Закрыв совещание, секретарь обкома попросил остаться и Наливайко и Верхолазова. А вечером снова пригласил нескольких ученых из тех, кто высказывался днем. Потом звонили в районы. И трудно сказать, как бы в тот год решился вопрос со сроками сева, если бы об отставании области на севе не упомянули в передовой "Правды". Это решило вопрос, и к первому мая область засеяла что-то около восьмидесяти процентов плана. А в майские праздники сильно похолодало, в воздухе замелькали белые мушки. Дней на шесть сев прекратился, и остальные двадцать процентов досеяли только к концу мая. И хотя для последнего сева, вполне понятно, остались самые худшие поля, урожай на них оказался в два-три раза выше, чем на самых первых посевах по парам и хорошей зяби.
Уже зимой, подводя итоги года, секретарь обкома на одном из совещаний назвал такую цифру: из-за слишком ранних сроков сева колхозы и совхозы недобрали пятнадцать миллионов пудов пшеницы.
Верхолазов был отстранен от руководства институтом. Агрономы оживленно дискутировали вопрос о лучших сроках сева. При этом многие уже знали об опытах колхозного ученого Терентия Семеновича Мальцева, который сеет хлеба только во второй половине мая и всегда получает высокий урожай.
И в своих планах на 1950 год агрономы намечали начать сев в первой декаде мая. Но природа сама назначила срок сева. Весна оказалась поздней, и отсеялись к началу июня. Но урожай в области был высокий, даже очень высокий.
Секретаря обкома перевели на другую работу, на его место приехал новый, совершенно не знакомый с условиями Сибири. Очередная весна выдалась снова ранней, сеять начали опять очень рано, и хлеб уродился плохо.
Все это пробежало в памяти, и я спросил Соколова, где работает Наливайко.
Соколов поднял голову.
- Наливайко?.. Степан Иванович так и работает лет уже двадцать на испытательном участке в соседнем районе. Ну, и в наш район иногда заглядывает. По старой памяти. С ним очень дружил Иван Сергеевич Козлов - секретарь, про которого я рассказывал. Друг к дружке ездили… А вы что, знаете Степана Ивановича?
Я сказал, что встречался с ним.
- Наш ученый, - проговорил с некоторой торжественностью в голосе Соколов, подчеркивая слово "наш". - Да, наш ученый, - повторил он и подстегнул коня. Тот испуганно рванулся и помчал, разбрызгивая дорожную грязь.
- Вы, Иван Иванович, сорок девятый год помните?
- А кто же его не помнит. Весна была ранняя, как и нынче.
- А тогда вы в какие сроки сеяли?
- В какие Степан Иванович советовал. Только тогда дело совсем другое было. Техники, понимаешь, было много меньше, как ни начинай, а дней двадцать просеешь. Начнешь в ранние сроки и дойдешь до поздних. В среднем-то урожай и терпимый. А теперь при нашей технике можно в десять, а то и в восемь дней посеять. Сунься вот в такую почву - пропал колхоз, без хлеба останется. - Соколов остановил лошадь, вылез из ходка. - Полюбуйтесь, - говорил он уже с полосы.
Я подошел к нему.
- Вы понимаете в агрономии? - спросил Соколов.
Я ответил, что учился на агронома.
- Тогда сами поглядите. - Он разворошил верхний слой, набрал в пригоршни земли и протянул мне. Комок холодной земли тяжело лег на ладонь.
- Вот вы скажите: есть какая-нибудь жизнь в земле? Никакой нету! Семена сорняков еще не наклюнулись, а мы хотим отдать земле культурное зерно. Смешно! Сорняки-то, понимаешь, тут чувствуют себя что рыба в воде, а культурное… оно и есть культурное. Ему человек помочь должен. - Соколов явно нервничал, губы его дрожали. Разминая землю на ладони, он продолжал уже тише: - Сама природа подскажет человеку, в какие сроки сеять.
Когда мы двинулись дальше, Соколов сказал:
- Это я говорю не свои слова. Это Терентий Семенович да вот Степан Иванович и многие другие так думают.
- Вы встречались с Мальцевым?
- Два раза к нему ездил. И как их слова приложишь к земле… вот к этой самой земле, - он сказал это так тепло, как говорят о близком друге, - сразу пристанут. Начнется жизнь в земле, полезут сорняки из земли - сама природа хлеборобу говорит: вот, на! Бери да скорей уничтожай сорняк и сей пшеничку!
Дорога свернула в низину, стало совсем темно и холодновато. Лошадь хлюпала по грязи, еле вытаскивая ходок. А когда проехали низину и снова выбрались на сухую дорогу, Соколов с некоторой торжественностью произнес:
- Вот и наши поля пошли.
Мне показалось, что Соколов как-то сразу стал спокойней.
За десять лет работы в совхозе да за несколько лет беспокойной корреспондентской жизни у меня собралось много фактических материалов по срокам сева.
Запомнилась мне дискуссия в Сибирском научно-исследовательском институте в 1953 году, когда собрались агрономы и ученые со всей Сибири. Основной доклад делал представитель сельскохозяйственной академии Каралькин - молодой, рано располневший человек. Делая ссылку на опыт одной области и оперируя не цифрами урожая, а процентами выполнения плана хлебосдачи, Каралькин ратовал за ранние сроки сева в Сибири. А с содокладом выступил Терентий Семенович Мальцев. Без единой записи, без шпаргалок Мальцев называл десятки примеров, цифр и фактов. Отвечая Каралькину, он говорил примерно так: вам, ученым, работать много легче. Не вырастет урожай на деляночках - вы так и скажете: не выросло. Ваш заработок от этого не убавится. А нам так нельзя. Если не вырастим урожай, колхозники останутся без хлеба, государство мало получит. Поэтому приходится сначала раз двадцать подумать, а потом уж и решать, да чтобы без большой ошибки. Конечно, рано сеять спокойней. Рано посеешь, пораньше и уберешь, волнений меньше. А рано уберешь - быстрее с хлебосдачей рассчитаешься, если хватит. А не хватит - государство все равно простит, государство у нас доброе. А позже посеешь - волнуешься: как бы до снега все прибрать с поля. Тут не один волос поседеет. Но зато когда увидишь: хлеба собрал раза в два больше, - на душе приятно, все прежние волнения в радость превращаются.
- Надо познать законы природы, - говорил Мальцев. - Познав природу, мы сможем поставить ее на службу человеку.
Речь Мальцева часто прерывалась аплодисментами. Все, что говорил Мальцев, он доказал всей своей работой на полях колхоза. Производя посев зерновых во второй половине мая, он тем самым добивается такого положения, когда самый ответственный период в развитии растений совпадает с почти обязательными в условиях Западной Сибири дождями в начале июля. Это и решает судьбу урожая. При раннем же сроке посева для растений не хватает зимней влаги, чтобы "дотянуть" до периода дождей, поэтому они чахнут, а иногда и гибнут.
Выступая с заключительным словом, Каралькин, назвав Мальцева талантливым экспериментатором, тут же поставил под сомнение его выводы о сроках сева, не заботясь, впрочем, о доказательствах. Но в ответ на это "талантливый экспериментатор" внес предложение:
- Давайте соревноваться!
Мальцев предложил Каралькину поехать в соседний с колхозом совхоз и ввести там ранние сроки сева.
- Если у вас получится лучше нашего, - говорил Мальцев, - то мы внедрим ваши советы. Но я сильно сомневаюсь, что у вас получится лучше… Поэтому пусть наш спор решит соревнование! - под аплодисменты всего зала заключил Мальцев.
Все ждали, что ответит представитель академии. Но Каралькин промолчал, у него не хватило мужества принять прямой и честный вызов на поединок. И всем стало ясно, что этот ученый "не умрет за свою идею".
Такое не очень часто случается: доклад представителя академии с установками на ранние сроки сева в Сибири был отвергнут сибирским совещанием и отвергнут почти единогласно.
Казалось бы, наступила, наконец, ясность со сроками сева в Сибири.
Однако на деле выходит не совсем так. Стоит прийти ранней весне, и все повторяется сначала: идет борьба за то, кто раньше отсеется.
Все эти события больше двух десятков лет проходили на моих глазах. И у меня было собрано много данных о фактических урожаях, полученных при различных сроках сева. Я назвал некоторые из них Соколову. Иван Иванович слушал внимательно, не перебивал, хотя временами, казалось, ему хотелось вставить свое замечание.
Вскоре впереди мелькнули огоньки.
- Наш колхоз, - оживился Соколов.
- Электричество во всех домах?
- С прошлого года. Радио есть. Мельница от электричества работает, крупорушка…
Соколов рассказывал, что дало колхозу электричество, но видно было, что думает он о другом. Я не прерывал его, зная, что это лучший способ дать собеседнику разговориться. Вскоре Соколов вернулся к прерванному разговору о сроках сева.
- А насчет сроков, понимаешь, все-таки вину должны взять местные власти, ну, и… конечно, областное начальство. Я тоже думал: почему так получается, откуда все началось? А началось это, думается, с первых годов колхозной жизни. Я сам здесь, в Сибири, с пяти лет - из Курской губернии мой батька переселился. Эту самую деревню переселенцы и заложили тогда. Так вот раньше мужик когда сеять начинал? После первого мая! Только опять же не надо забывать - первое мая тогда ведь по-старому считалось, а по-новому - это, значит, около пятнадцатого… И хлеба в большинстве хорошие росли. А ведь чем работали? Когда объединились, начали посевные площади сильно увеличивать, распахивать залежи, а тягла маловато. Вот сеять и начинали как можно раньше, а заканчивали, когда запрещение приходило, где-нибудь в середине июня. В таком случае и апрельские посевы давали урожай выше, чем июньские. Да июньские-то часто под заморозки попадали. Вот тогда-то и стали бояться упустить срок сева. И правы были! А потом техника стала прибывать, сроки сева сокращались, только вот беда: сокращались они не с двух сторон, а с одной. Надо бы начинать с краев да сжимать их к середине, а мы сжимали от июня к апрелю, середину-то отбросили. Шум с началом сева начинается, как и в те тридцатые годы. А если по-серьезному взглянуть, то тут и шуметь нечего. Посевная теперь - самая легкая работа. Земля вспахана с прошлого года, культивируй да сей. Вот я и говорю: можно за восемь дней отсеяться. А начни мы три дня назад посев, половину уж посеяли бы, а что толку? Ущерб государству и колхозу. А наш Михаил Николаевич все равно шумит, как и в тридцатые годы. Да, надо думать, и на него жмут. Вот и вы не в Корниловский район поехали, - он на первом месте в области, - а к нам, критиковать будете.
Я спросил:
- А все-таки, Иван Иванович, почему приписка?
Соколов подумал немного.
- Вы, конечно, подумаете: подлец Соколов, совесть партийную потерял. Отчасти это верно: потерял. А разве из личной корысти?
- Все-таки оберегали себя от выговора.
- Частично это так, конечно. И за это готов перед партией держать ответ. Ведь что получается? Прибавился у нас урожай зерновых, скажем, за последние пятнадцать лет? Хлеба мы получаем, конечно, больше, но это за счет распашки новых земель, а с гектара прибавки не получилось. Но зато сколько сору на полях поразвели - страшно смотреть. Разве это порядок? - Помолчав, Соколов продолжал: - Так вот насчет приписки… Сеем мы фактически позднее других, а землю наш бригадир Орлов умеет обрабатывать. Вот и с урожаем получше. Когда будете писать критику на Соколова, то уж и это скажите. Только про это вы, конечно, не будете писать. Так ведь? Вы напишете: вот, мол, преступник Соколов обманул государство. Добавите фактиков - и готово!
- Вы, Иван Иванович, говорите так, словно о вас уже десятки раз критические статьи писали.
- Писали… Районная газета каждую весну наш колхоз за отставание на севе ругает. А потом, осенью, вроде обратно раскручиваться начинает: хвалит за урожай.
Так с разговорами мы и въехали в деревню. Я всматривался в постройки, но хорошо видны были лишь ярко освещенные окна домов. Сами же дома прятались за высокими оградами. Такие добротные ограды не очень часты в сибирской деревне, и они всегда свидетельствуют о крепком колхозе.
Где-то в середине деревни Соколов остановил своего коня.
- Заходите в хату, старуха, видать, дома, а я скоро приду.
- Как-то неудобно, Иван Иванович…
- Чего неудобно? Заезжей у нас нет. Пошли!
Он ввел меня в избу и представил своей жене Матрене Харитоновне.
- Досталось там моему Ивану Ивановичу? - спросила хозяйка, когда Соколов ушел.
- Выговор объявили.
Матрена Харитоновна примолкла.
Квартира председателя состояла из кухни и просторной комнаты, в которой стояли широкая кровать, большой стол и диван. На всех пяти подоконниках - горшки с цветами, на стене - множество семейных фотографий, часы-ходики.
Не успел я умыться, как вернулась хозяйка с блюдом соленых огурцов и помидоров, захлопотала с самоваром. Из разговора с ней я узнал, что живут они "одни со стариком", что сын работал механиком в МТС и теперь в армии, а дочь была учительницей в своей деревне, но вышла замуж и переехала с мужем в совхоз, продолжает учительствовать.
Нашу беседу прервал приход Соколова и еще одного гостя, который оказался моим знакомым.
Это был Гребенкин.
С Гребенкиным мы когда-то учились в одном институте, только он курсом старше, оба ухаживали за одной девушкой, ставшей затем его женой.
Мы довольно часто встречались с Гребенкиным по работе, но разговор между нами всегда носил оттенок официальности. Гребенкин был энергичным, умным человеком, его уважали и в институте за веселый нрав и честность. Последний раз мы с ним встречались года два назад - в то время он работал заместителем заведующего сельхозотделом обкома партии. Гребенкин одним из первых подал заявление о том, что хочет поехать в деревню, и был избран председателем колхоза.
- Вот так встреча! - воскликнул Гребенкин, вскинув правую руку. Левая у него висела плетью - была перебита на войне. - А то Иван Иванович толкует - корреспондент! Думаю: дай посмотрю.
- Какими судьбами здесь?
- Да вот, возвращаюсь с бюро.
- Как же я не видел тебя?
- Я с другого бюро, - рассмеялся Гребенкин, показывая свои крупные зубы. - Мы ведь только живем по соседству с Иваном Ивановичем, а районы у нас разные.
2
Матрена Харитоновна поставила самовар во второй раз. Вначале говорили о сроках сева. Гребенкин сказал, что для него этот вопрос не является уже дискуссионным. После знакомства с работой колхоза "Сибиряк" и многих бесед со своими колхозниками он окончательно пришел к выводу, что сеять рано - это ставить под угрозу урожай.
- Значит, не будем сеять до середины мая!
Такие решительные заявления от Гребенкина мне слышать приходилось не часто. Будучи на высоком посту, он свое мнение редко высказывал первым, но, когда знал настроение начальства, говорил решительно, твердо. А тут совсем другие нотки. Я об этом и напомнил Гребенкину.
- А вот когда почувствуешь свою ответственность за весь колхоз, тогда и нотки будут другие! - рассердился он. - Всю жизнь так будет: кто на земле живет, тот ее и любит, тот и знает эту землю лучше всех! А мы - знаешь, поди? - собирали ученых, ставивших опыты на грядках, и просили: подскажите мужику-колхознику, когда боронить да когда зернышки в землю бросать. А они начальству в рот смотрят: промолвите руководящее слово, а мы уж научно это обоснуем…
- Не все же такие ученые, - вступился Соколов.
- Не все, - согласился Гребенкин. - А вот бывает, что тон порой задают именно те, которые никогда не рисковали, а только обосновывали чужое мнение, научную базу подводили. Вот поверь мне, - повернулся ко мне Гребенкин, - я жду первого областного совещания… Столько у меня за год накопилось гнева против некоторых ученых, что черт знает что такое!
- Ты же и сам наукой немножко ведал, - напомнил я.
- Вот и ты тоже, - огрызнулся Гребенкин. - Не меньше, чем на ученых, я зол на вашего брата - корреспондентов! Я тебе прямо скажу: вы, газетчики, тоже виноваты в низких урожаях. Да-да! Я тебе прямо это скажу. Что такое сельскохозяйственная наука в современных условиях? Это, пойми, прежде всего широкое обобщение опыта колхозов и совхозов. Опыта накоплено столько - хоть отбавляй. В каждом колхозе есть опыт. Хороший или, наоборот, очень плохой, но опыт. А если разобраться в причинах, почему колхоз собрал низкий урожай, то это будет не менее ценно, чем описать удачу с урожаем. - Гребенкин горячился все более и более. - А что вы, газетчики, делаете? Услышите, где председателя избили за затяжку сева, и все в один голос: вот он, преступник, ждет, когда земля прогреется, не сеет. По-моему, у вашего брата своих мыслей маловато, вы тоже придерживаетесь шаблонных установок. А кому, как не газете, разобраться в тонкостях, правильно осветить события?
- А почему бы тебе не выступить в газете?
- Вот через годик наберу материал и выступлю. А у тебя пороху не хватит написать статью с такими, скажем, примерами, что вот наш соседний колхоз "Восход" уже сорок процентов зерновых посеял. Куда он гонит? Сорняки разводит, а не хлеб растит. А почитай газету, что ваш брат пишет. - Гребенкин вытащил из кармана газету, протянул мне. - Разверни и читай! Видишь? "Товарищи хлеборобы! Равняйтесь на колхоз "Восход"". Что это, я спрашиваю? Помощь сельскому хозяйству? Страшный вред!
Соколов молчал, но кивками своей большой головы явно одобрял Гребенкина. А при последних словах Гребенкина и он заговорил:
- А ведь правду толкует Сергей Устиныч, товарищ корреспондент.
- Он и сам согласен, - рассмеялся Гребенкин. - Так ведь? Ну, сознайся, что так! Нет, товарищи, перестраиваться надо! С формализмом пора расстаться да посмелее поднимать действительно новое, прогрессивное.
- Вот наши деды хоть трехполку, а имели. Так ведь? Худенький севооборот, а завели. Все-таки определенный порядок на земле, чередование. А у нас что?
- Ну как же, Сергей Устиныч, у нас севооборот сохранился…
- Вот-вот: один на весь район. Стоило сказать, что на юге страны травы многолетние плохо растут, сразу и у нас откликнулись: паши эти травы! Попутно и паровые поля заняли. А почему? Надо же все-таки разбираться маленько: на Кубани, там семьсот миллиметров осадков в год, а у нас в Сибири триста не каждый год выпадает. Нам без паров нельзя! - Гребенкин достал из кармана записную книжку, нашел нужную страницу. - Вот тебе факты по нашему отстающему колхозу, смотри: за последние шесть лет взято. Урожай пшеницы на паровых полях одиннадцать с десятыми, а на зяби - четыре центнера!