8-го октября 1912 года в 9-м часу вечера к городовому Азобчикову, дежурившему на железнодорожной станции, обратился домовладелец, мещ. Барановский, который сообщил, что проживающий в его флигеле рабочий железной дороги Гусев тяжело ранен другим жильцом, Афанасьевым. Дознанием, которое проводил полицейский надзиратель Золотов, установлено, что произошел несчастный случай. В комнате, которую занимали Гусев и Афанасьев, последний рассматривал пистолет Гусева. Невольно выстрелив из пистолета, Афанасьев тяжело ранил Гусева, вскоре скончавшегося в тюремной больнице. Той же пулей самому Афанасьеву раздробило кости указательного пальца левой руки, что вызвало необходимость ампутировать ему палец. Надзиратель Золотов, произведя осмотр комнаты, обнаружил в кармане пиджака, принадлежащего Гусеву, воззвание партии социал-демократов, а в сундучке Афанасьева - комплект раб. газ. "Правда", изобличающие в принадлежности к партии социал-демократов. Путем агентурного изучения круга лиц, с которыми общались вышеозначенные Гусев и Афанасьев, были установлены еще пять человек, у которых в ту же ночь были произведены обыски и которые подверглись аресту по подозрению в принадлежности к партии социал-демократов. Это машинист Новинский, смазчики Лукин и Васильев, помощник кочегара Решетников, рабочий Козлов. Ранее наблюдалось подозрительное поведение вышеозначенных лиц. Как показал домовладелец Барановский, они часто собирались в принадлежащем ему флигеле, засиживались допоздна. Мастер депо А. Иванов показал, что Афанасьев и Лукин подстрекали рабочих к стачке. Хотя арестованные отказались давать показания, можно считать доказанным принадлежность их к партии социал-демократов..."
- Ну, что ты на сей счет думаешь? - спросил Ефимов, внося в комнату чайник.
Лариса пожала плечами:
- Скорее всего, роковое стечение обстоятельств. Надо же так неосторожно обращаться с оружием! Не зря говорят - и палка раз в год стреляет.
Ефимов молча слушал, разливая чай по чашкам.
- Пей. Вот попробуй наших ватрушек.
- Вкусно!
- То-то же.
За чаем отношения хозяина и гостьи теплели с каждым глотком.
- Вы извините, а как ваше имя-отчество? А то "товарищ Ефимов" - уж больно официально.
Дедок усмехнулся:
- Сергей Михайлович. А тебя как зовут?
- Ларисой... Сергей Михайлович, а вы один живете?
- Нет, с дочкой, зятем и внучкой. Внучка уже в институте учится. В нашем, педагогическом.
Лариса помогла Сергею Михайловичу вымыть чашки, потом они снова вернулись в горницу.
- Сергей Михайлович, - спросила девушка, - а вы почему краеведом стали? По специальности вы кто? Историк?
- Нет, - засмеялсяСергей Михайлович, - всю жизнь бухгалтером проработал. И всю жизнь краеведом был - вырезки газетные собирал по истории нашего города, потом вот в архиве начал на общественных началах работать. Это когда на пенсию пошел. А там такие россыпи!.. Приводить в порядок не один десяток лет придется. Ну ладно, отвлекаемся мы с тобой. Так вот, по поводу этого обвинительного акта - не роковое то стечение обстоятельств. То есть выстрел, вероятно, случайным был, но почему остальные арестованы? Что кроется за словами - "по агентурным данным"? Неясно.
- А где само дело? - спросила Лариса. - Там должны быть, наверное, протоколы допросов.
- Дела я не нашел, - сокрушенно покачал головой Ефимов, - вероятно, его передали в губернское жандармское управление, да вряд ли мы бы узнали из него что-нибудь. Ты же читала - никто из арестованных никаких показаний не дал. Осуждены по косвенным уликам. Конечно, произвол, но тогда с такими вещами не считались.
- А архив жандармского управления?
- Дело в том, что архив был сожжен еще во время февральской революции. Так что все концы в воду. И если бы не записка...
- Да, - спохватилась Лариса, - конечно. У вас же есть записка. Кстати, как она к вам попала? У кого-то из подпольщиков сохранилась?
- К сожалению, записка к адресату не попала. Я се нашел в переписке судебной палаты. Вот посмотри.
Ефимов достал из заветной папочки еще несколько тетрадных листочков. Лариса внимательно стала читать:
"В губернское жандармское управление.
Уведомляем, что сношения политических арестантов со своими единомышленниками, находящимися на свободе, могут производиться равно как посредством письменных сношений, так и нижеследующими способами: 1) Арестанты одиночной категории, содержащиеся в губернской тюрьме, с момента перечисления их за прокурором палаты, пользуются согласно существующим правилам общей прогулкой, на которую они выводятся партиями до 9 человек. На этих прогулках у них, конечно, происходит обмен мыслей и впечатлений, которые затем передаются лицам, их посещающим на свиданиях, несомненно принадлежащим к такой же политической организации. Доказательством того, что лица, посещающие арестованных, - их единомышленники, служит то, что посетители через некоторое время попадают в тюрьму, но тогда к ним являются лица, прежде содержащиеся в ней. 2) Бывают случаи, когда лица прокурорского надзора разрешают политическим арестантам приглашать к себе посторонних врачей, а эти впоследствии состоят в близком знакомстве с заключенными. 3) По распоряжению прокурорского надзора к политическим заключенным являются целые группы защитников, которые запираются с ними в отдельных комнатах. Что же касается вечерних переговоров политических арестантов через посредство окон, то прекратить таковые не представляется никакой возможности, особенно ввиду того, что мебель в одиночных келиях свободно переставляется с места на место и администрация тюрьмы лишена всякой возможности воспретить подставлять табуреты к окнам, так как для этого потребовалось бы выставить часовых внутри камеры.
Учитывая вышеизложенное, мы не можем обещать полную изоляцию от окружающих лиц арестованных по подозрению в принадлежности к партии социал-демократов, если не будет соответствующего указания прокурору Палаты. Попытки к таковым сношениям имеются. 18 октября сего года заключенный в камере № 678 Решетников пытался передать на прогулке записку заключенному в камере 617 Новинскому. Записка прилагается.
Помощник начальника тюрьмы".
- Значит, записка не дошла до адресата? - спросила Лариса у Ефимова.
- Не дошла, - ответил он, забирая у нее листки и доставая из папочки новые.
Она уставилась на них, продолжая спрашивать:
- Значит, не удалось установить, кто предатель?
Ефимов покачал головой:
- Есть одна догадка. В нашем краеведческом музее собраны воспоминания ветеранов революции. Часть из них, касающаяся наиболее значительных событий, опубликована, часть так и осталась в единственном экземпляре. Я, когда уже отослал письмо в журнал, еще раз их просмотрел. Все они касаются заводских подпольных организаций. Но вот один документ, кажется, помогает нащупать ниточку.
Давай я сам тебе прочитаю то, что написал один пенсионер. Он тогда работал на судостроительном заводе, потом - в горсовете, а в тридцатые годы был послан председателем колхоза. Интересный человек, интересная жизнь, целую книгу можно о нем написать. Но это так, к слову. Я прочитаю то, что нас сейчас касается. - Ефимов надел очки и неторопливо начал: - "К подпольной работе я был привлечен рано. четырнадцатилетним подростком. Работал я в то время учеником токаря на судостроительном. Поручение у меня было несложное: со станции доставлять на завод газету "Правда". Делалось это так: я ходил на занятия в народную школу, которая находилась около станции. Учительница у нас была совсем молоденькая, сама только что кончила гимназию. Звали ее Александра Сергеевна Новинская. Она была дочкой машиниста Новинского, который, как я узнал уже много позже, руководил тогда подпольной группой на железной дороге. Видимо, он сам получал газеты, а потом через дочку передавал на завод. Александра Сергеевна была хоть молодая, но очень строгая. Если кто знал плохо, оставляла заниматься дополнительно. Я хоть учился с охотой, делал вид, что не знаю чего-нибудь, и всегда уходил последним, получал на прощание газеты, которые прятал под рубаху. Давала она мне, кстати, и книги хорошие почитать. Так я носил газеты два или три месяца. А потом токарь Михайлов мне однажды сказал: "Не ходи на станцию, их всех арестовали". Очень я переживал, особенно жалко было нашу учительницу. Однако вскоре случайно в городе я увидел Новинскую. Обрадовался, спрашиваю: "Значит, вас не забрали?'" А она, не глядя на меня, бросила: "Не разговаривай со мной, опасно. Уходи". - "А как же вы?" - спрашиваю. "Я. - отвечает, - скоро отсюда уеду. Да и школу закрыли". Так и пошел я восвояси. Рассказал потом о той встрече Михайлову. Помнится, он тоже удивился, как это она на свободе осталась. После Октябрьского переворота я служил в Красной гвардии. Пришлось допрашивать одного пленного, оказавшегося в прошлом полицейским надзирателем, по фамилии Золотов. Он на допросе показал, что арестовывал железнодорожную группу. И тоже подтвердил, что кто-то их предал. Однако кто именно, не знал. Один раз только жандармский ротмистр ему проговорился, что провокатором была какая-то женщина. Вроде звали ее Зинаида..."
Вот и все, - сказал Ефимов, заканчивая чтение. - Дальше он о себе пишет. Но ты понимаешь, какая петрушка получается? Это Новинская. Явно была членом подпольной группы и не арестована? А? И потом про эту Зинаиду?
- Чтобы дочь предала отца! Никогда не поверю, - горячо заспорила Лариса.
- И не такие вещи в ту пору случались, - не согласился Сергей Михайлович.
- Зачем ей это нужно было? И потом, ее же Александрой звали, а ротмистр какую-то Зинаиду называл. Может, еще в организации женщины были, мы же не знаем?
- Не знаем, - угрюмо бросил Ефимов. Видать, что его самого уже давно мучил этот вопрос.
- Ну и что будем делать дальше? - не унималась Лариса.
Подозрение, которое пало на молоденькую учительницу, неожиданно так больно задело ее, будто это случилось не семьдесят лет назад, а только что. Хотелось немедленных активных действий.
- Так что будем делать? - повторила Лариса еще настойчивее.
Этого Сергей Михайлович не знал, поэтому явно обрадовался, услышав дробный перестук каблучков в прихожей.
- Внучка пришла.
В горницу влетела улыбчивая, коротко стриженная девушка со спортивной сумкой на плече,
- Ой, здравствуйте. А вы кто? А меня Марусей зовут. Из Москвы? Ой, как интересно.
Маруся вела себя так естественно, просто, что девушки сразу подружились. Она мгновенно уяснила ситуацию, тем более что раньше слышала от деда всю эту историю.
- У меня тоже сердце не лежит к его версии, - сказала она, кивнув на деда. - Ну, суди сама - чтобы учительница была предательницей? Не может быть такого.
- Факты - упрямая вещь, - сказал Ефимов скрипучим голосом, закидывая голову.
- Это не факты, это ты, дед, упрямый! - со смехом заявила Маруся. - Нашел одну зацепку и уперся. Надо дальше искать.
- Где? - рассердился Сергей Михайлович. - Ты же знаешь мою скрупулезность, я все перерыл.
- А в старых газетах смотрели? - спросила Лариса.
Ефимов взглянул на нее обиженно:
- Думаешь, не догадался? Все номера, какие сохранились за то время, просмотрел. Ни звука. Про всякую дребедень писали, вроде того, как извозчик кого то сбил или пьяные купцы повздорили, а об этом ни гугу. Видать, жандармское управление запретило. Да ты и по письму помощника начальника тюрьмы должна была понять, как они не хотели, чтобы что-нибудь об арестованных просачивалось на волю. Так что поверьте, мои дорогие, тут что-то нечисто.
- Дед, давай рассуждать спокойно и логически, - сказала Маруся. - Новинская была учительница, так?
- Ну, так! - не мог не согласиться Ефимов.
- Давай поспрашиваем у старых учителей, может, кто ее помнит.
- Твой дед - старый? - кратко спросил Сергей Михайлович.
- Ну, старый, - не понимая еще, к чему он клонит, сказала Маруся.
- Вот именно, - кивнул дед. - А я ведь только в одна тысяча девятьсот двенадцатом родился. А как, по-твоему, должен выглядеть человек, который лет на двадцать, а то и более старше меня? Даже если ты и найдешь такого, что он помнит?
- Все равно попытаться надо, - возразила Маруся.
- Конечно, надо все возможности использовать, - поддакнула Лариса.
- Ну и пробуйте, раз вы такие прыткие. А у меня уже ноги не ходят.
В едином порыве девушки быстро оделись, выскочили на крыльцо и тут остановились в растерянности.
- Так с пего качнем? - спросила Маруся.
- Ну, наверное, с ближайшей школы, - предложила Лариса несколько неуверенно.
Маруся смешно надула губы:
- Легко сказать! Знаешь, сколько школ в городе? Две недели надо ходить, не меньше. А у меня сессия на носу...
- А у меня - работа, - сказала ей в тон Лариса, и обе рассмеялись.
- В гороно надо идти, - произнес сзади дребезжащий голос деда.
Девушки оглянулись. Он стоял уже одетый - в длинном пальто с шалевым воротником, в шапке пирожком и фетровых ботинках "прощай, молодость".
- Дедуля, ты с нами! - радостно воскликнула Маруся.
- Кто с вами, пигалицами, разговаривать будет? - произнес вместо ответа Ефимов. - Для разговора серьезный человек нужен. Пошли, сударушки!
Взяв Сергея Михайловича с двух сторон под руки, девушки чинно направились к автобусу. Уже начинались ранние сумерки, когда они очутились в центре города, где находились всевозможные официальные учреждения.
Инспектор гороно, полная женщина в строгом платье, выслушала Ефимова с отсутствующим видом. По взглядам, которые она бросала на лежащие перед ней бумаги, было ясно, что они отрывают по пустякам от дела страшно занятого человека. Когда она уяснила наконец, какого приблизительно возраста им нужны учителя, то просто расхохоталась.
- У нас таких в школе нет, заверяю вас с полной уверенностью. Работа учителя вредная, поэтому редко кто после пенсии год-два перерабатывает. Все спешат на заслуженный отдых, как мы ни уговариваем.
- Ну а как учителя-ветераны? - не сдавался Ефимов. - Неужели про них забывают?
Инспектор пожала плечами:
- У нас такого учета нет. Разве что в педагогических коллективах школ помнят. Или лучше обратитесь в горсобес. - Она с облегчением вернулась к своим бумагам.
Идти далеко не пришлось, поскольку горсобес находился в том же здании, только этажом ниже. Здесь их не пустили дальше справочного окошка, несмотря на представительный вид предводителя. Видно, что здесь пенсионеров не любили и знали, как с ними надо обращаться .
- Что надо, говорите, дедушка, короче, - нетерпеливо перебила Сергея Михайловича девушка со вздернутым носиком, когда он попытался начать с событий тысяча девятьсот двенадцатого года.
- Пенсионеры-учителя? Такой учет, наверное, не ведется. Район какой, вы знаете? Ах, не знаете? Тогда ничего не выйдет. Узнайте сначала район, а потом приходите. Не морочьте мне голову. Заведующий занят. У него прием по личным вопросам раз в месяц, третий понедельник, запись предварительная.
Вышли они из здания, совершенно упав духом.
- Я же говорил, что ничего не выйдет, - вздохнул Сергей Михайлович.
Лариса неожиданно увидела на доме напротив ярко-синюю вывеску "Милиция". Оттуда выходили деловые люди в той форме, что так к лицу была Андрею. Воспоминание об Андрее вселило в нее уверенность.
- Эврика! - закричала Лариса. - Пошли в милицию.
- Чего надумала! - ворчливо отозвался Ефимов. - Мы что, преступника ищем?
- Ну конечно, преступника. Предателя, то есть в данный момент, конечно, нет. Но свидетеля ищем. По очень важному делу, - заспорила девушка. - Ну, идемте! Не арестуют же нас!
И Лариса решительно пересекла улицу. Дед и внучка Ефимовы топали за ней.
Дежурный встретил их участливо, не делая вид, что занят, а когда узнал о цели визита, глаза его зажглись веселым любопытством. Он решительно вышел из-за барьера, отгораживающего его от посетителей, одернул мундир и сказал:
- Пройдемте к следователю. Думаю, поможем, если сможем.
Предупрежденный звонком дежурного, следователь встретил просителей на пороге своего кабинета. Это был невысокий, спортивного вида молодой человек в штатском костюме. К неудовольствию Сергея Михайловича, он больше смотрел на Ларису и Марусю, почему-то лучезарно улыбаясь и даже слегка подмигивая. Тем не менее он оказался деловым и быстро соображающим парнем, понявшим, что они хотят, буквально после нескольких слов. Он схватился за трубку телефона, нажав какие-то кнопки.
- Говорит следователь Семенов. Дайте мне адреса людей года рождения от девятисотого и ранее. Ясно? Да, самое главное, - спохватился он, - место рождения - Зауральск. Думаю, таких немного. Побыстрее, лапочка. Мысль ясна? - спросил он, положив трубку. - Сверстников Новинской найти трудно. Но может, кто-то у нее учился.
Буквально через десять минут в кабинет вошла девушка в милицейской форме с бумажкой в руках.
- Вот, всего пять человек, - сказала она.
- Спасибо, - весело ответил Семенов и сразу же пробежал глазами список. - Все бабушки. Вот вам конкретный ответ на дискуссию "Берегите мужчин". С кого начнем?
- Учительниц среди них нет? - спросила Маруся, упрямо придерживавшаяся своей версии.
Следователь пожал плечами:
- Сие нам неизвестно. Впрочем, попробуем это установить, не выходя, так сказать, из кабинета.
Он достал объемистый справочник.
- Так, улица Индустриальная, Советский район, домоуправление...
После нескольких телефонных переговоров он сказал им:
- Кажется, становится тепло. Вот сия почтенная дама, Каменская Ксения Викторовна, действительно была учительницей. Начальник ЖЭК сам у нее когда-то учился. Поезжайте. Сейчас я насчет машины договорюсь. К сожалению, не могу вас сопровождать, дела. Но очень прошу, если что узнаете, не поленитесь рассказать...
Маруся ему обещала это твердо, и следователь проводил гостей до двери с надеждой в глазах. Милицейский "газик" с синей лампочкой на крыше мигом домчал их по адресу. Это был пятиэтажный блочный дом, каких в Москве сотни. Они поднялись на второй этаж. Женщина, открывшая дверь, не удивилась визиту. Она крикнула в глубь квартиры:
- Мама! К тебе пришли.
- Пусть проходят сюда! - послышался звонкий, нисколько не дребезжащий голос.
- Раздевайтесь, пожалуйста.
Ефимов и девушки прошли в комнату и увидели строгую, совершенно седую даму о пенсне, сидевшую в кресле с высокой прямой спинкой перед телевизором. Увидев их, дама неожиданно заволновалась и сердито заговорила хорошо поставленным, "педагогическим" голосом:
- Это, наверное, вас из школы прислали? Сколько раз им нужно повторять: я репетиторством не занимаюсь. Да вы садитесь. Девочки, наверное, собираются в институт поступать? А по русскому - троечка! Так? Ну, сейчас я проверю. Где-то у меня есть заветный диктантик. Сразу определим, где вы хромаете.
Дама довольно живо поднялась с кресла и направилась к письменному столу искать "диктантик". Ларисе с Марусей стоило большого труда разубедить даму.
- Значит, не словесность вас интересует, - сказала она растерянно, - а история? Но в истории я сама не тверда.
Здесь вступил в разговор Сергей Михайлович, до этого хранивший молчание. Он рассказал о том, что их привело в этот дом.