Тот снова кивнул. Форс встала и с отчаянно бьющимся сердцем, огибая столики, пустилась в кружной путь на тот конец зала; у нужного столика ее стройная, отливавшая золотом фигурка слилась с полутьмой.
IV
Номер близился к концу, Джон сидел за столиком один, встряхивая бокал шампанского и наблюдая игру пузырьков. За мгновение до того, как зажегся свет, раздался тихий шелест золотой материи и Форс, зардевшаяся и учащенно дышащая, опустилась на стул. В ее глазах блестели слезы.
Джон глядел на нее уныло.
– Ну, что он говорил?
– Он был очень молчалив.
– Хоть слово-то сказал?
Форс дрогнувшей рукой взяла шампанское.
– Он просто смотрел на меня, пока было темно. Произнес две-три дежурные фразы. Он похож на свои портреты, только вид у него скучный и усталый. Даже не поинтересовался, как меня зовут.
– Уезжает сегодня вечером?
– Через полчаса. Его с помощниками ждет у дверей машина, до рассвета они должны пересечь границу.
– Как он тебе показался – очаровательным?
Она помедлила и тихонько кивнула.
– Так все говорят, – подтвердил Джон угрюмо. – Они ждут, что ты вернешься?
– Не знаю. – Форс бросила неуверенный взгляд в другой конец зала, но знаменитость уже удалилась в какое-то укрытие.
Когда Форс отвернулась, к ним поспешно подошел совершенно незнакомый молодой человек, приостановившийся было у главного входа. Это был смертельно бледный субъект в помятом, затрапезном деловом костюме. Он положил на плечо Джону трясущуюся руку.
– Монте! – Джон дернулся и пролил шампанское. – Что такое? В чем дело?
– Они напали на след! – взволнованно прошептал молодой человек. Он огляделся. – Нам нужно поговорить с глазу на глаз.
Джон Чеснат вскочил на ноги. Форс заметила, что он тоже сделался белей салфетки, которую держал в руке. Джон извинился, и оба отошли к свободному столику немного поодаль. Форс на мгновение задержала на них любопытный взгляд, но потом снова сосредоточила внимание на столике в другом конце зала. Пригласят ли ее вернуться? Принц просто-напросто встал, поклонился и вышел за порог. Может быть, следовало подождать, пока он вернется, но она, хоть и была взбудоражена, отчасти уже вернула себе свое прежнее "я". Любопытство Форс было удовлетворено – от принца требовалась новая инициатива. Она спрашивала себя, действительно ли ощутила присущий ему шарм, а главное – подействовала ли на него ее красота.
Бледный субъект по имени Монте исчез, и Джон вернулся за столик. Форс ошеломил его вид – он сделался совершенно неузнаваем. Он рухнул в кресло, словно пьяный.
– Джон! Что стряслось?
Вместо ответа Джон потянулся за бутылкой шампанского, но пальцы у него тряслись, вино пролилось, вокруг бокала образовалось мокрое желтое кольцо.
– Ты нездоров?
– Форс, – едва выговорил он, – мне каюк.
– О чем это ты?
– Говорю, мне каюк. – Он выдавил из себя подобие улыбки. – Выписан ордер на мой арест, уже час как.
– Ты что-то натворил? – испугалась Форс. – Почему ордер?
Начался следующий номер, свет погас, Джон вдруг уронил голову на столик.
– Что это? – настаивала Форс, все больше тревожась. Она склонилась вперед: ответ Джона был еле слышен. – Убийство? – Она похолодела.
Джон кивнул. Форс схватила его за обе руки и встряхнула – так встряхивают пальто, чтобы оно нормально сидело. Глаза Джона бегали по сторонам.
– Это правда? У них есть доказательства?
Джон опять кивнул – расслабленно, как пьяный.
– Тогда тебе нужно сейчас же бежать за границу! Слышишь, Джон? Сейчас же бежать, пока они до тебя не добрались!
Джон в смертельном испуге скосился на дверь.
– О боже! – вскрикнула Форс. – Что же ты сидишь сложа руки? – Ее взгляд, отчаянно блуждавший по залу, вдруг остановился. Форс втянула в себя воздух, помедлила и яростно зашептала Джону в ухо: – Если я сумею это устроить, поедешь сегодня в Канаду?
– Как?
– Я это устрою – ты только возьми себя в руки. Это я, Форс, говорю с тобой – слышишь, Джон? Сиди здесь и не двигайся, пока я не вернусь!
Под прикрытием темноты Форс пересекла площадку.
– Барон Марчбэнк, – шепнула она тихонько, остановившись за его стулом.
Он жестом пригласил ее сесть.
– Не найдется ли сегодня у вас в машине два свободных места?
Один из помощников тут же обернулся.
– В машине его светлости все места заняты, – бросил он.
– Мне очень нужно. – Голос Форс дрожал.
– Что ж, – неуверенно отозвался принц, – не знаю.
Лорд Чарльз Эсте поглядел на принца и помотал головой.
– Я бы не рекомендовал. Дело рискованное, мы нарушаем распоряжения с родины. Мы ведь договорились, что не будем создавать сложности.
Принц нахмурился.
– Это не сложность, – возразил он.
Эсте напрямую обратился к Форс:
– Что за необходимость?
Форс заколебалась. Внезапно она вспыхнула:
– Побег жениха с невестой!
Принц рассмеялся.
– Отлично! – воскликнул он. – Решено. Эсте говорит с позиций служебного долга. Но мы его привлечем на свою сторону. Мы ведь вот-вот отъезжаем?
Эсте взглянул на часы:
– Прямо сейчас!
Форс метнулась обратно. Ей хотелось увести всех с крыши, пока еще темно.
– Быстрей! – прокричала она в ухо Джону. – Мы едем через границу – с принцем Уэльским. К утру ты будешь в безопасности.
Джон ошеломленно уставился на нее. Форс поспешно заплатила по счету, схватила Джона за руку и, стараясь не привлекать к себе внимания, отвела за другой столик, где в двух словах его представила. Принц удостоил его рукопожатия, помощники кивнули, едва скрывая неудовольствие.
– Нам пора, – проговорил Эсте, нетерпеливо поглядывая на часы.
Компания была уже на ногах, и тут все вскрикнули: через главную дверь на площадку вышли двое полисменов и рыжеволосый мужчина в штатском.
– На выход, – тихонько шепнул Эсте, подталкивая компанию к боковой двери. – Назревают какие-то неприятности.
Он выругался: выход загородили еще двое полицейских. Они неуверенно медлили. Человек в штатском начал тщательно осматривать посетителей за столиками.
Эсте вгляделся в Форс, потом в Джона, который скрылся за пальмами.
– Он что, из финансового ведомства? – спросил Эсте.
– Нет, – прошептала Форс. – Сейчас начнется шум. В эту дверь нам не выйти?
Принц, в котором явно нарастала досада, вернулся и сел за столик.
– Дайте мне знать, господа, когда будете готовы идти. – Он улыбнулся Форс: – Подумать только, из-за вашего хорошенького личика все мы можем попасть в переделку.
Внезапно включился свет. Человек в штатском поспешно обернулся и выскочил в самую середину зала.
– Всем оставаться на местах! – крикнул он. – Вы, там, под пальмами, – садитесь! Есть здесь в комнате Джон М. Чеснат?
Форс невольно охнула.
– Эй! – Детектив обращался к стоявшему сзади полисмену. – Обрати внимание на вот ту веселую компашку. Эй, вы, – руки!
– Боже, – прошептал Эсте, – нужно отсюда выбираться! – Он обернулся к принцу. – Этого нельзя допустить, Тед. Вас не должны здесь видеть. Я с ними разберусь, а вы ступайте вниз, к машине.
Он сделал шаг к боковому выходу.
– Руки вверх! – заорал человек в штатском. – Я тут не шутки шучу! Кто из вас Чеснат?
– Вы с ума сошли! – крикнул Эсте. – Мы британские подданные. Мы не имеем к вашим делам никакого отношения!
Где-то вскрикнула женщина, публика устремилась к лифту, но застыла, увидев наставленные на нее дула двух пистолетов. Какая-то девушка рядом с Форс грохнулась в обморок, и в тот же миг заиграл оркестр на отдаленной крыше.
– Остановите музыку! – взревел человек в штатском. – И наденьте браслеты на всю эту компашку – живо!
Двое полицейских двинулись к компании, тут же Эсте с другими помощниками выхватили револьверы и, старательно ограждая принца, начали пробираться к боковому выходу. Грянул выстрел, другой, зазвенели серебро и фарфор: полдюжины посетителей перевернули свои столики и проворно спрятались за ними.
Вокруг царила паника. Один за другим раздались еще три выстрела, за ними последовала беспорядочная стрельба. Форс видела, как Эсте хладнокровно целился в восемь янтарных прожекторов над головой, воздух стал наполняться плотным серым дымом. Странным аккомпанементом крикам и воплям служило неумолчное бряканье отдаленного джаз-банда.
Потом суматоха вдруг остановилась. Крышу огласил пронзительный свисток, сквозь дым Форс увидела, как Джон Чеснат подбежал к человеку в штатском и протянул ему покорно сложенные руки. Кто-то в последний раз взвизгнул, забрякали тарелки, на которые кто-то случайно наступил, и вслед за тем воцарилась тяжелая тишина – даже оркестр словно бы замер.
– Все, конец! – прорезал ночной воздух крик Джона Чесната. – Вечеринка закончена. Все желающие могут расходиться по домам!
Но тишину никто не нарушал – Форс знала, всех заставил молчать испуг и ужас, ведь Джон Чеснат спятил с ума, не выдержав мук совести.
– Представление прошло превосходно, – все так же громко продолжал Джон. – Я хочу вас всех поблагодарить. Если вы не прочь остаться – найдите нетронутые столики, а я распоряжусь, чтобы подали шампанского.
Форс показалось, что звезды в вышине и крыша под ногами вдруг плавно закружились. Она видела, как Джон взял ладонь детектива и сердечно ее пожал, как детектив ухмыльнулся и спрятал в карман пистолет. Снова заиграла музыка, девица, терявшая сознание, теперь танцевала в углу с лордом Чарльзом Эсте. Джон бегал по залу, похлопывал по спине то одного, то другого гостя, обменивался с ними рукопожатиями, смеялся. Потом, свежий и невинный, как младенец, направился к Форс.
– Чудесная забава, да? – спросил он.
У Форс потемнело в глазах. Она попыталась нащупать у себя за спиной стул.
– Что это было? – проговорила она заплетающимся языком. – Это сон?
– Нет, конечно! Никакой не сон. Это я все устроил, Форс, разве не понятно? Я это устроил ради тебя. Сам придумал! Кроме моего имени, здесь не было ничего настоящего!
Внезапно обмякнув, Форс уцепилась за лацканы его пиджака и свалилась бы на пол, если бы Джон ее не подхватил.
– Шампанского, быстро! – распорядился он. Он крикнул стоявшему неподалеку принцу Уэльскому: – Быстрей вызовите мне машину! Мисс Мартин-Джонс переволновалась, ей нехорошо.
V
Небоскреб громоздился тяжеловесной коробкой в тридцать рядов окон; выше он стройнел и делался похож на белоснежную сахарную голову. Последнюю сотню футов составляла вытянутая башня, тонкой и хрупкой стрелой устремлявшаяся в небо. В самом высоком из ее высоких окон стояла на свежем ветру Форс Мартин-Джонс и смотрела вниз, на город.
– Мистер Чеснат послал узнать, не пройдете ли вы в его личный офис.
Стройные ноги Форс послушно зашагали по ковру и принесли ее в прохладную, с высоким потолком комнату, откуда открывался вид на бухту и морской простор.
Джон Чеснат ждал за письменным столом. Форс подошла к нему и обхватила его за плечи.
– Ты уверен, что ты настоящий? – спросила она тревожно. – Совсем-совсем уверен?
– Ты написала мне только за неделю до прибытия, – скромно отозвался он, – иначе я успел бы организовать целую революцию.
– И все это представление было для меня? Вся эта грандиозная затея была ни за чем – просто для меня?
– Ни за чем? – Джон задумался. – Ну, вначале так и было. Но в последнюю минуту я пригласил крупного ресторатора и, пока ты гостила за другим столиком, продал ему идею для ночного клуба.
Джон посмотрел на часы.
– Мне нужно сделать еще одну вещь – и у нас до ланча как раз останется время, чтобы пожениться. – Он взял телефонную трубку. – Джексон?.. Пошлите три одинаковые телеграммы в Париж, Берлин и Будапешт, чтобы трех фальшивых герцогов, которые разыгрывали в орлянку Шварцберг-Райнмюнстер, выслали за польскую границу. Если герцогство не сработает, снизьте валютный курс до четырех нулей и двойки после запятой. И еще: этот кретин Блатчдак снова на Балканах, затевает еще одну войну. Затолкайте его на первый же корабль до Нью-Йорка или посадите в греческую тюрьму.
Повесив трубку, Джон со смехом обернулся к ошеломленной космополитке.
– Следующая остановка – мэрия. Оттуда, если хочешь, поедем в Париж.
– Джон, – спросила Форс задумчиво, – кто был принцем Уэльским?
Он помедлил с ответом, пока они не сели в лифт, где с быстротой молнии съехали вниз на два десятка этажей. Потом Джон наклонился и тронул лифтера за плечо.
– Не так быстро, Седрик. Леди не привыкла к такому падению с высот.
Лифтер с улыбкой обернулся. Лицо у него было бледное, овальное, окаймленное желтыми волосами. Форс густо покраснела.
– Седрик родился в Уэссексе, – объяснил Джон. – Сходство, скажу без преувеличений, поразительное. Принцы особым благонравием не отличаются – не удивлюсь, если в жилах Седрика течет малая толика гвельфской крови.
Форс сняла с шеи монокль и накинула ленточку на голову Седрика.
– Спасибо, – сказала она просто, – за второе из самых захватывающих в моей жизни приключений.
Джон Чеснат, как делают обычно торговцы, потер себе руки.
– Будьте у меня постоянным клиентом, леди, – просительным тоном произнес он. – Мой универмаг – лучший в городе!
– А чем вы торгуете?
– Сегодня, мадемуазель, у нас имеется запас первосо-о-ортнейшей любви.
– Заверните ее, господин продавец! – воскликнула Форс Мартин-Джонс. – Похоже, это стоящий товар.
Целитель
I
В пять часов темная комната в отеле "Риц", похожая формой на яйцо, созревает для едва уловимой мелодии: легкого клацанья одного или двух кусков сахара в чашке, звяканья блестящих чайников и сливочников, когда они, скользя по серебряному подносу, изящно соприкасаются боками. Некоторым этот янтарно-желтый час милее всех прочих, ибо необременительные труды лилий , обитающих в "Рице", к этому времени уже заканчиваются – наступает остаток дня, певучий и нарядный.
В один из весенних вечеров, оглядывая невысокий подковообразный балкон, вы, быть может, заметили за столиком на двоих молодую миссис Альфонс Карр и молодую миссис Чарльз Хемпл. Та, что в платье, была миссис Хемпл. Под "платьем" я имею в виду изделие черного цвета и безупречного кроя, с большими пуговицами и красным подобием капюшона на плечах; изобретатели этого наряда с Рю де ла Пэ сознательно придали ему не лишенное стильной дерзости сходство с одеянием французского кардинала. Миссис Карр и миссис Хемпл исполнилось по двадцать три года, и они, если послушать их недоброжелателей, сумели очень неплохо устроиться. Как ту, так и другую мог бы ждать под дверями отеля лимузин, но обеим гораздо больше хотелось в апрельских сумерках прогуляться домой пешком по Парк-Авеню.
Луэлла Хемпл была высокая девушка с льняным оттенком волос, какой считается типичным для женщин из английской провинции, однако представляет там большую редкость. Кожа ее светилась свежестью и не нуждалась ни в какой маскировке, однако, повинуясь устаревшей моде (шел 1920 год), миссис Хемпл скрыла свой яркий румянец под слоем пудры и нарисовала новый рот и новые брови – с тем весьма скромным успехом, к каковому подобное вмешательство только и может привести. (Замечание это сделано, разумеется, с высоты 1925 года. В те дни, однако, облик миссис Хемпл вполне соответствовал законам красоты.)
– Я замужем уже четвертый год, – говорила она, гася сигарету о выжатую лимонную дольку. – Ребенку завтра исполняется два годика. Не забыть бы купить…
Она вытащила из футляра золотой карандашик и записала в ежедневнике цвета слоновой кости: "Свечи" и "Штучки, которые тянутся, в бумажных обертках". Потом подняла глаза, посмотрела на миссис Карр и заколебалась.
– Что, если я скажу тебе что-то ужасное?
– Попробуй, – весело отозвалась миссис Карр.
– Мне докучает даже мой собственный ребенок. Ты скажешь, это неестественно, Ида, но это правда. С ним мне не стало интересней жить. Я люблю его без памяти, но в те вечера, когда я сама им занимаюсь, нервы у меня расходятся чуть ли не в крик. Пройдет два часа, и я уже жду не дождусь, пока вернется няня.
Сделав это признание, Луэлла судорожно вздохнула и всмотрелась в подругу. На самом деле она не думала, что ее слова так уж неестественны. Это ведь правда. А в правде ничего порочного быть не может.
– Наверное, дело в том, что ты не любишь Чарльза, – равнодушно предположила миссис Карр.
– Нет же, люблю! Надеюсь, это очень даже понятно из всего сегодняшнего разговора. – Луэлла сделала вывод, что Иде Карр не хватает ума. – И оттого, что я его люблю, все еще больше усложняется. Прошлой ночью я заснула в слезах: чувствую, дело медленно, но верно идет к разводу. Нас удерживает вместе только сын.
Ида Карр, прожившая в браке пять лет, поглядела на подругу пристально, пытаясь определить, не играет ли она роль, но красивые глаза Луэллы смотрели серьезно и печально.
– И отчего же так происходит?
– Причин много. – Луэлла нахмурилась. – Во-первых, еда. Я плохая хозяйка и не собираюсь становиться хорошей. Терпеть не могу заказывать продукты, терпеть не могу соваться в кухню и смотреть, чисто ли в леднике, терпеть не могу прикидываться перед слугами, будто интересуюсь их работой, когда на самом деле я и слышать не хочу о еде, пока она не подана на стол. Видишь ли, меня не учили готовить, а потому кухня мне так же безразлична, как… как, к примеру, котельная. Для меня это всего лишь машина, в которой я ничего не смыслю. Проще всего сказать, как говорят в книгах: "Пойди на кулинарные курсы", но, Ида, в реальной жизни разве такое бывает, чтобы женщина обратилась в абсолютную Hausfrau – разве только у нее нет другого выхода?
– Продолжай, – предложила Ида, ничем не выдавая своего мнения. – Рассказывай дальше.
– Так вот, в результате дома вечно все вверх дном. Слуги меняются каждую неделю. Если они молодые и ничего не умеют, я не могу их вымуштровать и дело заканчивается увольнением. Если же они опытные, им не по вкусу дом, где хозяйке нет никакого дела до того, сколько стоит спаржа. И они берут расчет, а нам частенько приходится питаться в ресторанах и отелях.
– Чарльз, наверное, от этого не в восторге.