Так началась тщательно продуманная, умело спланированная операция по разгрому врага в направлении на Торжок.
2
Дальше события происходили не так, как задумал немецкий генерал-фельдмаршал фон Бок, войска которого 14 октября заняли часть западной окраины города Калинина. Одурманенный победой, генерал приказал соединениям не допустить перехода Красной армии через реки Тверца и Мста в районах, прилегающих к областному центру Цель у фашистского стратега была одна - упредить возможные маневры Красной армии, не дать им выйти в направлении на Торжок, постараться как можно быстрее оккупировать древний город. Фон Бок спешил, до выполнения задачи, поставленной Гитлером - захватить Торжок, времени оставалось в обрез.
Но командующий группой фашистских армий "Центр" даже не мог предположить, что его замысел советские полководцы разгадали и уже действовали на опережение.
Глубокой ночью соединения 133-й стрелковой дивизии, ею командовал генерал-майор Василий Иванович Швецов, подошли на близкое расстояние к реке Тверце со стороны города Лихославля. Ночь была такой тёмной, что и на шаг ничего не видно.
Подмораживало землю, на дорогах образовалась ледовая корка.
Небо казалось чёрным, если бы ни мириады мелких звёздочек, рассыпанных повсюду, да ни крупные звёзды Большой Медведицы. Полки и батальоны за двое суток прошли трудный путь - больше трехсот километров, от окрестностей города Андреаполя, где вели тяжелые бои. А из-под Лихославля они сделали марш-бросок в 50 километров то под дождём, то под снегом, по лесным тропам, болотам, на проезжие дороги нельзя было выходить, опасаясь немецкой разведки.
Солдаты и офицеры дивизии изрядно вымотались в этих переходах.
Люди давно не мылись, некоторые простудились, сильно кашляли, некоторых донимал насморк. Надо было дать привал, поспать хотя бы часов пять. Об этом думал и Иннокентий Щеглов, начальник штаба 2-го батальона, он по-отцовски заботился о бойцах. Человек опытный, в мирной жизни бывший геолог, Щеглов выслал вперед квартирьеров. И те, разведав обстановку, доложили, что в деревне Рылово можно передохнуть, попариться в баньке, отоспаться. Офицер поблагодарил квартирьеров, добавил:
- Эх, банька, банька - мечта моя светлая! Уж попаримся от души, отмоем грязь окопную.
Бойцы, шедшие впереди, чуть не стукнулись лбами о первый дом в деревне - стояла несусветная темень.
Сзади они услышали гул мотора, увидели слабый свет подфарников.
Колонну батальона догнал дивизионный вездеход. Машина остановилась, из неё вышел офицер - адъютант генерала Василий Ивановича Швецова. Связной попросил начальника штаба Иннокентия Щеглова и командира 2-го батальона Александра Чайковского следовать за ним.
Те сразу пошли за адъютантом.
Они вместе вступили в правление колхоза. В просторной комнате горела керосиновая лампа, у стола стоял командир дивизии, а рядом с ним находился генерал, не знакомый Щеглову.
Это был Иван Степанович Конев.
Командир дивизии, статный, высокий, широкий в плечах, окинул вошедших взглядом выразительных карих глаз, кивком головы пригласил к столу, где лежала развёрнутой большая карта. Василий Иванович носил черные густые усы, они придавали его лицу некоторую строгость. Бойцы уважали генерала за смелость, отвагу и находчивость, которые он проявил в боях под Смоленском и Андреаполем.
- Мы находимся вот здесь, - начальник штаба дивизии показал на карту - Вот деревня Старо-Каликино, а чуть подальше - Ново-Каликино. Надо выбить противника из названных деревень, перерезать шоссе Москва-Ленинград, по нему идёт интенсивная переброска техники и живой силы фашистов в сторону Медного и далее на Торжок.
Чайковский и Щеглов внимательно слушали.
- Ваш батальон первым вступит в бой! - заключил начальник штаба.
Младший лейтенант Щеглов едва сдерживал себя, чтобы не выпалить комдиву: "А как же отдых, Василий Иванович? Где ночлег в тёплой избе? Где банька? Где, наконец, котелок горячих щей? Люди, сами знаете, как устали!".
Он посмотрел на генерала, намереваясь спросить, взгляды их встретились. "Понимаю, - как бы отвечали глаза Швецова. - Понимаю, дорогие мои, потерпите ещё чуток. Потерпите до утра! Привал будет, обязательно будет!".
Щеглов промолчал, опустил голову.
Швецов и Конев, пожелав удачи командованию батальона, вышли из комнаты и направились к вездеходу.
Хоть и неловко, стыдно было перед людьми, но комбат Чайковский приказал без промедления начать переправу через реку Тверцу.
По деревне, рота за ротой, батальон спускался к берегу, шёл второй час ночи. Солдатам запретили зажигать даже спички из-за опасения случайно быть замеченными. Всё происходило в полной темноте. В миномётной роте шагал и сержант Николай Басов. Он едва не падал, ноги были, как ватные, иногда перед глазами возникали и тут же исчезали оранжевые круги.
- До рассвета хоть подождали бы, чего уж так гнать! - пожаловался Николай соседу в строю.
- Нам, сибирякам, всё по плечу, - отозвался тот. - Мы, сибиряки, народ привычный. Командир лучше нас с тобою знает обстановку, знает, куда и зачем надо идти.
- А я не сибиряк, я из Торжка, - сказал Басов. - Я не против командира, я говорю, что о людях надо думать, отдых надо дать.
- Ну и что, что ты из Торжка, - возразил сосед. - Если попал к нам, считай себя сибиряком. У нас чужаков нет, все свои, сибирские.
- Свои так свои, - согласился Николай.
- Эй, разговоры прекратить! - послышался голос командира роты.
Бойцы замолчали, продолжали спускаться к реке.
Дело осложнилось тем, что в Рылове мост через Тверцу был взорван. Фашисты, похоже, всё-таки выполняли приказ своего генерала фон Бока.
Наши саперы отыскали брод в самом узком месте русла. Но и там ширина реки была приличной - больше тридцати метров, а вода ледяная, хорошо, что ещё не тронута льдом. Первыми верхом на лошадях переправили на другой берег разведчиков и боевое охранение, те сразу двинулись в сторону станции Брянцево, чтобы разобраться, где фашисты, какие силы врага идут по шоссе Москва-Ленинград.
На берегу кипела переправа. Понтонов, надувных лодок, даже обычных плоскодонок - ничего под рукой не оказалось. Уповали на одно: сибирякам всё по плечу. И в самом деле, бойцы разбирали старые сараи, сплачивали из бревен плоты, связывали друг с другом конные повозки - всё шло в дело.
Сибиряки мастерили переправу дружно, не хотели подводить своего генерала, к которому относились с большой симпатией.
3
Василий Иванович Швецов сам лично участвовал в формировании 133-й дивизии в Новосибирске, был её первым командиром, с ней выехал на фронт 26 июня 1941 года, на четвёртый день войны. Дивизию составили те, кто жил в сёлах и городах Алтая и Сибири. Несколько командиров и комиссаров имели опыт боёв на озерах Хасан и Халкин-Гол, а также в Испании в ходе гражданской войны. Генерал знал в лицо едва ли не всех солдат и офицеров, их характеры, способности, помнил привычки и наклонности, что хорошо помогало ему в трудных фронтовых ситуациях. В начале войны сибиряки сражались на Западном фронте, а в сентябре в районе города Андреаполя прикрывали стык Западного и Северо-Западного фронтов.
К тому же Швецов был полководцем, что называется, от Бога. Ещё в детстве, проведённом в деревне Лыковская на Вологодчине, неподалеку от большого села Андога, юный Вася часто попадал в центр ребячьих войнушек, был главным заводилой. Игры в деревне проходили с разведкой, засадами, ударами с флангов - словом, по всем правилам военного искусства.
Взрослые, наблюдая за баталиями подростка Васи, подшучивали: "Ну, этот паренёк будет генералом, видно - натура военная!". Даже повзрослев, Василий, когда приезжал в Лыковскую на отдых, не мог удержаться от соблазна поиграть в войнушку с салажатами. Выходил к ребятне и игра начиналась.
У плотника Ивана Егоровича и его жены Марфы Никоноровны родились 13 детей, выжили только трое, Вася из них - самый младший. В зимнюю пору отец уходил на заработки. Кроме владения плотницким ремеслом, он слыл отменным портным, брал заказы в сёлах. Родители мечтали выучить ребят грамоте, дать им образование. Благодаря Советской власти, мечта их сбылась. Старшие брат и сестра окончили школу, учились дальше, не отставал от них и Василий.
Просторная изба Швецовых с надворными постройками стояла в центре деревни Лыковская, на берегу быстрой, глубокой речки Шулма. Сойдёшь с крыльца - рядом песчаный берег, хоть купайся, хоть лови рыбку. Вася на зорьке оставлял постель, брал сумку с книгами и шёл на занятия в Вахонькинское 2 классное Министерское училище, где обучение длилось 6 лет. После обеда возвращался домой. В день отмерял ногами по двенадцать километров. Иногда в половодье перепрыгивал с льдины на льдину, чтоб попасть с берега на берег, а иногда попадал в ледяную воду Шулмы. Тяга к знаниям была в подростке велика, без ропота переносил и дорогу, и приключения на ней.
Некий символ, знак Промысла проглядывал и в том, что Вася по окончании училища получил Похвальную грамоту, а на ней красиво изображались эпизоды великой битвы на Бородинском поле - в 1912 году Россия отмечала 100-летие Отечественной войны с армией Наполеона. Василий не раз тайком доставал грамоту, рассматривал русских солдат и офицеров, пушки, кавалерию. В такие минуты в юном сердце, может, и грезились честолюбивые мечты о служении Отечеству.
По обычаю деревни, младший сын - опора стареющих родителей. Доля эта выпала Василию. Уже подростком он подрабатывал, приносил в дом деньги. Василий очень любил природу, землю, всё живое на ней. Поэтому поехал в Орёл и поступил в школу садоводства. Агронома-садовода из него не вышло, школу он оставил, подался на стройку Мурманской железной дороги, устроился плотником.
В 1919 году Василий Швецов добровольцем вступил в Красную армию, воевал заместителем командира роты против войск Врангеля. В одном из боёв получил тяжелую контузию. Казалось бы, травма должна была отвратить его от армии, но сам Василий, обладая изрядной волей, решил наоборот - связал судьбу с воинской службой. И ни разу не пожалел об этом.
Штабной вездеход всё ещё объезжал подразделения, генералы уточняли задачи батальонам.
- Так мы останемся и без чая, и без сна, - усмехнулся Василий Иванович. - Давайте, Иван Степанович, завернем в штаб, перекусим, да, может, часок-другой соснём.
- Не возражаю, давай заедем, - ответил Конев.
Адъютант собрал им на стол всё в той же просторной комнате правления колхоза.
Конев, мешая ложкой чай, заметил:
- Оказывается, мы земляки, Василий Иванович! Я раньше и не знал.
- Да, я вологодский, - с теплотой подтвердил Швецов. - В Череповецком уезде родился, там деревенька Лыковская, вот в ней. По пути проезжаешь большие села - Кадуй, Андога; места чудные, красивые, грибов, ягод летом не обобрать.
- Я из Никольского уезда, это на другом краю губернии, - продолжал Конев. - у нас тоже места дивные. Слушай, а какие рыбники пекут в Никольске - это, я скажу, праздник настоящий. Люблю вологодский рыбник! Я там начинал на сплаве, плотогоном.
- Вот как! - рассмеялся Швецов.
- А что смешного? - насторожился Иван Степанович.
- Так и я начинал на сплаве леса по рекам Шулма, Андога, Суда, начало у нас, получается, одинаковое!
- Да! - вздохнул Конев. - Пожалуй, и здесь, под Торжком, наши пути сошлись не случайно.
- Думаю, так, - согласился Швецов, - не случайно.
- А как обстоят дела в семье? - спросил Конев.
- Так-то всё в порядке, - сказал Швецов. - Только беспокоюсь за брата с сестрой, они остались в Ленинграде, а что такое блокада - сами знаете. И вестей от них давно нет, переживаю.
- Будем надеяться, что всё обойдется благополучно, - сказал Конев.
- Да, так и я надеюсь, - согласился Василий Иванович.
4
Ночное форсирование реки Тверцы батальон Александра Чайковского уже завершал, когда случилось "ЧП" на одном из плотов, где стояли орудия и минометы.
- Держи, поехала, - вскрикнул артиллерист, - держи!
- Ну, едрёна мать, хватай за край, - закричал старший сержант, командир орудия. - Хватай!
- Тише вы, - зашикали на них соседи.
Схватить тяжелое орудие так и не успели - верёвка, которая связывала пушку с плотом, лопнула, плот качнуло в сторону.
45-миллиметровая противотанковая пушка, сорвав крепления, соскользнула по накренившемуся плоту в ледяную воду.
- Утонула, - выдохнул наводчик. - Говорил же, держи.
Артиллерийский расчет недолго горевал.
Комбат приказал достать орудие из реки.
Солдаты большими крюками, привязанными к верёвкам, пушку всё-таки вытащили из Тверцы и выкатили на берег.
К рассвету все роты были уже на правом берегу Тверцы. Бойцы развели небольшие костерки - погреться, обсушиться. Дымили полевые кухни, мясной запах возбуждал аппетит; уставшие бойцы повеселели, фронтовая жизнь налаживалась, входила в привычную колею.
Ещё до завтрака приехали оба генерала - Конев и Швецов.
Командир дивизии уточнил задание. Батальону для усиления передавали миномётную роту, противотанковую батарею, мотоциклетный полк. Главное, что требовал Швецов, - подойти скрытно к гарнизону фашистов, как можно ближе, удачно выбрать позиции для атаки.
- Задача для вашего батальона, да и всей дивизии, - объяснял Иван Степанович Конев личному составу, - не только выбить противника из деревень, но и перерезать Ленинградское шоссе, занять круговую оборону, а затем взять врага в клещи.
Иннокентий Щеглов, начальник штаба батальона, пригласил генералов позавтракать, они не отказались.
Пока генералы кушали, разведчики батальона воспользовались их картами и перенесли на свои карты кое-что для уточнения местности предстоящего боя.
Прорезая холодный низкий туман, вездеход генерала И.С. Конева с небольшой охраной взял курс на Калинин, где на восточной окраине, по дороге на Бежецк, в деревне Змеево, стоял штаб заместителя командующего Западным фронтом.
5
Леденящее дыхание фронтовых боев докатилось и до самой столицы.
Появились слухи о том, что Сталин впал в прострацию, сбежал из Москвы, находится неизвестно где, а город вот-вот сдадут фашистам. Эти слухи нарастали, как снежный ком, отравляли мысли, побуждали тут же, сразу сделать что-то для собственного спасения, надеяться было не на кого.
В столице началась паника. Разбивали витрины магазинов, крали продукты, взламывали кассы предприятий, изымали деньги. Некоторых директоров, спешивших укрыться от хаоса, настигала толпа и устраивала самосуд. На стихийных сходках, возникавших то в одном месте, то в другом, раздавались призывы: "Бей жидов! Продали Россию! Кровопийцы!".
И били, если евреи попадали под горячую руку!
Слухи о самоизоляции Сталина не имели под собой никакой почвы.
На второй день паники, утром, Иосиф Виссарионович потребовал от первого секретаря Московского горкома партии Александра Щербакова навести порядок.
- Разберитесь, Александр Николаевич, с зачинщиками, - дал указание Сталин по телефону Щербакову. - Виновных, если подтвердится их вина, накажите. И как можно быстрее организуйте людей на усиленную оборону. Через два дня доложите мне о принятых мерах.
- Слушаюсь, товарищ Сталин, - бодро ответил Александр Щербаков.
И тут же принялся выполнять поручение вождя.
17 октября Щербаков выступил по радио Москвы. Он призвал москвичей остепениться, прекратить хаос, быть готовыми к отражению захватчиков.
- За Москву будем драться упорно, - вещал в эфире Александр Щербаков, - ожесточённо, до последней капли крови. Планы гитлеровцев мы должны сорвать во что бы то ни стало!
Тут же первый секретарь, со свойственной ему решимостью, исключил из партии ряд руководителей за паникерство, а директоров, которые с добром, награбленным на фабриках и заводах, собирались сбежать из Москвы, отдали под суд.
Паника в Москве пошла на убыль.
Слухи о прострации, якобы в ней пребывал Сталин, оставались всего-навсего лишь слухами, но слухами для кого-то весьма выгодными.
Никакой прострации не было, Сталин работал как обычно - с утра до глубокой ночи.
Он искренне переживал поражение под Вязьмой, испытал настоящий стресс, чего с ним давно не было. Тем не менее, Сталин ни на час не выпускал из поля зрения положение на фронтах. Всё, что происходило вокруг Ржева, Калинина и Торжка, вызывало у него беспокойство. Сталин искал точный и верный ход, чтобы не позволить Гитлеру обрушить Северо-Западный фронт, как произошло в начале октября с Западным и Резервным фронтами.
И, как казалось Сталину, такой ход он нашёл.
Поэтому 10 октября из Ставки ушло указание о создании в районе Калинина боевой оперативной группы под началом генерала Н.Ф. Ватутина. Сам Сталин хорошо знал Николая Фёдоровича Ватутина, ценил за профессионализм, личные качества. Он помнил, что поздно вечером 21 июня к нему в Кремль по их просьбе приехали маршал Жуков, генерал Ватутин и нарком Тимошенко. Они ехали с целью получить от Сталина решение о приведении войск в боевую готовность. Такую директиву заранее подготовил Ватутин, первый заместитель начальника Генштаба и руководитель Оперативного управления.
Сталин выслушал Жукова. Тот доложил о пограничниках Киевского военного округа, задержавших перебежчика, немецкий фельдфебель дал показания - Гитлер начнёт наступление на СССР утром 22 июня.
- А не подбросили ли немецкие генералы перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? - спросил Сталин.
- Нет, товарищ Сталин, - ответил Тимошенко, - не подбросили. Перебежчик говорил правду, сомнений в том нет.
Сталин, а также вошедшие в кабинет члены Политбюро, не приняли вариант директивы, составленной Ватутиным, но и не отвергли его полностью, попросили подкорректировать. Жуков и Ватутин вышли в соседнюю комнату, быстро составили новый вариант, он был коротким, гласил следующее: "Нападение может начаться с провокационных действий немецких частей".
По приказу генерала Ватутина в 00 часов 30 минут 22 июня 1941 года Генштаб разослал директиву в пограничные войска и военные округа.
До мощного огня с немецкой стороны по нашим частям на границе СССР оставалось два с половиной часа.
Всего-то два с половиной часа!
А уже днём люди услышали по радио выступление министра иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова: "Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, - говорил он, - без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многим местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек.
Налёт вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством…
Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигентами, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.