Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу.
Рассчитана на массового читателя.
Содержание:
К читателю 1
Глава 1 - Полк готовится к новым боям 1
Глава 2 - Там, где орлиные гнезда 7
Глава 3 - Штурмуем перевалы 14
Глава 4 - Соленый вкус победы 25
Глава 5 - Огненными тропами 29
Глава 6 - Освобождая польскую землю 36
Глава 7 - Снова в Чехословакии 44
Глава 8 - Здравствуй, Родина любимая! 54
Иллюстрации 59
Василий Малкин
КАРПАТСКИЕ ОРЛЫ
Василий Максимович Малкин
К читателю
Красноармейскую шинель и кирзовые сапоги впервые я надел 18 июля сорок первого. На фронт ушел добровольцем. Во второй половине августа железнодорожный эшелон доставил наш 1077-й стрелковый полк на Северо-Западный фронт. К началу октября, когда гитлеровское командование развернуло операцию "Тайфун", полк в составе 316-й стрелковой дивизии перебросили под Москву. Здесь в ходе ожесточенных боев наша дивизия, проявившая мужество и стойкость, была преобразована в 8-ю гвардейскую. Командовал ею бывший чапаевец генерал-майор Иван Васильевич Панфилов, имя и подвиги которого стали легендарными.
Помню невероятно трудные октябрьские, ноябрьские и декабрьские дни в окопах и блиндажах, опоясывавших столицу. Всех защитников Москвы на ратные подвиги вдохновляли боевые призывы Центрального Комитета ВКП(б), опубликованные в газете "Правда" 1 ноября 1941 года: "Ни шагу назад! Остановить врага, отстоять Москву!", "Под Москвой должен начаться разгром немецких захватчиков!".
О некоторых из множества героев Московской битвы я вспоминал в своей книге "Грудью заслонившие Москву", опубликованной в 1971 году. От столицы мои фронтовые дороги шли на Кавказ, в Крым, а затем по полям Украины, Польши, Чехословакии. Потребовалась бы не одна книга, чтобы рассказать обо всем виденном, пережитом, перечувствованном на фронтовом пути. Здесь же я решил поделиться лишь теми впечатлениями, которые накопились у меня за 345 боевых дней и ночей в Восточных и Западных Карпатах, когда наш 327-й гвардейский горнострелковый Севастопольский полк участвовал в освобождении братских народов Польши и Чехословакии. Я был тогда заместителем командира полка по политической части. Как и все политработники нашей армии и флота, горжусь тем, что мне выпало счастье партийным словом вселять в солдатские сердца веру в нашу победу. Буду удовлетворен, если читатель, знакомясь с описываемыми в этой книге событиями, ощутит своеобразие и колорит партийно-политической работы в полковом звене при разных, порой самых острых и неожиданных ситуациях, в условиях горной войны.
Большую помощь в работе над книгой оказали мне друзья-однополчане. Они прислали письма, напомнили эпизоды, которые стерлись в моей памяти за три послевоенных десятилетия. Хочется поблагодарить однополчан В. П. Аленовича, Н. В. Аленович, А. В. Берлезева, Ф. Ф. Бородкина, А. А. Гришина, В. П. Иваненко, В. И. Костина, И. И. Королева, М. С. Князева, Ф. Г. Лукова, И. Я. Науменко, П. Г. Поштарука, А. В. Румянцева, М. А. Хорошавина.
Эту книгу я посвящаю доблестным воинам 327-го гвардейского горнострелкового Севастопольского ордена Богдана Хмельницкого полка, а также польским и чехословацким братьям, помогавшим нашим воинам-освободителям.
Глава 1
Полк готовится к новым боям
Май сорок четвертого. Прогремели последние выстрелы под Севастополем. 128-я гвардейская горнострелковая дивизия, в которую входил наш 327-й полк, около четырех месяцев проходила переформировку, совершенствовала боевую подготовку. 8 августа полк покидает Крым, который отнюдь не был для нас курортом.
Вместе с командиром батальона М. И. Брагиным мы идем вдоль железнодорожного состава, мимо распахнутых настежь вагонов. Брагин, рослый, круглолицый, энергичный, с мужественным характером, говорит с некоторым, едва уловимым волнением:
- Дел навалилось много. Трудных, непривычных… Вчера еще ротой командовал, а теперь вот комбат, начальник эшелона. Справлюсь ли?
Мне почему-то кажется, что Брагин уверен в себе, но слегка кокетничает. Волнение в его голосе, видимо, нарочитое. Сильный, волевой человек, он вряд ли нуждается в ободрении. Тем не менее я отвечаю словами, которыми обычно пользуются в подобных случаях:
- Не теряйся, не боги горшки обжигают… А если что - спрашивай, советуйся.
- Научусь, товарищ гвардии майор. Думается, с такими орлами не пропадешь. - Брагин кивнул на группу бравых бойцов и командиров.
Навстречу с двумя автоматами на плече бежит сержант - узкоплечий, гибкий, с румяным улыбчивым лицом.
Это непорядок: команда "По вагонам" уже подана, личный состав предупрежден о недопустимости опозданий. Всем сказано, что прыгать на ходу опасно. Мы ожидали, что эшелон вот-вот тронется, но паровоз вдруг отцепили. Он начал маневрировать. Затем отошел к водокачке, потом вдруг переехал на другой путь…
- Куда? - грозно окликнул сержанта Брагин.
- Командир отделения гвардии сержант Головань, - звонко, срывающимся мальчишеским голосом доложил он, погасив улыбку. - Письма ребята просили отправить… Потому и опаздываю немножко…
- Откуда родом? - спросил я сержанта.
- С Кубани, станица Раевская.
- Слышал, у вас там гитлеровцы побывали. В семье-то все благополучно?
- Ой, товарищ гвардии майор, что понаделали!.. Два моих братана погибли. Сколько хат попалили да разграбили…
Лицо парня посуровело. От улыбки не осталось и тени.
- Мстить врагу надо, товарищ Головань!
- Да уж щадить их, гадов, не буду.
Сержант плотнее прижал к груди автомат. Выразительно похлопал по нему.
Пока мы разговаривали с Голованем, к нам подошел капитан Гора. Глядя вслед удаляющемуся сержанту, я спросил:
- Это и есть тот ваш земляк?..
- Он самый.
- Поговорите еще, подбодрите.
Стучат колеса. Уже проехали Крым. Поезд мчится по Украине. Свободного времени много. Любители поспать, как говорит ротный весельчак, "дрыхнут без отрыва от нар". А Голованю не спится. Под стук колес вспоминается о том, о сем…
Через распахнутые двери теплушки виднеются выжженные зноем незасеянные поля, разрушенные строения, обломки вагонов, автомашин.
В эшелоне продолжается внешне неприметный процесс: люди сближаются, раскрывают друг перед другом душу, делятся надеждами, сомнениями, тревогами, планами на будущее. Уверен, что к тому времени, как подъедем к линии фронта, в полку увеличится число закадычных друзей.
Нам, политработникам, важно использовать это время для духовного формирования полкового воинского коллектива. Ведь в него влилось много новых людей. Батальонные политработники, ротные парторги, комсорги, агитаторы всегда с людьми. Они участвуют в задушевных беседах, выступают в импровизированных концертах самодеятельности - словом, делают то, что открывает путь к красноармейским сердцам.
У каждого политработника своя манера работы, свой подход к делу. Для того чтобы заглянуть в душу человека и через нее уловить настроение всего коллектива, я выбирал нескольких бойцов и внимательно присматривался к ним. Расспрашивал о них командиров, парторгов, комсоргов, близких товарищей.
Почему мой выбор в те дни пал именно на сержанта Василия Голованя? Озадачила меня быстрая смена его настроения: за две-три минуты, пока я беседовал с ним, на лице Голованя сменилось несколько выражений: грусть, тоска, веселое лукавство, боль. "Душу этого парня, - подумал я, - можно читать как раскрытую книгу. Интересно, что же в ней будет завтра, послезавтра, через месяц и через полгода, если только военная судьба будет добра к нам обоим?"
Вскоре я узнал, что Василий Головань родился в семье землепашца. Было ему два года, когда случилось несчастье: отец поехал в лес по дрова, да лошади понесли, телега наскочила на пень. Батька разбился насмерть. Мать - Ксения Сергеевна - в тридцать лет осталась вдовой с пятью сыновьями на руках. Трудно пришлось ей. Два старших сына определились в наем, к кулакам. Отдавали свой скудный заработок матери. Лишь в тридцатом году, когда семья вступила в колхоз, жизнь начала постепенно налаживаться. Василия зачислили в полеводческую бригаду. Потом он перешел на ферму, вступил в> комсомол.
С началом войны Василий и его братья ушли на фронт. Прошло немного времени, и Ксения Сергеевна получила извещение: под Ростовом убит старший, Николай. Мать долго оплакивала его. А потом из фронтового госпиталя вернулся второй брат, Степан: ранило его в бою, списали из-за непригодности к службе. В августе 1942 года фашисты заняли Кубань, к сентябрю продвинулись к Новороссийску. Станица Раевская оказалась у гитлеровцев.
Лишь в сорок третьем Василий получил письмо от матери. Она сообщала: "Степана расстреляли фашисты. Меня выгнали из дому. Я поселилась у соседей. Их дом подожгли, я настрадалась в сыром погребе…"
От третьего брата, Григория, вестей не было.
Яков Варфоломеевич Гора, информируя меня о своих беседах с земляком, сказал убежденно:
- Сержант будет воевать геройски. Славный парень. Но вот страшно беспокоится о матери.
- Давайте напишем ей. Расскажем о сыне. Узнаем, может, чем-то посодействуем.
- Будет сделано, - ответил капитан.
Письма в войну, как известно, шли долго. И все же мы через сравнительно короткий срок получили от Ксении Сергеевны ответ. Под ее диктовку писала тамошняя учительница. Письмо было согрето материнской любовью к советским воинам. Оно заканчивалось словами благодарности командованию полка за заботу о сыне, пожеланиями счастья всем его однополчанам. Это письмо агитаторы зачитывали солдатам.
…Железнодорожные составы были в пути десять суток. Мы использовали их для того, чтобы во всех вагонах провести беседы о положении на фронтах, о расширении партизанского движения в тылу врага, о самоотверженном труде советских рабочих и колхозников, о гигантской работе Коммунистической партии по сплочению и мобилизации всех сил нашего народа, его армии и флота на разгром гитлеровской армии. Особое внимание партполитаппарат полка уделял разъяснению идей и заветов В. И. Ленина, выраженных в его труде "О защите социалистического отечества". На вооружении парторгов, комсоргов, агитаторов находилась художественная литература. Помню, в частности, как молодым воинам они читали стихотворение Степана Щипачева "Ленинское знамя", которое многие из ветеранов полка знали наизусть:
Оно всю Родину объемлет,
И свет его в сердцах живет.
И мертвый, падая на землю,
На древке рук не разожмет.
Скрежещут танки, свищут пули,
Мы бьемся в яростном бою,
И знамя, пыльное в июле,
Светлеет от январских вьюг.
Оно звенит, шумит над нами,
В боях летящее вперед,
Святое Ленинское знамя,
Бессмертное, как наш народ.
Широкий резонанс среди воинов вызывали статьи верного соратника В. И. Ленина, выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского государства Михаила Ивановича Калинина, публиковавшиеся в нашей печати. Мы заботились о том, чтобы содержание этих статей стало достоянием всего личного состава. Хорошим подспорьем в работе наших агитаторов служили публицистические выступления в газетах "Правда", "Красная звезда" Михаила Шолохова, Алексея Толстого, Александра Корнейчука, Бориса Горбатова, Ильи Эренбурга и других советских писателей.
Живо звучало в теплушках и слово самих красноармейцев - очевидцев событий в родных городах и селах. Хорошо помню, как в одном из вагонов бойцы внимательно слушали рассказ красноармейца Василия Супряги. Парень этот долго не получал писем от матери, очень тосковал. Командование отпустило его в деревню - она находилась на пути движения нашей дивизии. "Подсядешь в любой состав из идущих за нами вслед", - сказали бойцу. Он так и сделал. А возвратившись в свой эшелон, рассказал, что его деревня сожжена: фашисты мстили жителям за связь с партизанами.
- Мать с братишкой, - рассказал Василий Супряга, - в землянке ютятся. Хата сгорела, одна печь торчит. Колхоз восстановили. Бабы да ребятишки работают в поле. Буряк парят да едят. Жить можно. Ну а хату построю, когда вернусь с фронта. Я так матери и сказал: береги печь, вернусь - хату к печи пристрою.
И долго потом красноармейцы повторяли как грустную шутку:
- Вернемся с войны - хаты к печам пристроим!
Случилось так, что через много лет об этих беседах в вагоне о положении в разоренных войной районах мне напомнил сержант Алексей Часнык. Он прислал письмо из станицы Попутной Краснодарского края, из своего колхоза, куда после тяжелого ранения вернулся с фронта. Ранили сержанта осенью 1944 года под селом Боров в Словакии, это был его последний бой. Отличный младший командир, храбрый гвардеец, Часнык мечтал дойти до Берлина. Осколки вражеского снаряда прервали его армейскую службу. Припомнив беседы в вагоне, красноармейские разговоры о том, как побыстрее поставить на ноги артельное хозяйство, Часнык рассказал в письме о нелегкой работе по восстановлению родного колхоза после фашистской оккупации.
В письме Часныка были такие строки: "Отдыхать не пришлось. Только приехал, еще рана ноет, осколок в легких (он и сейчас там) - а меня бригадиром поставили. Ни бричек, ни лошадей. В колхозе одни женщины, малые дети да вот я, бригадир, - полукалека с фронта. Пришлось собирать хозяйство заново. Работали день и ночь. Трудно было, но колхоз на ноги поставили. После бригадирства заведующим молочнотоварной фермой меня поставили. Председателем ревкомиссии избрали. Старался безотказно работать там, где нужен был колхозу, народу. Сейчас уже стар. Работаю конюхом. К руководству пришли новые, обученные специалисты. Так и должно быть. Мне вскорости уходить на пенсию. Жизнь хорошую мы построили, ну а что она не мне и не моим сверстникам-старикам, не беда. Я вырастил двух сыновей, двух дочерей: агронома, зоотехника, шофера, колхозницу рядовую. Имею шесть внуков и внучек. Им все, людям советским, оставим…"
…Полк выгрузился на станции Хриплин под Станиславом. 3-й горнострелковый корпус, включая нашу дивизию, поступил в распоряжение 4-го Украинского фронта. В течение месяца мы занимались боевой и политической подготовкой. Одновременно совершали марш к фронту. Воевать в условиях горно-лесистой местности учились и ветераны полка и новобранцы. Тон в учебе задавали герои-севастопольцы, участники боев на Кавказе, в Крыму.
К середине августа сорок четвертого полк завершил переформирование, перешел на новые штаты. Возросла его огневая мощь. Нам создали условия для повышения маневренности подразделений, более четкого управления боем в горах. Вместо четырех полков ротного состава в дивизии оставалось три, но были сформированы батальоны (по два на каждый полк). По новым штатам каждый полк имел по одной роте автоматчиков, разведки, ПТР, саперов, транспортной, санитарной, батарею 76-мм горных пушек, батарею 107-мм минометов, взвод связи. Батальон состоял из стрелковых, пулеметной, минометной рот и взвода связи. Все роты - трехвзводного состава. Численность стрелковой роты достигла 110 человек. Обновилось вооружение: половина бойцов и все командиры получили автоматы, у остальных красноармейцев винтовки заменены карабинами - легким и более удобным для горной войны оружием.
Здесь, наверное, уместно хотя бы кратко сказать о боевой биографии полка, его командном составе. Полк находился в составе одной из старейших дивизий Красной Армии, совершал боевой поход в Иран. Воевал на Северо-Кавказском фронте, где был преобразован в гвардейский. За доблесть и мужество, проявленные при штурме Севастополя, ему присвоено наименование Севастопольского.
Доброго слова заслуживает командир полка гвардии майор Ефим Михайлович Моргуновский. Когда я познакомился с ним, ему едва перевалило за сорок. До войны он возглавлял горисполком в Николаеве на Украине. Не могу не сказать теплых слов и о заместителе командира полка по строевой части майоре А. П. Петрове, начальнике артиллерии А. В. Румянцеве, помощнике командира по снабжению капитане И. Ф. Агееве. Батальонами командовали по годам молодые, но уже накопившие в боях опыт капитаны М. И. Брагин и И. П. Кунин. Ротные и батарейные командиры также выращены из числа молодых, весьма энергичных лейтенантов, старших лейтенантов, получивших военное образование в училищах, а крещение огнем - на Кавказе, под Керчью и Севастополем. О всей дружной офицерской семье полка и его младших командирах речь пойдет впереди. А сейчас мне хочется рассказать об одном из самых волнующих событий в истории полка.
Было это в конце августа сорок четвертого. Ярко светило солнце. Полк выстроился в полном составе. Воцарилась торжественная тишина, когда к строю с гвардейским Знаменем в руках подошел командующий 4-м Украинским фронтом генерал-полковник И. Е. Петров. На его кителе тесно было боевым наградам. Блестевшими от волнения глазами все мы - и ветераны, и молодые красноармейцы, сержанты, офицеры - смотрели на полотнище с надписью: "Гвардейское Знамя".
Оркестр возвестил о начале церемониального марша. После его окончания командующий фронтом вручает Знамя командиру полка. Е. М. Моргуновский произносит слова гвардейской клятвы: "Буду сражаться с врагом до полного его уничтожения, не жалея ни сил, ни крови, ни самой жизни…
Мы с честью и доблестью всюду побеждали врага, истребляя и изгоняя его с нашей советской земли".
Вслед за командиром единым звуком, единым дыханием повторял эти слова личный состав полка. Слова то гремели, то замирали до тысячеустого шепота. И тогда казалось, что это один человек повторяет слова клятвы как самое сокровенное, идущее от сердца.
Я смотрел на стоящих в строю хорошо знакомых людей - ветеранов полка старшину Василия Онищенко, сержанта Алексея Гришина, сержанта Петра Иваненко, многих других и думал: "Как было бы хорошо после войны, когда на земле воцарятся мир и покой, снова встретиться с этими замечательными людьми, чтобы вспомнить торжественные минуты у гвардейского Знамени, вспомнить о ратных делах полка, влившегося в легендарную советскую гвардию".
Выступившие на церемонии вручения полку гвардейского Знамени красноармейцы, командиры, политработники заверили Коммунистическую партию и Советское правительство, что всегда и везде будут верны боевому Знамени, будут оберегать его как зеницу ока и возвеличивать его славу новыми ратными подвигами, беззаветным служением Отчизне.