- Мусульмане, - снова заговорил Насырхан, поднимаясь с колен, - сегодня мы, покорные воле всевышнего, начали священную войну с неверными: с коммунистами и теми, кто, ослепленный их дьявольской пропагандой, свернул с пути, предначертанного аллахом. В святом коране, в суре "Семейство Имрана", сказано: "Вы, мусульмане, самый лучший народ из всех, какие возникли среди людей: повелевайте…" Так неужели мы, мусульмане, осмелимся противоречить святому корану, забудем о том, какую великую, господствующую роль уготовил нам всевышний и будем терпеть поношение от иноверцев и ренегатов! В коране, в суре "Мохамед", всевышний наставляет нас: "Когда встретитесь с неверными, то ссекайте с них головы дотоле, покуда не сделаете совершенного им поражения". А в суре "Покаяние" сказано: "Ревностно воюй с неверными, будь жесток к ним". Мусульмане! Всегда помните, что неверными являются не только все русские, но и те, кто вчера был с нами, ходил в мечеть и почитал коран, а сегодня завел дружбу с русскими, стал покорным слугой коммунистов, отдал своих детей в советскую школу под руководством безбожных учителей. Всех, кто принял на себя греховное название "колхозник", ждет в этом мире мучительная смерть от рук людей, почитающих коран, а за гробом - геена огненная. Уничтожайте таких, правоверные, уничтожайте без всякой жалости. Тот не мусульманин, кто сейчас будет стоять в стороне, кто не поддержит всем своим достоянием и собственной жизнью святого дела, начатого нами.
Раздавшийся неподалеку винтовочный выстрел прервал речь Насырхана. Он настороженно прислушался. Прозвучал второй выстрел, и сразу же вслед за ним началась оживленная винтовочная трескотня. Насырхан вопросительно посмотрел на Мадумара, тот недоуменно пожал плечами и подозвал к себе одного из басмачей.
- Узнайте там, из-за чего шум! - приказал он. - Что не поделили? Быстро!
Басмач ускакал. Насырхан, стараясь перекричать грохот несмолкающей стрельбы, продолжал:
- Тот не мусульманин, кто не вступит в число джигитов газавата. Поэтому по окончании базара разъезжайтесь спокойно по домам, а к полудню завтрашнего дня присылайте сюда по одному джигиту от каждых десяти домов. Кишлаки, не подчинившиеся моему приказу, будут уничтожены как гнезда предателей и отступников от корана.
Насырхан помолчал, оглядывая толпу злым, требовательным взглядом. Но в ответ ему не раздалось ни одного приветственного возгласа. Толпа настороженно затихла. Насырхан нахмурился и подошел к самому краю крыльца. В этот момент из толпы неожиданно вышел дехканин и остановился перед Насырханом. Дехканин был стар. Седая, узенькая, клинышком бородка обрамляла впалый, беззубый рот. Одет он был бедно, но опрятно. На голове аккуратно намотана холщовая, когда-то, вероятно, синяя, но теперь выгоревшая чалма. Подойдя к крыльцу, он почтительно наклонился и с благоговейным видом поцеловал полу халата Насырхана.
- Дозволь узнать, праведный Муддарис, - спросил он, - куда завтра посылать джигитов? Где они будут вас искать?
Насырхан подозрительно вгляделся в старика, но у того на лице ничего нельзя было прочесть, кроме почтительного внимания.
- Меня незачем искать, - гордо ответил Насырхан. - Мы никуда отсюда не уйдем. Джигитов посылайте в Кассан-Сай. Отсюда мы поедем на Наманган.
- Под конвоем? - донесся из толпы чей-то голос.
Окружающие толпу басмачи кинулись было разыскивать крамольника, но Насырхан величественным жестом остановил их.
- Под конвоем мы поведем отступников, чтобы повесить их на площади в Намангане, - угрожающе проговорил он, и, обращаясь к старику, задавшему вопрос, продолжал: - Иди, старик, и посылай…
Прервавший винтовочную трескотню взрыв заглушил окончание фразы, Насырхан сердито обернулся к Мадумару.
- Кто там осмеливается сопротивляться? - спросил он. - Немедленно схватить и сжечь!
Мадумар, почтительно поклонившись, сбежал с крыльца, но, не отойдя и десяти шагов, остановился. Из-за угла дома на площадь выехал басмач, он тянул за собой на веревке человека со связанными руками. Человек был одет в поношенное красноармейское обмундирование.
- Что там происходит? - спросил Насырхан. - Кто стрелял?
- Милиционер, - почтительно ответил басмач.
- Этот? - кивнул Насырхан на связанного.
- Нет. Милиционер успел взобраться на крышу и утянул за собой лестницу. К нему не подойдешь. А он бьет без промаха. Троих наших уже нет.
- Почему не подожгли дом? - раздраженно взглянул на басмача Насырхан.
- Он каменный. Да и не подступиться. Наши было подбежали, так он гранатой… троих ранило… не выживут.
- Ишаки! - сердито бросил басмачу Мадумар и кинулся в сторону гремевших выстрелов.
- А это что за падаль? - спросил Насырхан, вглядываясь в связанного.
- Это Турсун Рахимов! - объяснил Насырхану ближайший байбача. - Председатель сельсовета.
- Коммунист?
- Самый вредный. Житья от него нет.
- К милиционеру на помощь бежал, - сообщил басмач. - Хорошо из нагана стреляет. Двух наших уложил, пока связали.
- А милиционер русский? - спросил байбачу Насырхан.
- У нас в милиции одни узбеки, - ответил тот. - Все утром уехали в Наманган. Один Юлдаш Дадабаев остался. Он больной был… малярия. Значит, это Юлдаш и стреляет.
- Коммунист?
- Нет. Из Красной Армии недавно вернулся.
- Слушай, собака, - крикнул Насырхан пленнику. - Сейчас ты подохнешь. Жалеешь теперь, что пошел против своего народа?
Турсун Рахимов, собрав остаток сил, с трудом открыл единственный уцелевший глаз.
- Я шел только со своим народом, - еле шевеля разбитыми губами, ответил он Насырхану. - А жалеть действительно жалею…
- А, значит, раскаиваешься, - торжествующе усмехнулся Насырхан. - Вы слышите, правоверные?
- Нет, не раскаиваюсь, а жалею, что не увижу, как тебя расстреляют, старый шакал, - неожиданно окрепшим голосом ответил Рахимов.
Насырхан вздрогнул, попятился и махнул одному из байбачей рукою. Тот из обреза в упор выстрелил в председателя, и Рахимов тяжело упал на ворох бумаг, выброшенных из окон сельсовета. Толпа испуганно ахнула и после короткой паузы встревоженно загудела. А Насырхан резко повернулся к толпе и с неприкрытой угрозой заговорил:
- Так мы будем расправляться со всеми коммунистами, учителями и потаскушками, снявшими паранджу и оголившими лицо. Запомните это и расскажите всем правоверным. А завтра к полудню джигиты по одному от десяти домов должны быть здесь. Иначе…
В нестихавшую ружейную перестрелку неожиданно вмешались пулеметные очереди. Насырхан, оборвав фразу, прислушался…
Из-за угла вылетел басмач и, подскакав к крыльцу, о чем-то шепотом доложил Насырхану.
- Ни за что, - оборвал его Насырхан. - Скажи Мадумару - пусть держится. К вечеру подойдет Истамбек. Мы не можем уходить из Кассан-Сая.
Басмач ускакал обратно.
Из-за угла на полном скаку вылетел Атантай. Подъехав к крыльцу и не обращая внимания на толпу, он вслух доложил:
- Один эскадрон красных атакует в лоб, второй обходит по берегу. Мадумар отходит. Медлить больше нельзя, - и, повернувшись к байбачам, закричал: - Коня его превосходительства ляшкар баши священного воинства ислама господина Насырхана-Тюря. Быстрее, шайтаны!..
Байбачи подвели лошадь Насырхана. Торопливо взобравшись в седло, Насырхан, задыхаясь от ярости и грозя плетью, пообещал радостно оживившейся толпе дехкан:
- Сегодня торжествуют гяуры… Но это ненадолго… Мы вернемся с войсками, пришедшими из Китая и Афганистана. Мы зальем кровью…
Атантай схватил повод лошади Насырхана, ударил ее плеткой и галопом вырвался из толпы. Байбачи начали торопливо разбирать своих лошадей.
- Так куда же мы теперь пошлем наших джигитов по одному от десяти домов? - лукаво прищурившись, спросил старик дехканин в синей выгоревшей чалме. - Его превосходительство ляшкар баши Насырхан-Тюря удрал, как заяц!
- Молчи ты, старая кляча, - угрожая плетью, двинулся на него один из байбачей, уже вскочивший на лошадь, но камень, пущенный из толпы, ударил его по голове и сбил байбачу на землю. Он сразу же исчез под ногами рванувшей вперед толпы.
- Правоверные! - призвал толпу чей-то молодой звонкий голос: - Бей этих толстозадых, пока не удрали. Поможем Красной Армии!
Толпа кинулась на байбачей. Их начали избивать палками, камнями, стаскивали с лошадей и топтали ногами. А мимо, не обращая внимания на свалку, кипящую на площади, мчались остатки конницы Насырхана во главе с Мадумаром, и, приближаясь, с каждой секундой все громче и громче гремело красноармейское "Ура-а-а!"
4. Начало пути
По самой середине пыльной кишлачной улицы, устало повесив уши и спотыкаясь, семенил ишак. Утомленный длинной дорогой не менее своего длинноухого спутника, Тимур сидел боком в неудобном седле, перекинув ноги на одну сторону. Халат и лицо юноши были обильно припудрены желтой дорожной пылью.
Стоявшее в зените солнце, казалось, стремилось спалить все живое. Улицы большого, густо населенного кишлака были пустынны. И со дворов из-за высоких земляных стен не доносились ни звуки человеческих голосов, ни крики домашних животных. Кишлак словно вымер. Только в самом конце улицы, опираясь на палку, ковылял древний старик в белом легком халате и чалме. Тимур придержал ишака и огляделся. После короткого раздумья он уселся в седле по-настоящему и погнал ишака навстречу старику. Поравнявшись с ним, юноша почтительно поклонился.
- Салям алейкум, отец!
- Алейкум ва-а-с салам, - проскрипел в ответ старик.
- Как ваше здоровье, отец? Все ли благополучны и здоровы в вашем доме?
- Милость аллаха не оставляет нас, недостойных. Куда путь держишь, молодой джигит?
- Не скажите ли вы мне, отец, где живет почтенный Байрабек Мирза Рахим? - понизив голос, спросил Тимур.
- Еще год-два тому назад Байрабек был одним из самых уважаемых людей Янги-Базара, - усмехнулся старик. - Но времена переменились. Власть нашла нужным отобрать богатство, неправедно нажитое Байрабеком и его предками. А что человек без богатства? Всего лишь жалкая тень, а не человек.
- Я слышал о несчастии, постигшем Байрабека, - дипломатично ответил Тимур. - Но все мы лишь пылинки в руке всевышнего, и милость аллаха сегодня может возвысить того, кто вчера был в несчастье. Как же мне найти его дом?
- Поезжай прямо, джигит, - указал старик. - Когда переедешь мост через арык, поверни направо, и первые же ворота с правой стороны будут воротами усадьбы Байрабека.
- Благодарю, отец, - попрощался со стариком Тимур.
Через четверть часа, держа ишака на поводу, он уже стучал в высокие тесовые ворота. В ответ из-за ворот раздался оглушительный лай собак. Подождав с минуту, Тимур повторил стук.
- Кто стучит? Кого нужно? - послышался из-за ворот грубый мужской голос.
- Почтенный Байрабек? - спросил Тимур.
- Да, - донеслось из-за ворот. - Чего нужно?
- Откройте, уважаемый Байрабек, - громко попросил Тимур и, понизив голос, добавил: - Я к вам от муллы Таджибая.
Ворота чуть приоткрылись, и в щель выглянула заплывшая жиром физиономия Байрабека. Он подозрительно ощупал юношу взглядом, осмотрел пустынную улицу и, приоткрыв пошире ворота, пропустил Тимура и его ишака во двор.
- Я Сабир, сын Мухамеда Палвана, - отрекомендовался Тимур запирающему ворота Байрабеку.
Тот, кивнув головой на навес в углу двора, сказал:
- Привяжи своего карабаира вон туда. О нем позаботятся. Говорить будем в михманхане.
Михманхана - комната для гостей в доме Байрабека - совсем не соответствовала былому богатству хозяина. Ни сюзане, ни ковров, ни одеял, ни подушек. Голые стены и пол. Окна плотно закрыты ставнями. В комнате царил прохладный полумрак. На единственный дырявый ковер уселись за чай с лепешками Байрабек и Тимур.
- Значит, ты сын Мухамеда Палвана, да упокоит аллах его душу в селениях праведных, - проговорил Байрабек, отхлебывая из пиалы чай. - Знавал его. Хороший был воин, лучший курбаши у Рахманкула, да встретят они друг друга в раю. Значит, за отца и тебе пришлось отвечать?
- После расстрела отца нас пять лет не трогали, а потом неожиданно приехало ГПУ и сделало обыск. Нашли в саду оружие, которое еще отец закопал, и арестовали меня. Много оружия нашли и у муллы Таджибая. Мы с ним вместе сидели в Фергане в тюрьме. Потом нас повезли в Ташкент. Мне удалось бежать, а мулла Таджибай не смог.
- Да, в его годы не побегаешь, - согласился Байрабек. - Он ведь лет на десять постарше меня.
- Мулла Таджибай советовал мне сразу же прийти к вам и просить вас, чтобы вы помогли мне сделаться воином газавата под знаменами достопочтенного Насырхана-Тюри. Он даже успел написать вам.
Тимур стащил с ноги ичиг, вывернул голенище и, вытащил из-под надрезанной подкладки лист бумаги. Байрабек, прочитав письмо, задумчиво погладил подбородок.
- Так ты говоришь, что ты сын Мухамеда Палвана? - наконец заговорил Байрабек. - Кажется, у него был всего один сынок. Я не помню, как его звали, но он был вместе с отцом, когда мы воевали с неверными.
Тимур понял, что сейчас начнется проверка, о которой его предупреждали и к которой тщательно готовили друзья перед отправкой на задание.
- Вы говорите про моего старшего брата Миртемира, достопочтенный Байрабек, - спокойно ответил он. - Он на восемь лет старше меня и действительно был вместе с отцом. Я был мал и оставался дома с матерью.
- А где теперь твой старший брат? - искоса, но внимательно вглядываясь в Тимура, спросил Байрабек.
- В далеких краях, где полгода не заходит солнце, а полгода стоит ночь, - печально ответил Тимур. - Его отправили туда на десять лет.
- Я слышал, что Миртемиру удалось бежать, - как бы между прочим заметил Байрабек. - Скоро он должен быть здесь.
- К сожалению, аллах, да святится вечно имя его, рассудил иначе. Когда я еще сидел в ферганской тюрьме, друзья сообщили мне, что Миртемир действительно бежал, но неудачно. Через несколько дней их поймали. Сейчас он будто бы не ходит на работу, а лежит в тюремной больнице, лечит простреленную ногу.
- Истинно так, - с удовлетворением подтвердил Байрабек, а затем быстро спросил: - По-прежнему ли плохо слышит мулла Таджибай правым ухом?
Тимур с изумлением взглянул на Байрабека.
- Почтенный мулла Таджибай и правым и левым ухом слышит, как мыши шуршат зернами в амбарах соседа. Аллах послал мулле Таджибаю другое испытание. У него постоянно болит поясница.
- Истинно так. Истинно так, - снова подтвердил Байрабек и, решив, видимо, что Тимур именно тот, за кого он себя выдает, заговорил откровенно.
- В неудачное время ты посетил мой дом, джигит, - печально, но с постепенно разгорающейся злостью заговорил он. - И дом этот уже не мой. Правда, его еще не отобрали, но я знаю, что кишлачные голодранцы уже наметили его под контору своего развратного колхоза. А, каково? Меня, законного хозяина, выслать в холодную Сибирь, а дом, нажитый еще моим отцом, превратить в гнездо разврата и безбожия. Пусть они подавятся моим домом, моим садом, моей землей, но меня они так легко не возьмут. Видишь, - показал Байрабек на голые стены михманханы. - Все уже снято и упаковано. Сегодня ночью я уезжаю из родного дома, из своего кишлака. Бегу. Но я еще вернусь. Пока я жив, колхоз не соберет ни одного пуда хлопка с отобранной у меня земли. Я еще напомню им о себе. Кровью заплатят мне отступники за все: и за землю, и за сад, и за дом.
- Истинную правду говорите вы, почтенный человек, - в тон Байрабеку ответил Тимур. - Мстить за все горе, причиненное нам неверными, святая обязанность мусульманина. Я тоже хочу мстить.
- Отдыхай пока, джигит, - резко оборвал разговор Байрабек. - Ночью один из моих людей проводит тебя через перевал. Запомни кишлаки, через которые будет лежать твой путь. За перевалом ты найдешь кишлак Шайдан. Будь осторожен. Там райком и ГПУ. Из Шайдана через кишлаки Дахана и Хост-и-Имам проедешь в кишлак Чаркесар. Дорога не прямая, дальняя и трудная, но наиболее безопасная. Главное - проскочить Шайдан, а там за неделю легко доберешься и до Чаркесара. В Чаркесаре найдешь Абдурахима Нурмухамеда. Он сделает все. Я ему напишу. Отдыхай. Сейчас тебе принесут подушку и одеяло.
- А разве сами вы не хотите стать воином Насырхана? - удивленно спросил хозяина дома Тимур.
- Все мы воины Насырхана, - уклончиво ответил Байрабек. - Каждый идет к цели путем, указанным аллахом и мудрым толкователем его воли муддарисом Насырханом. Отдыхай.
* * *
В самую глухую пору ночи Тимур и данный ему Байрабеком проводник карабкались по каменистой горной тропе на перевал, ведя в поводу ишака и малорослого молодого коня.
- Проклятая дорога, - ворчал проводник. - Тут и днем того гляди шею сломаешь, а ночью можно только ощупью пробираться.
- Ничего, - подбодрил проводника Тимур. - Один мой хороший друг любит говорить в трудную минуту: "Дорогу осилит идущий".
- Вот и тащил бы сюда своего друга. Зачем один идешь? - съехидничал проводник и облегченно вздохнул: - Слава аллаху, дошли.
Путники стояли на высшей точке перевала. Внизу потонул во мраке спуск и только где-то далеко в глубине долины тускло мерцала горстка огней.
- Видишь огни? - спросил проводник Тимура. - Это кишлак Шайдан. Его тебе ночью надо пройти. Там райком, ГПУ, милиция.
- Знаю, - кивнул Тимур, - мне Байрабек говорил об этом. Давай посидим, отдохнем перед спуском.
Оба, тяжело дыша, уселись на камни. Несколько мгновений царила тишина. Затем Тимур как бы между прочим сказал:
- А напрасно все-таки Байрабек вместе со мною не поехал к Насырхану-Тюре.
- Ты один приедешь, джигитом будешь, Байрабек пятьдесят джигитов приведет, курбаши будет, - рассмеялся проводник. - Немного повоюет - в Афганистан уйдет. Богатым в Афганистане хорошо живется.
- Говорил он мне об этом, - безразличным тоном ответил Тимур. - Только откуда он их так скоро наберет, джигитов-то?
- Они у него уже есть.
- И ты один из них? - насмешливо спросил Тимур.
- Да, я один из его джигитов.
- Какой из тебя джигит? - невольно удивился Тимур. - Ты же говорил, что у тебя четверо детей.
- Да, - вздохнул проводник. - Четверо.
- Ты раньше басмачил? В революцию?
- Нет. В первый раз иду.
- Да. Плохи твои дела. Поймают - судить будут, расстрелять могут.
- А ты? Тебя, думаешь, не могут поймать? - сердито спросил проводник.
- Эх, друг… - слезливо начал Тимур. - Меня советская власть обидела. Отца расстреляли, ладно. Он был джигитом Рахманкула, сам многих убил. А зачем земли сто двадцать танапов отобрали, сады и дом отобрали, мельницу отобрали? - вдохновенно врал Тимур. - Мне советская власть поперек горла стоит. Мы с ней враги и до самой смерти врагами останемся. А ты поссорился с советской властью? У тебя она богатство отняла?
- Нет. Советская власть - правильная власть.
- Так чего же ты, дурак, лезешь не в свою драку? - не выдержав роли, раздраженно спросил проводника Тимур.
- Хозяин велел, - жалобно ответил тот. - Мулла на коране клятву с меня взял.
Разговор оборвался. Несколько мгновений стояло тяжелое молчание.
- Послушай, домулла, - робко заговорил проводник. - Ты ученый человек, коран читал. Можно спросить тебя об одном… Только Байрабеку не говори.
- Спрашивай.
- Поклянись, что Байрабеку не скажешь.