- Куда точнее. И наследник Меньшикова его сын Александр права на те миллионы имеет. Ибо он наследник законный. А он до сих пор со своей сестрой в Березове проживает в ссылке. Вели послать курьера, и прикажи срочно везти его в Петербург. Он за снятие опалы все деньги затребует и казну предаст.
- Если так, то это хорошо придумано, Эрнест. Сам додумался, али кто подсказал?
- Обижаешь, Анхен. Я задание состояние дел меньшиковских дал моему другу Лейбе. И он все то раскопал. Но идея моя была.
- Так это Либман все придумал? Умен жид. Ох, и умен. Но даже если Меньшиков все золото затребует, то как смогу я императрица его так нагло ограбить? Что в Европе то скажут? И так они про меня всякие небылицы плетут.
- Чего проще, Анхен. У Меньшикова есть сестра. Девица на выданье. А мой младший брат Густав Бирен не женат. Вот и соединим их узами брака, и деньги все в качестве приданного Густаву перейдут. А уж он тебе все отдаст в тайности.
- Верно! Срочно гонца в Березов! Экстренного государственного курьера коему препятствий в дороге чинить никто не смеет! Меньшикова младшего и сестру его срочно и со всем почтением доставить в Петербург!
Год 1735, июнь, 2 дня, Санкт-Петербург. Во дворце.
Утром в 11 часов в кабинете Анны Ивановны собралось общество. Здесь были и придворные и шуты. Все они собирались у императрицы каждое утро. Пьетро Мира стоял здесь же и карлицу Арабку блестящими монетами соблазнял.
Карлица сия была не настоящей негритянкой, но каждое утро ко двору императрицы отправляясь, она лицо и руки пробкой мазала. Большой любовью императрицы она не пользовалась и подарки на её долю перепадали редко. Она относилась к штату дур и полудурок, состоявших при особе Анны Ивановны.
- Баишь 100 золотых мне дашь? - спросила она по-русски, ибо иного языка не ведала.
- Сто золотих, получиш. В том мой слово. И делать для сей мало надобно. Понимать?
- А чего делать-то, милай?
- В дворцови ораншерей ягод поспель. Понималь? - спросил Мира, подбирая с трудом русские слова.
- Чего? - нее поняла Арабка.
- В дворцови ораншерей ягод! (В дворцовой оранжерее постели ягоды)
- А-а! Клубника-то? Знаю. Такая крупная! Но токмо мало её там. И поди сейчас ни одной ягодки не сыщешь.
- В том нет печали. Один ягод там ест. Пуст Рейнгольд Левенвольде ту ягодка узрит.
- Хочешь, чтобы Левенвольд-красавчик увидал клубнику крупну? Так что ли?
- И за то 100 монет твой.
- Так то просто, милостивец. Но не обманешь ли?
- Вот тепе 10 монет. Это ест садаток.
Арабка схватила монеты своей маленькой грязной ручкой и покатилась зарабатывать остальное. Балакирев знал на кого указать. Эта все сделает. Теперь только следить за Левенвольде.
Императрица в этот момент обратила на Пьетро внимание и подозвала к себе:
- Эй! Адам Иваныч! Чего к дуре моей липнешь? Али понраву пришлась?
Мира низко поклонился и произнес по-немецки:
- Всем взяла девка, да слишком мала для меня, государыня.
- А вон у Ваньки Балакирева жена также малого росту. Так Ванька? - императрица отыскала среди шутов Балакирева.
- Так, матушка! - ответил тот по-русски. - Но я взял за себя карлицу не просто так.
- А с чего? - спросила императрица.
- Любая жена есть зло, матушка. И я взял среди женского пола зло наименьшее.
Императрица и все придворные засмеялись.
- Адам, не желаешь ли себе зло наименьшее?
- Нет, государыня. Я бы предпочел зло не русского корня, но иноземного.
Анна снова засмеялась. Она, как и большинство придворных, знала об интриге между Мира и певицей Марией Дорио.
- А ты, сеньор Франческо, как смотришь на это? - императрица посмотрела на своего капельмейстера Франческо Арайю.
- Ваш шут, ваше величество, весьма большой шутник, - ответил Арайя. - Он не музыкант, он настоящий дурак, и мог бы украсить двор любого государя Европы.
- А он, вместо этого, - заговорил Лакоста, король самоедский, - украшает рогами голову капельмейстера! А мог бы украсить и двор государя европейского!
Приемная государыни просто потонула в хохоте. Арайя так же улыбался, ибо, когда смеется императрица, смеяться должны были все. Но лицо его покрылось багровыми пятнами.
Пьетро Мира смеялся, и посматривал в сторону Левенвольде. Нельзя было пропустить момент, когда тот уйдет. Но императрица не собиралась отпускать ни его, ни короля самоедского.
- Не обижайся, дон Франческо, на моих говорунов, - примирительно произнесла императрица. - Они это не со зла.
- Можно ли обижаться на дураков, ваше величество? - с вымученной улыбкой произнес Арайя. - Тем более что они веселят, ваше величество. Мне ли состязаться в шутках с дураками?
- Он состязается с ними в постели и, похоже, ваша милость, проигрывает одному дураку, - снова заговорил Лакоста. - Но оно и неудивительно. Кому бог дал много ума, а кого и обделил умом. Но зато дал им много чего в штанах.
- А если женщина постоянно ищет удовольствия на стороне, то понятно, что рога просто так не отваляться! - проговорил Бирен и снова захохотал.
- Эрнест! - императрица взяла его за руку. - Не зли моего капельмейстера. Пощади талантливого музыканта. В России таких нет.
- Но возможно, граф прав, - подхватил шутку Бирена Лакоста. - Может скоро рога с некоей головы и сами отваляться.
- Как так? - спросил Бирен.
- А так. Вы слышали историю про рогоносца мужа, который обратился однажды к отцу своей жены?
- Расскажи, - не утерпела императрица. - Я того не слыхала.
- Было это в благословенной Флоренции. Некий муж увенчанный знатностью от своих предков и ветвистыми рогами от жены, обратился к своему тестю. "Скажи мне, - спросил он. - Может ли исправиться твоя дочь от того демона похоти, что засел в ней?" Отец жены ответил ему: "На это могу ответить тебе положительно, зять мой. Она исправиться". Тогда муж спросил тестя: "Когда же?" Тот ответил: "Её мать была такова же как и она. И я не мог найти долгое время никакого средства от этого. И уже отчаялся, но на 60 году жизни она сама исправилась. И я думаю, что моя дочь, в этих же летах станет честной женщиной и верной женой!"
Императрица захохотала. И придворные стали смеяться за ней. И веселье на этот раз было вполне искренним. Пьетро согнулся чуть ли не пополам и у него от смеха закололо в животе.
В этот момент его кто-то тронул за рукав. Он обернулся и увидел рядом Балакирева.
- Левенвольде ушел, - шепнул тот.
Пьетро посмотрел туда, где только что находился обер-гофмаршал и увидел, что тот исчез.
- Вот дьявол! Только что был здесь. И я не могу уйти искать его. Императрица….
- Я все понимаю и сам прослежу за ним, - успокоил его Балакирев.
- Но как ты станешь действовать один? Мы договорились…
- Ничего. План придется немного изменить. Слушай и далее шутки Лакосты! Он сегодня в ударе….
Балакирев вышел из покоев императрицы и пошел в оранжерею. Там он увидел фигуру Левенвольде. Тот что-то рассматривал на небольшой грядке с клубникой для императрицы. Затем щелкнул пальцами и, сняв себя треуголку, бросил её на грядку.
- О, майн либе! - вскричал Рейнгольд и помчался прочь из оранжереи.
Балакирев подскочил к тому месту и поднял треуголку обер-гофмаршала.
Под роскошной треуголкой была скрыта крупная ягода.
- Вот и приготовил Левенвольде ягодку для своей невестушки Варьки.
Шут ягоду сразу сорвал и сожрал. Вместо неё он приготовил иной подарок для невесты обер-гофмаршала. Балакирев расстегнул штаны, приспустил их и нагадил на куст, после чего и накрыл все это треуголкой.
Затем он отошел подальше и спрятался за большой кадкой с пальмой. Скоро в оранжерею вошли двое. Рейнгольд фон Левенвольде за руку вел княжну Черкасскую к тому месту, где лежала его треуголка.
Княжна улыбалась.
- Шуты сегодня остроумны как никогда, - проговорила он. - Я давно так не смеялась.
- Вам понравился Лакоста?
- Лакоста и Адам. Бедняжка сеньор Франческо. Ему сегодня досталось от этих затейников. Но зачем вы, сударь, привели меня сюда?
- Я приготовил вам сюрприз.
- Сюрприз?
- Вы ведь любите сюрпризы, моя прелесть?
- Смотря какие. Меня трудно чем-то удивить, граф. Я дочь князя Черкасского и простой бриллиант не зажжет моих глаз.
- А внимание любящего вас человека? Сможет зажечь ваши глаза?
- Внимание? Вы желаете меня удивить, граф? Это интересно! Но отчего же здесь? Отчего в оранжерее?
- Смотрите, как я вас люблю, моя прелесть. Под этой треуголкой вся глубина мох чувств к вам, Варвара.
- Вот как? Становиться все интереснее, граф.
Черкасская подалась к Левенвольде и подставила ему свои губы. Граф стал целовать её.
Балакирев даже затрясся от нетерпения.
"Да хватит целоваться. Пусть он покажет тебе, как тебя любит. А говорили что Лакоста сегодня в ударе. Вот она шутка, так шутка".
- Варвара, вы та о ком я мечтал всегда. Прошу вас склоните свою прелестную головку сюда. Смотрите.
Он сорвал треуголку и с ужасом обнаружил под ней совсем не то, что там оставил. Левенвольде не мог оторвать взора от дерьма Балкирева и сил посмотреть на невесту у него не было.
- Что это? - голос Черкасской задрожал от негодования. - Вы хотели показать себя шутом? Вам не дает покоя слава Лакосты? И вы избрали для шутки княжну Черкасскую?
- Варвара…., - Рейнгольд поднял голову.
Черкасская закатила Левенвольде две оплеухи и бросилась бежать из оранжереи.
- Варвара! - Левенвольде последовал за ней.
Балакирев смог покинуть свое убежище.
- Да, - проговорил он философски. - И чего люди так относятся к дерьму? Ну, нашла вместо клубнички кучку. И что с того? По-моему, отличная шутка….
Глава 3 Серебряные рубли
В дремучий лес, где ветра вой.
И вдруг - о ужас! - предо мной
Манит могила глубиной.
Я знаю - хоть не видно зги,
Меня преследуют враги!
Сижу и плачу - только зря,
Ведь занимается заря…
Не знал, не боялся он грозных судей,
Ходил по дорогам с ножом,
И грабил и резал невинных людей,
Закапывал в землю живьем….
Демидовы род на Руси знаменитый. И многое могли себе в силу богатства своего и наглости своей позволить. Поднялись они из мужиков простых, и Тульский кузнец Никита Антуфьев за сметку и сноровку свою сумел от Петра Великого под свое управление многие заводы казенные на Урале заполучить. За то он обязался пушки, фузеи, припасы разные для пушек в казну дешево поставлять. А Петру во время войны его со шведами все сие ох как надобно было. И стали кузнецы тульские Антуфьевы с тех пор именоваться Демидовы. И стали они купцами и промышленниками и стали они богатеть. А кто богат, тому все было можно. Оттого и замахнулись они на чеканку монеты собственной….
Год 1735, сентябрь, 5 дня, Санкт-Петербург. Дом Либмана.
Лейба Либман обер-гофкомиссар двора её императорского величества не был удивлен поздним визитом своего друга Георга фон Штемберга. Раз Георг приехал, значит, у него были на то важные причины.
- У меня к тебе важное дело, Лейба.
- Прошу тебя садись в кресло и располагайся поудобнее. Желаешь вина?
- Не сейчас, Лейба.
- Ты так взволнован, Георг. Что случилось. Неполадки по твоему департаменту?
Несколько месяцев назад Георг фон Штемберг получил высокий пост генерал-берг-директора стараниями Либмана.
- Нет. В департаменте все как обычно. Чиновники воруют и стараются ничего не делать. Но дело не в этом. Смотри, что я тебе принес.
Штемберг достал из кармана два серебряных рубля.
- Посмотри!
Лейба рассмотрел их и положил на стол.
- И что? Что это такое? - спросил он Штемберга.
- Серебряные рубли!
- Это я вижу. Но что из того? Они что заколдованные?
- Нет. Колдовство здесь не при чем. Ты внимательно посмотрел на две эти монеты?
- Да. Рубли производства монетного двора её императорского величества.
- Вот этот, - Штемберг взял со стола один рубли, - именно этого производства. А вот второй отчеканен в ином месте.
- Это как? Право на чеканку монеты есть лишь у императорского монетного двора. Или это фальшивка? Да нет. Оба рубля настоящие. Серебро. В том могу поручиться. Уж я то умею отличить дельное серебро от недельного* (*дельное - настоящее, недельное - ненастоящее).
- Ты прав, Лейба. Рубли настоящие из серебра. Но один производства государственного монетного двора, а второй нет. И качество серебра во втором рубле получше, и качество чеканки отменное.
- Погоди, Георг. Ты хочешь сказать, что кто-то изготавливает в России рубли из серебра помимо монетного двора? - удивился Либман.
- Да.
- Тогда я чего-то не понимаю. Одно дело фальшивое серебро. Его возят к нам из-за границы и делают у нас иногда. Но если человека, расплатившегося недельным серебром, ловят, то оное серебро по закону ему в глотку в расплавленном виде заливают.
- Но, тем не менее, такие рубли из чистого серебра помимо монетного двора делают.
- Продолжай!
- И знаешь, где я достал этот рубль?
- Откуда же я могу это знать, Георг? Говори быстрее и не тяни время.
- Такими рубликами расплачивается петербургский приказчик Демидова!
Либман промолчал.
- И могу тебе поклясться, - продолжил Штемберг. - Что Демидов на Урале чеканит собственные деньги.
- Возможно ли сие? Демидов человек в Росси не последний.
Лейба знал Акинфия Никитича Демидова. Он однажды взял у него крупную взятку за то, что уступит ему все солеварни, что окрест его владений лежали. И он именем графа Бирена хотел то исполнить, но ничего не вышло. Того ему сделать не дали, а сумму взятки Демидову он не вернул.
- Я проверил, что это вполне возможно. Я говорил с мастерами по моему департаменту. И многие из них смогли бы освоить чеканку монет. Они говорят, было бы серебро, а рубли будут.
- Значит, ты предполагаешь, что Акинфий Демидов утаил от государства месторождение серебра и сам взялся монету чеканить? Но это серьезное преступление по законам Российской империи.
- Я знаю что серьезное, Лейба. За него смертная казнь полагается. И думаю, что за сие дело нам с тобой приняться следует.
- Но даже если это и так, то как ты думаешь поймать Демидова? Он хозяин там на Урале в своих землях. И как его за руку схватить? А просто так обвинить такого человека нельзя.
- Можно. Если действовать умно.
- И как же?
- Знаешь куда много вот таких монеток пошло, друг мой? В карман цесаревны Елизаветы Петровны! Мне донесли, что она в деньгах великую нужду имеет.
- Про то всем давно известно, Георг. Принцесса много тратит и постоянно нуждается. И вельможи из уважения к памяти Петра Великого дают его дочери суммы изрядные. Кстати, без надежды на отдачу.
- Так уж и без надежды? - прищурился фон Штемберг. - А я думаю, что с большой надеждой.
- Ты это про что? Состояние дел Елизаветы мне хорошо известно. Никогда она денег не вернет.
- Но и Анна наша, когда герцогиней в Курляндии была, то деньги без отдачи брала. У тебя вот брала! И теперь свои долги с лихвой вернула! Разве нет?
- Погоди, Георг. Ты на что намекаешь? Если Елизавета станет императрицей….
- Вот именно. Если она станет императрицей. А про то многие русские вельможи мечтают. И Демидов свое серебро под такие проценты поместил. А сие дело уже политическое.
- А есть доказательства верные, что Демидов деньги Елизавете давал?
- Есть. В том могу поручиться и доказать сие смогу легко.
Либман задумался. Он больше чем Штемберг прожил в России и больше его понимал. Принцессу Елизавету трогать было опасно. Он дочь Петра Великого. И если что с ней случиться, то гвардия российская может на дыбы встать как лошадь норовистая.
- Ты пока про Елизавету молчи. И к сему делу её не приплетай, Георг. Не вороши гнездо осиное. Пока просто о серебре "нечистом" подумаем. Как то дело развернуть думаешь?
- У меня есть на примете один умный молодой человек. Приехал со мной в Россию. Его имя Рихард Ульрих. Он специалист по горному делу и рудознатец. Да и русский язык ему ведом. Я присвоил ему чин капитана по горному ведомству как генерал-берг-директор.
- Правильно сделал. И что с того?
- Я пошлю его на Урал с инспекцией ряда заводов и их числе будут и заводы Демидова. И если он добудет доказательства….
- Демидовы его не выпустят. Думаешь, он если что раскопает, то живым вернется? Ты наивен, Георг. Ты хоть понимаешь, какой властью у себя на Урале пользуются Демидовы?
- Как так не выпустят? Посланца и инспектора государственного? - не понял Штемберг.
- Это Россия, Георг. Там леса на многие километры. И там разбойнички. А зачастую, и сами демидовские люди разбойничают. Там тебе не Петербург. Там полиции нет. Там слово Демидова в один ряд с божьим словом стоит.
- Но мы с тобой снабдим его чрезвычайными полномочиями. И к Демидовыми и иным заводчикам письма отпишем с приказом государыни беречь берг-гауптамана Улриха как своего ребенка. Неужели и против государыни они пойдут?
- Прямо не пойдут. Но в спину ударят и не задумаются. И от себя подозрение отведут. Демидовы люди сильные. Вон скоро война с турками будет новая. А кто дешевле Демидовых фузеи* (*Фузея - ружье) да пушки для казны поставит?
- Но я не ставлю целью свалить Демидова, Лейба. Моя цель заставить его месторождение серебра в казну вернуть, как и положено, да с нами доходами от рубликов чеканенных поделиться. Напугать то мы его можем?
- Напугать? - Лейба задумался на мгновение и затем продолжил. - А почему нет? Я вызов для Акинфия Демидова в Петербург организую. В том мне Бирен поможет. И когда самого хозяина на Урале не будет можно посылать твоего Улриха. Без него ни сыновья, ни управители на государева офицера руки не поднимут.
- Странно все это, Лейба! Слишком мудрено! Или государыня власти в России не имеет?
- Георг! Ты снова не понял, что я тебе говорил. В Петербурге Демидов будет тихим. Но у себя на Урале он силен! Россия сие есть целый мир, друг мой.
- Значит дело решено? Можно готовить документы на берг-гауптмана Улриха?
- Можно. А сколько взять то с Демидова сможем?
- Приказчик демидовский в Петербурге за последнюю неделю не менее 40 тысяч таких рубликов выплатил. Значит, мы не менее 300 000 тысяч получим с него.
- Уверен?
- Более чем. И те денежки через твой банк в Митаве в Европу переведем. А что у тебя есть по заводам казенным? Что-то удалось уже накопать?
- Пока не много. Все у них слишком запутанно. Но одно могу сказать, что воровство процветает у них по горному ведомству такое, что ни в какой Европе и не снилось такое.
- А каков процент воровства чиновничьего? Мне нудна цифра для доклада императрице.
- Не менее 50 % всех средств казенных разворовывается. Особенно с земель сибирских. Хотя я в то ведомство сибирское только немного сунулся. Размеры казнокрадства здесь воистину поражают. И могу проект подготовить, как это зло искоренять начать в империи Российской.
Либман махнул рукой и произнес: