- Ладно, все это ерунда… На меня тоже, бывает, накатывает. Главное, что ты вовремя приехал, я уж не на шутку стал волноваться… Тут, понимаешь, из Минска приехали какие - то тузы, побывали на Охте во Дворце культуры и… в общем, им очень понравилось, и они с ходу предложили подписать контракт… Держись за стул - сейчас упадёшь! В полтора раза больше, чем мы здесь получили… Вот тут я и заметался: тебя нет, а они требуют немедленного ответа. Хоть другого в напарники бери…
- Теперь ты держись за стул, - сказал Артём. - Во - первых, я завтра уезжаю в Смехово, а во - вторых, больше я никогда не буду заниматься оформительскими работами.
Алексей вскочил со стула и забегал по тесной кухне. От волнения у него даже лицо покраснело.
- Нет, этот человек определённо с ума сошёл! - кричал он. - Отказываться от такого подряда… Да скажи я кому - нибудь - любой руками и ногами ухватится…
- Возьми и скажи, - ввернул Артём, но Алексей и ухом не повёл.
- Тебя кто - то околдовал в этом… как его? Хихикалово! Разве нормальный человек будет такую чепуху молоть?..
Случалось и раньше, Алексей бросался в наступление и убеждал Артёма. Бегая по кухне и задевая маленькие белые табуретки, Алексей не умолкал ни на секунду, ухитрялся налить в рюмки, чокнуться, выпить и даже закусить.
Выждав, пока он не иссяк, Артём сказал:
- Не трать, старик, зазря порох… Деньги у меня сейчас есть - кланяюсь тебе за это, и я решил пожить в деревне и попытаться написать что - либо стоящее… Если я ещё на это способен… И поверь, я говорю серьёзно.
Алексей сразу успокоился, перестал мотаться из угла в угол. Сел напротив и, задумчиво посмотрев на приятеля, сказал:
- А я уже заключил с ними договор… И за тебя, скотина, расписался…
- Перепишешь.
- Ты меня без ножа зарезал! Ведь я с другими художниками никогда на пару не работал… Кого мне взять?
- Ты же говорил…
- Говорил, говорил! - снова взорвался Алексей. - С другим я не смогу…
- Ну, тогда плюнь на все это, - сказал Артём.
- Какой же дурак от таких денег отказывается?
- Видишь, один уже нашёлся… - улыбнулся Артём. - Кстати, зачем тебе деньги?
У тебя все есть: отличная квартира, дача, машина… Жены, правда, нет. Так ведь настоящую жену ни за какие деньги не купишь - сам говорил… Я думаю, Лёша, жадность тебя обуяла…
- Ну тебя к черту! - отмахнулся Алексей. - Позвоню - ка я Маркелову, он, кажется, в городе…
Вслед за ним Артём вошёл в мастерскую. Из огромного окна лился яркий солнечный свет.
- Здравствуй, Артём, - услышал он знакомый голос.
- Ты меня так ошарашил, что я забыл тебе сказать… - пробормотал Алексей, склоняясь над телефоном.
В глубоком кресле у окна сидела Нина и кормила рыб. Наверное, потому, что яркий свет ударил в глаза, Артём её сразу не заметил.
- Ты загорел и помолодел, - сказала она и улыбнулась. - Настоящий крестьянин… Косоворотку бы тебе, холщовые порты, лапти с онучами и лукошко с семенами через плечо и - пошёл бы ты сеять по России - матушке доброе, вечное, разумное…
- Пока… он посеял смуту в моей душе… - буркнул Алексей.
Набрав нужный номер, он повернулся к ним спиной и стал что - то бубнить.
- Я разыскивал на набережной Кутузова, - сказал Артём. - А тебя, оказывается, всегда здесь можно найти…
- Ревнуешь?
Она снизу вверх смотрела на него, и крапинки в её глазах слабо мерцали. Сколько же они не виделись? Почти полгода. Ревнует ли он её?..
- Лёша мой старый друг, - сказала Нина. - Когда мне скучно, я прихожу сюда.
Алексей - он сидел на низком табурете в дальнем углу мастерской - горячо говорил в трубку. Уговаривал Маркелова поехать в Минск.
- Это верно… Лёша весёлый человек.
- Я рада, что ты ревнуешь. И странно было бы, если бы не ревновал… Здоровая, чистая натура. Крестьянин, ты не обижаешься? Я не обольщаюсь, будто ты любишь меня… Тебе просто непонятно, почему я не с тобой, а с ним.
- Женская душа всегда была для меня потёмки, - сказал Артём. - Поэтому я до сих пор и не женился.
- Если бы ты слишком хорошо знал женщин, им было бы с тобой неинтересно…
- Ты имеешь в виду женщин вроде тебя?
- Я не хотела тебя обидеть… Но ты действительно совсем не знаешь женщин… Поэтому ты мне и нравишься.
- Что ж, нет худа без добра, - усмехнулся Артём.
Алексей повесил трубку и подошёл к ним. Очевидно, он договорился с Маркеловым, потому что лицо у него стало не таким озабоченным, как раньше.
- Вы что - то тут насчёт меня проезжались? - с улыбкой спросил он.
- Я давно заметила, что художники и писатели страшно мнительные люди, - заметила Нина.
- Если ты такая наблюдательная, то скажи, что случилось с Артёмом? Приехал из деревни, по - моему, чокнутый… Я тут гигантское дело провернул, а он чуть было все не испортил…
- Тебя интересует моё мнение? Так вот, деревня благотворно повлияла на Артёма.
- Может быть, и мне податься в деревню? - усмехнулся Алексей.
- Тебе не поможет, - сказала Нина. - Ты слишком городской человек…
- Ты, кажется, осуждаешь?
- Увы, нет. Я сама до мозга костей горожанка. Я бы не смогла прожить в деревне и месяца. По - моему, там живут герои.
- Ну и представление у тебя о современной деревне! - сказал Артём.
- Черт побери! - воскликнул Алексей. - У меня тоже есть на Псковщине деревня, где я родился… Слышали про реку Великую? Вот на берегу этой реки и жили мои предки. Я там не был тридцать лет. Смутно помню клён в саду, реку да баньку с каменкой на самом берегу… Каждый год собираюсь съездить туда, правда, дорога до деревни отвратительная… А что? Возьму да и съезжу!
- Не съездишь, - сказала Нина.
- Вот вернусь из Минска и махну! - загорелся Алексей. - Захвачу этюдник… Поживу там, поброжу по лесам.
- Не поедешь ты, Лёша, в деревню, - сказала Нина. - Чужая она для тебя… В Таллин, Ригу, Алупку - пожалуйста, это для тебя, а деревня…
- Я же там родился!
- Не огорчайся, - улыбнулась Нина. - Гении рождаются в деревне, а умирать приезжают в город.
- Спасибо, утешила…
- Так это гении, - сказала она.
3
Хотя пора белых ночей давно прошла, на набережной было светло. Петропавловская крепость, мягко подсвеченная прожекторами, тянулась в звёздное небо. Нева была удивительно спокойной. В берегах отражались огни. Посередине, перекрещиваясь, протянулись широкие блестящие полосы: следы давно прошедших кораблей. Круглая луна огромной медалью впаялась в тихую гладь. У берега дремали две чайки.
Нина сидела на гранитном парапете, Артём стоял рядом и смотрел на воду.
- Почему не спросишь, как живу я, что делаю? - сказала она.
- Зачем?
- Я часто вспоминаю дни, проведённые на даче… Ты был такой милый!
Его раздражал этот снисходительный, чуть насмешливый тон. Что - то неуловимо изменилось в ней. А может быть, в нем? Он тоже вспоминал дачу. И много думал о Нине. Но совсем не о такой, которая сидела рядом на парапете. Та Нина была ближе.
- Твои окна выходят на Неву? - спросил он.
- Я вижу из окна, как мимо проплывают пароходы, - сказала она и искоса взглянула на него.
- А ты видела мою машину?
Она улыбнулась и тоже стала смотреть на воду. Гладкая прядь качалась у белой щеки.
- Один раз ты стоял больше часа… - заговорила она, не поднимая головы. - Вон там, не доходя автобусной остановки. Курил и бросал сигареты в воду… Кстати, дай сигарету.
Она закурила. И Артём подумал, что тогда, на даче, она не курила… Однако по тому, как она держала сигарету и выпускала дым, было видно, что не новичок.
- Покажи, где твоё окно, - сказал он. - Впрочем, не надо…
- Зачем тебе окно? Я ведь здесь. - Она посмотрела ему в глаза.
- Здесь? - усмехнулся Артём. - Ты далеко - далеко.
- Не хочешь пригласить меня в свою милую деревушку?
- Это посёлок, - сказал Артём.
- Расскажи, где он?
Артём нехотя стал рассказывать о Смехове, о кошмарной дороге расстоянием в три версты с гаком, о доме, который сейчас строит некий Серёга Паровозников.
Нина внимательно слушала и, когда Артём замолчал, сказала:
- Хочешь, я к тебе как - нибудь приеду?
- Вот дом построю…
- Ты не хочешь, чтобы я приехала, - сказала она. Причём без тени огорчения, с улыбкой, которая раздражала Артёма.
- Ты и так не приедешь, - сказал он.
Она спрыгнула с парапета, ладонями разгладила на бёдрах юбку.
- Надолго ты в своё Смехово, крестьянин?
- Думаю, что да.
- Не смотри так на меня, пожалуйста, своими пронзительными серыми глазами… Ну чего ты пытаешься во мне найти? Если царевну Несмеяну, то напрасно. Я современная женщина без предрассудков. А тебе нужна совсем - совсем другая… Крестьянка, например. Когда влюбишься, напиши её портрет и покажи мне. Только вряд ли тебе удастся женский портрет…
- Я постараюсь, - сказал Артём.
- А почему ты ни разу не предложил мне позировать? - спросила она. - Алексей уже кучу этюдов сделал, но я их все забраковала…
- Уж если такой знаток женской натуры не смог, то где уж мне…
- Где уж нам уж… Ты уже и разговариваешь, как крестьянин.
- А ты действительно совсем не знаешь деревни. Крестьяне - это давно устаревшее понятие…
- Что же ты замолчал? Скажи, что теперь сельских жителей называют колхозниками. И ещё как это? Ну, которые в совхозе работают? Совхозниками?
- Вот видишь… - сказал Артём, усмехаясь.
- Почему ты отказался от такого великолепного заработка? - спросила она, пропустив его слова мимо ушей. - Алексей потрясён… Он был уверен, что ты с радостью поедешь с ним в Минск.
- Я не хочу об этом говорить.
- Оказывается, и я тебя совсем не знаю… - Она стала смотреть на него, будто и впрямь впервые увидела.
- Ну ладно, я пойду, - сказал Артём.
Нина положила ему руки на плечи, притянула к себе.
- Ты обидчивый, как ребёнок… Пойдём ко мне и выпьем по чашечке бразильского кофе.
- Я давно хотел тебя спросить… Твой муж моряк?
- При чем тут муж… - с досадой сказала она. - Я одна дома. Этого достаточно?
- Я ведь крестьянин, как ты говоришь, и, наверное, поэтому не люблю черный кофе… А самовара у тебя наверняка нет.
Она легонько толкнула его, рассеянным движением поправила волосы. Ничего не изменилось в её лице, но то очарование, что так нравилось Артёму, совсем исчезло. Нина была чужой и далёкой, причём больше, чем когда - либо.
- Самовара у меня нет, - сказала она, - ты прав.
И когда он понял, что она сейчас уйдёт и они, возможно, больше никогда не встретятся, ему захотелось остановить её, развеять эту отчуждённость и снова увидеть её такой же Ниной, какой знал… Вот стоит она рядом, высокая, красивая. Собственно, чем он недоволен? Она с ним, приглашает домой. Почему бы ему действительно не подняться к ней и не выпить натурального бразильского кофе? Он выпьет заморского кофе - его, разумеется, привёз из Рио - де - Жанейро муж - моряк, - подойдёт к окну и посмотрит вниз. И увидит набережную и то самое место, где стояла его машина, а он курил и бросал в Неву сигареты, дожидаясь её… Смешно, наверное, выглядит сверху приплюснутая машина и скучная человеческая фигура…
Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать что - нибудь и разрядить эту напряжённую обстановку, но она вдруг с улыбкой произнесла:
- Я совсем забыла… Тебе ведь завтра рано выезжать? В это… как его… Смехово!
Артём пробормотал, что это не имеет значения, когда выезжать. Можно и не рано, но она уже не слушала его.
- До свидания, Артём, - сказала она и, не протянув руки, пошла к своей парадной.
Ещё можно догнать её, остановить, но он даже не пошевелился. Вытащив смятую пачку сигарет, закурил. На душе было пусто. С ним действительно что - то происходит, а что, он и сам ещё не знал.
С Финского залива наползали на звёздное небо разлапистые перистые облака. Сонных чаек отнесло от берега почти на середину. Подул ветер, и черная блестящая вода подёрнулась рябью. У Петропавловской крепости погасли прожекторы, и приземистые каменные строения сразу из праздничных стали угрюмыми и мрачными. Теперь можно было поверить, что здесь когда - то томились политические узники. Узкое перистое облако нависло над тусклым шпилем.
Дотрагиваясь ладонью до шершавого парапета, Артём зашагал к Литейному мосту.
Глава седьмая
1
Приехал он в Смехово в пятом часу. Сразу за поворотом настроение приподнялось: по дороге прошёл грейдер, на обочинах кучи песка. Теперь можно было ехать со скоростью двадцать - тридцать километров. Правда, грейдер сровнял дорогу лишь до моста, проскрести вдоль улицы у него, видно, силёнок не хватило, но, как говорится, и на этом спасибо.
Ровно полтора месяца не был Артём здесь. Паровозников твёрдо обещал, что через полтора месяца день в день вручит ключи.
Артём не был наивным человеком, чтобы до конца поверить словам Паровозникова, но то, что он увидел, повергло его сначала в изумление, потом в гнев: старый дедовский дом, изуродованный до неузнаваемости, кособочился за дощатым забором. Крыши не было, одни жидкие стропила. Пачки свежей дранки весело поблёскивали у колодца. Кругом разбросан строительный хлам: трухлявая щепа, битый кирпич, стружка, гнилые бревна. Ветер шевелил рваные клочья обоев на досках.
И ни души. Не слышно доброго тюканья топоров, кряхтенья брёвен, не пел рубанок. Тихо вокруг дома. Отворив старую дверь, косо висевшую на петлях, Артём услышал могучий храп. Бригада "Ух!" в полном составе предавалась глубокому сну. Острые топоры воткнуты в бревенчатые стены, брезентовые сумки висели на топорищах, у подоконника, в стружках, выстроилась батарея бутылок. В основном "Московская" и "Волжское". Серёга Паровозников раскинулся на верстаке, заняв ключевую позицию на высоте. Остальные кто как лежали на полу, подсунув под головы чурбаки и обрезки досок.
Дом изнутри представлял собой ещё более жалкое зрелище: бревна были подогнаны неровно, между ними щели, из которых клочьями торчал зелёный мох, пол ступенчатый, из грубо отёсанных досок, потолок прогнулся, из прорех при каждом шаге сыпалась труха.
Артём, бесцеремонно перешагивая через спящих, ходил от стены к стене и все больше мрачнел. Он готов был хватать этих несчастных халтурщиков за ноги и вышвыривать в окно. Ещё хорошо, что не все деньги отдал им… А уж больше они не получат и гроша ломаного! Проспиртованный тяжёлый дух витал в жилище. Артём хотел отворить форточку, но рама, как будто только и ждала, когда до неё дотронутся, сорвалась с гнёзда и со звоном рухнула вниз, на бревна.
Никто не проснулся. Только Паровозников перевернулся на своём верстаке и громко икнул.
Артём остановился посередине, поднял доску и что было силы трахнул по полу.
- Вон, к чертовой матери! - рявкнул он, побледнев от гнева.
Плотники, будто солдаты по команде "Тревога", проворно повскакали на ноги. Моргая мутноватыми, покрасневшими глазами, уставились на Артёма. Лишь Серёга Паровозников продолжал дрыхнуть.
- Работнички! - гремел Артём. - Вам нельзя доверить могилу копать, не только что дом строить… Что вы мне тут понатыкали? Ветер дунет и стены рассыплются… Забирайте свои топоры - и вон! Чтобы и духа вашего не было!
Плотники переминались с ноги на ногу и медленно трезвели. Очевидно, подобную оценку своей работы им приходилось слышать не впервые, и они не удивлялись и не оправдывались. Только здоровенный Гришка, тот самый, который навострился водку без очереди покупать, попытался возразить:
- А шо стены? Матерьял гнилой… Ты дай нам ядреный лес, такую хибару отгрохаем…
- А этот жулик все ещё прохлаждается?! - Артём подскочил к верстаку и за ногу сдёрнул Паровозникова.
Очутившись на полу, бригадир ошалело захлопал глазами. К красноватой щетине прицепилась тоненькая стружка, под правым глазом лиловый подтёк.
- С возвращеньицем, хозяин, - хрипло сказал он, приходя в себя.
- Как я сразу тебя не раскусил… Ключи, говорит, в ручку, как в Америке…
- Это я для смеху, - пробормотал Паровозников, подтягивая штаны.
Не будь Артём так зол, можно было бы рассмеяться, глядя на обалдевшего Паровозникова. Но Артём сам себя не узнавал: по натуре он был спокойным, уравновешенным человеком. По крайней мере, так ему до сих пор казалось. А тут будто бес вселился!
- Лучше бы я твою похабную рожу и не видел, - сказал он Паровозникову. - Освобождайте помещение, чертовы халтурщики! Это я не для смеха…
Когда плотники один за другим с предосторожностями - пол в коридоре был ненадёжный - выбрались из дома, Артём подобрал с верстака позабытый кем - то брусок для заточки инструмента и вышвырнул в проем окна.
2
Хмурый и невыспавшийся, Артём слонялся по захламлённому двору и курил. Ночью прошёл дождь, и с потолка хлынул поток. Пришлось перебраться с надувным матрасом в "Москвич".
Несмотря на все это, его вдруг разобрал смех: Серёга Паровозников, конечно, тип! "С возвращеньицем, - говорит, - хозяин!" Наверное, так и не просыхали полтора месяца. Разве в трезвом состоянии можно такое нагородить? Вечером, после того как их прогнали, пришёл дюжий Григорий с мешком и забрал все пустые бутылки до единой. При этом пробурчал:
- Намусорили мы тут… И откуда набралось столько стеклотары?
- Ты, наверное, и топором - то ни разу не тюкнул, - спросил Артём. - Только за водкой и бегал?
- Хороший хозяин разве укатил бы на машине? - сказал Григорий. - Хороший хозяин со стройки ни на шаг… За нашим братом глаз да глаз нужен.
- Дурак я, что связался с вами.
- Знамо дурак, - добродушно согласился Григорий. Взвалил на плечи мешок со стеклотарой и ушёл.
Утро было свежее. Одна половина неба чистая, голубая, вторая затянута сиреневой облачной дымкой. И в этой дымке, будто в лёгких прозрачных одёжках, закуталось лебедью - царевной солнце. Сиреневая дымка медленно таяла в небе.
Мимо дома проходили люди, качали головами, некоторые вслух сочувствовали.
- Ты, милой, ночуй в сараюшке, - посоветовала одна сердобольная женщина. - А то ведь потолок упадёт - ненароком придавит…
- Ну, спасибо за заботу, мать, - сказал Артём. Вечером пришёл председатель поселкового Носков.
Присев на бревна, стал спрашивать, чего нового в Ленинграде, какая погода.
- У вас тут тоже произошли большие события, - сказал Артём. - Вот дорогу поскребли…
- К твоему приезду, - ухмыльнулся Кирилл Евграфович. - Я тут как - то позвонил директору спиртзавода - Мыльникову Алексею Ивановичу, интересный мужик… Говорю, прибыл к нам из Питера на постоянное жительство художник. На своей легковушке. Клял дорогу на чем свет стоит… Так и так, говорю, решил на тебя, Алексей Иванович, соорудить карикатуру в районную, а может, и в областную газету…
- Значит, подействовало?
- Через неделю вот грейдер прислал… И весь день грузовик из карьера песок возил. Обещал грейдером - то и по посёлку пройтись, да, видно, понадобился для других дел… Правда, весь этот ремонт лишь до хороших дождей, но спасибо и на этом.
Носков взглянул на сруб.