- Взятки это унизительно для меня, Георг. Да и что такое взятки, если я могу заработать здесь в сто раз больше! Я здесь немного разобрался в экономике России, и скажу тебе - какие деньги здесь можно зарабатывать, а не воровать. Я обер-гофкомиссар двора её императорского величества и многое могу понять.
- Но зачем тебе я? - настаивал на воем фон Штемберг.
- Ты знаток горного дела.
- И что с того?
- Берг-коллегия большие прибыли приносить может. Самому мне некогда вмешиваться в эти дела, но ты это сможешь.
- Что это значит, Лейба?
- Я добьюсь того, чтобы тебя назначат генерал-берг-директором всех казенных заводов России. И главная твоя цель - Урал! Горы каменные и богатства несметные! Там сейчас властвуют Демидовы, Турчаниновы и еще несколько смей. А отчего мы с тобой не можем зачерпнуть оттуда? Там хватит на всех, Георг.
- И какую сумму можно заработать? - спросил Штемберг.
- Там, на Урале, 18 казенных заводов! Понимаешь, Георг? И столько же частных. Это как я тебе сказал заводы Демидовых и Турчаниновых. И только Демидов дает около двух миллионов пудов чугуна в год!
- Сколько? - изумился Штемберг.
- Два миллионов пудов!
- А казенные заводы?
- Не дают и одной десятой. Но дело не в этом. Мне нужен толковый знаток горного дела. И деньги потекут в наш с тобой карман.
- Я могу возглавить дело, но не станут ли мне мешать?
- У нас есть Бирен! Он обеспечит для нас поддержку при дворе.
- Его доля?
- Бирен не интересуется деньгами. Потому какая там доля. С этого будем иметь только мы с тобой.
- И императрица согласиться на это? Не могу поверить, Лейба!
- Императрице сейчас требуются деньги. Сейчас. Она готовиться воевать с турками. И тот, кто ей их даст, получит все что пожелает. И тогда мы с тобой займемся горными делами.
- И ты хочешь сказать, Лейба, что найдешь деньги для императрицы? - спросил Штемберг.
- Найду. Вернее уже нашел. Я ведь банкир и у меня связи по всей Европе.
- И они дадут русской царице в долг?
- Зачем в долг? Эти деньги нам отдадут безвозмездно.
- Что? Банкиры? Ты шутишь, Лейба?
- Я не люблю шутить, Георг, когда говорю о делах. Совсем недавно я сумел принести русской казне немалую экономию.
- Экономию?
- Я стал закупать свинец для военного ведомства по 1 рублю 10 копеек за пуд. Идет он из Европы, и на том я имею лично для себя около 40 тысяч рублей.
- Неплохой барыш, Лейба. Но что имеет с того русская казна? - спросил Штемберг.
- До того свинец шел из Неречинска из восточной Сибири. И обходился тот свинец казне государыни нашей по 3 рубли 60 копеек за пуд. И получается, что прибыль идет казне, моим поставщикам в Европе и лично мне.
- А кто страдает от этой твоей сделки, Лейба? - с улыбкой спросил Штемберг.
- Воры-чиновники, что руки свои на том свинце грели. И все они природные русские. И зашипят они, что от немцев де житья не стало русскому народу. Можно подумать что народ от их воровства богател.
- Так деньги на войну пойдут от сих сделок?
- Нет. Тех денег будет мало для войны, Георг. И я нашел еще один источник.
- И где он?
- Я узнал, что в Лондоне, хранятся денежки покойного светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова. Все что у него было в России, у него изъяли еще при императоре Петре II. А был Меньшиков генерал-губернатором Ингрии, Карелии и Эстляндии, губернатором Шлиссельбурга, губернатором Санкт-Петербурга, герцогом Ижорским, светлейшим князем, герцогом Ингерманландским, первым статс-министром и первым генерал-фельдмаршалом армии. Но делом его занимались крайне безалаберно. Тогда все средства князя прикарманил князь Алексей Долгорукий. Но его помощники много чего упустили. Если бы я вел дело, то докопался бы до всего. Тогда у Меньшикова изъяли собственности на 15 миллионов. Но я проштудировал его документы и могу сказать, что у светлейшего было не менее 25 миллионов, а то и поболее! Спрашивается где остальные? И я выяснил где - в Лондоне. Меньшиков опасался царя Петра I. Он боялся, что государь прознает про его воровство, и часть денег вывез из России тайно.
- И что с того, что они в Лондоне? Меньшиков то умер.
- Но его сын жив. И проживает он сейчас в ссылке в Березове. И наверняка, отец, рассказал сыну о том, как взять эти 10 миллионов в лондонском банке.
- И что с того?
- Я отдам эту информацию Бирону, он императрице, и они получал деньги Меньшикова. Вот и средства для войны с турками. А ты получишь пост генерал-берг-директора. И потому при твоей помощи и мы с тобой заработаем миллионы.
- Ты умнейший еврей в мире, Лейба! И я готов мириться с холодом этой страны….
Год 1735, май, 16 дня, Санкт-Петербург. При дворе. Бирон и Шут.
Эрнест Иоганн Бирен вышел из покоев императрицы, держа под руку своего нового протеже Пьетро Миру которого при дворе по должности его шутовской стали называть Адамка, или Адам Иваныч.
На графе был великолепный парчовый камзол и голубой кафтан с золотыми позументами. На его туфлях блистали драгоценные камни на пряжках.
Одежда шута императрицы также была не мене роскошна. Красный кафтан с золотом, камзол с позументами, и только одно отличало его от придворного - полосатые чулки. Эта особенность мужского туалета показывала, какую должность при дворе исполняет её носитель.
- Императрица была тобой довольна! - проговорил Бирен. - А ты говорил, что должность не для тебя.
- Я представлял себе шутовскую службу иначе, Эрнест. В России даже шутовство не такое как везде.
- Я не даром просто так не давал тебе денег, Петер. Хотя мог бы. Но ты сам заработал сумму большую, чем платят русскому генералу! И все благодаря своим шуткам и своему уму. Не даром Лейба тебя так ценит. Либман же умнейший человек в Европе. Но по твоему виду я вижу, что ты желаешь что-то попросить?
- Не попросить, а спросить, Эрнест.
- Давай, спрашивай.
- А скажи мне, граф, не ты ли вчера, отобрал кнут у своего старшего сына в присутствии всего двора?
- Об этом уже говорят? - с удивлением спроси Бирен.
- Еще как. Но я так и не понял, что случилось. Я не был свидетелем этой сцены.
- Мой старший сын Петр рожден от моей жены Бенингны. Ты знаешь её?
Еще бы не знать. Все знали отвратительную и скандальную горбунью - жену графа. Но Мира скромно промолчал.
- Что? Не по нраву тебе, Петер, моя жена? - Бирен усмехнулся горько. - Мне самому она не по нраву. Но тогда в 1718 году, когда я стал камергером двора Анны герцогини Курляндии и Семигалии, мне срочно потребовалось жениться.
- Ты не знатного рода, Эрнест. И рыцари и бароны Курляндии потребовали…
- Да, да. Я вынужден был жениться на девице Бенингне Трота фон Тройден, из знатного рода. И мое место при дворе герцогини стало закреплено. Но девица эта - горбунья. И Анна взяла её к своему двору в качестве статс-дамы. Но теперь она не просто статс-дама, но первая статс-дама императрицы всероссийской. И одних бриллиантов на её платье на 2 миллиона французских экю. И мой первый сын, и моя дочь, также горбунья, от неё.
- Ты выполнял супружеские обязанности с этой? - Мира был удивлен.
- Пришлось.
- Тогда ты не просто мужчина, ты Голиаф! У меня бы ничего с такой не получилось. Прости, что говорю так о твоей жене.
- Ничего. И она родила мне дочь и сына.
- Твоя дочь также горбата, Эрнест? Прости, но ты сказал…
- Да. Она горбунья. Сын, же мой от Бенингны, нормальный внешне, но характер у него под стать характеру его мамаши. Вчера он стал лупить кнутом придворных по ногам. Барон Рейнгольд фон Левенвольде успел подпрыгнуть, молодой и верткий. А вот старый князь Волконский, тот который шут, не успел. Я увидел это, и мне стало жаль старика. Вот я и вырвал кнут у Петра.
- А при дворе говорят иное. Говорят, что это ты все устроил, дабы князя унизить.
- Вот так всегда. Сделаешь что-то хорошее, а они все переврут. Не я сделал старого Волконского шутом, Петер. Это воля самой императрицы. Анна пожелала так, и старик согласился.
- Он древнего рода? - спросил Пьетро.
- Очень древнего. Аристократ.
- Но почему тогда императрица пожелала его в шуты определить?
- Все из-за его жены. Жена Волконского в молодости была крайне на язык несдержанна. И до сих пор тем же страдает. Он постоянно издевалась над Анной, когда та еще молодой принцессой была. И вот Анна стала императрицей и все ей припомнила. Таковы эти русские. Они мстительны. И даже в нашей государыне это есть.
- Не могу понять одного. Как аристократ древнего рода мог стать шутом? При французском дворе король никогда не унизил бы так дворянского достоинства. Король мог бы казнить дворянина, но не унизить его. Ведь унижая дворянское достоинство, король, первый дворянин государства, унижает и самого себя.
- Это так, Петер. Так для Франции, для Испании, для Австрии. Но не для России. Дворяне здесь именуют себя холопами в обращении к царям. Генерал-прокурор империи граф Павел Иванович Ягужинский, в обращении к Анне говорил "холопь твой Пашка". А "холопь" это раб! Вот и подумай Петер. Дворяне Франции себя рабами не называют. Даже рабами короля. Они слуги короля, но не рабы.
- Но как объяснить такое?
- Не могу тебе сказать. Спроси у Лейбы Либмана. Придешь сегодня ко мне? Там будет и он.
- Сегодня не могу, Эрнест. У меня визит к Ивану Балакиреву запланирован. Немного поупражняюсь в русском языке. Да и обговорить многое стоит с ним.
- Балакирев отлично говорит и по-немецки. А ночью ты снова у Марии Дорио?
- Да. Она пожелала меня сегодня удивить.
- Смотри, как бы Франческо Арайя тебя не удивил. Палочными ударами своих лакеев.
- Это мы еще посмотрим.
- Найди себе русскую девушку, Петер.
- Нет. Пока Дорио ко мне благосклонна я её раб, Эрнест…..
Год 1735, май, 16 дня, Санкт-Петербург. Дом Ивана Балакирева.
Шут Иван Балакирев жил в Петербурге на широкую ногу. Дом его за Литейным двором был роскошен и хорошо известен. И был он роду знатного и даже знаменитого. Фамилия Бала-Кире в Рязани была известна еще с XV века. В XVII веке стали они именоваться Балакиревыми на русский манер. При царе Алексее Михайловиче, отце Петра Великого, один из рода Балакиревых числился стольником царским.
Сам Иван Алексеевич Балакирев службу начал в 1715 году и определен был в полк Преображенский. Но склонности к службе воинской не имел и потому в 1719 году его перевели в ездовые при жене Петра Екатерине Алексеевне.
И попал Ванька Балакирев в самую круговерть интриги любовной между императрицей Екатериной и молодым Виллимом Монсом, камергером двора императрицы. Он часто ввозил письма любовников и был свидетелем их свиданий.
И все складывалось для Балакирева хорошо, но он, однажды по пьяному делу, наболтал в трактире лишнего. И послухи* (*Послух - соглядатай) настрочили на него донос самому императору Петру Алексеевичу. Было сие в лето 1724-е.
Петр был взбешен изменой жены и приказал Балакирева арестовать. Дело было поручено молодому капитану Андрею Ушакову, и тот под пыткой вырвал у Балакирева признание.
Все дела Виллима Монса вскрылись. И он был казнен. А самого Ивана Балакирева приговорили к битью батогами и к ссылке в Рогервик на три года.
Но Петр Великий вскоре умер, и на престол взошла Екатерина I. Балакирева вернули из ссылки ко двору новой императрицы.
Но самый восход его карьеры пришелся на царствование Анны Ивановны….
Вот к этому человеку и отправился Пьетро Мира тем вечером. Шут принял его и усадил за роскошный стол, на котором было обилие вин и яств. Так в Италии и владетельные князья не каждый день едали.
Балакирев был высокого роста, как в России говорили, статей гвардейских, широкоплечий, могучий богатырь. В этом они с Мира были похожи. Они не были карлами или уродцами. Это были шуты особого рода.
- Садись и угощайся, Петро! Водку пьешь ли?
- Мошно, - по-русски произнес Мира.
- Можно, можно. А то вино какое питие? Государь Петр Великий токмо водку жаловал. И говори по-немецки.
- Но мне нушен практик!
- Ничего, язык русский, хотя и сложен, но со временем освоишь его. Давай по первой.
Они выпили по чарке водки.
- Видал тебя в деле, молодец. Видал. Далеко пойдешь при нашем дворе. Это я, Балакирев, говорю тебе. А я знаю, что говорю.
- У вас у русских странные обычаи, так не похожие на наши. И мне трудно вас понять, - по-немецки ответил Мира.
- Да все ты понял, парень. Не прибедняйся. Вон как карьера твоя при дворе поперла. И покровителя ты себе хорошего подобрал. Граф Бирен большую силу при дворе императрицы имеет. Но многие его падения жаждут. Слишком многие.
Они снова выпили.
- А кто твой покровитель при дворе? - напрямик спросил Мира.
- Много знать хочешь. Не такой пьяный Ванька Балакирев чтобы с двух чарок проболтаться. Да и перепить меня тебе не под силу. Или думаешь, что я тебе все свои тайны выскажу вот так просто?
- Нет. Я знаю, что дело имею с умным человеком. Да и не выведать тайны я пришел. Мне нужен союзник при кувыр коллегии. И я выбрал тебя.
- Меня? - усмехнулся Балкирев. - И кто тебя сказал, что я стану таким союзником?
- Да ведь я одинок при дворе среди шутов и группировок придворных. А граф Бирен, хоть и могучий покровитель, но окружение шутовское мне знать надлежит.
- Ты уже понял, что такое кувыр коллегия при дворе нашем, Петер? - спросил Балакирев, снова разливая водку. - Поняли ли какая сила в ней?
- Немного понял. Влияние на императрицу шуты большое имеют.
- Вот именно. При государе Петре Великом такого не было. Тот также шутовство любил, но не так как нынешняя государыня.
- А тебя, Иван, недавно палкой Рейнгольд Левенвольде побил. Так ли это?
- Побил. Меня многие бьют. На язык я не воздержан. Но Левенвольде я трепал и трепать своим языком буду. А спина моя крепкая и многое выдержит. Да и платил мне этот самый Рейнгольд чаще чем бил меня.
- Много ли чести языком его трепать? - усмехнулся Мира.
Они снова выпили. Балакирев понял, что этот новый шут пришел с чем-то конкретным.
- Неужели у тебя что-то иное на думке есть? Ты, я слыхал, кинжалом владеешь? И хорошо владеешь.
- Да. И не только кинжалом, но и шпагой. Но холодное оружие здесь не при чем. Сейчас мы своими шутовскими методами станем действовать.
- Говори, что задумал.
- Рейнгольд Левенвольде обер-шталмейтер двора её императорского величества жениться надумал. Знаешь ли про то?
- А как не знать. Про это все при дворе знают. Варьку Черкасскую он себе приглядел. Знатная невеста. Одна у папаши своего кабинет-министра князя Черкасского одна. А он богатейший человек в России.
- И породнившись с Черкасским Левенвольде усилятся при дворе русском. А мне этого не нужно. Мне и графу Бирену. Понимаешь меня, Иван?
- А ты, шельма, умен! - вскричал Балакирев. - Умнее чем я думал. Карл Густав фон Левенвольде старший брат Рейнгольда царице близок и Бирена от её спальни отлучить желает. И Бирену тот брак не нужен.
- Не нужен. Верно. И нам свадьбу расстроить надобно. С тем и пришел к тебе.
- И как же ты желаешь свадьбу Рейнгольда и Варьки расстроить? Сама императрица в роли свахи выступила. Ведь до этого Черкасский дочку за князя Антиоха Кантемира прочил, того, что теперь послом России в Лондоне служит. Но императрица Черкасскому тогда молвила (сам то слышал): "Придет к тебе, князь Алексей, наш обер-шталмейстер Ренгольд Левенвольде сегодня. И просьбу его я одобряю. Чуешь ли, князь?" Черкасский тогда кланяться стал и ответствовал: "Чую, матушка государыня. Все по воле твоей свершиться". И князь старому жениху Антиошке Кантемиру отказал, и про обручение Варьки с Рейнгольдом объявлено было.
- Но они пока жених и невеста, но не муж и жена.
- И что с того? Коли императрица Анна за него хлопочет. Что может Рейнгольду помешать жениться на Варьке?
- Скандал, - произнес Мира. - Большой скандал при дворе.
- И как его устроить?
- А вот здесь нам с тобой подумать стоит. Как княжну Черкасскую с женихом её крепко поссорить.
- Давай выпьем еще. Водка она мозги прочищает. Может чего и придумаем.
Балакирев снова наполнил чарки….
Год 1735, май, 30 дня, Санкт-Петербург. Императрица и Бирен.
Эрнест Иоганн Бирен провел ночь в спальне императрицы Анны. И уже под утро решился предложить государыне свой план. Вернее план Либмана. Но начал он издалека.
- Анхен, Остерман уже придумал, где достать денег?
- Андрей Иваныч умный человек. Его мой дядюшка Петр Великий жаловал. А чего ты, друг мой, про деньги вспомнил? Или снова породистого жеребца для своей конюшни присмотрел?
- Для моей конюшни я сам купил бы лошадь, государыня. Я про деньги для нужд государственных тебя спросил.
- А с чего ты стал этим интересоваться, Эрнест? Деньги для тебя, это я понимаю. Но для нужд государственных? Что с тобой, Эрнест?
- Твой тон оскорбителен, Анхен. Ты ни во что меня не ставишь. Отчего ты так высоко ценишь этого Остермана?
- Но, раз ты в моей спальне, а не Остерман, то и тебя я ценю. Не так ли? - улыбнулась царица.
- Но и я не совсем дурак в делах политических. И не только в лошадях толк понимаю. И могу в твои руки 10 или даже 15 миллионов рублей передать.
- Что? - на этот раз Анна уже не смеялась.
- Я могу достать денег на войну с турками в коих ты, Анхен, так нуждаешься.
- 10 миллионов? - переспросила императрица.
- А может и больше.
- И где ты возьмешь столько денег в золоте?
- Я подумал и нашел источник, Анхен.
- Неужто, новый налог придумал? Хотя какой налог столько денег принести может? Не могу тебя понять.
- Это совсем не налог. Деньги сии не от России придут.
- Не от России? Но откуда тогда? Неужели от Курляндии? Но там нет столько.
- И не от Курляндии.
- Ну не томи, Эрнест. Говори.
Бирен с торжеством посмотрел на царственную любовницу и немного помолчал. Но затем высказался:
- Деньги князя Меньшикова.
Императрица ненавидела Александра Даниловича, и потому упоминание о нем было ей неприятно. В свое время, когда тот был всесильным временщиком при императрице Екатерине I, она не мало унижений перетерпела от него.
- Меньшиков давно сгинул в ссылке в городе Березов, Эрнест. И его до нитки обобрали еще Долгорукие. О каких миллионах ты говоришь?
- О тех, что у него отобрать не смогли. Мои люди точно проверили все счета и все подсчитали! Владел Александр Данилович 120 тысячами душ крепостных. И были у него в собственности города Батурин, Ямбург, Ораниенбаум. В Силезии за рубежами российскими он владел княжеством. При аресте в его доме, у меня опись имеется, отобрали у него наличными 5 миллионов рублей в монете, бриллиантов на 2 миллиона рублей, золота и серебра столового - 300 пудов. Иных ценностей на 500 тысяч рублей. Всего этого уже понятно нет. Все разворовали и растащили. Но, оказалось, что у светлейшего князя еще 10–15 миллионов осталось. Где же они? Вот вопрос, каким я задался.
- И что?
- А то, что я эти миллионы нашел. Они в Лондоне в банке государственном пребывают.
- Это точно?