Астронавт, более пятнадцати лет отдавший НАСА, с точностью до долей секунд знал, что произойдёт дальше. В трехстах ярдах над поверхностью тормозные двигатели, переходя в форсированный режим, выплюнут длинные шлейфы огня и постепенно сбросят скорость снижения до семи футов в секунду. В шести футах над точкой посадки полыхнут бустеры тормозной системы, модуль мягко качнётся на опорах и замрёт. Системы надёжные и многократно дублированные, посадка останется штатной, даже если не сработает треть направленных вниз ракет. И всё равно Берт волновался, до хруста сжимая в скафандре хрупкие кулачки.
Сердце ёкнуло и упало вниз, когда ни на трёхстах, ни на двухстах ярдах не включился форсаж. Чтобы хоть как-то замедлить падение, пилот в отчаянии запустил бустерные ракеты.
Почва дрогнула под ногами Берта. Сквозь пыль рванули вверх огненные языки – сдетонировала топливная смесь. Он инстинктивно упал вперёд. По скафандру и многострадальной поверхности станции с оранжереей застучали мелкие камушки, выбитые из Марса чудовищным ударом.
Единственный живой человек на планете лежал ничком. Он не мог заставить себя встать. В случившееся невозможно было поверить.
Медленно, словно тяготение стало не 0,38, а два земных, Берт поднялся. На месте катастрофы оседала пыль. Пожар потух, как только выгорел кислород в баках. Столь же медленно астронавт побрёл. Можно уже не торопиться. Рейс, на который у него куплен билет, отменили. До следующего попутного дилижанса два с лишним года.
Передав в ЦУП фото обломков, Берт запросил спустить ему контейнер, пристыкованный к "Драгону". Пусть даже кораблю придётся пройти в тысяче ярдов над станцией, обдав её радиацией – хуже всё равно уже не будет. Ответа ждал долго, будто Марс находился не в противостоянии с Землей, а с противоположной от Солнца стороны.
"Сожалеем. Осуществить мягкую посадку контейнера технически невозможно. Он будет оставлен на высокой орбите. "Драгон" уходит к Земле. Держитесь".
И всё. Велеречивое послание про образцы грунта было раз в пять длиннее. Колонист понял, что в его выживание до нового полётного окна никто не верит. Главное, что не верит он сам.
Больше от нездорового любопытства, чем ради конкретной пользы последний марсианин полез внутрь обломков посадочного модуля. На ночном небе красная звёздочка прочертила траекторию выхода к Земле. "Драгон" покидал Марс без Берта…
* * *
– Мамочка!
Только дети и собаки так радуются, когда кто-то приходит. Они излучают волны беспредельного счастья. Взрослые люди, даже влюблённые, реагируют сдержаннее.
Элен обняла сына и, прижав его к груди, затянутой в комбинезон с эмблемой компании "Марсианские оранжереи", вошла в комнату.
Пятилетний малыш подпрыгивал от возбуждения. Несмотря на тоненькие ножки с малоразвитыми мышцами, в тяготении Марса он прыгал так высоко, что ему позавидовал бы профессиональный земной спортсмен.
На мониторе светилась Марсопедия. Элен догадалась, что сейчас на неё обрушится поток ста тысяч почему, на которые ребенок не нашёл ответов в Сети. Лучше бы с ним занимался отец, но у того вторая смена.
На её удивление, вопросы оказались достаточно взвешенными. Муж забыл включить детский фильтр, и Джонни полазил по ресурсам, не предназначенным для малышей.
– Мама, я нашёл дневники и запись переговоров первых колонистов Марса! Самих Берта Гринберга и Суна Бяо!
Элен улыбнулась. Именами первопроходцев названы все важнейшие достопримечательности Марса. Потом, слушая запись переговоров, нахмурилась. Крепкие словечки, которыми астронавты обменивались в частных разговорах, были явно не для детских ушей.
– Мама, получается, они ненавидели наш Марс и больше всего хотели вернуться на Землю? Как же так? Ведь на Земле ужасно…
– Не забывай. Марс тогда ещё не был благоустроен, и жить на нём было практически невозможно. Особенно когда мистер Гринберг, оставшись один, два года боролся за жизнь, используя обломки разбитого космического модуля.
Малышу не верилось.
– Я знаю его историю. Он выжил, улетел на Землю и умер там через неделю. Видишь, на Марсе ему было лучше.
– Гринберг был очень болен. Пойдем лучше завтракать.
Джонни колупал клейкую кашу с подсластителем, которая была стандартной синтетической едой. Из миллионного населения Марса денег на натуральные продукты хватало всего у сотни человек. Но сегодня Элен купила малышу необычный десерт, который был доступен большинству землян. Она, во многом себе отказывая, экономила полгода, и сейчас аккуратно раскрыла подарочную упаковку. Взору потрясенного малыша предстало самое настоящее свежее румяное яблоко…
Александр Рубис
Биомасса
Отсек управления был хорошо освещён. К его стенам примыкали блестящие приборные доски и элементы пилотирующей системы. Овальной формы иллюминаторы открывали незначительный, но приятный обзор усыпанного звёздами космического пространства.
Ульев – сорокалетний сухощавый с короткой стрижкой капитан корабля, – отвернулся от подковообразного манипулятора и сладко зевнул. Этот рейс был до такой степени обычным, что нагонял сонливость. Не то чтобы во время полёта не находилось занятия – для этого существовал развлекательно-развивающий портал. Просто все рекомендованные инструкцией "электронные антидепрессанты" уже прилично надоели.
Такое же состояние одолевало и бортинженера Суданова. Он был маленького роста, с чёрной бородой и весёлыми глазами. Закончив шахматную партию, Суданов потягивался в мягком кресле. Одет он был, как и все члены экипажа, в зелёную форму с круглыми эмблемами, которая ему не шла. Но Суданов не обращал на это внимания. Главной для него при любых обстоятельствах оставалась работа, которой бортинженер отдавал все силы.
Не скучал здесь, пожалуй, только пилот Бечевский – молодой, крепкого телосложения парень с лицом, усеянным крупными веснушками. Он сидел в наушниках и с упоением слушал музыку. Навигатор мог это делать часами, а в перерывах смотрел на фотографию жены, вставленную в специальную рамку со служебными документами.
Удивительно, но весь трудовой коллектив никогда не собирался на Земле за одним столом, чтобы отметить чей-то день рождения или Новый год. По прибытии на родной космодром судьба быстро разбрасывала людей по разным точкам – сначала планеты, а потом и Солнечной системы.
Ульев уже собирался обсудить эту тему с бортинженером, но Суданов неожиданно заговорил сам. По тревожным ноткам в его голосе нетрудно было догадаться, что случилось нечто неприятное.
– Климентий Иванович, в грузовом отсеке несанкционированный выброс летучего вещества, – доложил бортинженер.
Перебросив взгляд, Ульев заметил на голубом экране манипулятора часть полусферического помещения с десятком контейнеров. Красный круг, наложенный аварийным анализатором, указывал на небольшую жёлтую цистерну с биоматериалом для озеленения безжизненных планет. Скорее всего, её содержимое понемногу просачивалось через клапан или сварочный шов.
– Утечка минимальна, вещество не ядовито, – подытожил Климентий. – Алексей, разберись с этой ерундой и приходи. Есть разговор.
Повеселевший Суданов исчез за дверью.
Сняв наушники, пилот взглянул на показания приборов.
– Я ожидал чего-нибудь более каверзного. Компания "Ядро" впервые подсунула нам брак.
– Всякое бывает, – проговорил Ульев. – Газообразный товар, который она производит, превращает мёртвые планеты в цветущий рай. Лет через десять мы прилетим, например, на Плутон не по служебным делам, а, скажем, на экскурсию, и увидим там зелёные леса и поля. И вспомнится вдруг, что мы с тобой косвенно участвовали в этом преображении.
– Климентий Иванович, да вы просто поэт, – улыбнулся Бечевский. – Ещё немного, и я начну испытывать гордость.
Суданов вернулся через несколько минут. Вид у него был озадаченный. По тому, что Алексей не снял спецовку и даже не занёс в машинный отсек чемодан с инструментом, можно было предположить, что бракованная цистерна оказалась не такой уж простой.
– Что-нибудь не так? – спросил Климентий.
Поставив чемодан, бортинженер сел в кресло.
– Утечку я устранил, – в цистерне был всего лишь неисправен выпускной клапан.
– И об этом ты говоришь столь драматично?
– У меня чувство, что это не помогло.
– То есть?
– Этот газ не совсем обычный. Он перешёл в осадочное состояние и теперь быстро увеличивается.
Ульев перевёл взгляд на экран манипулятора. Предупреждающий красный круг исчез, но вещество, напоминающее зелёную губку, действительно росло на глазах. Окружив цистерну, оно широким фронтом наступало на металлические контейнеры и вспомогательное оборудование грузового отсека. На первый взгляд, в этом не было ничего страшного, однако "чудо чудное" загромождало полезные пространства и портило товарный вид чужой собственности.
– Ерунда какая-то, – произнёс Александр. – За счёт чего эта биомасса растёт? Ведь здесь совсем нет почвы!
– Наверно, ей достаточно воздуха, – предположил Климентий.
– Может, выбросить эту дрянь в космос? Откроем основной люк и…
– Там полно незакреплённых грузов, – возразил бортинженер. – Давлением выбросит за борт абсолютно всё.
Сгорбившись, капитан задумчиво подпёр голову руками. Ситуация складывалась довольно дурацкая. Вряд ли биоматериал удалось бы уничтожить – слишком быстро тот размножался. Здесь требовалась консультация специалиста, работающего на производителя.
– Тот, кто создал это дерьмо, должен знать, как от него избавиться, – сказал Ульев. – Саша, свяжись с Землёй, пусть немедленно сообщат на завод, откуда отправили цистерну. Скажи, что нам нужен совет.
Бечевский принялся поспешно передавать запрос по экстренному каналу. Ожидая ответа, капитан смотрел на то, что происходило в грузовом отсеке. Биомасса, заполонив все проходы и похоронив под собой контейнеры, уже поднималась к потолку. Она проявляла нестабильность, местами вспучиваясь, как овсяная каша. Это было всего лишь растительное месиво, но, несмотря на свою примитивность, казалось, оно неуязвимо даже для оружия.
– Климентий Иванович, с вами хочет поговорить биохимик, – доложил пилот.
Отбросив размышления, Ульев подошёл к пульту связи. На экране красовался худощавый блондин в очках и строгом чёрном костюме.
– Павел Пичугин, производственная компания "Ядро", – представился мужчина.
– Климентий Ульев, капитан космического грузовика "Гладиолус". У меня на борту – ваше детище, газ, который принимает вид многоклеточной массы. Она быстро увеличивается. Мне хотелось бы знать, как остановить этот процесс.
Брови Пичугина удивленно взлетели вверх.
– Насколько я понял, что-то случилось с цистерной?
– Произошла небольшая утечка. Мы устранили её, но биомасса уже заполнила половину грузового отсека.
– Это плохо, капитан. Миллиграмм биоматериала способен озеленить Московскую область. Разложить его можно кампестином-113. Этим препаратом сопровождаются любые отправки нашего продукта.
Климентий вопросительно взглянул на подчинённых. Суданов и Бечевский быстро переглянулись.
– Наверно, в спешке забыли погрузить, – с досадой пробурчал Алексей.
– Тогда я вам не завидую, – сказал биохимик. – Другими способами остановить деление клеток нельзя. Я бы порекомендовал вам срочную посадку, если, конечно, это в ваших силах. Желаю удачи!
Капитан со вздохом отключил связь. Ситуация была уже не дурацкой, а критической. Биомасса могла продавить одну из переборок и ворваться в соседний отсек. Далее всё произошло бы по тому же сценарию. Финалом этой трагедии послужила бы разгерметизация корабля.
– Курс на ближайшую планету! – приказал Климентий.
Бечевский растерянно посмотрел на маршрутный блок.
– Ближе всего к нам Юпитер. До него шесть часов лёта. Не дотянем.
– И грузовой люк открывать поздно, – мрачно добавил бортинженер. – Биомасса набрала недопустимый объём.
Скрывая замешательство, Ульев почесал затылок. Решение всё никак не приходило в голову, а ведь ситуация могла угрожать жизни экипажа. И всему виной была поспешная погрузка на домодедовском космодроме, показавшая ещё раз, что принцип "зарабатывай любым путём и как можно быстрее" себя не оправдывал.
– Курс на Юпитер! – постановил Климентий. – Саша, свяжись со всеми грузовиками в радиусе досягаемости. Выясни, нет ли у них на борту кампестина-113 или органической кислоты.
Длинные пальцы пилота забегали по клавиатуре. Наблюдая за ним, Суданов подавленно молчал.
Спустя короткое время Бечевский передал результаты опроса. Кислота, применяющаяся против агрессивной растительной среды, находилась на борту американского космического танкера "Эдди Прайс". Однако этот транспорт был слишком медлительным и вряд ли успел бы оказать техническую помощь.
Через пять минут растущий биоматериал разрушил правостороннюю переборку и проник в машинный отсек. Устраивая замыкания, сминая хрупкие алюминиевые коммуникации, творение "Ядра" начало стремительно приближаться к двигательному комплексу.
Суданов, следивший за поступающей видеоинформацией и сигналами о неполадках, с досадой выругался.
– Когда биомасса доберётся до ходовых частей, корабль потеряет управление. Даже если она не тронет топливопровод, то раздавит шлюзовой отсек, и мы никогда не выберемся отсюда.
Ульев тяжело вздохнул. Бортинженер был прав – сейчас "Гладиолус" напоминал бомбу замедленного действия. Самым разумным поступком тут казалась эвакуация. За десять лет полётов экипажу не приходилось прибегать к таким крайним мерам, но выбора не было: картина выглядела катастрофической и беспрецедентной.
– Саша, у тебя есть другие предложения? – с надеждой спросил Климентий.
Побледневший пилот покачал головой.
– Боюсь, что нет, капитан.
– Тогда план такой: берём все, что можно унести, переходим в шлюзовой отсек, садимся в аварийный катер и сматываемся отсюда к чёртовой матери. Рейсовый журнал я возьму сам. Только прошу вас, ребята: несите самое ценное и необходимое.
– Самое ценное для меня – эта машина, – проворчал, поднимая инструмент, бортинженер. – Здесь мне знаком каждый агрегат. Да что агрегат – каждый болт!
Бечевский с грустью снял с приборной панели фотографию с изображением светловолосой худенькой женщины.
– "Гладиолус" кормил мою семью. Меня, конечно, возьмут на другой космический грузовик, но… У меня такое ощущение, что своё сердце я оставляю здесь, в этом кресле.
Капитан одобрительно кивнул. Прощание с кораблём как с живым созданием было свойственно всем навигаторам. И, вполне возможно, каждый со словами благодарности и даже солёной слезой дарил холодной металлической машине часть своей души. Меньше чем через полчаса "Гладиолус", по иронии судьбы являясь строительным материалом, останется один на один со смертельным недугом.
– Поторопитесь на всякий случай, – пробормотал Ульев.
– Я проверю в катере запасы воздуха и топлива.
Внезапная мысль словно пронзила Климентия раскалённой иглой.
– Минуточку! Ты сказал, запасы воздуха?
Пилот, замерший у двери, удивлённо посмотрел в ответ.
– Ну да… Резервуары, конечно, всегда заполняются перед отлётом, но бережёного Бог бережёт.
– Странно, что мы не подумали об этих резервуарах раньше. Алексей, если биомассе нужен воздух, то мы можем выключить систему вентиляции! Отсидимся в катере, а когда это дерьмо подохнет, установим нормальный режим.
Лицо Суданова отразило выражение неописуемого счастья. Бросив чемодан с инструментом, он засмеялся.
– Правильно говорят: у страха глаза велики. Мы просто струсили и почти перестали думать!
Фотография женщины вернулась на место. Бортинженер отключил вентиляцию, и через пару часов, выйдя из катера в скафандре, Ульев увидел то, что хотел увидеть больше всего на свете: проклятый биоматериал был неподвижен. Цвет его потускнел, огромная масса не подавала никаких признаков жизни. Теперь предстояла нелёгкая работёнка – вырезать и выбрасывать за борт мёртвое губкообразное вещество, доставившее столько беспокойства экипажу и едва не разрушившее корабль изнутри. "Гладиолус" продолжал лететь в цепких объятиях чёрной пустоты, и было ему лишь немного тяжелее из-за лишнего, случайно появившегося в отсеке, груза.
Раздел 2 Обретение мира
Геннадий Авласенко
Берёзка
Осень была поздняя, очень поздняя.
И был лес, которому надоело ждать зимы.
И был человек, который шёл куда-то по осеннему этому лесу.
Куда он шёл? Зачем?
Наверное, человек и сам не знал этого. Он просто шёл. Шёл напрямик, даже не выбирая дороги… Шёл, а почерневшая опавшая листва тихо шелестела у него под ногами и словно шептала ему что-то – потаённое, своё…
Но человек не обращал никакого внимания на старческое её шелестение. Он просто шёл, а мысли его блуждали где-то далеко отсюда… Они, вообще, не имели никакого отношения ни к этому лесу, ни к этой холодной поздней осени, и уж тем более никакого отношения не имели эти мысли к чёрной промокшей листве, по-старчески шелестящей у него под ногами…
Человек просто шёл сквозь лес…
И вдруг, на маленькой лесной полянке, он увидел берёзку. Берёзка стояла как раз посреди полянки, она была красивая и печальная. И ещё… беззащитная, такая беззащитная, что у человека как-то странно и тревожно защемило сердце.
Человек подошёл к берёзке, остановился подле неё и некоторое время молча рассматривал растрёпанные жёлтые кудри, мокрые от ненастья.
– Здравствуй, берёзка! – проговорил, наконец, человек.
– Здравствуй! – отозвалась берёзка.
И человек почему-то совершенно не удивился этому. Он лишь вздохнул и осторожно провёл озябшими пальцами по белой прозрачной коре.
– Тебе не холодно? – спросил человек.
– Мне не бывает холодно, – ответила берёзка. – Мне бывает грустно.
– Мне тоже бывает грустно, – сказал человек. – Вот и сейчас мне грустно, сам не знаю почему.
– Тебе и в самом деле сейчас грустно, – сказала берёзка. – Я это ощущаю. Но твоя грусть пройдёт и уже скоро…
И они замолчали… а сверху вновь набежала очередная осенняя тучка, и вновь принялся сыпать сверху мелкий и надоедливый осенний дождик. И человек невольно поправил воротник куртки и тоскливо, без всякой надежды, посмотрел на низкое свинцовое небо над головой.
– Я приду завтра! – сказал он. – Я обязательно приду завтра!
– Буду ждать, – ответила берёзка. – Даже если ты не придёшь завтра, я всё равно буду ждать!
– Я приду! – сказал человек и ушёл.
А ночью ему снился сон. Странный, удивительный сон, так не похожий на все прежние его сны…
Во сне человек вновь был маленьким и бежал куда-то по огромному цветущему лугу, бежал босиком, напрямик, без дорог и тропинок. Он бежал по удивительно росной и мягкой траве, а вокруг звонко стрекотали кузнечики и весело разлетались в разные стороны яркие разноцветные бабочки.
И казалось, даже воздух вокруг был до самых краёв наполнен терпкими ароматами лета, счастья и детства. Он бежал босиком, а там, куда он бежал, было что-то волшебное, к чему так нужно было добежать…