В голосе Вольцова, доносившемся снизу из холла, слышались повелительные командирские нотки. Он засек время:
- Девятнадцать часов двадцать восемь минут… Зепп! Ровно в восемь доставишь лодку к Шварцбрунну, повыше Паркового острова, да смотри захвати бечеву. Как только стемнеет, тащите всю поклажу к лодке - задворками и огородами. К этому времени явимся и мы. Никаких вопросов! Все ясно? Пошли, Вернер!
Оба друга обогнули Скалу Ворона и приблизились к ней с северной стороны. Лес тянулся до самого подножия громоздящихся друг на друге базальтовых глыб. К почти отвесному склону примыкала узкая полянка, сплошь в высоких - по пояс - папоротниковых зарослях. Сюда не заглядывало солнце.
Почва здесь была сырая и мшистая. Вольцов притаился за деревьями на лесной опушке.
Под навесом скал сгущались сумерки.
- Идет! - крикнул Вольцов после долгого ожидания. Хольт забился в расщелину, где залегли темные тени.
- Идет вдоль лесной опушки, - услышал он. - Спрячься, мы возьмем его в обхват!
Вольцов скрылся в лесу. Хольт стоял неподвижно, прильнув к скале, правой рукой он стиснул в кармане рукоятку пистолета. При первой же попытке к бегству стрелять, не рассуждая! Во имя справедливости!
Прошла целая вечность, прежде чем на лесной опушке послышались шаги. Хольт увидел в кустах рослую фигуру Мейснера, за ним перелеском крался Вольцов.
Мейснер был уже в нескольких шагах от Хольта. Остановившись, он повернул голову направо, потом налево. "Алло!" Посмотрел на часы. Хольт выступил из расщелины. Мейснер увидел Хольта, узнал его и, удивленный, воскликнул:
- Это еще что такое!
Хольт медленно обошел вокруг Мейснера, прижав его этим маневром к базальтовой стене. Волнение сдавило ему горло. Тут подоспел и Вольцов. Мейснер, глаз не спускавший с Хольта, повернулся вокруг собственной оси. Увидев Вольцова, он опять сказал:
- Этого еще не хватало… Господа, оказывается, явились на пару!
- А ты, небось, ждал Сюзанну? - ухмыльнулся Вольцов.
Хольт шаг за шагом приближался к Мейснеру, все еще сжимая в кармане пистолет. Вольцов с безразличным видом держался поодаль. Но вот Хольт подошел к Мейснеру вплотную.
- Не рассчитывай встретить здесь Сюзанну, - сказал он. - Ты попался на удочку. Письмо написал я.
- Ах, вот оно что! - выкрикнул Мейснер; голос его дрожал от ярости. - Шантажом занялись! Иначе бы вы не рискнули!
Хольт вытащил из кармана пистолет, направил на Мейснера и сказал:
- Привет тебе от Руфи Вагнер!
Мейснер медленно отступил назад. Хольт - за ним. Мейснер неподвижным взглядом уставился на дуло пистолета. Голос его звучал надтреснуто:
- Чего вам от меня нужно?
- Немногого, - сказал Хольт.
- Берегись! - рявкнул Вольцов. Хольт невольно отступил на шаг. Мейснер тенью промелькнул мимо, в темноте грянул выстрел, и Мейснер, споткнувшись о подставленную Вольцовом ногу, рухнул в чащу папоротников. Мгновение, и Вольцов очутился у него на спине. Мейснер пытался освободиться, но Вольцов крепко прижал его щекой к земле и раза два со всего размаха двинул в ухо.
- На помощь! - заорал Мейснер.
- Я тебе помогу! - сказал Вольцов. - Ну-ка, Вернер, вяжи ему ноги!
Хольт выдернул из кожаных штанов пояс и стянул им ноги Мейснеру. Руки они ему вывернули и тоже связали в локтях. Потом сквозь чащу папоротника поволокли его к базальтовой стене и посадили спиной к камню.
Тем временем стемнело. Вольцов карманным фонариком осветил лицо Мейснера. Нижняя губа у него была рассечена и сильно вздулась.
- Что вам от меня нужно? - с трудом выговорил Мейснер. Вольцов достал из кармана заготовленную бумагу и прочел вслух: "…в тайную связь, а когда она оказалась в интересном положении, застращал ее угрозами и прогнал…"
Мейснер медленно поднял голову. Растерянность, страх, ярость были написаны на его лице.
- Ну вот. Это ты подпишешь, - потребовал Вольцов.
- А если… не подпишу?
- Подпишешь! Сам знаешь: когда кто не хочет, найдутся способы его уговорить.
Молчание.
- Ну а если я все же не подпишу?
Вольцов ничего не ответил. Он взял себе сигарету и протянул коробку Хольту, но тот отрицательно покачал головой.
- Что ж, оттащим тебя в лес и там прикончим. - Вольцов сказал это таким равнодушным тоном, что у Хольта задрожали руки. - Даю тебе пять минут на размышление. Пошли, Вернер!
На лесной опушке Хольт спросил шепотом:
- А вдруг откажется?
- Подпишет, будь уверен. У него не хватит духу.
- Ну а если нет? Неужели мы… его…
- А что нам еще остается? - Вольцов говорил все тем же равнодушным тоном. - Не можем же мы его отпустить! У нас нет выхода! Нападение на фюрера гитлерюгенда, да еще вооруженное! Тем более он знает, что мы в курсе его дел с покойной Вагнер. Если мы его укокаем, придется инсценировать самоубийство - все же какой-то шанс уцелеть. Нельзя, чтобы он на нас донес, иначе нам с тобой несдобровать. Ну, пойдем к нему, пять минут прошло.
Хольт последовал за ним обратно к скале. Убийство! Хладнокровное убийство! - мелькнуло у него в голове.
- Ну как? Надумал?
- Не подпишу! - заявил Мейснер. Вольцов не торопясь дал ему в зубы.
- Злодеи! Бандиты! - взвизгнул Мейснер.
- Молчать! - заорал Вольцов и, схватив его под мышки, легко поставил на ноги. Развернувшись, он с силой ударил его по лицу, а потом еще и еще раз.
Мейснер весь сник.
- Убейте меня, все равно не подпишу!
- Обыщи его! - сказал Вольцов. - Как бы у него не нашли письмо. - Хольт залез к Мейснеру сначала в левый, а потом в правый нагрудный карман, нашел письмо и спрятал.
- Давай развяжем ему ноги, - сказал Вольцов. Они подхватили Мейснера под руки и, как тот ни сопротивлялся, уволокли в темную глубь леса. Сильным ударом ноги Вольцов подшиб ему колени. Мейснер повалился наземь.
- Ну, теперь тебе каюк! - Вольцов приставил ему ко лбу дуло своего армейского пистолета.
- Сейчас же прекрати, - завопил Мейснер. - Убери пистолет! - И срываясь на истошный крик: - Перестаньте! На помощь!
Вольцов плотнее вдавил ему в лоб дуло пистолета.
- Подпишешь? Говори!
- Подпишу, подпишу! - закричал Мейснер. - Убери пистолет!
Они подняли его и развязали ему руки. Вольцов посветил карманным фонарем, в другой руке он держал пистолет. Мейснер подписал.
- Поставь дату, - приказал Вольцов. - Сегодня 24 июля сорок третьего года. Запомни этот день! - Он спрятал пистолет и заботливо убрал в карман подписанную бумагу. - А теперь встань, подлюга! Нам осталось еще свести личные счеты. За тобой старый должок.
Хольт смотрел, как Волъцов избивает высокого белобрысого детину; тот недолго защищался, а потом снова упал на землю. Вольцов стал топтать его ногами. Наконец он нагнулся над неподвижным телом, перевернул его навзничь и осветил фонариком обезображенное лицо. Мейснер лежал без сознания и только тяжело хрипел.
- А теперь ходу, Вернер!
Небо покрылось тучами. В лесу было темно, как ночью. Они торопливо шагали к городу.
- Ты в самом деле убил бы его? - опять спросил Хольт.
- Разумеется! А ты как думаешь? - удивился Вольцов. Потом в темной, пустынной вилле Хольт долго сидел, обхватив голову руками.
Кто-то избитый лежит сейчас в лесу, истекая кровью. Да, я слишком мягок. Мне надо закалиться. Я с ужасом смотрю на Вольцова. А ведь у него есть то, чего мне так не хватает: "беспечность убийцы, чья совесть спокойна и верен расчет". Где-то я об этом читал. Как же я буду воевать? Мне надо закалиться!
Кто-то хлопнул наружной дверью. Вольцов взвалил на плечи свой тюк; в руках он тащил набитый книгами портфель. Они медленно двинулись переулками вниз к реке. Вольцов рассказывал о своих планах:
- Мы с толком проведем время: ночные походы, спорт, учебная стрельба. Нам надо расширить свои военные познания, развить в себе боевые качества.
- Ясно, Гильберт, - поддакивал Хольт.
8
Хольт и Гомулка уже несколько дней упражнялись в стрельбе. Земцкий по утрам нес караул. Часовому с вершины горы на много километров открывалась синяя даль. Феттер, сидя на складном стульчике перед входом в пещеру, насвистывал какой-то мотив. Он чистил грибы. В пещере, вход в которую они значительно расширили, висел над огнем котелок с водой. Накануне Вольцов обнаружил в капкане зайца. Но Феттер, или "ротный повар", как именовал его Вольцов, к великому своему огорчению, не мог его зажарить - у него вышли все жиры, да, кстати, и весь хлеб; последнюю горсть ржаной муки он сегодня извел на грибиой суп. Хольт и Гомулка внизу, в лощине, упражнялись в стрельбе, целясь в жестяную коробку с песком.
- Вам нет смысла ходить на охоту, - объявил им Вольцов. - Только дичь распугаете. Поупражняйтесь сперва.
Гомулка метился из штуцера без сошек и после каждого выстрела исчезал в облаке вонючего дыма.
- Прямое попадание! - говорил Хольт, приставив к глазам бинокль. Зепп безостановочно заряжал и стрелял с расстояния в семьдесят пять метров.
- Ты попадаешь в мишень два раза из трех, - сказал Хольт, - дальше ты не двигаешься.
- Живую цель легче поразить, - ответил Гомулка, опуская ружье. - Это старая истина. А теперь давай опять ты. - Они подошли ближе метров на тридцать. Малокалиберная винтовка Хольта издавала сухой звонкий звук, напоминающий щелкание бича.
- Отлично, отлично! - сказал Гомулка. - Мы делаем успехи.
Они взяли ружья и, выйдя из ущелья, поднялись на вершину мелового плато.
Перед входом в пещеру стоял Вольцов в одних трусах. Хольт и Гомулка принялись чистить оружие.
- Ничего, кроме грибного супа, - объявил им Феттер. - Если и сегодня придете с пустыми руками, с завтрашнего дня объявляю пост.
Вольцов искупался в ручье, на его коже сверкали капельки воды.
- Стреляйте все, что попадется, - приказал он. - Вороны тоже съедобны, если их сварить в супе. Мы с Земцким нынче вечером отправимся в поле, накопаем два рюкзака картошки. Кроме того, я пошатаюсь по деревням, посмотрю, как и что. - Одеваясь, он отдавал все новые распоряжения. - Надо набрать грибов и насушить их. Внизу за ущельем вот-вот поспеет черника. Христиан, возьми себе на заметку. - Феттер именовал Вольцова "шефом" и рабски ему повиновался. - А кроме того, - продолжал Вольцов, - мы же собирались удить рыбу.
- Это опасно, - предостерег Гомулка. - На реке нас могут увидеть.
- Ну, на ночь-то можно поставить удочки, - предложил Хольт, подумывавший об условленной встрече с Визе. - Поручите это мне. Реку я беру на себя.
Феттер снова заскулил, что у него нет маргарина.
- Попробуй приготовить что-нибудь без маргарина!.. Вот если бы раздобыть свинью! - добавил он мечтательно.
Все уселись хлебать грибной суп. Земцкому Феттер отнес его порцию в кастрюльке. Хольт и Гомулка стали снаряжаться на свою первую охоту.
- У вас вид робинзонов, - ухмыльнулся Вольцов. - С таким оружием только на мамонтов ходить. Ни пуха ни пера! - крикнул он им вдогонку.
Охотники спустились по крутой, еще не утоптанной тропке п, пройдя ущелье, выбрались на широкую долину. Держа ружья под мышкой, они двинулись в восточном направлении дремучим лесом, с трудом продираясь через цепкие кустарники и густой подлесок. В кустах раздался пронзительный предостерегающий крик сойки. Хольт вскинул винтовку.
- Как по-твоему, соек едят? - спросил он шепотом.
- Едят, но лучше не стрелять, еще спугнешь что-нибудь посущественнее.
- Ее крик все равно разгонит всю дичь. В лесу это как полицейский свисток.
Сойка опустилась на ветви дуба, ее пестрое оперение светилось сквозь листву. Глубокий выдох, предварительный спуск курка, взять прицел. Выстрел. Птица упала наземь в облаке взлетевших перьев. Хольт перезарядил. Первая добыча! Хольт сунул сойку в рюкзак, и они побрели дальше.
К вечеру вышли на широкую прогалину. Здесь протекал прозрачный ручей. Они расположились на отдых у лесной опушки. Дул прохладный ветерок.
- Ты когда-нибудь вспоминаешь о доме? - спросил Хольт.
- Нет, - сказал Гомулка. - А ты? Вспоминаешь наш город? - Хольт покачал головой. - Ну а трактир… помнишь, в деревне… куда нас привезли на сбор урожая?
Хольт напряженно смотрел в сторону. Вопрос застиг его врасплох.
- Иногда вспоминаю, - прошептал он после долгого молчания.
Неподалеку в траве они увидели зайца, он стоял на задних лапках, поводя ушами и закатывая глаза… Очень медленно и осторожно Хольт поднял малокалиберку. Он заставил себя двигаться спокойно и внимательно целиться. Гомулка приложился щекой к прикладу штуцера, готовясь стрелять, если Хольт промахнется. Сумерки, только бы не дернуть при спуске курок! Голова с длинными ушами дрожала над мушкой. Когда грохнул выстрел, заяц высоко подскочил, упал на траву и затих. И в ту же минуту где-то в ощутимой близости вырвалось из кустов какое-то крупное животное и легкими пружинистыми скачками понеслось по прогалине. "Стреляй!" - крикнул Хольт, но штуцер уже прогремел. Гомулка исчез в клубах едкого дыма. Эхо прокатилось по лесу. Гомулка вскочил. Он наклонился вперед и с лихорадочной поспешностью вставил в ствол новый патрон. Животное уже скрылось в лесу за прогалиной.
- Бежим! - крикнул Хольт. - Это косуля, а может, и олень. Они бегом пересекли прогалину, перемахнули через ручей.
На опушке леса раздался торжествующий возглас Гомулки:
- Есть!
Хольт увидел большую лужу крови, которая быстро впитывалась землей, и широкий кровавый след, неожиданно обрывавшийся.
- Там, в кустах!
Они раздвинули ветви. Что-то опять зашумело в листве, тень ринулась в сторону, казалось, ее можно ухватить руками. Из зарослей, где пряталось раненое животное, кровавый след вел дальше. Гомулка с внезапным испугом схватил Хольта за руку:
- Вон он!
Метрах в тридцати в кустах укрытый сумерками лежал олень. Он опять с трудом поднялся на передние ноги и повернул к ним голову, увенчанную могучими рогами. Гомулка стал на колено, прицелился. Хольту казалось, что прошла целая вечность; но вот прогремел выстрел, и эхо затерялось в верхушках деревьев. Едкий привкус черного пороха наполнил нос и рот. Олень рухнул наземь. Гомулка уронил ружье, вскочил и собирался уже издать победный вопль, как Хольт остановил его.
- Тише! Еще кого-нибудь принесет!
С минуту они стояли и напряженно слушали. Нигде ни звука.
- Никто сюда не придет. Мужчины все на войне, а женщины в лес не ходят, боятся.
Гомулка поднял свой штуцер и забил в него новый патрон. Они постояли над убитым зверем. Олень в предсмертной агонии изрыл рогами вокруг себя всю землю и теперь неподвижно лежал на боку. Гомулка сосчитал отростки на рогах.
- Двенадцать. Значит, бык старый и убит по всем правилам… А ведь мог и здорово морочить нас, тем более что мы без собаки. - Первый заряд угодил оленю в бок под лопатку, второй пробил шею у загривка.
- Я так и знал, что выстрелил удачно, - с удовлетворением сказал Гомулка. - Он напоролся на мою пулю…
Хольт побежал за зайцем. Потом они оттащили оленя поглубже в чащу дубняка. - В нем добрых два центнера, вес изрядный!
- Настоящий охотник никогда не скажет об олене "изрядный вес", - поправил его Гомулка. - Только - добрый олень, отличный, знаменитый. То же самое и о рогах. С провинившегося берут штраф в виде взрослого оленя, а кроме того, ему полагается посвящение охотничьим ножом.
- Это как же? - спросил Хольт.
- Три удара плашмя. При первом ударе старший охотник возглашает: "Это за моего милостивого князя и господина!" При втором: "Это за рыцарей, добрых людей и барских холопов!" А при третьем: "Это во славу благородных охотничьих правил!"
Хольт рассмеялся. Но они так и не решились разделать свою добычу.
- Тебе уже приходилось свежевать оленя? Лучше за это не браться. Давай, оттащим его в кусты. - Они засыпали кровь на опушке и в кустах, а затем повалили молодую елочку и продели ствол в связанные ноги животного.
- Так хорошо, - сказал Гомулка.
- На войне придется таскать ноши и потяжелее, - заметил Хольт.
Гомулка разжег небольшой костер. Они зажарили сойку на открытом пламени, она была с голубя величиной. Не удовлетворившись таким ужином, они надели зайца на палку и принялись жарить его на медленном огне.
Спустилась ночь. Хольт разостлал плащ-палатку и улегся, прислонясь головой к оленьей туше. Гомулка опустился на корточки рядом и подбрасывал сучья в костер. Капли жира, стекая, шипели в пламени. Между кронами деревьев высыпали звезды.
Хольт смотрел в небо, как той ночью, несколько дней назад, в чужой темной каморке. По правде, я давно ее забыл. Когда я пытаюсь ее вспомнить, передо мной встает другое лицо…
- Ты вот спросил меня… - обратился он к Гомулке. - Тогда в трактире это, честно говоря, произошло помимо моей воли. Я, правда, желал этого, но не так! А иначе поступить не мог, всю жизнь считал бы себя трусом! Я и сейчас не знаю, стыдиться или нет.
Гомулка толстым суком разгребал пламя.
- Раньше мне казалось, что это бывает, как в книгах описывают, - продолжал Хольт. - Любовь и все такое. Как у Новалиса. Ты знаешь, у него есть рассказ… Она - королевская дочь и первая красавица в стране, а он - нищий поэт, живет с отцом в лесу. Отец у него невообразимо ученый - знаешь, вроде мудреца. Певец и королевна тайно любят друг друга. Однажды они гуляли по лесу, вдруг разразилась гроза, и пришлось им укрыться в пещере, где, собственно, все и произошло, от горячей любви, конечно. Принцесса после этого случая побоялась вернуться к отцу в королевский замок и осталась у мудреца и его сына. Король приказывает обшарить всю страну, но тщетно. Проходит год, и молодой поэт приводит беглянку в замок, у нее уже младенец, а поэт сотворил из этой истории песню и поет ее королю. Тот тронут до слез и прощает ослушников. По-моему, повесть чудесная, но в жизни так не бывает.
- Дай-ка сюда соль! - попросил Гомулка. - И часто ты думаешь о таких вещах? - Он снял зайца с вертела, разрезал на части и протянул Хольту кусок дымящегося мяса.
- Интересно, - продолжал Хольт, зубами отрывая мясо от костей, - со всеми ли… идеалами так бывает в жизни, как это случилось с моим Новалисом при первом же столкновении с действительностью? Любовь всегда представлялась мне каким-то торжеством. На самом деле никакого торжества - и даже наоборот. У меня горло сжимается от волнения, когда я слышу по радио воскресный утренник гитлерюгенда. Недавно передавали про молодого добровольца и про опьяняющее чувство самопожертвования, когда отдаешь жизнь за отечество… Или помнишь книжку Зеренсена "Голос предков", Кнак недавно приносил ее в класс: "…пригнувшись, ринуться вперед, с ликующим воплем швырнуть гранату в пулеметное гнездо… и, сраженному пулей, упасть с последней мыслью: "Все для Германии!.."
- Все объедки бросай в огонь, - предупредил его Гомулка. - Не оставляй костей на земле! Пепел мы потом зароем… Так ты, значит, боишься, как бы с войной не получилось того же, что с любовью? Вольцов считает, что в войне поэзии ни на грош. Это та же наука, говорит он, такая же сухая материя, как химия.
- Да, но когда ты уже преодолел страх и готов принять смерть, помнишь, как это сказано в "Фронтовике" Боймельбурга, - читал, конечно? - только тогда тебя осенит героический порыв!