– Ты прыгнула. Я заметил. – Он старательно, но неумело прикидывался сердитым, а на его исхудалом лице читалось торжество.
– Ну да, – сказала Эна. – Я знала, что ты заметишь. Я прыгнула, поэтому табло аккумуляторов светится, а светильники мигают. И еще чего-то там вибрирует: не знаю что, но мы чуть не…
– Очень смешно, – Бреннан сел в свое рабочее кресло, пристегнулся. Всмотрелся в монитор, дважды кликнул мышкой, снова всмотрелся.
– Изловил птицу?
– Изловил, – кивнул Бреннан. – Взял сетку для грузов, третий номер, и затянул ею коридор. Потом взял сварочную горелку и погнал птицу к сетке.
– И где она теперь?
Бреннан вздохнул:
– В пустом контейнере в продуктовой кладовой. По крайней мере, надеюсь, что там. Может, она до сих пор не выпуталась из сетки. Не знаю.
– Мы не можем пятнадцать лет держать ее в контейнере.
– Не можем. Мы ее выпустим, снимем на видео, забьем, еще немножко снимем на видео, обдерем до костей. Скелет сохраним.
Эна сказала:
– Образцы тканей тоже надо взять. И наверное, голову заморозить.
– Ага.
– Ты что-то не договариваешь…
– Она пыталась… Какие-то фокусы. Ты мне не поверишь.
– А ты мне поверил, когда я сказала, что Лестовы птицы существуют?
Бреннан вскинул голову:
– Я не уверен. Может, я заразился его бредом. Сходишь за видеокамерой?
– Кто-то должен остаться на мостике.
– А Лест на что? Пойду его приведу.
На сей раз Эна не возражала.
Кладовые для овощей находились на палубе "В". Бреннан взялся за ручку контейнера в десятом ряду.
– Здесь. Милочка, должен тебе признаться: я не верю, что птица до сих пор там, хотя я сам ее сюда посадил. Кинул внутрь и запер дверцу, – и Бреннан достал из кармана ключ, пластмассовую полоску не больше скрепки.
Эна вздохнула:
– Ключи должны были храниться у Уолта. Чтобы мы не обжирались.
– Уолта больше нет.
– Да, – кивнула Эна, – теперь можно есть, сколько влезет.
– Ешь спокойно. Провизии хватит. Нас теперь вдвое меньше.
– По идее, в нашей ситуации я должна переедать. От скуки люди всегда становятся обжорами.
Бреннан кивнул, настороженно глядя на нее:
– Потому-то Уолт и держал ключи при себе.
– Но я не обжираюсь. Наоборот, кусок в рот не идет. Я заставляю себя поесть. Пытаюсь заставить. Форма на мне висит мешком… – Эна замолчала. – Ты собираешься открыть контейнер или как?
– В принципе да, через минуту. От скуки у людей просыпается аппетит – ты верно сказала. А депрессия отбивает аппетит. В состоянии сильной депрессии человек может сам себя уморить голодом. Ты пыталась подкупить Леста, обещая ему секс. Я слышал ваш разговор.
Эна, помедлив, кивнула.
– Я не стану утверждать, будто мне не хочется заняться сексом. Я бы солгал, и ты бы меня раскусила. Каждому мужчине хочется секса, но мне хочется большего. Я хотел бы, чтобы ты меня полюбила. Полюбила так, как любила Уолта. Скажу честно: у меня на это свои, эгоистичные резоны. Не буду лукавить. Но мне этого хочется и потому, что я желаю тебе добра. – Бреннан помедлил. – Я заметил… на какую-то долю секунды ты почти улыбнулась. Как бы я хотел, чтобы ты мне улыбалась.
– И я, – откликнулась Эна.
– Когда на мостике я тебя поцеловал, ты поцеловала меня в ответ.
Она кивнула.
– Значит, есть надежда.
– Пернатая надежда, – сказала Эна. Бреннан промолчал. – Это из Эмили Дикинсон, – пояснила Эна, видя, что Бреннан не реагирует.
– Да, знаю, – Бреннан подтянулся поближе к ящику. – Ты хочешь, чтобы я показал тебе птицу и прекратил эти разговоры, потому что тебе не по себе. Учту. Но тему не сменю, потому что я за тебя переживаю. Думаешь, я не тоскую по Барбаре? Думаешь, в темноте я не просыпаюсь с мыслью: "Интересно, Барбара еще спит?" Мы с тобой нуждаемся друг в друге. Возможно, я в тебе нуждаюсь чуть сильнее, чем ты во мне, но только чуть-чуть… Я не прошу, чтобы ты мне поверила на слово…
– Неважно, во что я верю, а во что – нет.
– Очень даже важно! Ты нужна мне, и я никогда не отступлюсь. Вот увидишь… Эна, и вот еще что…
– Говори.
– Мы вернемся домой живыми. Мы оба.
Она поцеловала его, и этот поцелуй вышел вроде давешнего, на мостике. Ощущения почти те же… но все-таки не те.
Прошло довольно много времени.
– Не думаю, что птица все еще здесь, – сказал Бреннан. – Уверен: ее там нет. Она такая изворотливая.
– А раньше мы не думали, что птицы могут гнездиться в теле Леста, верно?
– Во-во. Кто они, а? Бесы? На ангелов никак не тянут. Эна сказала:
– По-моему, у нас нет подходящего слова. И подходящего понятия. Придется придумать.
– Ага. Если человек вообще в силах…
Бреннан отпер контейнер, и наружу выпорхнуло существо чуть мельче пчелы.
– Удрала, – сказал Бреннан. – Не знаю как, но удрала. Куда эта чертовка смылась?
– "Когда они подлетают ближе, уменьшаются".
– И что это значит?
– Наверное, надо понимать буквально. Это фраза Леста. Он ее произнес в космосе, до того как ты его затащил на корабль.
Бреннан почесал подбородок. Эна, к своему удивлению, обнаружила, что ей приятно наблюдать, как он чешет подбородок.
– Моя не уменьшалась, когда я за ней гнался.
Эна покачала головой:
– Она же не подлетала ближе. Это ты к ней подлетал. По крайней мере, пытался.
Корабль прыгнул.
– Проклятье! Ты заметила?
– Да, – Эна обнаружила, что держится за руку Бреннана. Разжала пальцы. – Заметила конечно. Это Лест устроил. Он же на мостике.
– Естественно. Кому же еще, – Бреннан посмотрел на часы. – Прыгнул, как только завершилась подзарядка.
– Пойдем посмотрим, в какую сторону, – сказала Эна.
На следующий день они устроили суд. Самосуд, так сказать. Подсудимого Леста привязали к креслу.
– Я прокурор, – представился Бреннан. Если судить по лицу и голосу, припадок ярости у Бреннана прошел. Но говорил он очень строго. – Ты – ответчик, а заодно адвокат защиты. Эна – судья. Мы с ней решили, что так будет по справедливости. Твое мнение не в счет. Я изложу обвинения и их основания. У тебя будет возможность опровергнуть мои аргументы. Эна решит, как тебя наказать.
– Если ты виновен, – вставила Эна.
– Она решит, как тебя наказать, если ты заслуживаешь наказания. Тебе все понятно?
– Я не хотел причинить вред никому из вас, – произнес Лест. Казалось, он разговаривал сам с собой. – Мне просто хотелось вернуться. Топлива у нас в избытке, на пятьдесят семь процентов больше, чем надо… Продовольствия…
Бреннан погрозил кулаком и покосился на Эну.
Эна покачала головой:
– Лест, раньше мы дружили. Мне бы хотелось, чтобы мы подружились вновь. Давай ты станешь нашим другом прямо с этого момента.
– Хорошо.
– Молодец. Тебя судят. Судья – я. Ты это понимаешь?
– Я не дурак. Мне просто хочется туда вернуться.
– Знаю. Бреннан!
– Он сорвал нашу экспедицию. Не по случайности. И даже не по халатности. Он проделал это нарочно. Он протащил на борт своих чертовых птиц. Мы не знаем, сколько именно, но их уйма. Эна, нам с тобой придется переловить и убить их. Возможно, это отнимет много лет. Не факт, что мы всех переловим.
Лест хотел было что-то сказать, но Бреннан жестом приказал ему молчать.
– Он аннулировал наш последний прыжок. Он будет опасен для нас и для нашего дела все пятнадцать лет рейса. Допустим, мы оставим его в живых. Тогда нам придется его запереть и носить ему еду вдобавок ко всем нашим другим занятиям. А нас всего двое, Эна, ты и я. Нам придется его сторожить: мы же не сможем ему доверять, если он хоть на минуту окажется на свободе. Одному из нас придется ходить в колесе вместе с ним, и это придется делать мне, потому что тебя он может пристукнуть и убежать. Если…
– Тебя я тоже могу пристукнуть, – сказал Лест.
– Неужели? – ухмыльнулся Бреннан. – А ну попробуй!
– Он попробует, – задумчиво проговорила Эна. – И, возможно, успешно, если застанет тебя врасплох. А теперь перестань с ним спорить. – Эна указала на Леста. – А ты молчи, пока не придет твой черед говорить. Если что, мы тебе рот заклеим.
Бреннан откашлялся:
– Ты права. Не думаю, что ему удастся меня одолеть, но он попытается на меня напасть. Рано или поздно. Если он убежит от меня, экспедиции конец. Это будет провал. Крах. Шесть человеческих жизней, миллиарды долларов – и все насмарку.
Эна кивнула.
– И это не единственная опасность. Наш корабль строили не в качестве тюрьмы. Где бы мы его ни заперли, у него будут годы на разработку плана побега. У меня никогда в жизни не появлялось желания кого-нибудь убить. Господь свидетель, я не хочу убивать Леста. Но нам придется это сделать, придется. Мы можем продержать его пятнадцать лет на седативных препаратах? Запас лекарств достаточный?
Эна покачала головой.
– А год можем?
– Мы можем продержать его на седативных около года. Или чуть больше. Это если в малых дозах. Но на два года не растянем.
– А почему ты думаешь, что малых доз хватит?
– Я в этом ничуть не уверена, – ответила Эна.
Бреннан вздохнул.
– Ну хорошо, я изложил свои аргументы. Можно ли убить его законно? Ни ты, ни я этого не знаем, но мы оба сомневаемся. Эна, я не прошу тебя его убить. Не прошу даже помогать. Я сам это сделаю. Я выставлю его в шлюзовую камеру без скафандра, и мы сделаем запись в бортовом журнале. Возможно, дома меня отдадут под суд. А может, и не отдадут. Я рискну. Теперь послушаем Леста.
– Я не создавал угрозы для экспедиции, – начал Лест. – Я уже объяснил. Продовольствия достаточно, топлива тоже. Синтезатор воздуха в полном порядке. То, что я попытался сделать, отсрочило бы возвращение на Землю всего на несколько дней. Не дольше. Вы вдвоем спокойно можете довести корабль до Земли. Если вы погибнете, корабль может вернуться сам. Нас шестерых отправили в экспедицию лишь для того, чтобы мы устраняли аварийные ситуации и исследовали бету Андромеды. Мы выполнили задание – по крайней мере, сделали все, что можно сделать втроем: фотосъемка, замеры магнитного поля, карты… В общем, ничего не упустили.
– У тебя все? – спросил Бреннан.
– Нет. Ты обвиняешь меня в том, что я протащил на борт птиц. Если бы так и было – на самом деле я этого не делал, но давай предположим, что сделал, – мне надо дать орден. Никто из вас не обнаружил внеземную жизнь. Ни малейших признаков. Ни малейшего следа. А я ее нашел и вернулся на корабль с живыми экземплярами. Я знаю, ты не отступишься от своего. Но если бы твои обвинения соответствовали истине, я был бы героем.
Эна сказала:
– Ты говоришь, что не протаскивал птиц.
– Не протаскивал. Птицы влетели в меня, когда я находился в открытом космосе, одетый в скафандр. Я же вам тогда сказал, что вокруг меня птицы.
Эна неохотно кивнула.
– Я не хотел возвращаться на борт. Я был заражен. Это Бреннан заставил меня вернуться. Если попадание моих птиц внутрь корабля – преступление, то преступник – Бреннан. Не я.
– Лест, это же ты сорвал экспедицию, – возразил Бреннан.
Эна подняла руку:
– Мы заслушали обвинения. И оправдания Леста – тоже. Я не хочу, чтобы вы начали пререкаться по второму разу.
Лест сказал:
– Вы обещали дать мне шанс оправдаться. Я хочу сказать еще кое-что. Это не займет и минуты. Можно?
– Говори, – кивнула Эна.
– Бреннан угрожает мне убийством. Но вы наверняка поймете, что я хотел вернуться на бету Андромеды только для того, чтобы там умереть. Я надену скафандр и снова выйду в открытый космос. Просто не препятствуйте мне. Проставьте в журнале против моего имени букву "П" и напишите, что я покончил с собой. Это будет чистая правда. Если кого-то из вас обвинят в убийстве, проверка на правдоскопе докажет: вы не виноваты.
Эна улыбнулась:
– Бреннан?
– Если ты одобряешь эту идею, то и я одобряю.
– Я не одобряю. Не в такой форме. Лест, сначала тебе придется оказать нам услугу. Пройдись по кораблю и собери птиц. Всех. Замани их обратно в свое тело. Один раз они уже в тебя влетели и, надеюсь, снова влетят, если ты подойдешь к делу правильно. Сделай это. Тогда мы выполним твою просьбу – вернемся и выпустим тебя наружу.
Он распростер руки и ноги, как морская звезда. Птицы разлетелись. Все до одной. Или почти все. И теперь он качался на солнечном ветру, как сухой лист, проворачивался, как колесо телеги.
Воздух иссякал. Его тело умрет; а то, что не умирает, наконец-то вырвется на волю, начнет странствовать по Вселенной и еще дальше.
Смерть ждала, парила рядом, теплая, темная, ласковая, и Лест изнывал от нетерпения.
В своей каюте Эна сама себе улыбнулась, встряхнув маленькую коричневую бутылочку. Когда Бреннан сменил ее на вахте, она ощутила легкий приятный аромат. Лосьон после бритья. Не может быть, чтобы Бреннан запасся лосьоном на весь рейс. Значит, немножко приберег, а теперь снова начал им пользоваться.
Аромат не давал ей покоя: сладостный, неопределенный. Какой лосьон любил Уолт, какой одеколон? Раньше она это знала, но воспоминания изгладились, осталось лишь ощущение от слабого аромата Бреннана. "Cuir de Russie"? Или "Пикантный"? Что-то не похоже. Эна повернула бутылочку этикеткой, снова перечитала слова, которые прочла уже много раз с тех пор, как отыскала ее в кладовой. "Экстракт ванили".
– Буду пахнуть пирожными, – сказала она себе.
Откупорила бутылочку, намазала коричневой жидкостью пять стратегических точек. Как обрадуется Бреннан, когда она вернется на мостик! Они начнут целоваться, она расстегнет на нем рубашку. И тогда…
Эна отвлеклась от грез. Вслушалась. В жилке на правом запястье запела птица.
Перевод Светланы Силаковой
Кэролин Пакхерст
Нехорошо
Мне было немного нехорошо, и я позвонила Ивонн. Я считаю, что сестры обязаны присматривать друг за другом, хотя нынче это, похоже, не особенно популярный взгляд на вещи. Я полагаю, если бы больше людей серьезнее относились к семейным обязанностям, мир избежал бы многих неприятностей… Однако вернемся к телефону.
– Привет, – сказала Ивонн.
– Ивонн, мне нехорошо.
Я услышала ее вздох на том конце провода; не думаю, что она пыталась его скрыть.
– Это действительно так важно, Арлетт? У меня миллион хлопот, связанных со свадьбой.
– Ах да, свадьба. Уже скоро?
– В субботу, Арлетт, ты прекрасно знаешь.
– Что ж, надеюсь, я смогу прийти. У меня всю неделю слабость, и я совсем не уверена, что к субботе оклемаюсь.
– Арлетт, прошу тебя, не начинай…
– Ну вряд ли я виновата в том, что болею. Возможно, если б мне немного помогли…
Последовала долгая пауза. Я так и видела ее на том конце, с этим несуразным обручальным кольцом на пальце. В ее-то годы!
– Ну хорошо, – сказала она. – Я попрошу Артура кое-что доделать. Буду через полчаса.
Положив трубку, я откинулась на подушки, весьма довольная собой.
Дело в том, что по всему это должна была быть моя свадьба. Мы с Ивонн познакомились с Артуром одновременно, и с самого начала стало понятно, что он заинтересовался именно мной. Всегда так было – в библейские времена, да и в кое-какие другие важные моменты истории – если есть две незамужние сестры, младшей не дозволялось выходить замуж раньше старшей. Это незаконно. Если младшая сестра пыталась нарушить правила, сбежать и во что бы то ни стало выйти замуж, ее приговаривали к смерти. Надо бы сказать об этом Ивонн. Ей бы тут же отрубили голову. Так было заведено.
Мы познакомились с Артуром во время круиза для пенсионеров, в который меня взяла Ивонн по случаю моего семидесятилетия. Это была ее идея, и не лучшая, надо сказать, – каюта тесная, еда ужасная, и большая часть пассажиров – жалкие старые зануды. Вручая мне билеты, Ивонн сказала: "Кто знает? Быть может, мы повстречаем пару симпатичных вдовцов". Но там на каждого мужчину приходилось по три женщины, да и мужчины были лысые, беззубые и слабоумные. Я собственными глазами видела, как один из них пытался есть суп руками. Так что когда в столовой появился Артур, высокий, не сутулый, с копной серебристых волос, сиявших в свете люстр, старые перечницы даже слегка подобрались. А когда он сел рядом со мной, я подумала: "Смотрите и учитесь. Я намерена сразить этого мужчину".
И завела разговор о текущих событиях – проверить, посмотреть, не отказали ли у него мозги. Выяснилось, что он вполне способен говорить о чем-то, кроме своих лекарств, и это автоматически делало его лучшим собеседником за нашим столом. Мы болтали и смеялись, и Ивонн, как водится, расплылась в своем кресле. Так случалось всегда; есть в ней эта рыхлость, сонность, которые я не выношу. Если бы не я, мир бы уже давно слопал ее с потрохами.
И вот, значит, Ивонн сидела тихонько и вяло ковыряла отбивную – никакого аппетита у этой девчонки никогда не было и в помине, – в то время как я начала готовить плацдарм для великого обольщения. Все шло неплохо, и я была уверена, что дело в шляпе. Артур и Арлетт, мысленно напевала я. Артур и Арлетт. Я была в эйфории, и, Бог свидетель, я заслуживаю немного счастья. Ивонн ли не знать, как я была одинока с тех пор, как умер мой Стивен. Она-то ничего не имеет против одиночества, она к нему привыкла. А я просто создана для брака, и в моем воображении церковь уже была празднично убрана, а цветы со вкусом расставлены на столах.
А потом, в конце обеда, случилось нечто странное. Артур встал, помог мне подняться и сказал, глядя на меня в упор:
– Может, вас заинтересует прогулка под луной, Ивонн?
Я почувствовала острый укол в животе, все тело сжалось.
Увидев, как Ивонн с надеждой вскинула голову, я метнула на нее многозначительный взгляд.
– Что ж, – сказала я Артуру с издевкой, – я была бы куда больше заинтересована, если бы вы удосужились правильно назвать мое имя.
На мгновение лицо Артура застыло, пока он быстро переводил взгляд с меня на Ивонн. Затем он широко раскрыл глаза, изображая джентльменский шок, и принялся извиняться.
– Простите, виноват! – с раскаянием произнес он. – Должно быть, я неверно расслышал, когда нас представляли. Так, значит, Ивонн – ваша сестра?
– Вот именно, – ответила я и наглухо закуталась в шаль. Ему придется попотеть, чтобы загладить этот ляп.
– Прошу извинить, – сказал он. И добавил как ни в чем не бывало: – Вы так похожи.
Это был роковой промах с его стороны. Всю жизнь нам с Ивонн твердили, что мы с ней как близнецы, но сама я этого не нахожу. Совершенно ничего общего. У нас и вправду разница всего тринадцать месяцев – и как же часто я мечтала о том, чтобы повернуть время вспять и заново в полной мере насладиться теми драгоценными тринадцатью месяцами, когда на свете была я и только я! – и цвет волос у нас почти такой же, но у меня черты лица гораздо тоньше. Каждому, кому взбредет в голову, что сравнение меня с Ивонн – это комплимент, многому следует поучиться. И к урокам стоит приступить как можно скорее.