Забравшись в палатку, Артём разулся, лёг на раскладушку и, поставив на грудь транзисторный приёмник, стал крутить ручку настройки. Прослушав последние известия, он стремительно встал и, натянув на себя белую рубашку, пошёл на танцплощадку. Заплатив прямо у входа двадцать копеек за билет, он прислонился к перилам и стал смотреть на танцующих.
Хозяевами здесь себя чувствовали шестнадцати - восемнадцатилетние подростки. Их было большинство, и держались они довольно вызывающе. Толкали друг друга и танцующих, громко гоготали, отпускали плоские шуточки девушкам, которые держались небольшими стайками. Танцевали и парень с парнем, причём кривлялись во всю мочь, и в большинстве - девушки с девушками. Были и взрослые парни и девушки, которым уже за двадцать. Эти тоже держались своей компанией. Даже был один капитан, военный моряк, в фуражке с кокардой. Отпускник, наверное. Он танцевал с маленькой пухлой блондинкой, которая, взглянув на Артёма, что - то сказала своему кавалеру, и они оба рассмеялись. Поймав взгляд Артёма, капитан смущённо улыбнулся, как бы давая понять, что они ничего обидного не имели в виду. Таня была здесь. Она танцевала с высоким длинноносым парнем с бачками, вьющимися до самого подбородка. Он уверенно держал её в своих объятиях и, глядя сверху вниз, о чем - то говорил. Таня, казалось, не слушала, она рассеянно смотрела по сторонам, и, когда её взгляд наткнулся на Артёма, в глазах что - то мелькнуло. Артём улыбнулся и помахал рукой. Таня кивнула и без улыбки продолжала смотреть на него. Парень не очень приветливо покосился на Артёма.
Когда начался следующий танец, Артём решительно подошёл к ним и по всем правилам пригласил Таню. Она ещё не успела и рта раскрыть, как её кавалер самоуверенно заявил:
- Она не пойдёт. - И положил ей руку на плечо. Таня вспыхнула и ледяным голосом произнесла:
- Убери руку.
Помедлив, парень нехотя убрал.
- И никогда больше не отвечай за меня, - сказала Таня и пошла танцевать с Артёмом.
Глядя ей в глаза, Артём позабыл про парня и очень огорчился, когда танец кончился. И тут же к ним подошёл парень с бачками.
- Приглашаю тебя на следующий танец, - небрежно сказал он.
- Я не хочу танцевать, - ответила девушка.
И пока молодой человек, не ожидавший такого поворота, соображал, как ему следует поступить, Артём предложил ей прогуляться. Таня кивнула, и он, взяв её под руку, осторожно повёл к выходу, а парень с бачками стоял посередине площадки и провожал их угрюмым взглядом.
В домах свет давно потушен. Здесь рано ложатся спать. Они шли по улице мимо притихших, спрятавшихся в тени деревьев и кустов домов, и кошки с горящими глазами бесшумно перебегали дорогу.
- Дурная примета, - сказала Таня. - Нужно остановиться и три раза плюнуть через плечо.
- Я давно вас не видел, - сказал Артём. - Где вы пропадали?
Она ответила, что ездила в Москву поступать в педагогический институт. Документы приняли, экзамены сдавать через два месяца. Нужно готовиться, а погода стоит такая, что невозможно усидеть за книжкой. Вчера она нашла на берегу Березайки чудесное место, где никого не бывает. Там можно загорать и заниматься.
- Покажите мне это место, - попросил Артём.
- Нет, - сказала она. - Вы будете мне мешать.
У Тани твёрдый характер. Она всегда говорила конкретно и определённо, не заботясь, какое это производит впечатление. Врождённое кокетство, так свойственное большинству женщин, полностью отсутствовало у Тани. Взгляд у неё был открытый, прямой. И несмотря на все это, она была очень женственна. Стоило ей улыбнуться или поднять руку и поправить волосы, как забывалось то несколько странное впечатление, которое оставляла её манера разговаривать.
- Я вам привёз, что вы просили, - сказал Артём. Она удивлённо взглянула на него:
- Я у вас ничего не просила.
- Хотите, покажу?
- Я действительно ничего не просила, - повторила она.
Они повернули и скоро оказались у калитки, которая вела к разобранному дому Артёма. Таня остановилась у забора, а он подошёл к машине, достал из багажника две небольшие картины в рамках из бука.
Им пришлось снова подойти к танцплощадке, чтобы Таня смогла рассмотреть картины.
- Аничков мост… Исаакий! Это мне?
Артём улыбнулся и кивнул. За несколько дней до отъезда он написал для неё эти картины.
В глазах её - радость. Она совсем по - детски прижала картины к себе, словно боялась, что их отнимут. Лицо её преобразилось, стало удивительно красивым. Вот такой Артём хотел бы её нарисовать. Он пробовал по памяти - набросал с десяток эскизов, - но ничего не получалось.
- Вы, оказывается, хороший художник, - сказала она.
- Я очень хотел бы написать ваш портрет.
Она сразу перестала улыбаться, лицо её стало задумчивым.
- Меня никогда не рисовали, - сказала она. - Нужно сидеть и позировать?
- Как же я иначе буду работать? Мы будем разговаривать.
- Я уже давно заметила, когда люди смотрятся в зеркало или в объектив фотоаппарата, у них глупые лица, - сказала она. - Я не хочу позировать.
- Холст на мольберте - это же не зеркало и не объектив…
- Не обижайтесь, ладно? - сказала она.
Он проводил её до дома. Они ещё сидели на низенькой лавочке под окном, когда погасли огни на танцплощадке. Послышались голоса, смех. Мимо прошли парни и девушки. Как раз напротив них кто - то противным голосом затянул частушку. Конец её потонул в общем хохоте.
- Вот дают, - сказал Артём.
- Я видела у вас во дворе удочки, - сказала Таня. - Вы рыбак?
- Мне тут рассказали про одно озеро, - оживился Артём. - Отсюда километрах в тридцати. Огромное, с живописными островами, а рыба клюёт, только кинь… Разобью палатку на острове, наловлю окуней и буду уху варить… А почему вы меня спросили об этом?
- У нас во дворе в щепках много червей… Когда поедете на рыбалку, скажите, я вам целую банку накопаю.
Артём долго смотрел ей в глаза, а потом сказал:
- А почему бы нам не поехать вдвоём?
Она молча смотрела на него.
- Погода чудесная. Вы будете жить в палатке, себе я сооружу шалаш, - с подъёмом продолжал Артём. - И будем жить на зеленом острове. Я буду рыбачить, а вы учите себе на здоровье!
Она все ещё молчала. Лицо серьёзное, сосредоточенное. Уж не обиделась ли? Ему стало неловко. И виделись - то всего два раза, а он - на рыбалку! Вдвоём… Эта идея возникла у него неожиданно, и он предложил от чистого сердца. Может быть, она неправильно его поняла?..
- Я ничего не умею делать, - наконец сказала она. - Ни уху варить, ни рыбу ловить.
- Какой же рыбак доверит кому бы то ни было уху варить! - обрадованно воскликнул он. - Вы будете загорать и готовиться к экзаменам, а я…
- Спокойной ночи, - сказала Таня и, отворив незапертую дверь, исчезла в тёмных сенях. Скрипнула дверь в комнату, и стало тихо. На крыльце сельпо послышался шум, яростный вопль, и две подравшиеся кошки шарахнулись в разные стороны. Ещё одна кошка почти у самого дома перебежала дорогу. "Что - то уж очень много кошек сегодня попадается на моем пути…" - подумал Артём, подходя к калитке. И тут он увидел три тёмные фигуры, отделившиеся от забора. Фигуры приближались к нему. Можно было захлопнуть за собой калитку и укрыться во дворе, но Артём сразу же отогнал эту недостойную мысль, Когда трое подошли вплотную, из калитки детсада вынырнула ещё одна фигура. "Зачем так много?.." - успел подумать он.
- Он! - сказал один из них.
Артём взглянул на того, кто приближался со стороны детсада, и в ту же секунду получил сильнейший удар в челюсть. Отшатнувшись, он ударился спиной о забор и, отпружинив, бросился на одного из троих. От его удара тот охнул и согнулся в три погибели, схватившись за лицо.
- Он ещё дерётся?! - яростно прохрипел другой, и увесистые кулаки замолотили по чем попало. Артём, пряча лицо, отбивался, но они свалили его. Он слышал, как затрещала рубаха. Кто - то ударил носком ботинка в бок. И в этот момент из - за поворота выскочила машина, стегнув по глазам яркими фарами. Один из парней сквозь зубы ругнулся, в следующий момент раздался топот многих ног, и стало тихо. Артём с трудом встал на четвереньки. Гудела голова, ныло под ложечкой. Очевидно, "газик" остановился, потому что он услышал басистый голос:
- Ишь нализался, как поросёнок… На карачках домой добирается!
"Газик" уехал дальше, а Артём, держась за забор, добрался до палатки и, не раздеваясь, рухнул на раскладушку.
3
Проснулся он рано, и долго не хотелось открывать глаза. Сразу вспомнил, что произошло ночью. Наконец открыл глаза: палатка наполнена розовым светом, как абажур. На дворе солнце. Оба глаза видят хорошо, значит, синяков нет. Ощупал голову: три изрядные шишки. По привычке вскочил с раскладушки и поморщился: ноют шея, бок. Добросовестно отделали его! Это, конечно, дружки Таниного ухажёра. Все произошло так быстро, и потом в темноте он никого не разглядел в лицо. Был ли среди них этот кавалер?
Настроение сразу поднялось, когда он рассмотрел своё лицо в зеркало: кроме синяка на скуле и припухлости на челюсти, все было в норме. Спасительная борода надёжно укрыла синяки. "Можно снова на танцы…" - усмехнулся Артём. Как ни странно, злости он не чувствовал, наверное, оттого, что один его удар все - таки достиг цели и тому парню сегодня утром тоже несладко. Злости не было ещё и потому, что парень с бачками, собрав компанию, как бы признался в своей слабости. При его росте и широких плечах вряд ли нужно было обращаться к дружкам за подмогой. Если уж захотелось выяснить отношения, то почему бы не поступить по старому мальчишескому обычаю: один на один? Выходит, в могучем теле слабый дух?..
Отбросив полог, Артём увидел голубой квадрат неба и красный флаг поселкового Совета, левее флага - купол водонапорной башни. Над ним носились стрижи. Они свили себе гнездо на башне. Иногда, словно черная молния, один из них устремлялся с неба на купол и исчезал в невидимой снизу щели.
Натянув синие спортивные штаны, он полуголый выскакивает на заваленную строительным материалом и мусором лужайку. Яркая зелёная трава буйно растёт на свободных клочках земли. В огороде взошли картошка, лук, укроп, морковь. Это сосед дал семян, и Артём впервые в жизни все это сам посадил. Сосед сказал, что земля не терпит бесхозяйственности и ему будет очень неприятно видеть, если чертополох оккупирует десятилетиями ухоженную землю.
Достав из колодца ведро ледяной воды, Артём стал, фыркая, умываться, плескать на шею, плечи, грудь. Иногда он морщился, прикасаясь к синякам. Великое дело - привычка. Хотя ныли мышцы, ломило в боку, Артём тем не менее сделал зарядку.
Послышался негромкий смех. Артём обернулся и увидел, как тоненькая девичья фигурка спряталась за поленницу в соседнем дворе. Это пятнадцатилетняя дочь Николая Даниловича - Маша. Вместе с одноклассниками она целый месяц работала в совхозе на производственной практике. И вот на днях вернулась. Наверное, со стороны смешно смотреть на него. Интересно девчонке: что это за странный бородач тут объявился?
4
Днём у калитки остановился невзрачный мужичонка в гимнастёрке и кепочке блином. Наклоняя голову то на один бок, то на другой, долго разглядывал сруб. Лицо хмурое, губы шевелятся, будто разговаривает сам с собой. На Артёма - тот вставлял в отремонтированную раму стекло - не обращал внимания.
Рядом с ним стоял великолепный фокстерьер и, задирая бородатую морду, смотрел на него смышлёными глазами. Артём бросил работу и уставился на эту странную пару. В посёлке много было собак, в основном дворняги. А тут фокстерьер! И ещё при таком неказистом хозяине.
Сняв кепку, мужичонка поскрёб лысеющую голову и длинно выругался. Он даже сплюнул в сердцах. Разделяя его негодование, пёс тоже негромко рыкнул.
- Вы ко мне? - спросил Артём.
Хозяин собаки, бормоча что - то под нос, нехотя толкнул калитку. Теперь Артём разглядел его как следует: роста среднего, с бугристым багровым носом и мутноватыми, неопределённого цвета глазами. На загорелом с шелушащимися скулами лице щетина.
Вслед за ним степенно вошёл и пёс. Ошейник у него был из отличной кожи и украшен никелированными бляхами. Если хозяин был одет кое - как, то пёс гордо блистал своим дорогим ошейником.
- Здравия желаю, - буркнул мужичонка.
- Как вас величать?
- Хоть горшком назови, - не очень - то приветливо ответил человек, присаживаясь на бревна. - А его, - он глянул на собаку, - зовут Эдуард, антиллигент, значит… Я его стал называть Дурак, так обижается…
Пёс и вправду, услышав своё прозвище, поднял голову и, поглядев на хозяина умными тёмными глазами, заворчал, показав белые клыки.
- Не любит, когда дураком обзывают, как и человек… Не гляди, что скалится - не укусит. Ещё ни одного человека не укусил, а люди боятся. Вид у него такой сурьезный.
Эдуард - странное имя для собаки - зевнул и улёгся у ног хозяина. И даже глаза прикрыл. Только стриженые уши вздрагивали.
- Мой дед случайно не остался вам должен? - улыбнулся Артём. Больно уж ершистый вид у мужика.
- Дед твой, царствие ему небесное, никому не должен, - сказал мужик. - А вот я у него в долгу…
- Кто же вы?
- Спроси что - нибудь полегче, - ухмыльнулся мужик. - Слыхал такую поговорку: и швец, и жнец, и на дуде игрец? Вот и я из этого роду - племени… А ты, слышал, художник? Дед твой как - то говорил… Солдат и художников сразу узнаешь: солдат в форме, а художник при бороде… Правда, ты на Андрей Иваныча здорово смахиваешь. Артиста я тоже сразу определю: барская физиономия, гордый такой, при шляпе, а за душой и на маленькую не наскребёшь…
- Сердитый ты… - Артём тоже стал называть его на "ты".
- Сердитый… - возразил мужик. - Ты меня только увидел, а уже туда… характеризует! Может, я сроду такой. А кличут меня Васькой - плотником… Ну, а ежели тебе так несподручно - зови Василь Гаврилычем, только я не обижусь и на Ваську - плотника.
- Василь Гаврилыч, дорогой! - обрадовался Артём. - Тебя - то я и жду!
- Знаю, что ждёшь, - сказал Гаврилыч.
- Как же я тебя раньше - то здесь не видел? И собаку тоже?
- Вчера только вернулся с Эдом из лесу.
- Что же ты там делал?
- Делал… - Гаврилыч с сердцем сплюнул. - Корабельный лес губил. Переводил добро на дерьмо. Не бережём мы своё добро. Лес под корень, реки загаживаем… Слыхал, на той неделе в Вышнем Волочке какой - то сволочной заводишко разную пакость спустил в реку Цну? Три дня рыба шла кверху брюхом. Говорят, прямо в городе отравленный сом всплыл пудов на пять.
- Не слыхал, - сказал Артём.
- А, что попусту языком молоть! - махнул рукой Гаврилыч. - Когда - нибудь хватятся, да будет поздно.
Артём смотрел на этого ершистого мужика, и он все больше ему нравился С юмором, глаза умные. От носа к щекам ползли тоненькие склеротические жилки. Такие бывают у пьяниц. Волосы, как и глаза, неопределённого цвета, торчат седоватыми кустиками из - под добела выгоревшей кепчонки. Руки узловатые, мозолистые, в старых порезах.
- Гаврилыч, не посидишь смирно с полчасика, я твой портрет набросаю? - попросил Артём.
- Чего выдумал! - сказал Гаврилыч. - Не люблю я эти разные карикатуры. В прошлом году в поселковой газетёнке намалевали меня… Тьфу! Вспомнить противно.
- Это будет не карикатура, а портрет.
- Моя харя не годится для портретов… С таким мурлом только сидеть в сортире и кричать "Занято!".
- Наговариваешь, Гаврилыч, на себя, - с сожалением сказал Артём. Не очень - то охотно смеховцы позируют ему.
- А за это дело мало руки - ноги переломать, - кивнул Гаврилыч на сруб. - Я полагаю так: ежели нету таланту к такому - то делу - не берись. Не можешь с топором - иди с лопатой землю копай… Но зачем же над деревом - то изгаляться?
- Я их в три шеи прогнал, - сказал Артём.
- Я полагаю так, - продолжал Гаврилыч. - Ежели человек взялся дом строить, а дом это не корыто, он стоит в ряду, и всем его видно. Идут люди по улице и глядят. А дом на них глядит и сам за себя говорит… Человек помрёт, а хороший дом стоять будет.
- Возьмёшься, Гаврилыч? О цене договоримся…
- Мне деньги ни к чему, - огорошил плотник. - Какой от них, денег - то, прок? И потом они в моих карманах не держатся. Вроде бы и дырок нет, а куда - то проваливаются… У меня заведён свой порядок: кажинный вечер выставляй мне бутылку. После работы, конешно. А там, что лишнего наработаю, жёнка прибежит получит. Только вряд ли ей много достанется… А ты заведи книжечку и все записывай.
- Условия у тебя того… - протянул Артём. - Запутаемся мы с тобой в этой арифметике.
- Ты что, неграмотный?
- Записывать - то я буду, но расценки на сделанную работу ты сам составляй.
- Мне главное, чтобы вечером была бутылка.
- Будет, - сказал Артём.
- Вообще - то не взялся бы я за это дело, - сказал Гаврилыч. - Дом гнилой, пиломатериалов мало, доставать надо будет… Кое - как делать не люблю, так что придётся как следует повозиться.
- Я буду тебе помогать, - сказал Артём.
- Обещал, понимаешь, я твоему деду дом на ноги поставить. Кабы не его проклятая хвороба, в этом году и начали бы… Ведь я и не знал, что он помер. Вот вчера заявился, говорят - Андрей Иваныч богу душу отдал. В леспромхозе - то я с зимы вкалывал. Лес валил, сучья рубил, трелевал. Все как есть профессии прошёл.
- Я смотрю, дед мой обо всем позаботился…
- Андрей Иваныча я сильно уважал, - сказал Гаврилыч.
- Когда же начнём?
- Сейчас, - сказал Гаврилыч. - Ты иди за бутылкой, а я за топором.
5
С приходом Гаврилыча работа закипела. Они разобрали сруб. Плотник заменил гнилые венцы новыми, все бревна тщательно подогнал одно к другому, пронумеровал, и они стали собирать дом.
Дни стояли погожие, Артём работал с охотой. С полуслова схватывал все указания плотника. Эд приходил вместе с хозяином, с час дремал в тени под кустом, потом подходил к нему и пристально смотрел в глаза, чуть наклонив набок похожую на топор голову.
- Ну иди, леший с тобой, - говорил Гаврилыч, и пёс радостно мчался к калитке, которую научился ловко отворять черным лоснящимся носом.
Артём обратил внимание, что фокстерьер немного хромал на одну ногу и, приходя в возбуждение, дрожал ляжками, будто ему было холодно. Он как - то спросил Гаврилыча: что с собакой и откуда она у него?
И Гаврилыч рассказал такую историю. Года три назад он был на заработках в Макарове и, возвращаясь по обочине шоссе домой, увидел, как у "Москвича" с ленинградским номером на большой скорости отвалилось переднее колесо. Процарапав на асфальте глубокую борозду, машина пошла кувыркаться, разбрызгивая вокруг кусочки растрескавшегося стекла… Когда он подбежал к разбитой, лежащей в кювете кверху колёсами машине, два пассажира и водитель были недвижимы. Тут стали останавливаться другие машины. Общими усилиями перевернули "Москвич". Двое были мертвы, а один чуть жив. Когда их стали вытаскивать, увидели на полу собаку. У неё оказались перебитыми обе передние лапы.