Это было в Краснодоне - Ким Костенко


Документальная повесть о том, как боролись и умирали молодогвардейцы Краснодона.

Содержание:

  • ОТ АВТОРА 1

  • 1. В СЕРОМ БАРАКЕ 1

  • 2. АГЕНТ ПО КЛИЧКЕ ВАНЮША 4

  • 3. ОНИ ПЕЛИ "ИНТЕРНАЦИОНАЛ" 6

  • 4. РАБОТЫ ПРИБАВИЛОСЬ 7

  • 5. ФЛАГИ НАД ГОРОДОМ 9

  • 6. "ЖИВЫМИ ИЛИ МЕРТВЫМИ!" 11

  • 7. В КАНУН НОВОГО ГОДА 14

  • 8. ЧЕГО НЕ ЗНАЛИ ПОЛИЦАИ 16

  • 9. ПРЕДАТЕЛЬ 19

  • 10. ДОПРОСЫ 21

  • 11. СНОВА ДОПРОСЫ 24

  • 12. КАЗНЬ 28

  • 13. В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ 31

  • 14. ВОЗМЕЗДИЕ 33

  • ПОСЛЕСЛОВИЕ 37

  • ОБ АВТОРЕ 37

  • Примечания 37

Это было в Краснодоне

Документальная повесть о том, как боролись и умирали молодогвардейцы Краснодона.

ОТ АВТОРА

События, о которых рассказывается в этой повести, произошли в самый разгар Великой Отечественной войны. Вряд ли найдётся человек, который не слышал о них, не знал имён их героев. Героев этих мы видели на экране кино и на сцене театра, они воспеты во многих песнях, в стихах, им посвящён замечательный роман, давно ставший любимой книгой советской молодёжи и широко известный за рубежом…

Что же заставило нас вновь возвратиться к этим событиям?

Летом 1959 года органами государственной безопасности был пойман и разоблачён матёрый преступник, подлый изменник Родины, палач и убийца многих советских людей Василий Подтынный. Бывший лейтенант Красной Армии, Василий Подтынный в 1941 году сдался в плен фашистам и добровольно перешёл к ним на службу. Во время оккупации фашистскими войсками донецкого города Краснодона он был там комендантом полицейского участка, а затем заместителем начальника городской полиции. Подтынный сыграл немаловажную роль в кровавой расправе над героями подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", действовавшей в Краснодоне во время фашистской оккупации. Он руководил поимкой отважных подпольщиков, самолично допрашивал многих молодогвардейцев, казнил их.

Припёртый к стене неопровержимыми доказательствами, Подтынный рассказал суду всю правду о том, как гитлеровцам удалось раскрыть подпольную организацию, о страшных днях, проведённых героями "Молодой гвардии" в застенках гестапо.

Признания палача пролили свет на многие долго остававшиеся неизвестными обстоятельства трагической гибели отважных молодогвардейцев.

Воссоздать точную картину того, что происходило в камерах краснодонской полиции в январские дни 1943 года, помогли также и архивно–следственные материалы, хранящиеся в органах государственной безопасности.

В Луганском областном управлении КГБ есть несколько объёмистых папок в плотных коленкоровых переплётах. На обложке одной из них стоит надпись: "Архивно–следственное дело Почепцова Г. П.", в верхнем правом углу. "Хранить вечно".

Это подробные показания одного из главных виновников гибели молодогвардейцев, труса и предателя Геннадия Почепцова. Здесь же находятся протоколы допросов его отчима В. Громова - бывшего тайного агента краснодонской полиции, М. Кулешова, работавшего следователем полиции, и других бывших полицаев, а также материалы по делу организаторов и прямых исполнителей казни молодогвардейцев - начальника немецкой окружной жандармерии полковника Эрнста Эмиля Ренатуса, эсэсовцев О. Древитца, Я. Шульца, Э. Шрёдера.

По материалам судебных следствий и по документам и написана эта повесть. Кроме того, в книге широко использованы воспоминания оставшихся в живых молодогвардейцев, воспоминания родителей погибших героев и коренных жителей Краснодона.

Эта книга рассказывает о подлинных обстоятельствах трагической гибели молодогвардейцев. Описанные в ней события происходят главным образом в камерах краснодонской полиции. Поэтому естественно, что в повести наряду с рассказом о героических делах молодых подпольщиков значительное место отводится образам гитлеровских офицеров, организаторов расправы над молодогвардейцами, и их верных прислужников, предателей Родины, служивших в краснодонской полиции. В книге изменены лишь некоторые фамилии бывших работников полиции, занимавших второстепенные должности и не принимавших непосредственного участия в истязаниях и казни молодых патриотов.

Читатели не могут не заметить, что в книге есть фактические расхождения с романом А. Фадеева "Молодая гвардия". Объясняется это тем, что, во–первых, роман писался в то время, когда ещё не были известны многие обстоятельства гибели молодогвардейцев. Во–вторых, создавая роман, А. Фадеев и не задавался целью написать подлинную историю организации "Молодая гвардия". В одном из писем родителям молодогвардейцев А. Фадеев пояснял: "Хотя герои моего романа носят действительные имена и фамилии, я писал не действительную историю "Молодой гвардии", а художественное произведение, в котором много вымышленного и даже есть вымышленные лица. Роман имеет на это право".

Повесть посвящается светлой памяти отважных краснодонцев, чьи дела всегда будут служить для нашей молодёжи ярким примером мужества, стойкости и героизма, беспредельной любви к своей матери Родине.

Поздним вечером 1 апреля 1959 года к небольшому домику, прилепившемуся на краю нового совхозного посёлка имени Артёма в Донбассе, подошли трое, негромко постучали в дверь:

- Откройте! Милиция…

За дверью засуетились, звякнула и упала задвижка. Уже немолодой, среднего роста мужчина с короткими, подстриженными ёжиком волосами, узким лбом и большими треугольными ушами насторожённо всматривался в пришедших.

- Подтынный Василий Дмитриевич? - шагнул к нему человек в форме капитана милиции. - Одевайтесь. Вот ордер на арест.

Хозяин дома вздрогнул и, отступив назад, тяжело опустился на стул. Капитан спокойно и неторопливо произвёл обыск. Затем подошёл к столу, усмехнулся и, не удержавшись, крутнул головой:

- Долго же ты скрывался от нас, Подтынный! А ведь верно в народе говорится: сколько верёвочке не виться, а кончику быть. Ну что-ж, пошли!

…Следователь положил перед арестованным коробку папирос, спички и, глядя прямо в его бесцветные, беспокойно бегающие глаза, сказал:

- Нам известно, что вы, Подтынный Василий Дмитриевич, будучи комендантом участка, а затем заместителем начальника полиции во временно оккупированном фашистами городе Краснодоне, принимали активное участие в арестах и расстрелах советских граждан, в казни членов подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", действовавшей во время Великой Отечественной войны. Вот протоколы допросов бывших работников краснодонской полиции, показания свидетелей, опознавших вас на очных ставках. Все эти документы полностью изобличают вас в совершённых преступлениях. Вы будете давать показания?

Подтынный долго молчал. Наконец он с трудом выдавил из себя:

- Хорошо… Я все расскажу…

Он взял из коробки папиросу, закурил, несколько раз жадно и глубоко затянулся.

- У меня не было иного выхода, - глухо, чужим голосом начал он. - Плен, затем концлагерь, скитания по болотам… Я боялся смерти. Добравшись до Краснодона, я решил поступить в полицию. Это было в конце августа 1942 года. Полиция размещалась недалеко от городского рынка, в сером бараке…

1. В СЕРОМ БАРАКЕ

Мрачный барак с обвалившейся на стенах штукатуркой и подслеповатыми окнами, густо переплетёнными ржавой колючей проволокой, стоял особняком на улице, примыкавшей к городскому рынку. У двери, под уныло повисшим флагом с чёрной паучьей свастикой, круглосуточно дежурил угрюмый полицай.

Жители города, отправлявшиеся по утрам на рынок с узелком последнего тряпья в надежде выменять на него кусок хлеба, старательно обходили этот мрачный дом. Сюда никто не приходил сам - сюда приводили только под конвоем.

Человек с полицейской повязкой, медленно и тяжело вышагивающий у входа, как бы отделял этот барак от всего остального мира.

Где–то шли жаркие бои. Люди бросались под танки, увешав себя гранатами, закрывали грудью амбразуры вражеских дотов, стояли насмерть за каждую пядь родной земли.

Где–то кипел напряжённый труд. Женщины, заменив своих мужей и братьев, ушедших на фронт, вставали у станков, подростки садились за штурвалы комбайнов, варили сталь, ковали броню, вытачивали снаряды.

Где–то формировались партизанские отряды. Во вражеском тылу люди совершали дерзкие рейды, поджигали склады, взрывали мосты, нападали на обозы - делали все, чтобы скорее прогнать со своей земли непрошеных гостей.

А здесь, в этом сером бараке под фашистским флагом, текла своя особая жизнь, полная пьяных разгулов и тревожного ожидания чего–то страшного и неизбежного.

Большая комната с квадратными окнами, выходившими во двор, несмотря на обилие мебели, казалась пустой и необжитой. Лучи солнца, с трудом пробивавшиеся сквозь густую листву деревьев, скупо освещали её. Хозяин комнаты, видимо, не очень заботился об удобствах и стащил сюда все, что попалось под руку. Вдоль стены выстроились самые разнообразные, словно собранные для коллекции стулья, в противоположном углу под небольшим, вырезанным из журнала портретом Гитлера стояла широкая, ничем не покрытая деревянная скамья. Рядом с ней прижался к стене диван с бесчисленным количеством резных затейливых полок. Самое видное место занимал массивный, обитый зелёным сукном письменный стол.

За этим столом восседал рослый мужчина лет сорока в темно–синем френче, плотно облегавшем грузную фигуру. На бледном одутловатом лице его с крупным прямым носом и мясистыми губами резко выделялись густые мохнатые брови, под глазами отвисали землистого цвета мешки.

Это был начальник краснодонской полиции Соликовский.

Василия Соликовского знали многие жители Краснодона. В город он приехал несколько лёт назад, после того как отбыл срок в исправительно–трудовых лагерях. За что он попал туда и сколько пробыл - об этом Соликовский никому не рассказывал.

Поначалу он устроился десятником на одной из доживавших свой век небольших шахтёнок. Но продержался там недолго: с людьми десятник обращался грубо, несколько раз приходил на работу пьяным, однажды ни с того ни с сего накинулся на молодого рабочего с кулаками. Незадолго до начала войны его уволили.

После этого Соликовский целыми днями слонялся по пивным, плакал пьяными слезами, ругая на чем свет стоит советскую власть, которая так несправедливо обошлась с ним. В пивных он нашёл себе подходящую компанию из мелких жуликов, таких же, как он, пьяниц. Эта компания причиняла краснодонцам немало беспокойства: не проходило дня, чтобы пьяные дружки не затеяли где–нибудь драки, кого–нибудь не ограбили.

Когда с запада донеслись первые отголоски канонады и в городе появились отступающие советские войска, Соликовский внезапно исчез. Рассыльный Краснодонского военкомата, принёсший повестку с вызовом на призывной пункт, застал дома только его жену.

- Ушёл мой Васенька туда, - махнула она рукой в сторону приближающейся канонады, - не стерпела его душа, добровольцем на фронт побежал.

…Через несколько дней город заняли фашисты, и жители Краснодона снова увидели Соликовского. Он важно шагал по улице в белой папахе с малиновым верхом, в синем старомодном френче и широких штанах с жёлтыми лампасами. К поясу была прицеплена гибкая ремённая плеть.

В таком наряде он явился к начальнику военной комендатуры Краснодона майору войск СС Гендеману. Круто выпятив грудь, молодцевато представился:

- Бывший сотник петлюровской армии, сын помещика. В гражданскую войну участвовал в боях против коммунистов!

Майор пытливо посмотрел в глаза Соликовскому:

- При советской власти чем занимались?

- В основном сидел в тюрьмах, господин майор. За разные дела.

- Хотите служить у нас?

- Рад послужить великой германской империи, освободившей нас от коммунистического ига. Готов на любую работу!

Гендеман черкнул несколько слов на листке бумаги, протянул его Соликовскому:

- Идите к начальнику районной жандармерии гауптвахтмейстеру Зонсу. Будете работать под его непосредственным руководством.

Так Соликовский стал начальником городской полиции.

Начальник жандармерии Зонс познакомил его с Захаровым - следователем по уголовным делам. Узкогрудый, с прыщеватым, жёлтым, как дыня, лицом, Захаров держался нагло, разговаривал с презрительной усмешкой. В первый же день он зашёл в кабинет Соликовского, небрежно развалился на стуле, откинув на спинку рыжую, коротко остриженную голову, и, с наслаждением затягиваясь вонючей немецкой сигаретой, принялся рассказывать о себе: специального образования не имеет, отсидел десять лет за убийство ("деваху одну прикончил из ревности"), в тюрьме близко сошёлся с ворами–рецидивистами. От них получил надёжный адресок и после освобождения приехал в Ростов. Занимался' грабежами, однажды чуть не "засыпался", собрался махнуть в Москву, но фронт приблизился к Донбассу, и пришлось застрять в Краснодоне.

- Теперь, значит, нахожусь на службе у фрица, - весело закончил он свой рассказ. - Ты как, сам напросился в полицию или ради заработка? - он сразу перешёл на "ты". - А я, понимаешь, люблю красивую жизнь - ну там выпить и ещё кое–что… В полиции, я думаю, недостатка на сей счёт не будет, а? Лафа, черт побери!

Каждое утро Соликовский чинно направлялся в серый барак, бросая по сторонам свирепые взгляды и помахивая ремённой плетью, с которой теперь никогда не расставался. К его приходу вся полицейская команда, состоявшая в основном из его старых дружков - завсегдатаев краснодонских пивных, - уже выстраивалась во дворе. Начальник полиции быстро проводил перекличку, читал по бумажке, присланной из жандармерии, где нужно установить охрану, назначал патрульных. Потом вместе с Захаровым совершал обход арестованных.

В полиции их было много - большая часть барака, отведённая под камеры, была забита до отказа. Стоило кому–нибудь вслух пожаловаться на дороговизну продуктов или косо взглянуть на новоявленных блюстителей порядка, его тотчас волокли в полицию.

После обхода камер Соликовский усаживался за письменный стол у себя в кабинете, шелестел бумагами, перекладывая их с места на место, затем запирал дверь на ключ, строго взглядывал на свободных от патрулирования полицаев, которые играли в дежурке в карты: "Смотрите тут у меня!" - и отправлялся к своему закадычному приятелю Федору Почепцову. Перед войной Федор торговал в ларьке пивом, там и познакомился с ним Соликовский. Когда в городе стали хозяйничать гитлеровцы, Почепцов выхлопотал разрешение открыть собственный ресторан. Здесь, в небольшой грязной халупе с многообещающей вывеской "Зайди, голубчик!", и проводил остаток дня начальник полиции. К ночи его, вдребезги пьяного, любезно доставлял домой сам хозяин ресторана.

…Сегодня начальнику полиции пришлось задержаться в своём кабинете дольше, чем обычно. Гауптвахтмейстер Зонс приказал представить в. жандармерию сводку о количестве арестованных с указанием причин ареста. Ни Соликовский, ни кто–либо другой из работников полиции понятия не имел о том, как надо оформлять документы. В полиции была одна единственная книга бухгалтерского учёта, которую шутки ради приволок как–то один из полицейских. В эту книгу Захаров приказал записывать подряд всех, кого приводили в полицию.

Толстым, словно обрубок, волосатым пальцем Соликовский медленно водил по засаленным страницам, натужно шевелил губами. От непривычной работы лоб его покрылся испариной. Черт их разберёт, эти каракули!

Соликовский сердито бросил книгу на стол и, приоткрыв дверь, гаркнул так, что стоявший у входа полицай испуганно присел:

- Захаров!

На ходу дожёвывая кусок домашнего пирога, следователь по уголовным делам не спеша подошёл к Соликовскому.

- Чего тебе?

- Какой дурак писал в этой книге? Нацарапал, подлец, как курица лапой. Вот, читай…

Соликовский указал пальцем на развёрнутую страницу. Захаров вытер замасленный рот рукавом гимнастёрки, наклонился к столу:

- Сейчас разберёмся… Так, Мар–чик–ва… - по складам прочитал он. - Постой, кто же это – Mapчиква?

Он долго соображал что–то, потом захохотал во все горло.

- Тьфу, черт! Так ведь это Марченкова! Ну да! Понимаешь, деваха тут одна попалась мне на глаза. У-у, злая - не подступись! А какая краля, я тебе скажу…

- Да погоди ты с кралей! Сейчас где она?

- Гм, сейчас? - Захаров поморщился. - Выпустил… Высек хорошенько плетью и выпустил. Чего же её без толку держать? Да тебе зачем она?

- То–то зачем. Зонс требует сведений, сколько у нас арестованных, за что посадили. Надо, говорит, расчистить камеры…

- Ну, это мы мигом. Дай–ка сюда этот талмуд…

Захаров придвинул к столу табуретку, взял карандаш, быстро застрочил им по бумаге. Через несколько минут он протянул Соликовскому исписанный листок.

- Вот, готово. Фриц, он, знаешь, порядок любит. Ему надо все в точности знать. А мы ему и покажем: во вверенном нам городе полное спокойствие, все сыты и довольны. А посему в полиции на сегодняшний день имеется в наличии семнадцать задержанных, из них двенадцать - по причине нетрезвого состояния, остальные пять - за торговлю недозволенными товарами, как–то самогоном. Фамилии арестованных имеются, мера пресечения указана. Подписывай, начальник! Сводка нормальная, показывает, что в городе наступила райская жизнь. Вот увидишь - об этом ещё и в газетке пропечатают, xa–xa–xa!

Неожиданно распахнулась дверь. Соликовский повернулся и… замер. Прямо на него шёл франтоватый, невысокого роста офицер Красной Армии в суконной гимнастёрке с чёрными обшитыми золотом петлицами, артиллерийской фуражке и щегольских хромовых сапогах.

Офицер подошёл к Соликовскому, лихо отдал честь и отрапортовал:

- Подтынный! Явился в ваше распоряжение.

Только теперь Соликовский увидел, что у офицера не было никаких знаков различия. На петлицах остались лишь тёмные квадраты от лейтенантских "кубарей", вместо звёздочки на чёрном околышке фуражки виднелась аккуратно заштопанная дырочка.

Чувствуя, как кровь понемногу снова приливает к сердцу, Соликовский перевёл дух.

- Тьфу, черт… Откуда ты такой взялся?

Подтынный неловко замялся.

- Да так… издалека. Одним словом, с той стороны…

Соликовский понимающе хмыкнул:

Дальше