- Вы что зажурились, товарищи начальники? - спросил он, так и не дождавшись, чтобы на него обратили внимание.
- Радоваться нечему, теперь дней десять простоим, - неохотно ответил Крайнев.
Дмитрюк лукаво посмотрел на него.
- Что вы мне скажете, Сергей Петрович, если я завтра печь пущу? - спросил он.
- Ну, это ты, дед, немного того… заговариваешься, - сказал Крайнев с явным недоверием.
- Пущу, Сергей Петрович, выручу. - Дмитрюк вплотную подошел к столу. - Тут у нас еще один дымоход есть, старый, он рядом с новым идет. Печь, когда ее перестраивали, немного в сторону сместили, новый дымоход выложили, а старый так и оставили. Вот мы теперь к нему присоединимся и в два дымохода потянем. Они оба за один хороший сработают.
Сергей Петрович живо вскочил со стула:
- Ананий Михайлович, дорогой, ты не шутишь?
Дмитрюк даже обиделся.
- Время-то не для шуток, - серьезно сказал дед, - сейчас все нити натянуты и каждая из нитей к сердцу привязана. Дело говорю, Сергей Петрович. Дай мне только людей побольше, пойдем дымоход подсоединять. Пока подину подготовят к ремонту, и мы будем готовы.
Ночью в рапортную вошел дежурный электрик и разбудил Крайнева, спавшего тут же за столом.
- Сергей Петрович, - сказал он, - полеземте со мной на крышу.
- Чего я там не видел? - сонно спросил Крайнев.
- Посмотрим на линию фронта.
- Неужели видно?
- Да.
Крайнев мигом вскочил.
По узкой и крутой лестнице они быстро поднялись на подкрановую балку и оттуда на крышу. Небо было темное, без единой звездочки, но горизонт беспрерывно озарялся далекими вспышками. Очевидно, наша дальнобойная артиллерия вела огонь по наступающим немецким войскам.
У Крайнева перехватило дыхание, сердце на миг замерло и потом застучало неровно…
Весь следующий день он провел как во сне. После того, что он видел ночью, ему казалось странным, как могут люди жить и работать по-обычному. Но и он жил и работал, как все. Несколько раз за утро спускался под площадку второй печи, где рабочие во главе с Дмитрюком вскрывали старый дымоход. Дед был возбужден. Он работал уже почти целые сутки без перерыва, но на его лице не заметно было и следа усталости.
После рапорта Крайнева вызвал к себе начальник городского отдела Наркомата государственной безопасности.
Когда Крайнев вошел в кабинет Боенко, у стола в одном из удобных кожаных кресел сидел Гаевой.
- Ну, что будем делать с цехом, товарищ начальник? - спросил Боенко.
- Кислород нужно доставать и резать, - ответил Крайнев, думая, что речь идет о ликвидации аварии на второй печи.
Боенко горько усмехнулся.
- Как будем взрывать цех, товарищ начальник? Вот о чем идет речь, - пояснил он, стараясь казаться спокойным.
И снова, как вчера на крыше, сердце у Крайнева замерло.
- На сколько взрывать? На полгода, на год? - спросил он, овладев собой и даже удивляясь, как спокойно произносит он эти страшные слова.
- Как вы полагаете сами? - спросил Боенко, внимательно разглядывая собеседника.
- Я уверен, что ненадолго… Но на какой срок, сказать не могу.
Боенко понравились определенность первой части ответа и прямота второй.
- Рвать надо не насовсем, но основательно, - твердо сказал он.
- Что ты, Боенко? - вскочил с места Гаевой. - Не позже чем через полгода мы снова будем здесь.
- А если не будем? Если мы далеко уйдем отсюда? Ты представь себе, - продолжал Боенко, хмурясь, - что мы пощадим завод и немцы быстро его восстановят. Значит, тысячи тонн стали с нашего завода обрушатся на наши же головы. Нет, уж лучше мы немного затянем его восстановление.
- А как бы вы взрывали надолго? - спросил Гаевой.
- Это можно сделать так… - с трудом произнося слова, начал Крайнев. - Завалить трубы… Семидесятиметровые кирпичные трубы, падая на цех, ломают здание, подкрановые балки, краны, печи. Цех больше не существует.
Гаевой даже вздрогнул, мгновенно представив себе эту страшную картину разрушения. Боенко встал, оперся руками о стол и в упор посмотрел на Крайнева.
- Не смейте так взрывать, - сказал он тоном приказа. - Никому об этом варианте не рассказывайте. У нас есть люди, которые считают, что все погибло, они сдуру могут осуществить ваш вариант.
Крайнев предложил другой проект взрыва.
- Как же насчет Лютова? - спросил он, когда беседа была закончена.
- Найдем и Лютова, - ответил Боенко.
В цехе Сергей Петрович застал обычное оживление. Бондарев с довольным видом носился по рабочей площадке: плавки на всех печах шли по графику, и он всеми силами старался поддержать взятый темп работы.
Опанасенко тяжело прохаживался у второй печи, поминутно посматривая в гляделку. Он подготавливал подину к ремонту и тщательно следил за температурой. По старой привычке Опанасенко носил очки, прикрепленные к козырьку фуражки, как рядовой сталевар. Рамку со стеклом пришлось бы держать в руке, а он не хотел, чтобы руки были заняты. Но и в этом головном уборе в нем безошибочно угадывали обер-мастера по солидному виду, по властной, хозяйской манере.
Из-под рабочей площадки вылез Дмитрюк, испачканный сажей, потный, с усталым, осунувшимся лицом, но с сияющими глазами. Он радостно доложил, что вскрытый им дымоход в полном порядке.
Его возбуждение передалось и Крайневу, но ненадолго.
"Все равно завтра или послезавтра завод взлетит на воздух", - подумал он и отошел от печи. Уже собравшись домой, он увидел девушку лет пятнадцати, которая с уверенным видом шла по площадке.
Худенькая, беленькая, синеглазая, в нарядном пальто, она светлым пятном выделялась на суровом фоне цеха.
- Вам что здесь нужно? - спросил Крайнев, удивленный ее появлением.
- Это моя дочка, Светлана, - сказал, подойдя к ним, Опанасенко и взял из ее плетеной сумки бутылку молока и сверток. - Завтрак мне принесла.
- Папа, Колю в армию берут, - грустно произнесла девочка, - он вас зовет, хочет попрощаться.
Опанасенко на мгновение задумался.
- Нельзя мне, дочка, уходить отсюда. Не могу. Ни как не могу, Светлана.
Девушка посмотрела на Крайнева с безмолвным укором: как может этот человек в такой момент не отпустить ее отца?
- Папа, немцы Орел взяли. Как же теперь там бабушка? - И глаза у нее сразу наполнились слезами.
- Знаю. Увидимся еще с бабушкой, это ненадолго. Ну, иди. - Опанасенко вернулся к печи.
Крайнев догнал Светлану у выхода.
- Как же ты проходишь на завод? - спросил он ее.
- У меня пропуск есть, - ответила она с гордостью. - Директор разрешил. Папа ведь домой почти не ходит, а он молочное любит. Скоро, наверное, и маме придется пропуск брать, чтобы с ним видеться, - сказала она, вздохнув, и уже с нескрываемым упреком посмотрела на Крайнева.
Сергей Петрович давно не был дома, и, когда он забежал к себе, Вадимка встретил его таким восторженным визгом, что у него посветлело на душе. Но радость его быстро омрачилась. Проходя мимо столовой, он увидел инженера Смаковского, давнишнего приятеля Ирины. Сергей Петрович никогда не испытывал симпатии к этому самодовольному, манерному, холодно-вежливому человеку.
Умывшись и переодевшись, Сергей Петрович вошел в комнату и сел в кресло. Он тотчас же ощутил усталость, большую, чем испытывал в цехе, и ему захотелось спать.
Обменялись несколькими незначительными фразами.
- Сережа, - обратилась к мужу Ирина, - Владислав советует мне уехать в село, пока есть такая возможность, и я думаю, что он прав.
Крайнев с удивлением посмотрел на обоих. Смаковский смутился.
- Вы меня извините, Сергей Петрович, - сказал он, - но мне кажется, вы настолько загружены работой, что у вас нет времени заняться своими делами, даже некогда подумать о семье. Мне хотелось бы помочь вам. Мы с Ириной Владимировной - старые друзья, и мама с удовольствием приютит ее.
- Меня удивляет такая поспешность, - иронически сказал Крайнев. - По-моему, в случае нужды уедут все.
- Пусть так, - согласился Смаковский, - но в деревне Ирина Владимировна и сын будут в полной безопасности. Бомбежек там нет, и уехать сейчас можно без лишней суматохи.
"Пожалуй, он прав", - подумал Крайнев, ясно представив себе, какой тяжелой дополнительной нагрузкой для нервов была беспрестанная тревога за семью.
Ирина бегло взглянула на Смаковского: ей показалось, что муж согласен.
- Нет, - твердо ответил Сергей Петрович, - Ирина уедет вместе со всеми и туда, куда поедут все.
- Почему это обязательно "как все"? - спросила Ирина, не скрывая своего раздражения.
- Потому что семьи рабочих еще никуда не едут, и я не хочу. Я не имею права сеять панику, Ты пойми, Ира, что мы, руководители, на виду. Что скажут о нас рабочие?
- Так тебе что дороже: жизнь жены и сына или мнение твоих рабочих?
Смаковский поднялся с дивана, извинился и ушел, как бы подчеркивая этим, что разговор слишком серьезен, чтобы при нем присутствовал посторонний.
- Я в тебе не терплю одну черту, - сказала Ирина, когда дверь за гостем закрылась. - Почему обязательно нужно поступать "как все"? Почему у тебя все должны быть одинаковые, серые, как доски в заборе?
В словах Ирины слышалось что-то чужое, почти враждебное. Сергей Петрович удивленно взглянул на нее.
- Почему ты сам не беспокоишься о своей семье? - злым голосом продолжала Ирина. - Сутками торчишь в цехе, а когда другие проявляют вместо тебя заботу о нас, ты мешаешь им.
Сергей Петрович вспыхнул:
- Ты скажи мне, кто из ответственных работников отправил свою семью? Скажи, назови хоть одну фамилию!
- Какое мне дело до других!
- Неужели тебе не ясно то, о чем я говорю? - спросил он и с горечью подумал, что никогда у него с Ириной не находилось общего языка, никогда она не понимала его.
В комнату вбежал Вадимка и забрался на колени к отцу. В руках он держал "Мурзилку".
- Папочка, почитай хоть капельку, - попросил он, протягивая журнал отцу.
- Ему не читать, его выпороть надо, - сердито сказала Ирина и пожаловалась на сына, что он с группой ребят постоянно наводит панику на жильцов.
Малыши забираются в подъезд, поближе к чьим-нибудь дверям, и гудят, подражая звуку немецких самолетов. Перепуганные домохозяйки поднимают переполох и, к великой радости затейников, бегут в убежища, а потом пристают к Ирине с жалобами.
Сергей Петрович с деланной суровостью посмотрел на сына. Живые светло-карие, как у отца, глазенки Вадима забегали по сторонам.
- Больше не буду, папочка, не буду. Даже дуделку отдам, только почитай, - взмолился мальчик.
Сергей Петрович не смог отказать ему. Примостившись рядышком на диване и ласково прижавшись к отцу, Вадимка с восторгом слушал рассказ о подвиге красноармейца Спивака.
Ирина поднялась и ушла к Макаровым. Она знала, что при ребенке муж не допускает никаких споров.
В самом занимательном месте рассказа в дверь постучали, и появился Василий Николаевич Макаров. Он успел уже умыться, переодеться и немного отдохнуть.
Взглянув на раскрытый журнал, Макаров кивнул головой:
- Дочитывайте, а я пока посижу, покурю.
Крайнев кончил читать, отдал "Мурзилку" сыну и глазами показал ему на детскую. Мальчик уже скрылся за дверью, когда Сергей Петрович вспомнил:
- А дуделка где?
Вадимка долго возился в своей комнате, гремел какими-то железками, отыскивая тщательно спрятанную игрушку, и, наконец, появился, держа в руке запаянную с одного конца трубку с несколькими отверстиями.
Вытерев трубку платком, Крайнев поднес ее к губам, но как он ни дул, кроме шипения, ничего не получалось. И вдруг все трое услышали нарастающий гул. Макаров тревожно посмотрел в сторону завода.
- Наши, - успокоил его Крайнев, - с востока идут.
- Наши, наши! - подхватил Вадимка. - Немецкие - те воют вот так, - и мальчик, схватив трубку, мгновенно воспроизвел прерывистый звук немецких моторов, - а это наши…
Гул нарастал, давил на уши, казалось, что воздух стал осязаемым, тяжелым.
- Эх, туда бы с ними, на передний край! - с завистью сказал Сергей Петрович. - Не думал я, что командир взвода будет здесь отсиживаться.
- Мы и так на переднем крае и вовсе не отсиживаемся, - возразил ему Макаров.
Помолчали. Вадимка, спрятав в рукав трубку, юркнул в свою комнату.
- Что у вас с Ириной? - спросил Василий Николаевич. - Пришла чернее тучи. Жаловалась Елене, будто ты ее не отпускаешь.
- Союзницу ищет?
- По-видимому, да.
- Ну и как? Нашла?
- Нет, в Елене она, пожалуй, союзницу не найдет. Не получается у них дружба.
- У Ирины она вообще не получается, - вздохнул Крайнев.
Макаров насторожился. Они не виделись больше четырех лет, а встретившись, ни разу не поговорили по душам. Приняв цех, Крайнев целиком ушел в работу, а потом началась война.
- Не получается у нее дружба, - как бы про себя повторил Крайнев.
- Почему? - на этот раз не удержался от вопроса Макаров.
- Воспитали ее глупо. Девочкой она была очень красивой, способной, вот ей и внушили, что она исключительная, особенная, что жизнь у нее будет тоже особенная. Она стала искать легкого успеха. То живописью занималась, то музыкой, начинала и бросала, как только убеждалась, что даже при наличии таланта все это требует труда, а если вместо таланта одно тщеславие… Вот в Москву ее тянет, серенькими кажутся наши будни.
- Ты не пробовал перевестись в Москву?
- Что бы я там делал? - спросил Сергей Петрович. - Идти в аппарат - слишком рано. Видишь ли, Вася, в цехе инженер непрерывно учится, в наркомате же он должен учить других. А для этого надо, чтобы и он сам, и другие чувствовали, что знает больше других и больше умеет. Вот тогда можно и в аппарат. К тому же я до мозга костей цеховик. Пробовали меня переводить из цеха - скучать начинаю по стали, по людям, которые варят сталь. И мне легко работать с ними. В металлургии инженер больше работает с людьми, чем с агрегатами.
- Насколько я помню, - улыбнувшись, сказал Василий Николаевич, - нас с тобой в институте учили технологии, а не психологии. Мне кажется, ты не прав.
- Как же не прав?! - горячо возразил Сергей Петрович. - В этом цехе я за два месяца поднял производство, а до меня почти год план не выполнялся. Что я сделал? С печами еще ничего не успел, я работал только с людьми. А это в первую очередь обеспечивает успех.
Стенные часы мерно пробили девять. Крайнев поднялся с дивана, потушил свет, отдернул штору и долго смотрел в сторону завода.
- Опять Никитенко дает избыток газа в печь, - возмущенно сказал он и сейчас же позвонил диспетчеру цеха: - Уймите там Никитенко, снова у него на трубе факел.
- Ты думаешь, Вальский дела не знал, печей не знал? - продолжал Сергей Петрович, усаживаясь рядом с Макаровым. - Нет, он грамотный инженер, но он людей не знал, и люди знать его не хотели! Он ничьих советов не принимал, и ему ничего не советовали. Вот он и не справился с работой. Руководитель очень часто бывает силен именно своим умением советоваться. А теперь Вальский ежедневно ходит в цех, чаще, чем того требуют обязанности сотрудника техотдела, и я чувствую, не понимает он, что же, собственно, произошло. Внешне никаких перемен, а металла больше. Изменились только взаимоотношения между людьми, отношение к людям.
Телефонный звонок прервал их беседу.
Крайнев взял трубку и сразу же передал ее Макарову.
- Иду, - коротко ответил Макаров, выслушав телефонистку. - Дубенко просит меня быть на заводе и никуда не отлучаться, - сказал он, выходя из комнаты.
6
Поздно вечером Сенин, начальник транспортного цеха, а теперь уполномоченный наркома, вошел к директору и передал ему распоряжение остановить и демонтировать завод. Дубенко это показалось невероятным.
- Ты не в своем уме, - спокойно сказал он. - Об остановке завода нарком позвонил бы лично.
Директор привык относиться к Сенину как к своему подчиненному. Ему было странно, что начальник транспортного цеха передает своему директору приказание, да еще какое приказание!
- Нарком звонил вам, но связаться с заводом не смог, - объяснил Сенин. - Нашел меня в Сталино, приказал немедленно выехать сюда и передать вам его приказание.
- Завода останавливать я не буду, - сказал Дубенко.
Сенин поднялся со стула и посмотрел на директора испытующе и сурово. Потом резко повернулся к Макарову.
- Товарищ главный инженер, если директор не в состоянии понять сложившуюся обстановку, я возлагаю на вас обязанность выполнить приказ наркома.
Дубенко побледнел и встал, с грохотом отодвинув стул.
- Сядьте, товарищ Дубенко, - приказал Сенин, неспуская глаз с директора.
Под этим упорным взглядом широко расставленных немигающих глаз директор пришел в себя и потянулся за спичками, чтобы зажечь потухшую папиросу.
- Ответственность за промедление несете вы, - сказал Сенин, убедившись, что к директору вернулась способность рассуждать, и крупными шагами пошел к двери; у порога он остановился: - Через два часа я вернусь.
Ночью Сенин снова появился в кабинете директора. Вместе с ним пришел Гаевой. Они знали, что завод продолжает работать. По-прежнему мерно дышала воздуходувка, над доменным цехом по-прежнему вспыхивало зарево.
- Что будем делать? - спросил Дубенко.
- Тебе уже было сказано, что делать, - сурово ответил Гаевой.
- Завода я не остановлю, - упрямо заявил директор.
Гаевой повернул голову и молча взглянул на Макарова. Тот понял этот безмолвный приказ.
- Тогда я остановлю завод, - сказал главный инженер, поднимаясь.
Наступило тяжелое молчание.
Сенин медленно, как бы раздумывая, направился к аппарату, но его опередил продолжительный телефонный звонок, резко прозвучавший в тишине.
- Будете говорить с Москвой, - торопливо сказала телефонистка, и Сенин сейчас же услышал голос наркома.
- Кто? - коротко спросил нарком.
- Сенин.
- Остановили завод?
- Нет.
- Почему?
- Директор завода не выполняет приказа, товарищ нарком.
И впервые за свою долгую работу Сенин услышал, как нарком выругался коротко и зло.
- Немедленно остановите завод. Не-ме-длен-но! - приказал он.
- Передать трубку директору? - спросил Сенин.
- Некогда, - ответил нарком и положил трубку.
Дубенко, в ожидании стоявший рядом, опустил глаза. Лицо его посерело.
- Ясно? - спросил уполномоченный, не отходя от телефона.
Директор круто повернулся к Макарову:
- Идите в мартен и лично руководите остановкой печей, лично! - подчеркнул он. - А я займусь остальным. - И он приказал телефонистке вызвать к нему начальников цехов.
Макаров ушел. Сенин сидел и курил, а директор долго ходил по кабинету, не говоря ни слова.
- Не укладывалось это у меня в голове, - наконец сказал он.
- А теперь уложилось? - спросил Сенин, и в голосе его послышалось сочувствие.
- Нет, - откровенно признался Дубенко, - и теперь не укладывается.
Шатилов готовил к выпуску плавку, когда поздно ночью Крайнев вернулся в цех. Выпускающие собрались у желоба, с нетерпением посматривали на большие светящиеся часы. Стрелки их показывали без пяти минут три.
Пришел Бондарев и сообщил, что работы по соединению старого дымохода заканчиваются.