- Марш к директору! - крикнула одна из продавщиц и схватила малышку за плечи. девочка плакала навзрыд.
Фабиан протиснулся сквозь толпу.
- Немедленно отпустите ребенка!
- Позвольте, - сказал заведующий.
- Вы-то чего суетесь? - крикнул кто-то. фабиан хлопнул продавщицу по руке так, что она отпустила девочку, и привлек малышку к себе.
- Почему ты выбрала именно пепельницу? - спросил он. - ты что, уже куришь?
- У меня не было денег, - сквозь слезы ответила девочка, поднимаясь на цыпочки. - а у папы сегодня день рождения.
- Воровать - потому что нет денег! час от часу не легче! - заметила расфуфыренная гусыня.
- Выпишите нам чек, - сказал фабиан продавщице. - мы берем эту пепельницу.
- Но девчонку надо наказать! - решительно заявил шеф.
Фабиан подошел к нему.
- Если мое предложение вас не устраивает, я вам весь фарфор перебью!
Тот пожал плечами, продавщица выписала чек и передала пепельницу на контроль. фабиан пошел в кассу, уплатил деньги и получил сверточек. потом проводил девочку к выходу.
- Вот тебе твоя пепельница, - сказал он, - только смотри не разбей. жил когда-то маленький мальчик, он купил большой глиняный горшок, чтобы подарить матери в сочельник. когда пришло время, мальчик взял в руки горшок и бросился к полуоткрытой двери. елка уже сияла огнями. "вот, мама, тебе…" - начал он, а хотел сказать: "вот, мама, тебе горшок!" но раздался звон: горшок разбился о дверь. "вот, мама, тебе ручка…" - сказал мальчик, ведь в руках у него осталась только ручка.
Девочка, крепко держа свой сверточек, сказала:
- У моей пепельницы нет ручки, - сделала книксен и убежала. потом еще раз обернулась, крикнула: - большое спасибо! - и скрылась.
Фабиан вышел на улицу. дождь прекратился. он стоял на краю тротуара и смотрел на проезжавшие машины. одна из них остановилась. старая дама, увешанная пакетами, тяжело поднялась с сиденья, собираясь выйти. фабиан открыл дверцу, помог даме, вежливо приподнял шляпу и отошел в сторону.
- Возьмите! - сказал голос рядом с ним. голос принадлежал старой даме. она вложила что-то ему в руку, кивнула и вошла в магазин. фабиан разжал руку. на его ладони лежала десятипфенниговая монетка. он нечаянно заработал десять пфеннигов. неужто он похож на нищего?
Фабиан спрятал монету в карман, с упрямым видом подошел к краю тротуара и открыл дверцу второй машины.
- Возьмите! - опять сказал кто-то, и в руке у него очутились десять пфеннигов.
Кажется, это становится моей профессией, - подумал фабиан; минут через пятнадцать он уже заработал шестьдесят пять пфеннигов. вот если сейчас мимо пройдет лабуде и увидит расторопного швейцара с историко-литературным образованием! но эта мысль его не испугала. лишь бы не встретиться с матерью и с корнелией, конечно.
- Вы просите милостыню? - спросила какая-то женщина и дала ему довольно крупную монету. эта была фрау ирена молль. - я давно за тобой наблюдаю, мой мальчик, - сказала она, злорадно улыбаясь. - мы встречаемся на каждом шагу. тебе очень туго приходится? ты поступил опрометчиво, отклонив предложение моего мужа. и ключ мог бы у себя оставить. я все ждала, надеялась увидеть тебя в своей постели. твоя воздержанность меня волнует. помоги мне донести эти пакеты. на чай ты уже получил.
Она нагрузила на него свои покупки, и он молча последовал за нею.
- Что я могу для тебя сделать? - спросила она задумчиво. - ты потерял место, да? я не злопамятна. на молля, увы, больше рассчитывать не приходится. он удрал во францию или куда-то еще. у нас теперь расквартирована криминальная полиция. молль в своей нотариальной конторе присваивал доверенные ему деньги. уже годами. никогда бы я этого не подумала. мы его явно недооценивали.
- На что же вы живете? - осведомился фабиан.
- Я открыла пансион. большие квартиры теперь дешевы. мебель мне подарил мой старый знакомый, то есть знакомство-то у нас новое, а сам он старый. в моем пансионе ему принадлежат только несколько глазков в дверях.
- Кто же, спрашивается, живет в этом просматриваемом пансионе?
- Молодые люди, сударь. квартира и стол бесплатно. кроме того тридцать процентов дохода.
- Какого дохода?
- Мой союз нехристианских молодых людей пользуется огромным успехом у дам высшего общества. дамы не всегда красивые и стройные. никто уже не верит, что когда-то они были молоды. но у них есть деньги. они платят, сколько бы я с них ни потребовала, и являются, даже если надо для этого ограбить или убить своих достопочтенных супругов. мои постояльцы хорошо зарабатывают. торговец мебелью подсматривает в глазки. дамы удовлетворяют свои страсти. троих молодых людей они у меня уже перекупили. теперь у этих голубчиков немалые доходы, собственные квартиры и подружки где-нибудь неподалеку, тайные, разумеется. одного из них, венгра, приобрела супруга крупного промышленника. он живет как принц. и если он не дурак, то за год сколотит себе состояние, и тогда пошлет к черту эту старую галошу.
- Итак, мужской бордель, - сказал фабиан.
- В наше время такое заведение жизнеспособнее обыкновенного публичного дома, - пояснила ирена молль. - вдобавок, я с юных лет мечтала стать хозяйкой такого заведения. я очень довольна. у меня есть деньги, я почти каждый день ангажирую для своего предприятия новые силы. каждый, кто добивается места в пансионе, должен сдать мне своего рода вступительный экзамен. я не всякого беру! истинные таланты попадаются редко. природные способности - чаще. я собираюсь организовать подготовительные курсы.
Она остановилась.
- Вот мы и пришли.
Пансион помещался в элегантном доходном доме.
- Я хочу сделать тебе одно предложение. в пансионеры ты, мой милый, конечно, не годишься. слишком уж ты разборчив, да и староват для этой специальности. моя клиентура предпочитает двадцатилетних. кроме того, ты страдаешь ложной гордостью. я могла бы использовать тебя в качестве секретаря. мне необходимо будет мало-помалу наладить бухгалтерию. работать ты можешь в моих комнатах и жить тоже. как ты на это смотришь?
- Вот ваши покупки, - сказал фабиан. - боюсь, что меня сейчас стошнит.
В эту минуту из дома вышли двое молоденьких парней, оба шикарно одетые. увидев фрау молль, они затоптались на месте и сняли шляпы.
- Гастон, разве у тебя сегодня выходной? - спросила она.
- Маки просил меня взглянуть на машину, которую ему обещала номер семь. через двадцать минут я вернусь.
- Гастон, немедленно ступай в свою комнату. что это еще за новости? маки пойдет один. марш! в три часа явится номер двенадцать. тебе надо успеть выспаться. иди!
Молодой человек вошел обратно в дом. другой, еще раз приподняв шляпу, продолжил свой путь. фрау молль обратилась к фабиану:
- Ты опять упрямишься? - она забрала у него пакеты. - даю тебе неделю на размышления. адрес ты теперь знаешь. подумай как следует. подыхать с голоду или нет - дело вкуса. кроме того, ты сделал бы мне личное одолжение. да-да. чем больше ты артачишься, тем сильнее меня волнует эта идея. однако можешь не спешить, я ведь все равно времени даром не теряю.
Она вошла в подъезд.
- Это граничит с неизбежностью, - уходя, пробормотал фабиан.
Он зашел в пивную, съел горячую сардельку с картофельным салатом и выписал из висевших там газет объявления о вакантных должностях. затем купил в захудалой лавчонке карандаш, бумагу и написал четыре заявления с просьбой о принятии на работу. опустив их в почтовый ящик, он решил, что пора идти на фабрику сигарет, и, усталый, побрел туда.
- Вы снова к нам! - воскликнул швейцар.
- Я договорился здесь встретиться с матерью, - объяснил фабиан.
Швейцар прищурил глаза.
- Можете на меня положиться.
Фабиану было больно, оттого что швейцар догадался, какую комедию он разыгрывает перед матерью. он быстро вошел в административное здание, уселся в оконной нише и каждые пять минут смотрел на часы. заслышав чьи-нибудь шаги, он по мере сил вжимался в оконную раму. через десять минут рабочий день закончился. служащие спешили уйти. его никто не замечал. он уже хотел выбраться из своего укрытия, как опять услыхал приближающиеся шаги и голоса.
- Дорогой фишер, завтра на заседании дирекции я буду докладывать о конкурсе, который вы тут подготовили, - произнес чей-то голос. - предложение весьма интересное. надо, чтобы они научились вас ценить.
- Вы очень добры, господин директор, - отвечал другой голос. - собственно говоря, этот проект достался мне в наследство от доктора фабиана.
- Наследственное имущество ничем не хуже любой другой собственности, господин фишер. - тон директора стал недружелюбным. - вам неприятно мое предложение? вы, значит, против прибавки к жалованью? ну что ж! проект ведь еще нуждается в кое-каких исправлениях. сейчас я продиктую машинистке доклад на основании ваших материалов. поверьте мне, он произведет фурор, наш конкурс. вам хорошо, вы можете идти домой.
- "Только мастер вечно занят", как сказал шиллер, - произнес фишер.
Фабиан вышел из оконной ниши. фишер в испуге отскочил назад. директор брейткопф освободил узел галстука.
- Я удивлен меньше, чем вы, - сказал фабиан и пошел к лестнице.
- А вот и он, - воскликнул швейцар, беседовавший с матерью фабиана.
Ее чемодан стоял в сторонке. на нем лежала дорожная сумка, дамская сумочка и зонтик. она обрадованно кивнула сыну и спросила:
- Ну, как, славно поработал?
Швейцар добродушно усмехнулся и скрылся в своем чулане.
Фабиан подал матери руку.
- У нас есть еще полчаса, - сказал он и взял ее вещи.
Положив вещи на угловое место в середине поезда (фрау фабиан полагала, что это уменьшает вероятность гибели от возможного крушения), они стали прогуливаться взад и вперед по перрону.
- Не надо отходить так далеко. - она удержала сына за рукав. - еще чемодан украдут. не успеешь оглянуться, его уж и след простыл.
В результате фабиан проникся еще больщей подозрительностью, чем мать, и то и дело смотрел в окно на багажную сетку.
- Мне уже можно ехать, - вдруг сказала мать, - вешалку к пальто я пришила. комната твоя опять приобрела человеческий вид. фрау хольфельд считает себя обиженной. но ты не обращай внимания.
Фабиан бросился к передвижному буфету и принес матери бутерброд с ветчиной, кекс и два апельсина.
- Что за безрассудство, сынок! - сказала она. он засмеялся, вошел в купе, незаметно сунул в ее
Сумочку двадцатимарковую бумажку и снова вышел на перрон.
- Когда же ты наконец приедешь домой? - спросила мать. - я буду готовить все твои любимые кушанья, каждый день другое, мы будем ходить в сад к тете марте. в магазине делать почти нечего.
- Я приеду, как только смогу, - заверил он. уже стоя у окна купе, она сказала:
- Будь здоров, якоб. и если дела у тебя не пойдут, собери свои пожитки и приезжай домой.
Фабиан кивнул. они смотрели друг на друга и улыбались, как положено улыбаться на перроне или у фотографа, только вот фотографа нигде не было видно.
- Счастливого, счастливого тебе пути, - прошептал он, - как хорошо, что ты была здесь!
На столе стояли цветы. рядом лежал конверт. фабиан вскрыл его. оттуда выпала двадцатимарковая бумажка и записка. "пусть мало, но зато с любовью, Твоя мама". В нижнем углу было еще приписано: "съешь сначала шницель. колбаса в пергаменте может лежать дольше".
Он спрятал деньги. теперь мать уже едет в поезде и скоро обнаружит те двадцать марок, которые он положил в ее сумочку. с математической точки зрения, результат равен нулю. каждый оставался при своих. но добрые дела нельзя аннулировать. моральные уравнения решаются иначе, чем арифметические.
В тот же вечер корнелия попросила у него сто марок. в коридоре киноконцерна она встретилась с макартом. он зашел в здание конкурирующей фирмы для переговоров о прокате и заговорил с корнелией. она как раз тот тип женщины, который он давно ищет, для следующей картины его фирмы, разумеется. завтра, во второй половине дня, пусть зайдет к нему в контору. директор картины и режиссер тоже будут там. может, они ее попробуют.
- Мне необходимо завтра иметь новый джемпер и шляпу. я знаю, фабиан, у тебя почти не осталось денег. но не могу же я упустить такой шанс! ты только подумай, вдруг я стану киноактрисой! можешь себе представить?
- Почему бы нет? - сказал он и отдал ей последние сто марок. - надеюсь, они принесут тебе счастье.
- Мне? - спросила она.
- Нам, - поправился он ей в угоду.
Глава четырнадцатая
Путь без дверей
Язык фрейлейн зелов
Лестница с карманными воришками
Этой ночью фабиану приснился сон. вероятно, он видел сны чаще, чем ему казалось. но в эту ночь его разбудила корнелия, и он вспомнил свой сон. кто мог бы разбудить его еще совсем недавно? кто стал бы трясти его за плечо среди ночи? а теперь он спит рядом с корнелией? он спал со многими женщинами и девушками, что правда, то правда, но рядом с ними?..
Во сне он шел по бесконечной улице. дома, без окон и дверей, казалось, уходили в небо, чужое и далекое, словно над глубоким колодцем. фабиан, смертельно усталый, страдал от голода и жажды. он видел - улица не кончается, он шел и хотел дойти до конца.
- Это не имеет смысла, - сказал вдруг чей-то голос.
Фабиан оглянулся. За его спиной стоял старый изобретатель в выцветшей пелерине, с неаккуратно сложенным зонтом, в жесткой посеревшей шляпе.
- Добрый день, милый профессор, - воскликнул Фабиан. - Я думал, вы в сумасшедшем доме.
- Да вот же он, - сказал старик и ткнул зонтиком в какое-то здание. Раздался жестяной звук. И раскрылись ворота, которых не было.
- Мое последнее изобретение, - сказал старик. - Разрешите мне, дорогой племянник, пройти вперед, я здесь хозяин.
Фабиан последовал за ним. В швейцарской на корточках сидел директор Брейткопф и, держась за живот, стонал:
- Я сейчас рожу! Секретарша опять не предохранялась! - Потом он трижды ударил себя по лысине, это прозвучало, как удары гонга.
Профессор засунул глубоко в глотку Брейткопфа свой неаккуратно сложенный зонтик и раскрыл его. Лицо Брейткопфа лопнуло, как воздушный шарик.
- Покорно благодарю! - произнес Фабиан.
- Не за что, - отвечал изобретатель. - Вы мою машину уже видели? - Он взял Фабиана за руку и по коридору, залитому голубоватым неоновым светом, вывел на вольный воздух.
Машина, огромная, как Кельнский собор, высилась перед ними. Около нее стояли полуголые рабочие с лопатами в руках и швыряли сотни тысяч маленьких детей в гигантский котел, в котором полыхало красное пламя.
- Давайте посмотрим с другой стороны, - сказал изобретатель. На ленте транспортера они проехали через серый двор. - Вот. - Старик пальцем указал вверх.
Фабиан поднял глаза. Мощные, раскаленные бессемеровские конвертеры опускались, автоматически опрокидывались и вытряхивали свое содержимое на горизонтальное зеркало. Содержимое это было живое. Мужчины и женщины падали на сверкающее стекло, сразу же вскакивали и как зачарованные смотрели на свое близкое, но недоступное отражение. Некоторые кивали своим отражениям, как знакомым. Кто-то достал из кармана пистолет и выстрелил. Хотя он точно взял на мушку сердце своего отражения, но попал в собственный большой палец на ноге, и лицо его исказилось. Другой крутился на одном месте. Очевидно, хотел стать спиной к отражению, но тщетно.
- Сто тысяч в день! - провозгласил изобретатель. - К тому же я сократил рабочий день и ввел пятидневную неделю.
- И все сумасшедшие? - спросил Фабиан.
- Это вопрос терминологии, - отвечал профессор. - Минуточку, отказало сцепление. - Он подошел к машине и зонтиком поковырял в каком-то отверстии. Вдруг зонтик исчез, потом исчезла пелерина, она потянула за собой старика, он тоже исчез. Машина проглотила своего изобретателя.
На ленте транспортера Фабиан пересек серый двор в обратном направлении.
- Случилось несчастье! - крикнул он одному из полуголых рабочих.
Тут из котла выпал ребенок. На нем были роговые очки, в ручонке он держал неаккуратно сложенный зонт. Рабочий сгреб младенца лопатой и бросил обратно в раскаленный котел. Фабиан опять проехал по двору и под качающимися бессемеровскими конвертерами стал ждать, когда, обновленным, появится его старый друг.
Ждал он напрасно. Вместо старика из огромной опрокидной бадьи выпал он сам, второй Фабиан, но в пелерине, в шляпе и с зонтом. Он встал с другими и, подобно им, впился взглядом в свое отражение. Оно, головой вниз, висело у самых его подошв, третий Фабиан из зеркала смотрел вверх, прямо в лицо второму. Второй большим пальцем указал на машину позади себя и проговорил:
- Механическое переселение душ. Патент Кольрепа. - Потом он приблизился к стоявшему на дворе настоящему Фабиану и вошел в него, как рука в перчатку.
- Вот это да, - заметил Фабиан, отобрал у незримо переполнявшего его машинного человека зонтик, оправил пелерину и опять стал единственным экземпляром самого себя.
Он посмотрел в сверкающее зеркало. Вдруг люди стали погружаться в него, как в прозрачное болото. Они широко раскрывали рот, словно крича от стр'аха, но слышно ничего не было. Наконец они скрылись под зеркальной поверхностью. Их отражения, точно рыбы, плавали головой вперед, потом начали уменьшаться - и совсем исчезли. Теперь внизу стояли настоящие люди, но, казалось, застывшие в янтаре. Фабиан подошел как можно ближе. То, что он видел, уже не было отражением. Над затонувшим миром лежала просто стеклянная плита, а люди продолжали жить. Фабиан встал на колени и глянул вниз.
Жирные голые женщины, - тела их были изборождены морщинами, - сидели за столиками и пили чай. На них были ажурные чулки и шляпки с плетеными тульями, сверкающие серьги, браслеты. Какая-то старуха продела себе в нос золотое кольцо. За другими столами сидели толстые мужчины, полуголые, волосатые, как гориллы, в цилиндрах, некоторые в лиловых подштанниках, и все с большими сигарами в толстогубых ртах. Мужчины и женщины не сводили глаз с занавеса. Он отодвинулся в сторону, и молодые размалеванные парни в облегающих трико, точно жеманные манекенщики, горделиво прошествовали по высокому помосту. Вслед за юношами появились девушки, тоже в трико, они неестественно улыбались, усиленно выставляя напоказ свои округлости. Кое-кого из них Фабиан узнал. Кульп, скульпторшу, Зелов. Паула из заведения Хаупта тоже была здесь.
Старые женщины и мужчины поднесли к глазам бинокли, вскочили и, спотыкаясь о столы и стулья, бросились к помосту, они колошматили друг друга, чтобы прорваться вперед, и ржали, как похотливые жеребцы. Толстые, увешанные украшениями бабы срывали с помоста молоденьких парней, воя бросали их на землю, с мольбой падали на колени, растопыривали жирные ноги, выдирали бриллианты из ушей, сдергивали с себя браслеты и кольца, протягивая их ухмыляющимся распутникам. Старики своими обезьяньими лапами хватали девушек и юношей; сине-красные от возбуждения, они обнимали первого или первую попавшуюся. Подштанники, взбухшие вены, резинки от носков, изодранные цветные трико, жирные морщинистые тела, искаженные лица, накрашенные осклабившиеся рты, стройные загорелые руки, судорожно сжатые ноги - все это устилало землю, словно живой персидский ковер.
- Твоя Корнелия тоже здесь, - сказала фрау Ирена Молль.