- А, по-моему, вы не теми порывами увлеклись, юная леди.
- Не теми? Почему же? Многие девушки в эти дни пойдут в санитарки.
- Когда я говорил о порывах, юная леди, то имел в виду не только желание стать санитаркой походного лазарета.
- Но ведь полковник не против моей службы, разве не так? - молвила девушка то единственное, что сочла в это мгновение наиболее убедительным.
Гребенин высокомерно вскинул подбородок и, свысока взглянув на курсистку, озабоченно покачал головой:
- Ладно, подберите санитарную сумку убитой, поскольку там бинты и медикаменты, и приступайте к службе. К вечеру обмундируем вас, как сможем, и поставим в строй. Пусть начальник госпиталя напомнит о вас.
- Вот спасибочки! - возрадовалась Евдокимка, но, прежде чем метнуться в сторону грузовика, спросила: - А знаете, как мы, курсистки, называем Анну Альбертовну?
- Знаю, - улыбка у Гребенина была какой-то особенной, аристократически сдержанной. - Вы дразните ее Бонапартшей. Сама в этом призналась, только в отличие от меня, англомана, она, напротив, считает себя франкоманкой. При том, что англичане и французы - вечные соперники.
"Господи, - проводила его взглядом Евдокимка, - только бы он не влюбился в эту Бонапартшу-франкоманку! Такая ведь манерами своими кого угодно завлечь может".
24
Некстати располневший ефрейтор взглянул на Штубера с той внутренней раздраженностью, с какой обычно занятые важным делом люди посматривают на праздношатающихся бездельников: "Шел бы ты отсюда!.." Однако вслух ефрейтор спросил:
- Вы действительно хотите говорить с бургомистром, или это… шутка? - ефрейтор стоял с телефонной трубкой в одной руке и с флягой в другой и вообще вел себя с вызывающей раскованностью.
- О том, как именно я шучу, вы, ефрейтор, узнаете в другом месте и в другой обстановке, - сдержанно пообещал барон. - А сейчас оставьте в покое флягу…
- Да нет в ней шнапса. Обычная вода, - без какой-либо острастки объяснил обладатель пивного живота.
- Тем более… Фамилия бургомистра известна?
- Когда мы впервые связались с ним, то услышали в трубке: "Кречетов слушает". Причем отказывался верить, что мы - германцы; решил, что кто-то желает подшутить над ним.
- Все, ефрейтор, все, - взглянул оберштурмфюрер на часы. - Вы слишком многословны. Молча свяжите меня с этим русским чиновником, самое время пообщаться.
Ефрейтор демонстративно пожал плечами, давая понять, что вынужден подчиниться прихоти пришлого эсэсовца и после небольшой паузы начальственным тоном приказал кому-то в трубку:
- Свяжи-ка меня с этим русским висельником. Да с бургомистром, с бургомистром! С кем же еще?!
- Может, тебя сразу со Сталиным связать? - глухо раздалось на том конце.
- Вам бы лучше работать мозгами, а не языком, - буквально прорычал фон Штубер в трубку, предварительно вырвав ее из руки ефрейтора. - Русским хоть немного владеете?
- Как принято говорить у русских, я - "прибалтийский немец". - По тому, как на той стороне трубки протягивали гласные, Штубер определил, что, скорее всего, связист из Эстонии.
- Вот и свяжись с бургомистром. Объяви, что с ним желает побеседовать оберштурмфюрер СС барон фон Штубер. Коротко, но по очень важному вопросу.
- Странная нынче пошла война, если офицер СС запросто может поговорить по телефону с бургомистром тылового города противника.
Несколько секунд тишины, затем линия вновь ожила:
- У телефона. - Голос, возникший в трубке, был негромким, уставшим. Он явно принадлежал человеку, который уже ни на что хорошее в своей жизни не рассчитывал.
- Я правильно понял: вы - бургомистр Степногорска?
- А вы - в самом деле… этот самый… какой-то там немецкий офицер?
- Послезавтра мы возьмем город, и вы сумеете в этом убедиться.
- Ни хрена вы не возьмете. А если и возьмете, то… захлебнетесь собственной кровью.
- Неубедительно вы как-то произносите все это, господин Кречетов. Без идеологического пафоса, как сказали бы в райкоме партии.
- А вы что, из русских, что ли?
- Из эсэсовцев! Слышали о таких войсках?
- Да уж, наслышан. Вы чего линию занимаете? По делу позвонили? Решили сдаться? Тогда чего тянуть?
Штубер хмыкнул. Только теперь он осознал, что в его милой беседе - по телефону, через линию фронта, с бургомистром русского города - просматривается нечто ирреальное.
- Не пытайтесь перенимать инициативу, господин бургомистр. Сегодня - не ваш день. Это я вам должен предложить не оставлять город самому и не делать ничего такого, что способствовало бы эвакуации его предприятий и служб.
- Что значит, "предложить"?
- Гарантирую, что так и останетесь бургомистром украинского города Степногорска, только уже раз и навсегда освобожденного от коммунистического ига.
Штубер слышал, как бургомистр объяснил кому-то, вошедшему в его кабинет, что на проводе немецкий офицер и как тот изумился:
- То есть как это - "немецкий"?! Откуда он взялся?
- Позвонил. Из-за линии фронта.
- Вы что, товарищ Кречетов, уже с фашистскими офицерами перезваниваетесь? - возмутился вошедший. - Каким образом он вклинился в нашу линию?
- Вам, Вегеров, как старшему лейтенанту НКВД, лучше знать, каким образом вражеские офицеры умудряются звонить в горсовет по нашим телефонным линиям. Я-то к этому каким боком причастен?
- Господин Кречетов, - прервал барон этот бессмысленный диалог. - Не отвлекайтесь. Если суть моего предложения вам ясна, дайте трубку этому старшему лейтенанту.
- Кстати, теперь уже вас просят, - не без ехидства сообщил бургомистр своему собеседнику.
- Именно меня? - не сумел скрыть своей встревоженности энкавэдист.
- Именно… Поговорите, а я посмотрю, как у вас это получится. Заодно поинтересуйтесь, откуда и каким таким макаром они дозваниваются до приемной председателя горсовета.
- Господин старший лейтенант, - сразу же захватил инициативу фон Штубер, представившись перед этим. - Майор Гайдук, помощник начальника объекта "Буг-12", уже встречался с вами?
- Майор Гайдук? Это ж как понимать? Абвер теперь собирает сведения о сотрудниках контрразведки противника по телефону? Таким, значится, козерогом работаем?
- Вам следовало бы поинтересоваться, из каких источников я знаю о майоре Гайдуке и его должности.
- Понятно, из каких - из абверовских! Да только я представления не имею, о ком идет речь.
- Охотно верю, - не поскупился на джентльменский сарказм обер-диверсант. - Но если майор все же объявится, ну, скажем, совершенно случайно… уведомьте его, что звонил оберштурмфюрер фон Штубер. И что я считаю его поведение нерыцарским.
- Даже так? Нерыцарским?! Вам ли, оккупантам, говорить о рыцарстве?
- Он дал подписку о верности фюреру и службе в абвере, выдал все секреты базы "Буг-12", но затем почему-то бежал. Так офицеры не ведут себя, существует понятие офицерской чести. Кстати, не торопитесь с эвакуацией. Вы можете оставаться в городе вместе с бургомистром Кречетовым.
- А мы и будем оставаться здесь до последней возможности, чтобы ни один ваш солдат…
- Сейчас не время для патетики, - перебил его барон. - Пост начальника районной полиции вас устроит? Для начала, естественно.
- Это ты мне предлагаешь, сволочь?! - взъярился старший лейтенант. - Придет время, и мы так взбутетеним всю эту вашу эсэсовскую шваль!..
- Отставить! - решительным командирским басом охладил его оберштурмфюрер. - Кто вы, собственно, такой? Как вообще вы оказались в кабинете бургомистра? Мне нужен был офицер абвера подполковник Гайдук.
- Как, Гайдук - уже подполковник абвера?! - послышался изумленный голос Кречетова. - В чине повысили, что ли?
- Да, подполковник абвера. Повысили. И позвольте напомнить вам, старший лейтенант, что вы сами напросились на разговор о предстоящей службе рейху.
Как фон Штубер и ожидал, на том конце швырнули трубку, однако его это не огорчило. Положив свою трубку, барон еще с полминуты смотрел на нее с великосветской ухмылкой на устах: главное - посеять в стане врага раздор и смятение. Ему это, несомненно, удалось.
- Полагаю, мы с вами в расчете, господин Гайдук, - произнес он, обращаясь к телефонному аппарату. - Итоги нашей дуэли судья огласит вам в виде приговора военного трибунала.
25
Поручив свой велосипед знакомому мальчишке из ближайшего к штабу двора, Евдокимка метнулась к кибитке. Санитарке и двоим раненым бойцам, которых та опекала, помощь уже не была нужна.
Сдерживая страх перед мертвыми, Гайдук буквально вырвала лямку санитаркой сумки из конвульсивно зажатой руки женщины и намеревалась тут же поспешить на крики "санитаров сюда, санитаров!", долетавшие из соседнего переулка, но все же на минутку задержалась. Теперь она понимала, что именно имел в виду подполковник Гребенин, спрашивая, обратила ли она внимание на погибших у кибитки. Вид бойцов с развороченным животами и выпавшими наружу внутренностями был не для слабонервных. Конечно, Степная Воительница уже видела двух убитых германских летчиков, однако там, у самолета, все выглядело иначе - сдержанно и по-военному благопристойно. А тут…
В какое-то мгновение Евдокимка вдруг почувствовала, что теряет сознание, однако, вспомнив, что именно сейчас решается ее судьба, нашла в себе силы сдержаться. Возможно, спасло то, что девчушкой она несколько раз оказывалась рядом с отцом-ветеринаром, когда тот дорезал погибающих животных, чтобы сделать их мясо пригодным для употребления в пищу. Впрочем, ей следовало поторопиться…
Возможно, Степная Воительница так и ушла бы от повозки, если бы вдруг не услышала, что под передком ее кто-то стонет. Это был ездовой, мужчина лет пятидесяти. Осколком ему задело бедро, а голову он, очевидно, разбил во время падения на мостовую, сброшенный туда взрывной волной.
Евдокимка как раз завершала перевязку его стянутого жгутом бедра, когда подъехала госпитальная машина и над девушкой склонилась медсестра.
- Эй, эскулапка, ты что, из местной больницы? - поинтересовалась она, принимаясь проспиртованным тампоном протирать окровавленную голову бойца, благо та оказалась почти совершенно лысой.
- Нет, просто из местных. К медицине никакого отношения не имею, однако напросилась к вам в санитарки, вместо этой, убитой.
- Не рановато ли на службу подалась?
- Скрывать не стану: восемнадцати не стукнуло.
- Да тут и скрывать нет никакого смысла, - проворчала медсестра, доставая из сумки пакет с бинтом и принимаясь за перевязку. - Тем более что я вспомнила: тебя наш Буза прогнал, когда ты приходила проситься в лазарет.
- "Буза" - это кто?
- Начальник госпиталя, капитан. Прозвище у него такое.
- Да, капитан в самом деле прогонял. И, помнится, требовал "прекратить мерзопакостную бузу".
- Так ведь он, мерзопакостный, и на сей раз прогнать попытается. Странный человек: все, что не по его воле случается, все - буза. Так что готовься к баррикадным боям, эскулапка.
- На сей раз прогнать не посмеет. Мне сам командир полка разрешил, - кивнула Евдокимка в сторону штаба. - А второй командир, начальник штаба который, поддержал. И поставил на довольствие.
- Если весь чопорный такой, по манерам на царского офицера похожий, то действительно начальник штаба. Гребенин, кажется.
- Он-то и послал меня сюда. Расспросил обо всем, и велел служить. Правда, сумку пришлось подобрать у погибшей. У меня и своя, вон, только пустая.
Вера, как назвалась медсестра, на несколько секунд отвлеклась и заглянула в лицо погибшей коллеги.
- Тоже собиралась отходить вместе с нами…
Потом она критически осмотрела повязку Евдокимки, попробовала жгут и удивленно качнула головой:
- На первый раз неплохо. Очень даже неплохо, эскулапка.
- Я еще подучусь, - Евдокимка не стала поддаваться чарам похвалы. - К ранам и крови тоже постепенно привыкну.
- Если учесть, что крещение бомбежкой ты уже прошла, то привыкнешь, куда денешься? Вот мы с тобой еще под пулями на поле боя поползаем, и считай - всё, настоящие фронтовые эскулапки.
Вместе с мужчинами-санитарами они уложили раненого в кузов машины и, предоставив погибших задержавшейся где-то похоронной команде, поехали на соседнюю улицу, откуда тоже доносились крики о помощи. Тут Евдокимка воздала хвалу случаю, сведшему ее с Верой, поскольку вид тел, представших перед ней рядом с воронкой от бомбы, поверг новообращенную эскулапку в ужас…
26
Когда этот странный разговор через линию фронта завершился, Вегеров и "бургомистр" какое-то время молча прохаживались по просторному кабинету, стараясь при этом не смотреть друг на друга.
- А ведь Гайдук с минуты на минуту должен появиться здесь, - нарушил этот "марш молчания" старший лейтенант. - И как вести себя с ним?
- После такой "телефонограммы" от германской разведки он вообще-то вряд ли появится. Попытается скрыться.
- О звонке он, допустим, пока что не знает, - мрачно заметил энкавэдист - невысокого роста жилистый мужичок, явно призванный в ряды чекистов из числа рабочих, "для пролетарского усиления". На лунообразном лице его все еще просматривались россыпи юношеских веснушек.
- А если все-таки знает?
- Тогда все очень худо.
- Хотя, с другой стороны, именно он сообщил, что следующей ночью в районе Степногорска должны высадить большой десант, - напомнил председатель горисполкома. - Такие сведения враг давать не станет.
- Осталось только дождаться ночи, чтобы убедиться, что майор не солгал.
- Уверен, не солгал. Такие операции противник сдавать не станет. Какой смысл? Ради прикрытия какого-то завербованного перебежчика?
- Который способен основательно внедриться в органы НКВД, - напомнил старший лейтенант.
- Но ведь они сдали Гайдука. Как воспринимать этот звонок офицера-эсэсовца?
- Не исключаю, что это - заранее спланированный ход. Для подстраховки. Скрыть тот факт, что какое-то время он оставался во вражеском тылу, Гайдуку уже вряд ли удастся. Но коль сами немцы решили сдать его, значит, он свой, не предал и не продался.
- Как ни крути, а получается, что майор знал о предстоящем разговоре этого эсэсовца с нами.
Они опять помолчали. Услышав какой-то шорох за дверью, городской голова оглянулся, но, решив, что это суетится секретарша, проверять свое подозрение не стал.
- Если бы не сообщение Гайдука о десанте, все выглядело бы проще, - произнес офицер продолжая разговор.
- А чего оно в реальности стоит? Что мы успеем предпринять? Увеличим гарнизон города? За счет чего, спрашивается? Или, может, сумеем подготовить линию обороны? Так ведь известно, что основной рубеж на этом участке намечено обустроить на Ингульце, а если быть правдивее, то уже на Днепре, так что к серьезной обороне городок наш никто и не готовил. Да и какими силами его защищать нашим военным, не опасаясь попасть в окружение?
- Коменданта города полковника Селиванова вы уже предупредили?
- Предупредил. Он воспринял сообщение майора скептически.
- Таким, значится, козерогом? - исподлобья взглянул энкавэдист на городского голову.
В габардиновом френче армейского образца, с огромными накладными карманами, в неимоверно широких галифе, в очках с маленькими круглыми стеклами, Кречетов чем-то напоминал особисту Льва Троцкого, каким тот запомнил его по документальному антитроцкистскому кинофильму.
- "Это ж из каких таких источников ваш доморощенный разведчик сумел раздобыть подобные сведения?" - поинтересовался полковник Селиванов, однако ночное патрулирование пообещал усилить. Мы же с первым секретарем райкома партии решили вывести на ночное дежурство отряд народного ополчения и отряд гражданской обороны.
Они помолчали и, глядя в окно, покурили. Но при этом не заметили, что, воспользовавшись отлучкой секретарши председателя горисполкома, у приоткрытой двери мается городской юродивый Гурька.
Он уже дважды прорывался к Кречетову с идеей раздать оружие жителям, а всех солдат рассадить по домам, чтобы, как только немцы войдут в город, из каждого дома по ним открыть стрельбу и всех перебить. "Больше ни один немец в город не сунется," - уверял Гурька, восхищаясь собственным полководческим гением. Да вот беда, городской голова, как его называли в Степногорске, глубиной этого стратегического замысла так и не проникся, а потому оба раза выставлял Гурьку за дверь, с угрозой: "Еще раз сунешься со своими идиотскими советами, так отхлещу нагайкой, что сам Махно в аду тебе позавидует". Угроза на блаженного Гурьку не подействовала; "личный советник Махно" снова топтался у двери, и, подслушивая разговор двух вершителей судеб города, ждал своего часа, чтобы предложить еще более гениальный план.
- Кстати, - подался городской голова к телефону, - сейчас тоже надо бы позвонить первому секретарю райкома, доложить о звонке эсэсовца и что немцы способны вклиниваться в наши телефонные линии.
Городской голова уже потянулся к трубке, однако старший лейтенант на какое-то мгновение раньше успел положить на нее свою руку. Кречетов удивленно взглянул на энкавэдиста.
- По этому поводу в райком звонить пока что не нужно, - как можно внушительнее проговорил тот.
- Вообще? - испугался городской голова собственного предположения.
- К чему торопиться?
- Но поставить в известность, подстраховаться нужно бы.
- Обычно вы подстраховывались с оглядкой на "органы". Теперь начальник этих самых "органов" перед вами. И позвольте ему решать - что, кому и под каким предлогом следует доводить до сведения.
- Но ведь фашист этот и со мной тоже говорил.
- Тут, Иван Гаврилович, дело вот каким козерогом оборачивается. Это мы здесь, за двадцать километров от линии фронта, понимаем, как могло случиться, что на связь с нами вышел германский офицер, эсэсовец. А там, за Днепром, особо разбираться в ситуации не станут. И, если вдруг случится, что мы хоть на какое-то время окажемся в окружении, то есть на оккупированной врагом территории, - а при нынешней ситуации на фронте такое исключать нельзя, - тогда уж дела наши будут совсем плохи. Разом всплывут и наши переговоры с немцами, и наше "добровольное" пребывание в тылу врага; и тут уж, по законам военного времени…
- Если и в мирное не очень-то старались вникать в ситуацию, - задумчиво признал "бургомистр", на минутку забыв, что перед ним офицер НКВД. Впрочем, теперь они чувствовали себя заговорщиками, от поведения каждого из которых зависит их общая участь.
- И каков же выход? - спросил старший лейтенант, слегка приглушив голос.
- Это вы меня спрашиваете?! - испуганно отшатнулся городской голова. - Разве не вам решать такие вопросы?
- Но вы же понимаете, что, если мы будем бездействовать, майор Гайдук не только безнаказанно сможет орудовать в нашем тылу, в органах… Он еще и предстанет в облике героя, добывшего важные сведения о вражеском десанте. Причем сведения, подтвержденные ночной атакой противника. Таким вот козерогом все может обернуться.
Кречетов дипломатично прокашлялся, немного пометался по кабинету и, наконец, произнес именно то, что хотел услышать от него энкавэдист: