- Все на мази, Иван Иванович! Свет провели, лампочек этих самых понавешали, что в цирке, - кивнул он головой в сторону тока, - сегодня всю ночь заливать будем, варево скоро закипит, - махнул он рукой на большие котлы, возле которых суетились девушки-шефы - мастера асфальтового дела.
Оказывается, Савелия Петровича утвердили заведующим колхозным током. Он повел Павлова на другую сторону тока, где устанавливались автомобильные весы.
Обходя обширный ток, подготовленный под заливку асфальтом, Соколов остановился возле выстроенных в ряд восьми зернопогрузчиков.
- В прошлом году один кое-как выпросили, а нынче видите! - радовался он. - Тоже машина очень хорошая, только по нашему хлебу надо бы посильнее.
Когда они уходили, над асфальтируемой площадкой зажглись электрические лампочки. До них донесся голос Савелия Петровича:
- Так-так, красавицы мои! Поднажмем и к утру, скажу я вам, весь колхоз удивим… Верно я говорю?
По другую сторону березовой рощи раскинулась строительная площадка. Над землей вырастал кирпичный фундамент большого строения.
- Тут наш культурный уголок будет, - провозгласил Соколов. - Клуб начали, а потом и школу построим по соседству.
- У вас же есть клуб.
- Маловат, да и староват. Вообще-то можно бы подождать, но молодежь покою не дает. Зина - их вожак, а она член правления… А тут еще и Савелий Петрович на их стороне. Восемьсот тысяч все же… Ну в эту сумму и духовой оркестр, и бархатные занавеси, и отопление паровое. Комсомольцы так вопрос ставят: надо, чтобы в деревне насчет культуры было не хуже, чем в городе. Тогда к нам люди поедут. А оно и правда, - Соколов чему-то улыбнулся и остановился у угла строящегося здания. - У нас тут есть одна семья из целинников. Сам-то хозяин - электрик, на нашу станцию устроился, а к нему родные из Белгородской области приехали. Погостили с недельку - и в контору: возьмите в колхоз. И что бы ты думал им понравилось? Да этот самый клуб! Они где-то в рабочем поселке живут, в прошлом крестьяне. Вот и говорят: раз колхоз замахнулся двухэтажный клуб из кирпича строить, значит, забогател… Вчера телеграмму прислали: сами едут и еще восемь семей других привезут. Надо встретить как следует. Раз люди по своей охоте едут, значит, надолго!
8
Уборка оказалась трудной. Впервые в широких масштабах была применена раздельная косовица зерновых. И поначалу не все шло удачно: подкосили хлеба - начались дожди, валки на многих полях прибило к земле.
И в эту страду Павлов лишний раз убеждается, что шаблонные установки наносят большой ущерб делу. Вот он на полях Березовского совхоза, подходит к валкам, внимательно присматривается к колосьям: не прорастает ли в них зерно, просовывает руку под валок, удовлетворенно произносит:
- Висит!
Он уже убедился: если валок висит на стерне, то зерну ничего не делается. Но на поле совхоза "Восток" картина совсем другая. На нем не видно ни копен обмолоченной соломы, ни валков. Павлов стоит задумавшись: здесь гибнет хлеб. Хотя пшеница была редкой, низкорослой, ее все равно скосили на свал, стебли провалились на землю, зерно портится.
На соседнем поле показался комбайн. На его мостике рядом с комбайнером стоял Быстров. Увидев Павлова, он соскочил на землю.
- Почему такие низкорослые хлеба косите на свал?
- Так здесь все почти низкорослые.
- Значит, и мизерный урожай, выращенный с вашей помощью, вы решили доконать?
- Не понимаю. Установка - косить только на свал!
- А вы понимаете, что на соседнем поле хлеб уже загублен?
- Так ненастье же. Все газеты пишут о плохой погоде, стихийное бедствие…
"Вот кто губит урожай, хотя сам этого не понимает", - с горечью думает Павлов и шагает к остановившемуся комбайну.
- Ну как, Виктор Павлович?
- Я бы сказал, худо, Андрей Михайлович, - мрачно ответил комбайнер. - Для сводки работаем, не для дела. Раз уж вырастили такой неказистый хлебушко, надо его сразу и молотить. А то шумят: уберем прогрессивным способом! Только думается, что прогрессивный способ тогда хорош, когда с умом применяется. На хорошем хлебе и раздельная хорошо получается. Глядел я вчера в Березовском - радоваться только. А на наш хлебушко пока только старый способ и подходит… Вы на том поле видели? Провалился на землю, теперь его и граблями не выцарапать, и комбайном не взять… А потом, Андрей Михайлович, придумал же кто-то: комбайном косить на свал, - он развел руками и удивленно пожал плечами. - Вы только посчитайте, что получается! У меня комбайн на тяге гусеничного трактора, как и у других. Значит, два мощнейших мотора заняты детской работой… Вон на том поле жатку таскает "Беларусь" и больше моего скашивает. У меня сто лошадиных сил валок укладывают, а у него двадцать пять управляются.
- Твое мнение, Петр Петрович? - спросил Павлов.
- Раздельную уборку не я придумал, и комбайнами косить не моя установка. Жаток мало, потому и косим так…
- А правильно делаем? По-государственному?
Быстров промолчал. Павлов посоветовал низкорослую пшеницу убирать, как выразился комбайнер, "по старому способу".
В тот же день Павлов встретился с Григорьевым.
- Центнеров по четырнадцать возьмем! - радовался он. - Но все же я только теперь понял, Андрей Михайлович, что земля сторицей платит. Возьмите нынешний год. Мы все на своих полях делали так, как и у Соколова. Ну буквально все! А он центнеров двадцать возьмет! Земля у него не запущена, а нашу, как наш агроном говорит, надо в чувство приводить правильными севооборотами.
С каждым днем нарастал темп уборочных работ. Но во время ненастья сорван график по сдаче хлеба. И в Дронкино появился Кролевец.
Павлов знал, что в области о Кролевце отзывались так: этот любую кампанию провернет! И действительно: куда поедет Кролевец, оттуда вскоре поступают сводки об успехах. Правда, поговаривали о своеобразных приемах Кролевца по "организации" рапортов.
Приехав в Дронкинский район, Кролевец дал Павлову задание: в течение двух суток оформить в сдачу все намолоченное зерно.
Такое требование не могло не вызвать удивления, хотя принципиально оно исходило, казалось бы, из здравого расчета. На радиосовещании Смирнов сказал примерно так: чтобы выполнить задание по сдаче хлеба в очередной пятидневке, достаточно подготовить к сдаче лишь то зерно, которое уже намолочено и лежит на токах. Но в толковании Кролевца все это было искажено до неузнаваемости. Первое столкновение имело место у Несгибаемого. Изучив совхозную сводку, Кролевец требует:
- Надо оформить еще четыре тысячи тонн.
- И семена оформить? - удивился Несгибаемый.
- Последующим намолотом перекроешь.
- Нет, товарищ Кролевец, семена я оформлять не буду!
- Ты что, умнее всех хочешь быть?
Кролевец уехал, установив Несгибаемому задание: в течение двух дней сдать государству четыре тысячи тонн.
В колхозе "Труд" на защиту семян стал агроном Шувалов. Он не знал Кролевца и заявил решительно:
- Знаете, товарищ уполномоченный… Наш колхоз каждый год без своих семян оставляли, но нынче без семян не останемся.
Григорьев поддержал агронома.
К Соколову Кролевец даже не поехал. Но, уезжая в Тавровский район, он сказал Павлову, что план хлебосдачи надо завершить в течение пяти дней.
Павлов позвонил Смирнову. Тот ответил так:
- Прими, товарищ Павлов, решительные меры к усилению сдачи.
Павлов начал принимать меры. Он держался той точки зрения, что отрыв руководителей в разгар работы всегда отражается на деле. В эту страду к вызову людей райком прибегал лишь в крайних случаях. Сейчас возникла такая крайняя необходимость. На вечер вызваны все председатели колхозов, директора совхозов и МТС, актив райцентра. Обсуждался один вопрос: усиление темпов хлебосдачи. На токах скопилось много зерна, его почти хватало на завершение плана, значит необходимо все товарное зерно довести до сдаточных кондиций и оформить его в сдачу на глубинке.
Павлов услышал много разумных советов. Особенно дельным было выступление заместителя Соколова Дмитриева. Он заявил, что их колхоз за шесть дней просушит и отсортирует все зерно, скопившееся на центральном току. Но на току второй бригады, где сушилок нет, приняты меры другого порядка: там зерно в ночное время сортируют с помощью комбайнов - два комбайна за ночь успевают очистить столько, сколько намолачивают за день десять комбайнов. А если зерно своевременно очищается от сора и зелени, оно меньше подвергается самосогреванию. Поэтому за новшество ухватились все. Это же был выход из трудного положения.
Григорьев обратил внимание на лучшее использование зерносушилок на местном хлебоприемном пункте.
Теперь Павлов имел полную ясность с делами по каждому хозяйству. Были установлены суточные задания на каждую зерносушилку. Колхозам, не имеющим своих сушилок, выделен дополнительный автотранспорт, чтобы усилить вывозку влажного зерна на склады "Заготзерно". А чтобы обеспечить круглосуточную работу всех сушилок и сортировок на пункте, туда направили сто человек из числа рабочих и служащих райцентра.
И уже на другой день, побывав в нескольких хозяйствах, Павлов видел плоды ночного совещания. Заработали бездействовавшие до этого сушилки, ночью на токах появились комбайны, и они действительно хорошо работали и как сортировки.
Через три дня Кролевец появился в Дронкино и сказал Павлову, что район может завершить план хлебосдачи за одни сутки, если оформит в сдачу намолоченное зерно.
Павлов имел другие расчеты. Если обмолот и подработка зерна пойдут так, как в последние дни, то через пять дней план по сдаче хлеба будет выполнен.
- Твой расчет никому не нужен! - заявил Кролевец. - Зерна хватает, все равно сверх плана будешь сдавать, а так… другие районы вперед отрапортуют, хотя хлеба у них меньше, чем у тебя.
- Разве наша главная задача в том, чтобы быстрее получить квитанцию и отчитаться? - спросил Павлов.
- Демагогия! - рассердился почему-то Кролевец. - За сутки выполним!
И что странно: Кролевец сдержал слово. Он забрал с собою директора "Заготзерно" и лаборанта, за несколько часов объехал все совхозы района, заставил директоров оформить в сдачу все зерно, засыпанное на фураж скоту. Квитанции на сдачу оформлялись сразу, на месте.
И на другой день областная газета сообщила: Дронкинский район выполнил план сдачи хлеба. В передовой статье упоминалось и о секретаре райкома Павлове, сумевшем возглавить соревнование на хлебосдаче.
Кролевец уехал в Тавровский район "организовывать" рапорт. Но в тот же день к Павлову приехал Балыков и заявил, что Кролевец заставил его оформить в сдачу все фуражное зерно по бункерному весу.
- Но после сортировки и сушки чистого зерна остается меньше процентов на пятнадцать, - объяснял Балыков. - А это значит, что у нас не хватит тонн пятисот зерна, чтобы рассчитаться по оформленной квитанции.
После некоторого раздумья Павлов отправил письмо в обком. Оно начиналось словами: "Считаю долгом коммуниста доложить о неправильных действиях товарища Кролевца…"
Дронкинский район значительно перевыполнил план хлебосдачи, в закрома государства сдано свыше девяти миллионов пудов зерна. А лицо Несгибаемого хмуро, голос сердитый.
- Скот свой без концентратов оставили, - бросает он. - Помог нам товарищ Кролевец, а вы смирились…
- Ну что ж, - тихо проговорил Павлов. - Будем считать, что в этом конкретном деле допустили ошибку… Но ведь во всех совхозах так.
- Нет, не во всех! - решительно возразил Несгибаемый. - Это только в нашем районе да еще в двух-трех, где товарищ Кролевец прогулялся…
- Давай-ка, Михаил Андреевич, больше думать о резервах повышения урожайности, тогда все эти вопросы о фураже сами по себе отпадут…
- Резервов много, Андрей Михайлович. Вот тебе резерв: урожай в районе по отдельным хозяйствам даже в нынешнем благоприятном году колебался от шести и до…
- До двадцати… - подсказал Павлов.
- Вот видите! В совхозе "Восток" Балыкову разве нельзя было собрать столько, сколько и у нас - по семнадцати? Можно! И еще резерв - целину беречь!
Несгибаемый встал, подошел ближе к Павлову. Он заговорил о том, что надо на бывшей целине быстрее вводить правильные севообороты, напомнил, что весной имели уже место пыльные бури, а это страшное зло, если не принять срочных мер, может унести весь плодородный слой почвы, земля родить перестанет.
Павлову вспомнилось, что в сельхозинституте профессор Романов говорил примерно то же самое: с распашкой целины поглощение солнечных лучей почвой стало более сильным, а это отразилось на водном режиме, усилилось испарение влаги. Романов считает, что нужно быстрее вводить севообороты, полезащитное лесоразведение, внедрять посевы многолетних трав из числа тех, которые хорошо растут и в степных условиях.
9
В записной книжке Павлова в эту зиму появилось много новых записей. Вот некоторые из них:
"Почему же, спрашивается, мы в условиях социалистической системы хозяйства, при наличии колоссальных технических возможностей не можем сделать так, чтобы опыт передовых хозяйств был перенесен и применялся во всех колхозах и совхозах. Никаких объективных причин здесь нет. Все зависит только от уровня руководства…"
Это запись из обращения ЦК КПСС и Совета Министров СССР к труженикам сельского хозяйства.
Павлов делал подобные выписки не из любви к цитатничеству. Выписанные собственной рукой, эти "узловые моменты" лучше врезывались в память. Даже беглый просмотр записей в книжке всегда давал толчок мыслям, действиям. Перечитывая свои записи, Павлов всякий раз как бы примерял их к работе райкома. Отрадно, что их партийная организация правильно нацелилась на решение главных задач. Значит, прав был он, когда сам занялся изучением опыта колхоза "Сибиряк", значит, правы делегаты партийной конференции, когда обратили внимание райкома на опыт Соколова.
Утром Павлов поехал в Березовский совхоз.
Несгибаемый оказался в конторе: просматривал окончательный вариант промфинплана.
- Ну, Михаил Андреевич, претензий теперь не имеешь? - улыбнулся Павлов. - Сам планы составляешь.
Павлову и самому приятно вспомнить, что в области их план посевных площадей на этот год оставлен без изменений - ни единой поправки! Начальник управления сельского хозяйства сказал Павлову, что Кролевец посоветовал никаких изменений в план Дронкинского района не вносить, потому что Павлов к "самому" вхож.
Зазвонил телефон. Несгибаемый поднял трубку, бросил:
- Иду… С Андреем Михайловичем. - И пригласил Павлова завтракать.
Павлову давно хотелось посмотреть, как устроился Несгибаемый. Последнее время он часто думал о нем. Он чувствовал в Несгибаемом человека сильной воли, умного. Сколько дельных предложений вносит он всякий раз на совещаниях, заседаниях бюро, просто в беседах. И все обоснованно, продуманно, веско.
Несгибаемый занимал квартиру из трех комнат в сборнощитовом доме. В столовую, где Павлов сидел на диване, доносились из соседней комнаты звуки, напоминающие расточку металла.
- Это наш механизатор, - пояснил Несгибаемый.
Там жил его сын Андрей. Учился он в районном центре, а сейчас каникулы. В его комнате небольшой столик, к нему привинчены тиски. На столе - инструменты.
Павлов вспомнил о своем сыне, тоже Андрее. Он учится в девятом классе. Жена досадовала, что парень сдружился с не совсем хорошей компанией. А Павлову нет времени заняться сыном, да и на жену надеялся. Она сама учительница. И сейчас у него мелькнула мысль отправить своего Андрея на все лето сюда, пусть поработает вместе с сыном Михаила Андреевича.
Несгибаемый сказал просто:
- Отдадим сыновей в обучение хорошему комбайнеру!
За завтраком разговор зашел о стиле руководства.
- Уж очень много мы говорим о совершенствовании стиля руководства, - начал Несгибаемый. - За этими разговорами часто не замечаем, что стиль-то ошаблонивается. По каждому поводу нам, как маленьким детям, спешат напомнить: товарищи, не забудьте - не за горами посевная, надо ремонтировать сеялки и тракторы. Или: скоро сенокос, не забывайте. А сами директивы? Как писали двадцать лет назад, так многие бумаги и теперь пишутся. Правда, в последние годы модно стало писать такие слова: примите дополнительные меры! А вот подсказать эти дополнительные меры не в каждой бумаге решаются.
- Что ж, бумаг не писать совсем?
- Вообще и сократить их надо, а главное, писать их как-то почеловечней, с душой. А то читаешь иную директиву и чувствуешь, что писалась она только "для порядка" - должен какой-то отдел по своей линии дать указание, вот и пишет.
Несгибаемый заговорил вдруг тепло, взволнованно:
- Никогда в жизни не забыть мне, Андрей Михайлович, одного письма… Было это в годы войны. Трудно было работать, кое в чем отставал тогда наш совхоз… И вот, знаете, приходит мне письмо, именное. Официальный бланк Наркомата совхозов, а текст чернилами написан - случай небывалый. Глянул на подпись: Лобанов! Наш нарком!.. Сам написал, от руки… А как написал! До сих пор помню… "Я внимательно ознакомился, по сводкам правда, с положением дел в вашем совхозе, беседовал с товарищем, побывавшим у вас в хозяйстве, и мне хотелось обратить ваше внимание на такие обстоятельства…" Понимаете: обратить внимание! При тех недостатках нынче управление прислало бы письмо, которое наверняка начиналось бы так: "Отмечаю вашу полнейшую бездеятельность…" - или что-то в таком роде. А нарком понимал, что и нам трудно. И вот он "обратил внимание", а это сильней действует, чем любая ругань. "Обращаю внимание…" - еще раз произнес Несгибаемый. - Помню, собрал я своих помощников, каждому дал письмо прочесть. А в письме, между прочим, говорилось, чтобы я посоветовался со своими зоотехниками, с доярками и попробовал бы искать резервы для улучшения дела. А потом концовка, Андрей Михайлович… "Если найдете пути к устранению замеченных недостатков, сообщите, пожалуйста. А также, если трудности не преодолимы своими силами, напишите мне. Правда, учтите, что мы, к сожалению, большими резервами не располагаем". Вот образец, Андрей Михайлович. Тогда, помню, у нас такое началось! За право сообщить наркому, что есть у нас порох в пороховницах! И мы нашли этот порох и месяца через два или три послали ответ. Поправилось у нас и с молоком, и с другими делами.
- А помощи попросили?
- Попросили, - улыбнулся почему-то Несгибаемый. - Правда, эта просьба не имела отношения к нашим недостаткам в животноводстве. Мы просили выделить нам один грузовичок, хотя бы из старых.
- И выделил?
- Новую полуторку дали!
- Министр не может каждому директору личные письма слать, - заметил Павлов.
Но Несгибаемый возразил: