезь в пузырь, - оборвал его Тарас. - Алексей Иванович прав. Трудно все постигать в одиночку. Может, поэтому многие задерживаются на низких разрядах. Мне-то повезло, я на третий разряд через три месяца сдал, отчим помог.
Олег встал, постучал карандашом по графину.
- Но мы, кажется, ушли от главного вопроса, - сказал он. - Расширенное бюро должно выработать социалистические обязательства и обращение к комсомольцам завода.
- Ничего, истина рождается в спорах, - улыбнулся Стрижов.
- У меня тут есть кое-какие наметки, - сказал Олег и развернул вдвое сложенный лист бумаги. - Год у нас новый, план увеличили, так что бюро предлагает увеличить производительность, труда на восемь процентов.
- Выполним! - бросил Тарас.
- Какой разговор! Сделаем, конечно!
- А что вы, ребята, скажете, если я предложу пятнадцать? - сказала Светлана и посмотрела в сторону Ручинского - вот какая, мол, я, ваша ученица.
- Не реально, - отозвался с места Ручинский. - Нам предстоит освоить новые детали для "Сибиряка".
- А чего не реально? - уставилась она своими ясными серыми глазами на учителя. - Новые резцы, о которых вы говорили, мы же получим. Да и станков новых наверно подбросят. А "Сибиряк"… И "Сибиряк" сделаем! Ну за цех я не знаю, а я все пятнадцать дам!
- Сопела бы в две дырочки!.. - возмущался кто-то.
Зашумели. Заспорили.
- Товарищи, тише! - начал призывать к порядку Олег. - Не все сразу!
- Мне можно пару слов?
- Пожалуйста, Алексей Иванович!
- Я хочу ответить Светлане: пока у нас ни чудо-резцов, ни новых станков нет. Мощности у нас, можно сказать, на уровне шестьдесят пятого года. И площадей нет. В цехе даже отсутствует элементарная "цепочка". А рационализация?..
"Сейчас начнет меня пробирать, - подумала Татьяна. - О рационализаторском предложении Тараса".
Но Коваленко перебил ее отец:
- А какой же вы процент предложите, товарищ заместитель начальника цеха?
- Сегодня никакой, надо все взвесить, подсчитать. А может, вообще остаться на уровне прошлого года, а подтянуть качество, подумать о размещении станков. Заказать…
- Но все-таки? - снова спросил Стрижов.
- Я за трезвый расчет. Все зависит, на каком уровне будет проведена реконструкция цеха. Я, как заместитель, не знаю. Можно и на пятьдесят процентов поднять. Но за счет чего? За счет нового, реконструкции, рационализации. А не за счет суббот и воскресений. Рабочие хотят по субботам и воскресеньям отдыхать, а не магарычи от нас получать за эти дни. Я тоже хочу отдыхать.
- Отдых от вас же и зависит! - вмешался Стрижов.
- Не только от нас. И если говорить откровенно, пока каких-то перспектив не вижу. Вот почему многие молодые рабочие сделали окончательный выбор: после службы в армии на завод не возвращаться. Они хотят работать и жить по-другому. И процент брать не с потолка. А потом…
- Чистая правда, - поднялась полногрудая, в пышном облаке белых подкрашенных волос работница, - мой тоже часто после отработки в субботние и воскресные дни чуть теплый домой приходит.
- Скажи спасибо, что приходит, - бросил кто-то из задних рядов.
- Только наметим, как провести выходной, его или меня вызывают на работу, - продолжала женщина. - За прошлое лето три выходных вместе имели. А мы ведь молодые, и туда хочется, и туда…
- Правильно. Люди же мы. Постоянно так нельзя - это во вред здоровью, - снова послышался голос с задних рядов.
Женщина, прежде чем сесть, заявила:
- Если и дальше так будет продолжаться, придется с завода уходить…
Когда она села, Алексей сказал: