"А ребята? - спохватился Йоле. - Где сейчас Рыжий, Влайко, Лена? А что, если… - Он гнал от себя страшные мысли. - Нет, не может быть! Ведь у них есть и лошади, и телеги…" Он сам видел, как две повозки промчались по дороге впереди всех бегущих.
Йоле оглянулся. Зарева над деревней уже не было видно. "Теперь и мы бездомные, - подумал мальчик, поежившись. Вернемся мы когда-нибудь в свой дом? - спрашивал он себя, не в силах сдержать слезы. - Может, никогда не вернемся. Райко вот ушел и не вернулся. Война…"
Мать окликнула его. Еще раз взглянув в сторону родных мест, как бы прощаясь с ними, мальчик вытер слезы и побежал догонять остальных.
Утро застало их вблизи небольшого селения. Момир предложил дождаться рассвета, чтобы не беспокоить людей в такую рань. Все уселись на обочине. Светало. Пока шли, никто не ощущал холода, но сидеть без движения было неуютно: ветер дул прохладный. Подойдя к матери, Йоле накинул ей на плечи рядно, другим прикрыл Раде и кликнул девушек. Ела отказалась.
- Иди, укройся, бедняжка, - позвала ее и мать. - Чего тут стесняться?
Девушки наконец согласились и, смущаясь, придвинулись к ним.
Момир сидел мрачный, молчал, чертя прутиком по земле. Переносить его молчание было тяжелее, чем промозглое дыхание утра. В селении прокукарекал петух, ему отозвался другой. Беженцы безмолвно слушали их перекличку.
- Знаешь что, Радойка, - сказал наконец Момир, - я вас устрою здесь у кого-нибудь, а сам назад вернусь.
- Что ты, бог с тобой! - взволновалась мать Йоле. - Умоляю тебя, не ходи…
Дочери бросились к Момиру. Нада обхватила руками его колени.
- Не надо, папа, пожалуйста, не надо!..
- Как же мы без тебя? - твердила Ела. - Я боюсь, боюсь…
Йоле ждал, что ответит Момир.
- Погодите, дети! - урезонивал девушек отец. - Я ухожу, но это вовсе не значит, что я не вернусь. Ясно? А идти надо. Мы спаслись, но у нас ведь ничего нет. Как дальше жить-то?
Девушки продолжали плакать, прижимаясь к нему. Момир обратился за поддержкой к матери.
- Согласись, Радойка, - сказал он. - Скоро холода начнутся, а у нас нечем прикрыться. Надо идти.
Мать молчала, понимая, что Момир прав, однако мысль о том, что он будет подвергать себя опасности ради них, приводила ее в отчаяние.
А Йоле целиком был на его стороне. Он и сам бы пошел с Момиром, если бы мать отпустила.
- Там же все сгорело, папа! - сквозь слезы говорила Ела.
- Голубушка ты моя, все не может сгореть. Всегда что-нибудь да останется и сгодится таким вот бедолагам, как мы.
Йоле любил своего соседа. Рано овдовев, тот остался с двумя маленькими дочками. Решил больше не жениться. "Никакая мачеха не заменит детям мать", - говорил он, когда его пытались убедить привести в дом новую жену. Так один и воспитал дочерей.
- Не волнуйтесь, мои хорошие, - успокаивал он, ласково гладя их склоненные головы. - Я вернусь, но сейчас надо идти. Кто знает, что нас ждет. Это все еще не скоро кончится.
Йоле робко подошел к матери:
- Мама, можно мне с Момиром?
Мать прикрыла ему рот ладонью.
- Даже и не заикайся! - вскинулась она, готовая встать на пути каждого, кто захочет уйти.
Йоле, смирившись, уселся рядом с матерью.
- Пожалуй, я сама пойду с тобой, - вдруг решительно сказала она Момиру.
Все изумленно смотрели на нее - Йоле, Раде, Момир, притихшие девушки. Раде вдруг прижался к матери.
- Не уходи, мама! - просил он со слезами.
"Не уходи теперь, - думал он, - когда ты снова стала прежней, когда ты рядом, защищаешь меня, крепко держишь за руку!"
"Видно, то, что произошло сегодня ночью, сильно на нее подействовало, - размышлял Йоле. - Она словно проснулась, ну, дай бог!.."
Мальчик встал.
- Нет, - сказал он матери, - ты не пойдешь, пойду я! - Голос его звучал уверенно, совсем по- взрослому, но жалость к матери заставила Йоле мягко добавить: - Я ведь лучше всех бегаю, в случае чего удеру.
Момир хотел было сказать, что не надо ему идти с ним, но, поглядев на два жалких рядна - все их имущество, - сказал:
- Может, твой сын и прав, Радойка. Он может мне пригодиться, а ты нужнее будешь вот этим троим, - он кивнул на Раде и своих дочерей. - А за Йоле не беспокойся… Буду за ним смотреть, как за своим. Мы и так свои. И должны помогать друг другу.
В конце концов мать согласилась.
Когда рассвело, они направились к ближайшему дому, постучали. Хозяин, попыхивая трубкой, вышел так быстро, словно давно их ждал. Он разглядывал их, щурясь от табачного дыма, слушая объяснения Момира, и вдруг сказал:
- А помнишь, как мы с тобой в Крателе работали? Я сгружал бревна, а ты их равнял. Помнишь?
Момир обрадованно закивал, узнав старого знакомого. Однако тревога не давала расслабиться: надо было поскорее разместить своих и отправляться назад.
- Да-а, дорогой ты мой Момир, вот ведь как бывает!.. - продолжал старик. - А нынче-то что творится, а? Так, значит, дома ваши сожгли? Выходит, начали жечь и в Гласинце… Э-э-эх… Мерзавцы, чтоб их прах земля не приняла! - Он сплюнул. - Злодеи, чтоб они сгинули!..
Старик вдруг спохватился: Момир и его спутники - беженцы, лишенные крова, и негоже разговаривать с людьми на пороге. Он пригласил всех в дом.
Момир сказал старику, что хочет вернуться назад, оставив у него ненадолго своих спутников.
- Ладно, ладно, сынок. Пусть заходят. Устраивай их тут где-нибудь.
В доме было полно народу. Люди спали даже на полу.
- Проходите вон туда, - показал старик на место у окна. - Устраивайтесь…
Появилась высокая женщина, холодно оглядела вошедших.
- Йока, - обратился к ней хозяин, - это Момир, мой друг. Принеси-ка людям по кружке молока.
Когда разместились, женщина принесла кувшин с молоком, так же недружелюбно глядя на них. Все почувствовали, как тяжело зависеть от чужой милости. Даже молоко показалось безвкусным, и это окончательно решило вопрос, идти или не идти.
Рядом - смерть
Солнце, долго пробивавшееся сквозь лесные заросли Черной горы, наконец выкатилось на небосвод. "Хорошо ему. Где захочет, там и встанет…" - подумал Йоле с завистью. Он шел рядом с Момиром, пытаясь шагать с ним в ногу. Чтобы не отставать, мальчик должен был после двух больших шагов делать три поменьше, но побыстрее.
Момир, улыбаясь, оглянулся:
- А эти, что построили дома в лесу, неплохо устроились… Чуть что, они раз в лес - и нет их! - Он покачал головой. - Да, Йоле, хорошее место они выбрали, не то что мы. На выстрел дерева не сыщешь… Нас можно перестрелять, как зайцев.
Искоса поглядывая на Момира, Йоле решился спросить:
- А почему вы раньше не ушли? - Он не мог забыть прошедшую ночь, когда их чуть было не схватили.
- Э-э, Йоле, дорогой мой! Ты спрашиваешь, почему? Такое уж проклятое существо человек. Обо всем думает, кроме собственной жизни… Надо было картошку выкопать, крышу починить… - Он горько усмехнулся. - Нужна была мне эта крыша! Починил сани, телегу, и вот… - Снова взглянув на мальчика, Момир понизил голос: - Ты паренек надежный, тебе можно довериться: вчера я поздно вернулся - выполнял задание товарищей. Устал, крепко заснул. Эти злодеи могли меня сонного схватить!
"С задания! - пронеслось в голове у Йоле. - Надо же! Неужели и он партизан?"
- А почему вы с партизанами не ушли? - спросил мальчик.
Момир улыбнулся:
- Все мы участвуем в борьбе, Йоле. Только одни - в бою, а другие - в тылу.
- А что такое "член комитета", Момир?
- Где ты слышал эти слова?
- На мельнице.
- A-а. Член комитета, Йоле, как бы тебе получше объяснить… Это - народная власть. Такой человек вместе с другими товарищами обеспечивает нашу армию всем необходимым: от хлеба до табака… Он организует работу в тылу - чтобы девушки вязали носки, варежки, шарфы, чтобы люди собирали продовольствие для нашей армии, чтобы помогали выхаживать раненых… Ясно тебе?
Мальчик кивнул. И вдруг спросил смущенно:
- А я могу тоже участвовать в борьбе - в тылу?
- Можешь, конечно. Да ты ведь уже участвуешь!
Йоле обмер. "Неужели знает про обрез?" - подумал он и, запинаясь, проговорил:
- Как это - участвую?
- Очень просто, - ответил Момир. - Собирал ты, к примеру, ягоды, орехи?
- Собирал. И Рыжий, и Лена, и Влайко, и даже Раде. Много насобирали.
- Я знаю, сынок. Все отправлено бойцам и раненым. Видишь, каждый борется, как может.
При упоминании о партизанах и раненых у Йоле вдруг сжалось сердце. В суматохе он совсем забыл и про обрез, и про фотографию Дарьи. "Наверное, все сгорело в амбаре!.. Ну и болван же ты, Йоле, - ругал он себя. - Что ж ты не перепрятал все в более надежное место?.. А обрез сейчас можно было бы отдать Момиру".
Мальчик шагал понурив голову, вспоминая о Дарье, о ее фотографии, о том, как девушка подарила ему тетрадку и карандаш, и чувствовал себя глубоко несчастным. "Проклятая война! - думал мальчик. - Проклятые солдаты! Захватывают чужие села, выгоняют людей на улицу, сжигают их дома…" Он сжал кулаки.
Снова вспомнились Рыжий, Влайко, Лена - удалось им бежать? "А вдруг их схватили?" - эта мысль терзала его. Йоле поделился с Момиром своими переживаниями.
- Ты за них не беспокойся, - утешил его тот. - Твои дядья хитры как лисы… Их голыми руками не возьмешь… - Он засмеялся. - Уж они-то наверняка спаслись.
Мальчик недоумевал, почему он сравнил их с лисами. Он ведь имел в виду дядю Сретена и Милию, дядю Рыжего.
- А почему дядя Сретен не любит партизан? - спросил Йоле.
- Не знаю, - уклончиво ответил Момир. - Твой дядя всегда отличался своенравием. Служил в королевской гвардии и всегда жутко этим гордился - будто он один там служил.
- Он говорит, что встречал короля и королеву. Король подарил ему саблю. Я ее видел, мне Влайко показывал.
Момир усмехнулся:
- Да, знаю. Любит твой дядя короля. Хоть он в общем порядочный человек, но король ему дороже всех нас, вместе взятых.
Йоле это тоже хорошо известно. Когда дядя заметил, что Райко дружит с парнями из Гласинца, он предостерегал его, пытался отговорить, упрекал мать, что она разрешает сыну дружить с ними. "Говорю я тебе, все они красные коммунары. Они против короля и отечества… Хотят все устроить так, как в России".
Мать не ведала ни кто такие красные коммунары, ни что произошло в России, но она знала своего сына и его друзей - и защищала их, как могла. "Они честные ребята, Сретен, - убеждала она брата. - Из порядочных семей. Они плохому не научат…" "Да и хорошему тоже! - побагровев, язвительно отвечал дядя. - Еще увидишь, Радойка, что из всего этого выйдет. Не говори тогда, что я тебя не предупреждал!" - в сердцах выкрикивал дядя.
Теперь Йоле понятно, почему дядя почти спокойно воспринял известие о гибели Райко. Всем своим видом он как бы говорил: "Я догадывался, к чему это приведет, но меня никто не слушал!.."
Мать, словно тоже понимая это, молчала. Она никогда не обращалась к брату за помощью. Предпочитала посылать детей на поденную работу, обходилась тем, что имела, и сама справлялась с нищенским своим хозяйством.
"Что на тебя нашло, Радойка? - спрашивал дядя. - Почему не заходишь?"
"Зачем? - отвечала мать. - У тебя и так полон дом людей, только меня не хватало".
Дядя обижался, он чувствовал: сестра намекает на то, что в его доме частенько гостят четники.
Теперь многое становилось понятным Йоле, и он всем сердцем был на стороне матери.
Но ведь недаром же Момир сказал, что дядя - честный человек. Не раз он защищал хозяйство сестры от поборов, сам вносил ее долю на содержание различных армий, в том числе и партизанской. "Они бедняки, возьмите лучше с меня!" И отдавал своего барана, сохраняя тем самым нескольких овец, принадлежащих сестре. А она, возможно, этого даже не знала…
В полдень Йоле с Момиром вышли на косогор, с которого родная деревня была видна как на ладони. Момир остановился.
- Раскрой глаза пошире и смотри, - сказал он тихо.
Йоле смотрел во все глаза. Вокруг, на тропинках, исполосовавших гору, не было ни живой души. Качались под ветром кусты можжевельника.
Момир стал спускаться первым, прикрывая мальчика. Двигались короткими перебежками - от одного куста к другому. Полчаса ушло на то, чтобы добраться до холма, возвышавшегося над самой деревней.
- Оставайся тут, Йоле, - сказал Момир, - и смотри внимательно, а я пойду на разведку. Если что заметишь, свистни… - И пополз вниз.
Йоле остался один. Ему было страшно. "Вдруг они сейчас тут появятся и начнут стрелять… Если убьют Момира или меня…" Сердце его громко стучало. Мальчик то и дело оглядывался, но кругом, насколько хватало взгляда, было пустынно, и Йоле понемногу успокоился. "Эх, был бы здесь Рыжий! - подумал он. - Все было бы по-другому".
Наконец внизу появился Момир, помахал ему рукой. Йоле, согнувшись - подражая Момиру, - побежал к нему и свалился рядом под куст можжевельника.
- Нигде никого, - возбужденным шепотом сообщил Момир.
- Все дома сгорели? - тоже шепотом спросил Йоле.
- Нет. Какие - дотла, какие - наполовину…
"А наш амбар?" - хотел спросить мальчик, но спросил другое:
- Кто-нибудь убит?
- Не знаю, - ответил Момир. - Я не заходил в деревню… Пойдем вместе, там тихо.
В первом же доме они увидели убитых.
На пороге, прислонившись друг к другу, сидели мертвые дед Спасое и бабка Бояна.
- Не смотри! - приказал Момир, но Йоле уже увидел.
В руках у деда - белые шерстяные носки, которые он, видимо, не успел надеть. Так и умер босой. "Бедный дед", - подумал мальчик, не в силах сдержать слезы.
- Пойдем, Йоле, - потянул его Момир.
Отойдя, мальчик еще раз обернулся: дед с бабкой все так же сидели на крыльце, словно только что вышли отдохнуть, подышать свежим воздухом…
Дом Душана сгорел дотла. Во дворе - разбитая телега, разбросанная упряжь.
- Не успели запрячь лошадь, - сказал Момир и замер, давая Йоле знак оставаться на месте. - Гляди на дорогу, как бы нас тут врасплох не застали, - проговорил он вдруг изменившимся голосом.
Йоле принялся смотреть на дорогу, пытаясь, однако, разглядеть и то, что обнаружил Момир у стены дома. Но за его широкой спиной ничего не было видно. Момир наклонился и накрыл что-то куском обгоревшей материи. Потом отбежал в сторону, схватился за ствол сливы - и его вырвало. "Что там такое?" - думал мальчик. И вдруг словно что-то пронзило его: "Да это же Ковилька со своим ребенком! - Он похолодел. - Когда мы бежали ночью, ребенок плакал… Неужели их тоже?.."
Момир подошел - бледный как полотно. За последние полчаса он согнулся, точно дряхлый старик,
- Не успели уйти, - сказал он.
- Их убили? - спросил мальчик.
- Зарезали, - сдавленным голосом вымолвил Момир.
У Йоле подкосились ноги, будто зарезали его самого.
- Господи, неужто это правда? - повторял он, сознавая, что это действительно правда, но потом все путалось у него в голове. - Нет, не может быть!..
Момир, взяв его за руку, потянул за собой.
- Это зрелище не для тебя, сынок…
Они молча двинулись дальше, и трудно было понять, кто кого ведет - мужчина мальчика или мальчик мужчину.
В воздухе стоял запах гари.
- Посмотрим, нет ли еще кого… - проговорил Момир, приближаясь к дому, где жил дядя Йоле.
Дом сгорел наполовину и оттого производил еще более страшное впечатление, чем сгоревшие полностью. Йоле вначале не мог заставить себя шагнуть во двор. Но вспомнил дядю, Лену, Влайко…
Он спустился в погреб. Никого. За домом тоже пусто. Сверху, точно призраки, нависали обгоревшие стропила. И Йоле снова заплакал - на этот раз от радости, что никого не нашел.
Он посмотрел через ограду - туда, где должен был стоять его дом, но дома не было. Не было и амбара. "И Дарьи больше нет, - кольнуло его в сердце. - И обрез сгорел".
Момир вынес из погреба все, что сохранилось, бросил ему под ноги:
- Заворачивай в рядно, да поживее!
Они поспешили к дому Момира.
Огонь не пощадил ни одной постройки в его дворе. Сгорели и дом, и конюшня, и сыроварня, и сарай. Оставив мальчика наблюдать за дорогой, Момир полез в погреб.
Запах гари становился невыносимым. Им было пропитано все, начиная от узла, который оттягивал мальчику руку, кончая изуродованными огнем постройками. Сам воздух был тяжелым и горьким от этого запаха. Йоле подумал, что здесь горело не только дерево, но и все вокруг: каменные стены, одежда, навоз, - все горело - вот почему такой странный запах. И снова мальчик вернулся мыслями к убитым старикам, потом - к Ковильке и ее ребенку. "Малыш еще и ходить не начал!" - подумал Йоле, размазывая слезы по лицу. Теперь уже никогда не выйдет Ковилька из своего дома навстречу ему и его друзьям. Раньше, возвращаясь с выпаса, они проходили мимо ее дома. Она смотрела на ребят, веселая, улыбающаяся, и всегда находила для них доброе слово. "Никогда уж этого не будет!.."
Что-то зашуршало, Йоле хотел кликнуть Момира. Но это оказалась всего лишь кошка - она недоверчиво выглядывала из-за валявшегося на земле колеса.
- Кис-кис… - позвал ее мальчик, - Как же ты, бедняга, уцелела? Иди ко мне, - подзывал он кошку, протягивая руки.
Но кошка не двигалась, в любой момент готовая убежать. "Даже животных до смерти перепугали, проклятые!"
Из погреба вышел Момир, неся какую-то посуду. Здесь же, во дворе, отобрал целую и выбросил негодную.
- Все приданое дочерей забрали, - пересохшими губами проговорил Момир. Он вернулся в погреб и вынес оттуда старую шинель. - Валялась за бочкой, не заметили ее. А мне пригодится. - И он снова полез в погреб.
Йоле смотрел на дорогу и в мыслях уже в который раз возвращался к своим друзьям: где они? что с ними? Его охватило радостное чувство, что им удалось спастись.
Момир возвратился с обгорелым солдатским одеялом и опанками, стал складывать вещи в узел.
- Это все, что осталось, дорогой мой Йоле. Все разграбили, разбойники. - Выпрямившись, он сквозь слезы еще раз посмотрел на обугленный остов своего дома.
- Пошли, - позвал Момир. - Здесь нам больше делать нечего.
Потом, у дома Душана, он велел мальчику оставаться на дороге, а сам вернулся похоронить убитых. Йоле издали наблюдал, как он копает яму обломком лопаты, как перетаскивает мертвых, завернув в рядно, как забрасывает их землей.
Йоле хотел подойти помочь, да не решался. Так Момир похоронил и два других трупа.
- Чтобы собакам не досталось, - угрюмо сказал он, выходя на дорогу.
И долго после этого шагал молча, заговорил, только когда они подошли к его огороду:
- Иди-ка сюда, родной. Здесь я картошку закопал - на черный день…
И правда, картошка была зарыта глубоко в земле, в хорошо замаскированном месте. "Как это он догадался?" - подумал Йоле.
- Вот, чтобы ты знал, где она, - говорил Момир, разгребая листья и траву. - Если прижмет голод и будете недалеко отсюда, приходите с матерью или с Раде и берите, сколько нужно.
- А ты? - почему-то пришло Йоле в голову.
- Что я?! - повернулся к нему Момир. - Неизвестно еще, что со мной будет… Я, Йоле, в партизаны ухожу, - продолжал он, откапывая картошку.