3
Я снял помещение под контору на верхнем этаже Антверп-билдинг и прибил к двери табличку: "ЮВЕНАЛ НИКС. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ".
Я рассовал свои визитные карточки по телефонным будкам и стендам объявлений во всем городе, брат Иридии по имени Монтроуз сделал для меня небольшой интернет-сайт, наконец, я поместил рекламу в двух бесплатных газетах. Я занял, именно занял, денег на все это у нескольких своих жертв побогаче. И намерен отдать им долг, не воспользовавшись своим на них влиянием.
Я решил стать предпринимателем именно потому, что это противно моей природе. Нашему племени полагается прятаться в ночи, скрываться от мира. Мы должны жить за счет человеческого рода, а не помогать людям в их настоящих и воображаемых горестях.
Мне пришло время пойти против судьбы.
Я принимаю от заката до рассвета и готов выслушать любую проблему – действительно любую: от угрей по всему лицу до угрозы смерти или тюрьмы. Я принимаю заказы или отвергаю их, гонорар определяю по платежеспособности клиента, а каждые субботу и воскресенье провожу с Иридией.
Я разыскиваю пропавших, лечу ворох не слишком серьезных болезней, порой даже спасаю жизни.
Тарвер Ламон меня ненавидит, но на его счет я не беспокоюсь. Обычно я чувствую приближение опасности, так что причинить мне вред весьма затруднительно. Иногда я тревожусь за Иридию, но она так уверена в том, что знает, что хорошо и что плохо и что ее неисповедимый путь верен… Я пока не научился говорить ей "нет".
Ее присутствие – мой наркотик. Когда она уехала домой в Калифорнию на три недели, я впал в состояние, близкое к кататонии, и оно длилось почти месяц. Иридии и Монтроузу пришлось взломать дверь в мое подземелье, после чего она несколько часов сидела у моего ложа, приводя меня в сознание.
Я понимаю, что все это не похоже на идиллию, но и у такой жизни есть достоинства. Каждый день ко мне обращаются люди, нуждающиеся в помощи. Я помогаю детям делать уроки, помогаю женщинам избавиться от психов, которые их преследуют. Одного человека я исцелил от боязни высоты; я даже обезвредил серийного убийцу, который сам захотел прекратить свои злодейства.
Все шло хорошо до той ночи, когда в шесть минут первого ко мне в контору вошла женщина.
Мой рост – шесть футов и полдюйма. Она была чуть выше меня, с кожей белее снега, с роскошными длинными черными волосами. Она была бы красавицей, если бы не сверлящий взгляд ее зеленых глаз. Платье на ней было то ли черное, то ли зеленое, а может, черно-зеленое, туфли на шпильках – точно отлиты из красного стекла.
– Вы мистер Никс? – спросила она.
– Да, – сказал я и ощутил незнакомую волну страха.
– Вы молоды.
– Я старше, чем выгляжу.
Она оглядела мою контору. Комната была обставлена почти так же, как мой подземный дом. Три черных дубовых стула с прямыми спинками, небольшой круглый столик – тоже из дуба – у окна с видом на Бруклин. Единственным украшением была акварель на стене, изображавшая пучок сорной травы под ярким солнцем.
– Можно я сяду? – спросила женщина. Голос у нее был не женский и не мужской, едва ли вообще человеческий – такой густой и низкий.
– Разумеется, – ответил я.
Она опустилась на ближайший стул, я сел напротив. Она посмотрела мне в глаза, и я сделал усилие, чтобы не отводить взгляд. Она улыбнулась – улыбкой хищника, на этот счет я специалист.
Она была прекрасна – как прекрасно пламя, которое нельзя трогать.
Ее ноздри расширились, последовала минутная пауза, а затем она вручила мне визитную карточку, в левом нижнем углу которой было напечатано красным:
МЭЙХИ З. ДЕМОЛА
И все – ни должности, ни профессии, ни адреса, ни телефона. Ни электронной почты, ни логотипа. Если не знать, кто стоит за именем, не узнаешь ничего.
– Чем могу служить, мисс Демола?
Она улыбнулась и еще несколько секунд смотрела на меня молча.
– Меня удивляет эта картина, – наконец произнесла она.
– Чем?
– Судя по вашим приемным часам, по вашей профессии, вы не солнцепоклонник.
– Моя подруга художник. Она подарила мне эту картину, чтобы сделать офис уютнее.
– Это серьезно?
– Не понял…
– Ваши отношения – это серьезно?
– Что вас привело ко мне, мисс Демола?
– У меня потерялось домашнее животное. – Ее улыбка была способна соблазнять императоров и пугать детей.
– Какое? Собака?
– Редкой породы, крупная и довольно злая.
– Не знаю…
– Дело в том, что Рейнард может быть опасен.
Ее глаза блеснули, и – то ли она меня заставила обратиться в слух, то ли таков был эффект от ее слов.
– Опасен? В каком смысле?
– Он большой и плотоядный.
– Если собака в городе нападает на людей, служба ветеринарного контроля его непременно поймает.
– На самом деле Рейнард – канализационная крыса, несмотря на свои размеры. Думаю, он пробрался в заброшенные туннели метро. А там, судя по всему, живут люди, которых ваш ветконтроль вряд ли сможет защитить.
Мне не раз случалось бывать в заброшенных катакомбах под Нью-Йорком. Я там охотился и провел несколько дней, полных покоя, вдали от городского шума.
– Что значит "большой"?
– Очень большой.
У Мэйхи была вместительная сумка телесного цвета – словно и правда сделанная из человеческой плоти. Она вынула рулон синего бархата длиной в полтора фута, и отдала мне.
Я развернул материю, и в руках у меня оказался простой черный нож чуть меньше фута длиной. Рукоять была из того же металла, что и лезвие.
– Возьмите это с собой, – сказала Мэйхи.
– Я не сказал, что принимаю заказ.
– Не кокетничайте, мистер Никс.
Я хотел было возразить, но вместо этого завернул нож и встал.
– Тогда мне лучше приступить к делу, не откладывая.
– Проводите меня до машины, – попросила она чуть мягче.
Когда мы подходили к лифту, я вдруг ощутил мощный аромат лесной чащи. Запах был не то чтобы приятный, в нем чувствовались и легкость, и тьма, и гниение, и свежая поросль. Власть его была почти неодолима.
У входа в здание стоял длинный вишнево-красный "линкольн". Свиного вида коротышка в ярко-зеленом костюме стоял у дверцы, ожидая мисс Демолу.
Когда мы подходили к нему, кто-то крикнул:
– Эй, Никс!
Человек бежал ко мне через улицу. Это был Тарвер – в белых спортивных штанах и серой фуфайке. Он приблизился очень быстро и вдруг вытащил из переднего кармана фуфайки пистолет. Я был так поражен, что не смог отреагировать моментально. Шофер тоже замер от неожиданности, а вот Мэйхи нельзя было обвинить в медлительности. Она молниеносно ткнула четырьмя пальцами в предплечье Тарвера, и рука, державшая пистолет, безжизненно повисла.
– Он не твоя жертва, – заявила она непринужденным тоном. – Во всяком случае, сегодня.
Тарвер уронил пистолет и завизжал, а потом повернулся и бросился наутек. Бежал он криво, а правая рука висела, как макаронина.
Я повернулся к моей заказчице-амазонке.
– Что это было?
– Вы не созданы для любви, мистер Никс, – сказала она. – Вам не избежать ее шипов и колючек, как не избежать зубов Рейнарда.
С этими словами она отвернулась к машине, дверь которой распахнул свиноподобный шофер.
Глядя вслед отъехавшему автомобилю, я впервые засомневался в законности моего бунта против судьбы.
В час ночи центральный вокзал был почти пуст. Я направился к терминалу железнодорожной компании "Ай-Ар-Ти" и вышел на платформу пригородных электричек, на которой стояли несколько человек, возвращавшихся с работы, а также юные влюбленные, пьянчуги и бродяги. Подошел поезд, почти все в него сели.
Я же прошествовал до дальнего конца платформы и спрыгнул на рельсы. Двигался я быстро, так что если даже кто-то это увидел, он не успел бы меня остановить.
Пройдя полмили на север, я спустился по железной лестнице, которая вела в систему подземных туннелей и коридоров. По одному из них я добрался до узкого лаза, проник через него на уровень ниже, где была еще одна сеть проходов и туннелей. По некоторым можно было попасть в служебные помещения, склады и комнаты отдыха для работников метро. Но были и заброшенные пути, по которым подземный путешественник мог достигнуть настоящего подземного города.
Я шел по темному туннелю уже полчаса, когда внезапный смрад сбил меня с ног: я упал на колени и зажег спичку. Вообще-то я могу двигаться в полной темноте – одна из способностей, развившихся у меня после встречи с Джулией. Но хотя могу идти, не сталкиваясь с преградами, я все-таки ничего в темноте не вижу.
Огонек спички осветил изуродованный разлагающийся труп. Это был человек, но мужчина или женщина, непонятно. Пах, живот, грудь были выдраны, лицо – съедено вчистую. Плоти почти не осталось. Только руки более или менее сохранились, правда, какие-то искривленные и все в грязи.
Кто бы это ни был, умер он не так давно, просто под землей полно тварей, алчущих мертвечины. Тараканы, крысы, мухи так и кишели вокруг трупа. Я побрел дальше, думая о звере Мэйхи Демолы.
Дальше в том же тоннеле я обнаружил еще шесть трупов. Запах был непереносимый. От шороха разбегающихся во тьме тварей мне становилось не по себе.
Мой путь лежал в подземную общину Город Света, названную так потому, что много лет назад некий Нейтан Чарльз устроил там грандиозную электрическую сеть. В этой дыре под 73-й улицей были фонари, вентиляторы, видеосистемы, даже компьютеры. Мои ночные блуждания приводили меня сюда и прежде, я был знаком с некоторыми обитателями этого странного места.
Приближаясь к цели, я боялся, что трупов будет больше – намного больше.
– Кто здесь? – раздался мужской голос, и в глаза ударил яркий свет.
Вспышка на несколько мгновений парализовала мое сознание, однако голос я все-таки узнал.
– Лестер, это я, Ювенал.
– Юви? – Луч отвели в сторону. – Какими судьбами, сынок?
– Я слышал, здесь завелся какой-то пес, что ли, и он нападает на людей. Подумал, может, нужна помощь…
– Сам себе помогай, а отсюда лучше уноси ноги, – сказал один из моих немногих друзей. – Нас одолевает не пес, а долбаный монстр, мать его! Он отхватил у Лонни Бингема руку – одним махом. Бедняга так и подох, визжа благим матом.
Теперь, когда меня не слепил фонарь, я смог разглядеть своего друга Лестера. Он был моего возраста (и потому выглядел гораздо старше), одного со мной роста, чернокожий и лысый. Я познакомился с ним, когда в очередной раз жил под землей. Понравился он мне тем, что тридцать лет не поднимался наверх. Он управлял Городом Света – заботливый властитель толпы изгоев.
– Сколько человек погибло? – спросил я.
– Пропали двенадцать. Мы построили бункер в северном квартале. Сейчас там все. Тварь не может туда пробраться, но и мы не можем выйти за едой и другими припасами. Нам нужно ружье побольше.
И вдруг туннели, пещеры, проходы и тупики наполнил истошный вой. Он пронзил меня насквозь, во рту стало кисло, едкий запах ударил в ноздри, кожу обожгло, а перед глазами заплясали фиолетовые отблески. Все тело зачесалось. Мое внимание вдруг привлекло нечто наверху.
– Это она, – сказал Лестер. – Тварь.
– Ну да, наверху. Иди, Лестер, за своими припасами и оружием. А я займусь этим псом.
– Ты спятил, Юви? Ты всего лишь мальчишка! Ты ничего ей не сделаешь! Я стрелял в нее в упор из пушки двадцать второго калибра, она даже не притормозила…
Лестер схватил меня за руку, но я его оттолкнул. Я гораздо сильнее обычного мужчины. Лестер упал и откатился на несколько футов. Я повернулся к нему спиной и пошел дальше.
Тварь опять взвыла. Ее вопль вызывал галлюцинации. Я видел людей, бегущих от зверей всех видов и размеров. Я чуял смерть. Даже звезды на небе начали кричать. Я видел мужчин и женщин, которых насиловали, убивали, а потом пожирали. Это делали злобные твари, видом похожие на детей, но они были древнее самых старых лесных деревьев.
Когда видение кончилось, я обнаружил, что стою на коленях, а мою голову пронзала, точно кинжалом, острейшая боль.
Я встал и быстро пошел к Городу Света.
Это была всего лишь горстка хижин в большом каменном гроте. Там были палатки, навесы, бочки для разведения огня и просто так стоящая мебель, все залитое электрическим светом, который дал название городу, населенному восемью десятками жителей. В дальнем от входа конце была видна металлическая дверь. Никто не знал, зачем предназначено помещение за ней, но теперь оно дало убежище оставшимся в живых Лестеровым подданным.
Наверху, на каменном уступе сидело "домашнее животное" Мэйхи З. Демолы. Оно было покрыто золотистой шерстью – кроме полосатой черно-красной морды. Передние лапы были очень похожи на руки, и я легко представил себе, как оно встает на дыбы во весь рост.
Я услышал собственное рычание. Рассудок перестал управлять мной. Злоба – мощная и страшная – разлилась по мышцам, пока длился звериный вой.
В темноте над "собакой" Мэйхи я увидел глаз. Он удивленно уставился на меня, а тварь тем временем спрыгнула с уступа.
Золотистый ком летел на меня. Я собирался броситься вниз, откатиться, потом вцепиться и кусать и рвать и кромсать, но… этот глаз сбил меня с толку: я никак не мог понять, что это значит.
Рейнард врезался в меня, и я отлетел. Он был твердым, как камень, а я – впервые за несколько десятилетий – был просто человеком. Рейнард опять бросился на меня и стал драть мне когтями лицо и грудь.
Я обрушил на него свои кулаки – без малейшего эффекта. Он вцепился зубами в мою руку, а затем боднул своей огромной головой. Я упал без чувств, но все еще полный ненависти. Рейнард навис надо мной, его зловонная пасть раскрылась, хрипя от злобы, голода, предвкушения.
Раздалось семь негромких хлопков. Мне даже показалось на мгновение, что это был звук моих отрываемых конечностей, но тут я услышал какой-то булькающий крик и – свое имя: "Ювенал!"
В голове пронеслось несколько мыслей, но не одна за одной, а сразу все. Я видел лицо Лестера и его пистолет 22-го калибра, – это он стрелял. Лестер попытался спасти меня и тем обрек на гибель нас обоих. У него был только этот пистолетик.
А у меня – черный нож, заткнутый за пояс.
Я даже не развернул синий бархат. Пока Рейнард пытался понять, что ужалило его в морду, я вонзил клинок ему в грудь.
Его чудовищный протяжный рык я могу сравнить только с какофонией взрывающихся звезд. Я падал, кувыркаясь, в пропасть, которая никак не кончалась. Сама идея моего существования стала невозможна. Я истекал кровью, ненавидел, нес смерть…
– Юви, прекрати! – заорал Лестер. Он пытался отодрать меня от дохлой твари. А я опять и опять вонзал нож в неподвижное тело. Я не мог простить этой мрази тех видений, которыми она меня заразила. Я хотел вернуть их ей обратно.
– Она уже мертвая, слышишь?! – кричал Лестер, оттаскивая меня.
Я ослабел от ран и потери крови, но был все так же полон злости.
Нож задрожал в моей руке, я отвернулся.
– Ювенал! – позвал Лестер.
– Не сейчас, брат, – сказал я. – Не сейчас.
Я побрел, переходя из туннеля в туннель, не имея ни малейшего представления, куда направляюсь. Черный нож гудел в моей руке. Держать его было приятно. Он как будто тоже был изнурен. Ощущение было такое, будто держишь что-то живое и злое – словно сжимаешь в кулаке шмеля.
Я увидел заброшенный лагерь в углублении стены. Подобрал грязное полупальто военного покроя и натянул на себя, чтобы скрыть раны, а нож спрятал в рукаве.
Поднявшись в метро, я доехал до станции "28-я улица". Выбрался наружу и стал смотреть на занимающийся рассвет.
– Мистер Никс! – позвал хриплый голос, которому лучше было бы вообще не произносить человеческих слов.
Это был свиноподобный шофер Мэйхи, он стоял у вишневого лимузина.
Он открыл заднюю дверь, и я не нашел в себе сил отказаться.
– Приветствую, мистер Никс, – сказала Мэйхи, когда я упал в кресло рядом с ней.
Я не ответил.
– Нашли Рейнарда?
– Да. Вы не сказали, что я должен сделать, поэтому я убил его.
– Вот как? Нож при вас?
Нож пульсировал в моей руке. Мне не хотелось его отдавать. Но горящие зеленые глаза не приняли бы отказа. Я вытащил оружие и протянул ей. Она достала из сумки кусок пластиковой пленки и взяла нож, не прикасаясь к нему.
Положив нож в сумку, она одарила меня улыбкой, которую сама, вероятно, считала дружелюбной. Затем достала пачку денег и вручила мне.
– Куда вас подвезти, мистер Никс?
Я проспал на полу конторы более шестидесяти часов.
В моем маленьком офисе есть туалет со стенным шкафом, где висит смена чистой одежды. Проспав глухим, беспробудным сном двое с половиной суток, я помылся над раковиной и оделся. Потом сел в кресло у окна и возблагодарил ночь за то, что еще жив.
Мои телесные раны почти зажили, но воспоминания все еще причиняли боль. Между мной и Рейнардом было что-то общее. Природа этой твари была сродни моей. Вой Рейнарда содержал некое знание, а его смрад мог поведать альтернативную историю эволюции.
Мэйхи тоже принадлежала к моему тайному племени. В этом я был уверен. Но что же представлял собой нож, к которому она не хотела прикасаться? И что за глаз я как будто вообразил, но в существовании которого не сомневался?
Раздался стук в дверь.
В первый момент я подумал, что это Тарвер с пушкой или, может, Мэйхи или один из ее подручных – с пульсирующим черным ножом.
Тварь вроде Рейнарда не стала бы стучать.
– Кто там?
– Ири, – сказала она.
Я открыл и увидел женщину, которую любил каждой своей молекулой, одетую в желтое с белым.
Она посмотрела мне в глаза, и я ответил на ее взгляд.
– Нам надо поговорить, – сказала она.
Мы уселись на стулья друг напротив друга, – первый раз за много месяцев мы не поцеловались при встрече.
– Итак? – произнес я.
– Тарвер в психиатрической больнице, он спятил, и правая рука у него парализована.
– Да ну?
– Он все время теряет сознание, но он успел сказать, что это сделал ты.
– А… Видишь ли…
– Что это значит? – спросила Иридия.
– Тарвер явился сюда с пистолетом, – сказал я.
– Что?!
– Он подбежал ко мне, вытащил ствол, но не успел выстрелить, женщина, стоявшая рядом со мной, заказчица, ударила его по руке. Он закричал и убежал, но, насколько я видел, она не повредила ему руку.
– Откуда же паралич и помешательство?
Я заколебался. До тех пор моя природа и способности были тайной для нее. А тайны подобны ночи: они прячутся от света, который вселяет в них подозрения и страх. Но я больше не хотел жить во тьме. Я не хотел прятаться от Иридии, от главной любви моей жизни. Даже если правда разлучит нас, по крайней мере, она узнает меня по-настоящему – пусть ненадолго.
– Я хочу рассказать тебе о женщине по имени Джулия, – сказал я. – Она дала мне имя Ювенал Никс и превратила меня в Дитя Ночи.
Перевод Артема Осокина