Искать ключи зажигания не понадобилось. Хлюдов качнул мотоцикл и обнаружил полное отсутствие в баке бензина:
- Вот черт! Как бы мы ловко домчались до гарнизона на этой тарахтелке! А теперь что нам делать? И за что проводник-туркмен так на нас взъелся? Высадил, блин, в пустыне! Ты все пела - это дело. Так пойди же попляши.
- Кто - пела? - тупо вопросил Никита.
- Ты и "пела". До того, как мы все вырубились.
- Ромашкин.
- Какое догоним… - махнул рукой Хлюдов и обреченно уселся на валяющийся брус. - Ну догоним, а двери-то заперты. Висеть на подножке пару часов и сорваться с поручней на полном ходу? Я лучше в какой-нибудь хибаре переночую.
- А чего эта сволочь, проводник, нас не разбудил? - продолжал недоумевать Никита. - Ведь просили же его, как человека!
- Ха! А ты помнишь, что было вчера? - рассмеялся Хлюдов.
- Кое-что. Отрывками и урывками. Как в кино с порванной кинопленкой. Что-то крутится в мозгу. Осетины, ром, песни, пляски.
- Во-во! Пляски, гортанные песнопения. А ты что, осетин?
- Почему? - удивился Никита.
- На чистейшем осетинском языке "пела"! Орал, что мы все потомки древних аланов. Скифы! Деды так растрогались, что даже слезу пустили. С тем горилой-абреком ты почти побратался. А когда проводник зашел к нам и потребовал, чтоб прекратили шуметь, ты его обозвал печепегом, а этот Эдик ему сказал: "Уйди, не мешай! Зарэжу!". Туркмена как пыльной бурей сдуло.
- Значит, я пел? А то думаю, чего я так охрип.
- А у меня руки болят. И пальцы. Об стол отшиб, все барабанную дробь выстукивал ладонями.
- Вот это да! Я?! Пел?! По-осетински?!
- И агитировал их вступить в ряды Четвертого Интернационала. Ты что, троцкист?
- Такой же, как и ты, французский шпион! Нет, я простой "оппортунист", из левой оппозиции. Ха-ха! А что, меня чуть с госэкзамена не турнули - за отличные знания троцкистского движения. Но таки поставили пять по истории, и признали мой ответ лучшим на выпуске. А я был просто с перепоя, страшно мутило. С похмелья нес все, что знал. Вот и сболтнул лишнего - из того, что читал, в том числе и "самиздат".
- Давно замечаю, Никита, не наш ты человек!
- Наш, не наш! Ваш, не ваш! Давай по прибытии уточним.
- По прибытии куда?
- То-то и оно. Вовка, ты тут дольше меня служишь, предлагай!
- Пойдем пешком. Я думаю, километров тридцать. К полудню дойдем.
- А в какую хоть сторону идти?
- Н-да! А действительно, в какой стороне Педжен? - спросил сам себя капитан Хлюдов. - Давай определяться.
- Может, сориентируемся по звездам, где север?
Тучи уплыли. Небо прояснило.
- Нет, старичок! Мы не доверимся этим глупым песчинкам в небе. Я в астрономии ни бум-бум! Начнем логически рассуждать. В какую сторону поезд ушел?
- Вроде влево. Но не уверен…
- А не вправо? Точно? Давай вернемся в исходный пункт нашей высадки. Где мы с тобой десантировались, Никит? Сейчас пойдем обратно по нашим следам и тогда определим, где мы вначале стояли!
Низко нагнувшись к пыльной земле и вглядываясь в темноту, они медленно побрели в поисках стартовой позиции. Обоих качало и мутило, в голове шумело, кровь пульсировала в висках, липкий пот лил ручьями. Беспрестанно спотыкаясь и запинаясь, все же начало следов нашли.
- Уф-ф-ф! Уже легче! Вот мы тут спрыгнули, - произнес глубокомысленно Хлюдов. - Так… В какую сторону ушел паровоз?
Никита безнадежно пожал плечами.
- А с какой стороны вагона по отношению движения мы в Ашхабаде загружались? Справа или слева?
Никита безнадежно пожал плечами.
Хлюдов вытянул руки вперед и спросил:
- А какая из них правая?
- Это с какой стороны посмотреть. И относительно чего. Относительно вокзала или относительно платформы?
- Ты меня не путай!.. Мы подошли к вагону, сели, поезд поехал. Потом туркмен нас высадил. На какую сторону тамбура, он нас выпроводил, Никит?
- Ты меня сам не путай! Погоди… определяюсь! Я вот сюда лицом спрыгнул и после этого туда… И поезд уехал. Туда? Туда уехал?
- А мне кажется, мы выскочили вот так, - Хлюдов изобразил как, - и поезд отправился в противоположную сторону. Ту-ту-у!
- Э-э-э! Нет-нет! Вагон пересек переезд! Мы к этим доскам возвращались!
- Точно уверен? А не то будем хвост уехавшего вагона догонять. А нам надо в противоположную сторону!
- Уверен. Туда!
- А я нет, не уверен! Когда мое тело покинуло тамбур, я даже имя свое не вспомнил. Это ты меня Вовой назвал! А может, я Арнольд, Альберт или Альфонс?!
- Альфонс, как есть альфонс!
- Кто есть я такой, что за существо? - продолжил Хлюдов. - Разумное ли?
- Конечно, неразумное! Выжрали на круг почти канистру рома и водки! Я ж тебе говорил: хватит Вовка, хватит! А ты…
- Я?! Что - я?! Вот Вове и высказывай претензии! А я - просто Ваня! Иван!
- Еще скажи - Иван Поддубный!
- И скажу! А скажешь, нет?! Это ты все за дружбу русско-осетинскую пил. За мир во всем мире! За братский Кавказ! Интернационалист хренов! А я боролся! Выигрывал умственно и физически! О-о, сколько я выиграл!…
- Ну и где оно?
- Дык… выпили. И конфеты, главное, пожрали… А я жену хотел порадовать. Ну, ничё! Фак ю, фак их! - с кошмарным акцентом произнес Хлюдов культовую иностранную матерную фразу.
- Лучше бы нам все-таки сейчас не фак, - урезонил Никита. - лучше бы нам… вперед, топать что ли…
Вперед! Шли некоторое время по шпалам, спотыкаясь и чертыхаясь. В конце концов, ломать ноги надоело, сошли на насыпь. Но там - старые рельсы, металлические скобы и костыли, прочий хлам. Как-то само собой получилось - свернули на проселочную дорожку, вдоль "железки". Шли-шли-шли…
- Стоп! Володя! Мы идем куда-то не туда!
- Куда - не туда?
- В никуда! Где рельсы, вдоль которых мы шли? Где шпалы о которые мы копыты сбивали? Где? Только не рифмуй!
Огляделись. Луна, камыши.
- Ты куда меня завел, Сусанин?! - заблажил Хлюдов.
- Я завел?! Ты сам сказал, что надоело козлом скакать по шпалам! Ты первый уклонился от маршрута!
- М-да? Вообще-то мы верно идем! Видишь, поезд идет? Скоро к нему выберемся. Сядем и поедем.
- Нет, Вова! Никуда мы на нем не приедем. Это иранский поезд. И идет он в Тегеран или Мешхед! - осенило Никиту. - Тебя и меня персы шлепнут на месте. Как красных командиров. Или вернее, как комиссаров…
- С чего ты взял, что поезд иранский?
- А с того, что рельсы были справа от нас. Мы ушли влево. И поезд бежит с левой стороны! А должен быть справа!
- Уф-ф! Лейтенант Ромашкин, ты мне опять мозги запудрил! Не трещи так быстро: право, лево, вправо, влево! Повтори помедленнее и покажи рукой!
Никита, чуть протрезвевший на воздухе, повторил медленно и показал рукой.
- М-да! - процедил сквозь зубы Хлюдов. - Вот это фокус! Покус! Мы топаем в Иран! Интересно, границу уже перешли? Если да, то почему мы ее не заметили? Где полосатые пограничные столбы? Где контрольно-следовая полоса? Где парни в зеленых фуражках? А мне басни рассказывали, что граница на замке и ключи утеряны!
До утра брели обратно наугад. Окончательно выбившись из сил, прилегли под кустиком на бугорке. Их окончательно сморило. Спать… Мучили кошмары. Пустыня, жажда, чудовища.
Нет, не сон, а явь. Проснулись от яркого палящего солнца. Огляделись и ужаснулись. Никакой дороги не было. То, что еще вчера было колеей, оказалось твердым солончаком. Вернее, солончаковым плато. Выжженная земля справа, слева, впереди и сзади - до горизонта. Сиротливый кустик, под которым они ночевали, - единственная растительность.
- Кошмар! - охнул Хлюдов.
- Кошмар! - согласился Ромашкин. - Куда нас с тобой занесло? До чего же пить хочется! Горло огнем горит.
- Может, арык найдем… Но из арыков лучше не пить. В них одна зараза плавает. Будем искать колодец!
- Где ты будешь его искать?
- Там… - махнул неопределенно рукой Хлюдов.
- А если там не отыщем?
- Тогда будем копать здесь. Выроем колодец, по местному - кяриз.
- Чем?
- Руками! И… подручными средствами.
Вырыть кяриз в выжженной пустыне - дело безнадежное. Вот кабы людей найти. Но никаких признаков присутствия человека не наблюдалось: ни в виде жилья, ни в виде машин, ни в виде мусора, ни в качестве испражнений. Птицы не летали, верблюды не бродили, овцы не паслись. Ровным счетом ничего. Только тушканчики время от времени перебегали то вправо, то влево. Ну, раз тушканчики, значит, все-таки это не Марс, а Земля. Уже хорошо!
- По-моему, мы в какой-то то ли лагуне, то ли шхере. Но только пересохшей! - предположил Хлюдов. - Видишь: и вправо и влево и вперед и назад у горизонта края задираются. Поэтому мы ничего и не наблюдаем! Идем-ка, друг мой, назад! Откуда пришли!
- А откуда мы пришли?
Хлюдов огляделся, но их следов в обратную сторону не наблюдалось. Так что явиться сюда они могли с любой стороны.
- Сволочь ты, Ромашкин! Так вчера нажрался, что даже не соображал, как шел? И меня напоил!
- Я?! Ты сам меня поил! Кто купил ром?! Кто водку хлестал с абреками?! Кто пьянку организовал!?
- Я… - сознался Хлюдов и сразу оживился: - Никита, а ведь у нас еще есть ром и водка. Это ж жидкость! От жажды не умрем! Будем пить и идти пока сможем!
- А если просто пить? Без ходьбы? - робко предложил Никита. - Приляжем, подождем, когда нас найдут спасатели.
- Наивный! Кто найдет? Кто будет искать? Никто же не знает, что нас сволочь проводник высадил на том занюханном полустанке. Да и от того полустанка мы ушли далеко-о… И от рельсов - далеко-о… Блин! Семенили бы себе по шпалам и семенили потихоньку. Уже в Педжене были б, пивом похмелялись… Ладно, давай рому хлебнем что ли. Или водки хочешь? У нас еще бутылка "Столичной".
- Йо-хо-хо! И бутылку рома! Диабло! Точнее, черт подери!
Хлебнули. А закусить? Коробка конфет и забытый черствый беляшик. Точно! Купили в привокзальном кафе и позабыли… Разделили провиант по-братски, пополам, отхлебнули из горлышка по паре глотков теплого рома. Кровь заиграла, затем закипели мозги. Через пять минут оба хлопнулись на землю. Идти никуда не хотелось, да и сил не было. Повесили на куст капитанский китель, подостлали под себя шинели и легли в некотором подобии тени.
День прошел в полубреду. Рожи опухли, губы потрескались. Возникли миражи в виде озера, караванов верблюдов, машин, деревьев.
- О! Машина едет! Видишь? - показывал пальцем Никита.
- Нет, у меня это верблюд идет! - отвечал Хлюдов.
Спустя некоторое время Никита вновь вопрошал:
- А речку видишь?
- О-о-о. В моем мираже вижу виноградники. Ну что, выпьем еще по глотку?
- Выпьем.
Воображаемые виноградники сменялись пшеничным полем, затем заливным лугом и так далее. Алкогольный коктейль, и жаркое солнце сделали свое дело.
***
- Помню, под Кандагаром в пустыне без воды оказалась наша разведгруппа, так я тоже мираж видел! - воскликнул разведчик Виталик.
- Братцы! Раз зашел разговор о разведчиках, давайте помянем моего дружка, Петю Грекова, героически погибшего в Баграмской "зеленке"! - поднял стакан Никита. - Трех духов завалил, а четвертого не заметил…
Выпили, закусили, чуток помолчали.
Глава 10.
Бунт против "Белого царя"
Солнце уже клонилось к горизонту. Бесконечный день все-таки заканчивался. Начали быстро сгущаться сумерки.
- Все! Хватит лежать! Встаем! - распорядился Хлюдов. - Пойдем на огоньки, иначе сдохнем на этой "сковородке". Пошли влево, зайдем на возвышенность. И где увидим огни, там и будет наше спасение!
Огней нигде не было, снова пошли наугад. Шли всю ночь, пока прохладно. Под ногами - твердый солончак. Шли, шли, шли.
Ступили на рыхлый песок. Очень рыхлый.
- Кажется, контрольно-следовая полоса! - застыл Никита, вляпавшись двумя ногами
- Мне одно непонятно. Мы уже за границей или нет? - задал глупейший вопрос Хлюдов. - Или мы только на подходе? Что-то ни колючей проволоки, ни собак не наблюдается.
Эх! Не поминай всуе!.. Из пересохших камышей выскочили три огромные псины и с хриплым лаем бросились к ним.
- Всё, прощай, молодость! Поминай, как звали!.. Никита, только не беги! Побежим, точно разорвут!
- Да куда тут побежишь! У меня и ноги-то не ходят…
Псины-волкодавы окружили, сели на задницу в двух шагах. Рычали, но не бросались. И то хорошо!.. Все-таки до чего ж для человека широкое понятие "хорошо"! Стоишь по щиколотку на подгибающихся ногах в зыбучем песке, избегая лишнего движения, вокруг тебя брызжущие слюной клыкастые образины - и… хорошо!
- Тохта (стой)! Эй, бача (эй, мужик)! Буру(иди)! - на ближайшем к ним бугре появилась фигура человека с винтовкой.
- Та-ак… Если это пограничник, то не наш, а перс! И мы возертаемся из Ирана! Обратно на Родину! - процедил Хлюдов. - Абзац! Если мы в Иране, будет большой скандал! Опять сын шпион, но теперь - иранский. Батю из газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня, непутевого сынка, нарушителя границы…
- Какое, к дьяволу, министерство! Нашел о чем сейчас думать! Не повесили б как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы - советские офицеры! - Никита поднял повыше руки. - Мы не вооружены! Не стреляй и убери собак!
- Чего ты разорался? - прошипел Хлюдов. - Он ведь все одно, что марсианин. По-русски ни бельмеса. Его бы по-английски…
- Чего ему сказать? "Дую спик инглиш"?
- Нет, что-нибудь другое. Мол, не стреляй, заблудились, желаем виски, сигару, кофе. Вспоминай, что в школе учил!
Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… В школе про виски, сигару, кофе как-то не…
- Эй, офисер! Ходи сюда, на мой сторона! Не бойся! Моя стрелять не будет! - Ура! Абориген знает русский!
Абориген свистнул псинам, и те послушно сняли осаду, быстро убежали прочь.
- Слава, тебе, яйца! - выдохнул с облегчением Хлюдов. - Не за границей, кажись. И яйцы целы, не отрезали. Чую, мы дома! Интересно, что это за юный друг пограничников? Кто такой?
Они опасливо приблизились.
- Салам! - радостно произнес Никита.
- Салам алейкум! - изобразил счастье на лице Хлюдов.
Туркмен тоже, похоже, был в восторге:
- Салам, товарищи офисеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая человек. Почти год никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан, Абдулло.
- О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо! - обрадовался Хлюдов. - Ура! Мы спасены!
Обменялись рукопожатиями. А дальше? "Салам, товарищи офисеры!" Ну, здрасьте. Вот тебе и здрасьте! Пьяные, пропыленные, усталые и черт знает, где находятся - товарищи офисеры. Как объяснить этому пастуху, почему сюда забрели? И действительно, далеко ли граница?! Что бы такое ему, чабану, сморозить для завязки разговора?
Но он товарищей офисеров опередил:
- Я сам год назад был солдат. Стройбат. Служил в городе Горьком. Какой хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!
- О, земляк! - заорал Хлюдов. - Я ж оттуда родом!
Никита удивился. Земляк?
- Я ж с Волги, только с верхней части!
Ну, в принципе, да, Москва-река - приток Волги.
- Меня Владимиром зовут. А этот - Никита.
- Осинь рад! Осинь! А я Абдулло! Я хотеть остаться в России, жениться, там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, а он со старшим братом прибыль и увез. Вот загналь сюда овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад! Пойдемте, шурпой накормлю!
О, шурпой! А шашлык?
Подошли к чахлому частоколу из тонких жердин. Туркмен махнул палкой на свирепого вида собак, отогнал прочь. Невдалеке - кошара и загон для овец. Рядом - низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убогое, но все же жилье…
- Так ты что тут один живешь? - спросил Хлюдов Володя, оглядывая стены саманного закутка.
- Почему один? Собаки, овцы…
- Э-э, с овцой, что ли, спишь? А где ханум? - сострил Хлюдов.
- На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся.
- А сколько надо-то? Сколько ягнят?
- Если некрасивая жена - двадцать пять баранов. Если красивая - пятьдесят. А красивая и работящая - сто.
- А если умная? - ухмыльнулся Ромашкин.
- Вот за умная и грамотная платить меньше. Много работать не станет, спорить будет, умничать. Жена ведь, какой должен быть: послушный, ласковый и молчаливый. Слушать, что умный муж говорит, а не свой мысль ему навязывать.
- Так ты какую ищешь? Глупую, красивую и молчаливую? - спросил Никита.
- Ай! Красота не главное. Работящий для хозяйства.
Характерно все аборигены ставили на первое место у будущей супруги не красоту и ум, как мы, а работоспособность. Вот и Ахмедка в общаге, помнится…
Хлюдова в тепле снова развезло. Поев шурпу и плов, он с умным видом вдруг произнес:
- Будет тебе, Абдулло, бесплатная жена! Мы вот с Никитой войско собираем! Повстанцев! Записываем, взбунтовавшиеся местные народы в отряды против "Белого царя"! Хватит жить под игом Москвы! Пора поднимать племена под ружье! Долой Белого царя! Пора жить своим умом! С королевой Великобритании мы договорились, а Рейган нам обязательно оружием поможет…Тому, кто встанет в строй, бесплатная жена.
- А две можно?
- Две можно! Можно и две, но только особо отличившимся в боях за свободу! И бесплатно!
- Зачем тебе две жены? - полюбопытствовал Никита. - Прокормишь?
- Вторую жена возьму умную и красивую. Русскую. Первый жена будет работать, а второй ласкать!
- Вот и договорились! - воскликнул Хлюдов. - Записываем тебя бойцом в первую кавалерийскую сотню, "бронекопытной, дикой дивизии"! Конь есть?
- Есть конь. И шашка острая, дедовская, и ружье хорошее есть! Патронов мало-мало! - защебетал туркмен.
- Вовка, ты что, сдурел совсем?! - ткнул Никита в бок Хлюдова. - Шутки шутками… Договоришься! Он ведь и вправду поверил!
- Вот и славно! А я, может, и не шучу! Ты, главное, мне подыгрывай!
- Да не хочу я подыгрывать!
- А придется!
Чабан тем временем достал из шкафчика бутылку какого-то ужасного пойла, холодное мясо, лепешки.
После второго тоста за свободу уже не смущали ни шкуры, полные блох, на которых они полулежали, ни пыль в войлоке, ни осыпающаяся с потолка глина.
После четвертого тоста за джихад неверным, Никита сломался.
Керосиновая лампа нещадно дымила, в печурке горели вонючие кизяки, насекомые кусались, но зато было тепло и сытно. Великая вещь - крыша над головой, горящий очаг и вода… Никита провалился в сон. Голова, правда, гудела, как трансформатор. Еще бы! Двое суток пить вместо воды ром и водку!
…Пробуждение сопровождалось паническим животным страхом - кто-то на него пристально смотрит. Кто-то или что-то - непонятное и потому страшное. Чуть приоткрыв глаза, Никита их вновь крепко зажмурил. Басмачи! Накликал Хлюдов, пьянь! Расхлебывай теперь! Расхлебаешь, как же!