Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В своё время на поход Наполеона в Россию народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришёл к своему краху. Тоже будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны".
6
Генерал Николай Ватутин также, как и генерал Иван Конев, был "человеком поля", то есть любил солдатский дух, тяготился кабинетной деятельностью. Хотя тогда именно в Генеральном штабе требовалось его умение анализировать, быстро схватывать ситуацию, планировать боевые действия, просчитывать их последствия, наконец, выдержка, хладнокровие. Ситуация на западе СССР менялась стремительно, генералы были необходимы прежде всего на передовой. Через неделю после начала войны Николай Фёдорович Ватутин уехал в Псков, где с 1 июля возглавил штаб Северо-Западного фронта, а затем переместился вместе с ним в Новгород.
Командовал фронтом генерал-лейтенант Павел Алексеевич Курочкин. Он был выше среднего роста, коренастый, спокойный. Казалось, командующий взвешивал слова, будто на весах, прежде, чем что-то сказать. Природная неторопливость, обстоятельность во всём отличали Павла Алексеевича. Он любил продумывать операции до мелочей, бить врага наверняка. Его хорошо знали в Красной армии. До войны Курочкин возглавлял Забайкальский военный округ, а в самые первые дни нашествия фашистов встретил натиск их армий "Север" в Прибалтике.
В тот вечер Курочкин вызвал к себе несколько офицеров, среди приглашённых был и полковник П.А. Ротмистров. Разгладив пальцами широкие черные усы, Павел Алексеевич вступил в кабинет генерала. По озабоченному лицу Павла Алексеевича Курочкина командир танкистов догадался, что случились какие-то неприятности. И он не ошибся. Командующий фронтом, обычно приветливый, молча пожал руку Ротмистрову, жестом пригласил его пройти к лежавшей на столе карте.
Подошёл и сам, постоял неподвижно, собираясь с мыслями, тяжело вздохнул.
- Немцы рвутся к Москве, - заговорил он. - Пали Брянск и Орёл, тяжелые бои идут под Вязьмой.
Генерала прервал скрип открывшейся двери.
В комнату вошли начальник штаба фронта Николай Фёдорович Ватутин и начальник автомобильных и бронетанковых соединений полковник Павел Павлович Полубояров.
- Что у нас нового? - спросил командующий вошедшего Ватутина.
Круглолицый, кряжистый, Ватутин тоже глубоко вздохнул. Он никогда не терял присутствия духа и чувства легкой иронии.
- Новости у нас пренеприятные, хуже некуда, - сказал начальник штаба Северо-Западного фронта. - Но мы ещё способны сопротивляться. И будем не только сопротивляться, но и нападать.
Павел Алексеевич Курочкин чуть улыбнулся.
Генерал Ватутин, склонившись над картой, объяснял офицерам, что правое крыло Западного фронта, ослабленное в боях, отошло к рубежу Осташков-Ржев, а в нашей обороне возникла "дыра" шириной до 80 километров.
- В этот прорыв, - продолжал он, - противник бросил 3-ю танковую группу, три моторизированные дивизии, усиленные армейским корпусом из двух дивизий, силы большие. Теперь уж очевидно, что немцы рвутся к Калинину, а потом, возможно, нанесут удар на Ярославль и Рыбинск.
- Или пойдут на Москву по Ленинградскому шоссе и вдоль Октябрьской железной дороги, - добавил командующий фронтом.
Он помолчал.
- Ставка приказала нам срочно создать оперативную группу, - продолжал Курочкин. - Командовать ею поручено Николаю Федоровичу.
Он опять замолчал на несколько секунд, раздумывая о чём-то.
- Ваша бригада, Павел Алексеевич, - П.А. Курочкин взглянул на полковника Ротмистрова, - будет "железным кулаком" в этой группе.
Н.Ф. Ватутин, не отрываясь от карты, уже в качестве командира оперативной группы, поставил полковнику боевую задачу:
- Вам надлежит не позже утра 15 октября выйти в район Вышнего Волочка и следовать далее, не допустить прорыва танков противника в Торжок.
- Чем мы можем помочь товарищу Ротмистрову? - спросил П.А. Курочкин у Павла Полубоярова.
- Танков у нас, к сожалению, нет, - вздохнул Павел Павлович. - Но в Валдай мы уже направили ремонтные средства. Вот всё, что я могу дать.
Полковник сидел, будто окаменевший. Он смотрел на карту, где кружком был обведен райцентр Селижарово, а от него стрелка шла на родную деревню Сковорово. "Неужели, - с горечью подумал Павел Алексеевич, - и в мой родительский дом придут фашисты? И ничего невозможно сделать!"
Курочкин, похоже, уловил состояние полковника, подошёл к нему.
- Вы, Павел Алексеевич, кажется, уроженец этих мест? - Курочкин положил руку на плечо Ротмистрову.
- Так точно, товарищ командующий фронтом, вот моя деревня! - Павел Алексеевич показал на черную точку на карте.
Курочкин понимающе кивнул головой.
- Мы надеемся, что это как-то облегчит выполнение поставленной вам задачи, - добавил он.
И посмотрел на начальника штаба фронта.
- Только надо торопиться, - вставил реплику Н.Ф. Ватутин, - промедление приведёт к непоправимым последствиям.
- Понятно, товарищ генерал, - ответил Ротмистров.
Полковник вышел от генерала. А там оставшиеся офицеры ещё уточняли детали предстоящей операции.
- Вам, Николай Федорович, необходимо самому выехать в район Торжка, на месте принимать решения. Так лучше. Докладывайте обстановку. Времени в обрез, приступайте к выполнению, - сказал Курочкин.
- Есть, товарищ командующий! - отдал честь Ватутин.
- Да, попрошу, - добавил Курочкин, - внимательным будьте, берегите себя, вы нам нужны здесь.
- Не беспокойтесь, Павел Алексеевич, - заверил Ватутин.
Большие ясные глаза Ватутина излучали тепло.
Он быстро собрал вещи, захватил любимую тетрадь, куда заносил заметки о военном искусстве, а также читанный-перечитанный томик Михаила Фрунзе, и вскоре выехал на южную окраину озера Ильмень.
7
В деревню Яжелбицы Павел Алексеевич Ротмистров прибыл, когда уже густели сумерки. Сиротливо темнели избы, покинутые хозяевами, ни в одном из окон не горел свет, пустынная улица лежала меж домов, как бы никому не нужная. Лишь около помещения, где квартировал штаб, отмечалось оживление, слышались голоса. Он пригласил начальника штаба Михаила Любецкого, командира танкового полка Александра Егорова, ещё несколько офицеров; быстро разработали приказ на марш для подразделений бригады и приданных ей частей.
На отдых осталось краткое время.
Полковник прилёг на походную кровать, но не спал. Напоминание Курочкина об отчей деревне растревожило душу Павлу Алексеевичу. "Вот, Сковорово не так уж и далеко отсюда, - размышлял он, - махнул бы на вездеходе, да никак не заехать, не получается, не с руки, а жаль, жаль. Ох, как хочется побывать там!".
Хоть бы одним глазком, мечтал Ротмистров, взглянуть на родительский дом, пройти по отчей деревне. Ему так захотелось открыть дверь в горницу, где жил крестьянский дух, впитанный с младых ногтей, хранимый в сердце.
Будто увидел богатырскую фигуру отца Алексея Матвеевича, лучшего кузнеца в Сковорове. Вот отец прошёл в красный угол, где стояли иконы, а чуть пониже висели два Георгиевских креста и две медали "За храбрость". Это были награды деда Матвея, который погиб в бою под Плевной в Болгарии в 1877 году.
- Батяня мой сложил голову за Царя и Отечество, - промолвил отец. - А наш Вася какому царю и Отечеству поклонялся? Неведомо сиё!
- Его величеству Трудовому Народу и нашей Советской Республике, - гордо выпалил Павел, желая просветить родного отца.
Он тогда был курсантом Самарских военно-инженерных курсов и приехал к родителям на побывку из-за болезни - подхватил малярию в степях под Мелекесом, когда участвовал в подавлении кулацкого мятежа.
Той весной 1919 года на Южном фронте убили красноармейца Василия Ротмистрова, страшего брата Павла. Мать Мария Андреевна, она очень любила сына, сильно переживала. Спустя несколько дней после похоронки, мать слегла и умерла.
Мария была второй женой у Алексея Матвеевича. Она заботилась о четверых детях, оставшихся от первой жены, рано скончавшейся, и о пятерых своих, нажитых с Алексеем. Нежной любви Марьи Андреевны хватало на всех, и дети отвечали ей взаимной любовью, лаской, добрым послушанием, несмотря на то, что приходилось испытывать нужду.
Без любимой хозяйки дом осиротел, а сам дородный кузнец от неожиданного двойного горя как-то сразу сник, осунулся, постарел.
Павел ушёл из родного гнезда ещё раньше, в 17 лет, в поисках пропитания и лучшей доли. Где только ни побывал, кем только ни поработал, пока не впрягся в армейскую лямку. Удивительно, но судьба выносила его в центр самых значимых военных событий в Советской России, начиная от мятежа в Кронштадте и кончая сражениями с белофиннами, боями на линии Маннергейма. Это закаляло, укрепляло одни черты, отсеивало другие.
В тверском говоре живёт словечко, которое точно подходит для выражения характера Павла Алексеевича Ротмистрова - настырный.
Уж если он что задумал, а задуманное считал правильным, то никогда не отступал. Даже если перед ним было грозное начальство.
Так получилось после того, как выйдя из двухмесячного окружения, сохранив танковые экипажи, полковник попал в Москве к генералу Я.Н. Федоренко, начальнику Главного управления бронетанковых войск, с которым был прежде знаком. Тот сходу предложил П.А. Ротмистрову должность начальника штаба бронетанковых войск Красной армии, конечно, предварительно согласовав его кандидатуру с Генштабом.
- Благодарю за доверие, - вскочил с места взволнованный полковник, - только лучше пошлите на фронт, я должен воевать, а не бумаги писать.
Поведение П.А. Ротмистрова возмутило начальника.
Яков Николаевич пришёл в ярость.
- Герой нашёлся! - бросил он ему в лицо. - А я, по-твоему, что здесь бумагу мараю? А я что не хочу на фронт?
- Не знаю, - выдавил перепуганный полковник.
Выйдя от генерала, Павел Алексеевич, не особо раздумывая, накатал письмо Иосифу Виссарионовичу Сталину, и тут же через знакомых передал в Кремль.
Через день полковника опять вызвал к себе Я.Н. Федоренко.
- А, явился челобитчик! - грозно встретил генерал. - Кто тебя надоумил обращаться лично к Сталину? Кто научил? Послание целое накатал!
- Я сам додумался, товарищ генерал, - признался Ротмистров. - Никто меня не подталкивал.
Яков Николаевич усмехнулся.
- Ну, и настырный же ты, Павел Алексеевич! Добился своего! Не мытьём, так катаньем, но добился.
Федоренко встал, вышел из-за стола.
- Тогда вот что я тебе скажу, - продолжал генерал. - Под Москвой формируется 8-я танковая бригада, поезжай в Костырево, принимай, будешь ею командовать.
Полковник Ротмистров чуть было не кинулся обнимать генерала.
- Да ладно уж, - махнул рукой Яков Николаевич, - давай без нежностей, не стоит благодарностей.
…Комбриг всё-таки забылся сном, но ненадолго - ординарец уже будил в назначенный час.
Рано, едва забрезжил рассвет, из Валдая вышли друг за другом три танковые колонны.
Было прохладно, но без снега и дождя, небо закрывала низкая облачность.
Первым на шоссе Ленинград-Москва вступил мотоциклетный полк майора В. Федорченко, усиленный быстроходными танками, - головной отряд бригады.
За ним двигались средние танки, уже закалённые в боях "Т-34". А вслед, последними, шли тяжелые танки "КВ" - гроза фашистов. 49 боевых машин грохотали гусеницами по шоссе. За колоннами закрепили ремонтные службы, автоцистерны с горючим. Устраняли поломки, если возникали, тут же, на дороге, а на коротких остановках добавляли топливо в баки танков.
Бригада ехала быстро, двигатели гудели на максимальных оборотах.
Иногда майор Александр Васильевич Егоров останавливал колонны, слышался его громкий голос в наушниках у мотористов:
- Экипажи, подтянись!
Пока одни танки заправлялись, а другие подтягивались, командиры передних экипажей осматривали машины, чтобы всё было в порядке.
Фашисты, похоже, заметили передвижение техники по шоссе в сторону Москвы, пытались бомбить колонны с самолётов. Всякий раз они получали отпор от нескольких артиллерийских расчётов, которые сопровождали бронетехнику, мешала налётам фашистской авиации и низкая облачность. Танки совершали стремительный марш вопреки ухищрениям противника.
Ни одна машина не пострадала за время походного марша.
Комбриг выслал вперёд разведку под началом старшего лейтенанта Сергея Золотова.
В полночь, на большой скорости, танки и мотопехота вошли в Вышний Волочек. Командование решило не останавливаться и продолжать марш. Хотя и так отмотали уже сто с лишним километров, и короткий привал не помешал бы, но нельзя было терять время. В Вышнем Волочке комбригу Ротмистрову сообщили, что фашисты подходят к Калинину, уже завязали бои на его окраинах.
Это очень обеспокоило Павла Алексеевича.
- Боюсь, предположения мои могут оправдаться, - поделился он опасениями с начальником штаба Любецким, - гитлеровцы прорвутся к Торжку, а это уже нехорошо.
- Надо их упредить, товарищ полковник, - предложил Михаил Антонович. - При необходимости атаковать. Другого выхода у нас нет.
Комбриг согласился с ним. И тут же приказал командиру танкового полка А.В. Егорову подготовиться к встречному бою с неприятелем. Танковые экипажи приняли необходимые меры.
Ходу до Торжка оставалось пятьдесят километров.
Неожиданно разведка Золотова доложила, что немцев в Торжке нет.
- Слава Богу, - обрадовался Ротмистров. - Это к счастью!
На рассвете подразделения бригады въехали на улицы Торжка. Проснувшиеся от шума жители, увидев наши танки, выбегали из домов, радостно приветствовали солдат, спрашивали, не нужна ли какая помощь. Остановившийся на несколько минут головной танк окружили горожане, Егорова засыпали вопросами и пожеланиями.
- Не сдадите нас немцам?
- Гоните фашистов, бейте гадов!
К Александру Васильевичу тянули руки - всякий хотел пожать ладонь живому танкисту, да к тому же командиру.
Проехав ещё километров пятнадцать на юго-запад, основные силы бригады встали лагерем у деревни Думаново под Торжком. А передовые её части продолжали путь на Калинин.
Так завершился уникальный танковый переход в первой половине октября 1941 года.
Ничего подобного за три месяца войны Красной армии с фашистами не было.
За сутки батальоны преодолели 250 километров от Валдая до Думанова. Чтобы пройти такое расстояние, соблюдая технические нормы, нужно не менее 4 суток, а тут уложились в одни.
Когда донесли генералу И.С. Коневу о марше 8-й танковой бригады, заместитель командующего Западным фронтом не сдержался:
- Орлы, наши танкисты! Поддержали традицию, молодцы!
Иван Степанович имел в виду под традицией отчасти и свой личный опыт.
Осенью 1937 года он получил назначение командующим особой группой советских войск в Народной республике Монголии. На её границе Япония сосредоточила крупные силы, готовилась к захватническому прыжку. Конев сделал то, что, казалось, сделать было невозможно. По гористой безводной пустыне Гоби, где ни травинки, ни деревца, ни колодца, а уж тем более - людского жилья, он повёл соединения к границе. Двое суток бойцы отмеряли шагами зыбучие пески, прошли сотни километров, а под утро появились под носом у японцев.
Те не ожидали советских солдат, свалившихся на них будто с неба.
Для Квантунской армии такой переход по безводной пустыне был полной неожиданностью.
Желание нападать на Монголию у японцев сразу пропало.
8
Подобной неожиданностью для фашистов стало появление советской бронетехники на окраине Калинина рано утром 15 октября.
Командир разведки старший лейтенант Золотов на броневике остановился у Горбатого моста - путепровода над железной дорогой. Через Горбатый мост шоссе вело в Торжок.
Ещё два броневика, закреплённые за группой, остались поодаль, для подстраховки.
Сергей вылез из люка, достал карту, карандашом принялся наносить пометки.
Неожиданно раздался грохот, снаряд из пушки угодил в броневик, выбил задний мост, броневик просел. Карандаш вылетел из пальцев Золотова, а сам он мигом вскочил в люк. Водитель был легко ранен в руку. Будто из-под земли, из кюветов возникали фашисты, шли, чтобы окружить броневик.
Золотов развернул башню и длинными очередями из пулемёта встретил врагов. Они залегли. Другой снаряд - пушка немцев била прицельно - попал в борт, броневик загорелся.
Они всё-таки успели выбраться.
- Беги! - приказал Золотов водителю, понимая, что от его нагана мало толку, и тот побежал.
В руках Сергея бился автомат, строчил очередями. В горячке Золотов всё же успел увидеть, как немцы взмахивали руками и падали в кюветы.
Выбрав момент, Золотов нырнул в кусты. Он пробежал вдоль дороги, за вторым поворотом стояли два броневика.
- Где машина? - первое, о чём ротный спросил Золотова.
Старший лейтенант посмотрел на него, как на сумасшедшего.
- Вон там! - показал Золотов в сторону Горбатого моста. - Видишь?
Оттуда тянул черный дым.
Разведка покатила назад, в окрестности деревни Старо-Каликино.
Эта деревня находилась в десяти километрах от Калинина, она стояла в стороне от Ленинградского шоссе. В её окрестности из Думанова успели подтянуться основные силы 8-й танковой бригады, штаб разместили здесь и в соседней деревеньке. Бойцы готовились отдохнуть после трудного марша. Но, как часто случалось на войне, желание солдат не всегда совпадало с желанием командования.
Почти сразу после того, как Золотов напоролся на фашистов, с разницей, может, в полчаса, передовой отряд 46-го полка на подходе к Горбатому мосту тоже наткнулся на вражеские части.
Майор Федорченко доложил Ротмистрову, что обнаружил немцев.
Быстро обсудив ситуацию с комиссаром и начальником штаба, полковник решил ворваться в город.
Павел Алексеевич связался с Ватутиным, он только что прибыл в Вышний Волочек. Выслушав комбрига, Николай Федорович дал "добро" на предложенную им операцию.
- В ваше подчинение переходит 934-й полк, - добавил генерал. - Он рядом с вами, так что действуйте. Желаю удачи!
Редко бывает так, как мы хотим-задумываем. Чаще что-то - видимое или невидимое - путает наши намерения, изменяя их или вообще отменяя. Война в этом смысле не исключение.
Ещё командующий бригадой уточнял задания частям на случай атаки, а немцы уже предприняли её. Они, при поддержке танков и авиации, напали на передовые батальоны как раз того полка - 943-го, который Ватутин подчинил Ротмистрову.
Закипел тяжелый для наших пехотинцев бой на подходе к областному центру.
Наши бойцы не отступали, громили фашистов, но едва они могли выстоять против бронетехники, сил артиллеристов не хватало, чтобы уничтожить её.
Надо было выручать новых товарищей.
Танковые роты подошли к их позициям.
- Вперёд! - отдал команду Егоров. - Огонь по врагу.
Танки, вздымая снежную пыль, ринулись прямо в ряды нашей пехоты, на ходу, фактически в лоб, расстреливали бронетехнику фашистов. Гул до боли в ушах повис в воздухе. Один за другим задымили восемь танков врага и столько же бронетранспортеров. Оглушённые внезапностью, оставив около сотни убитых и раненых на поле, гитлеровцы побежали назад, к Калинину.