Имущества действительно не было. В просторной комнате, именуемой санчастью, стоял стол на точеных ножках, старинное кресло с высокой спинкой, диван с прогнутыми пружинами, а на нем несколько шин, кучка бинтов и индивидуальных перевязочных пакетов да пузырьки с лекарствами.
"А чем же лечить? - подумал Сафронов. - Нужно срочно все выписать, чтобы завтра же привезли хотя бы самое необходимое".
Горбач, судя по его виноватому виду, все сам прекрасно сознавал и был несказанно рад тому, что его заменяют, и потому только согласно вздыхал, встречаясь с неодобрительным взглядом Сафронова.
- Где у вас тут можно почиститься? - спросил Сафронов.
Горбач опять развел руками.
- Бархотку могу принести.
- Принесите. И предупредите кухню, чтобы задержала ужин до построения.
Когда Сафронов привел себя в порядок, почистился, подшил подворотничок, подошел как раз час ужина.
Они спустились вниз и еще издали услышали неодобрительный шум. За домом, на чудесной лужайке, освещенной солнцем, гудела толпа - человек двести. Давно уже Сафронов не видел подобного зрелища. Толпа напомнила ему давнее время - приезд на военфак. Но то были зеленые мальчишки, спешно собранные со всех концов страны. А тут обстрелянные солдаты, прошедшие через бои, отслужившие не день и не два в армии. Одеты они были кто во что, кто в шинель, кто в бушлат, кто в гимнастерку. На многих не было головных уборов. На ногах сапоги, ботинки, портянки, затянутые бечевкой, а кое-кто и босой, благо что июльское тепло позволяло ходить без обуви. Кое на ком белели повязки. Кто-то стоял, опираясь на палку, на какой-то дрючок, выдернутый из забора.
"Ну и капелла!" - изумился Сафронов.
Его удивило еще и другое открытие: "Ведь к нам-то они поступали, наверное, в таком же виде. Но там, в спешке, в потоке, в движении, это не бросалось в глаза и не удручало. Вот как не вспомнить тут слова начальника курса: "Армия - это прежде всего порядок и дисциплина"".
- Стройте людей, - сказал Сафронов.
Горбач бросился вперед, словно обрадовался предложению. Оно приближало его к желанной минуте - отъезду.
- Строиться, товарищи. Прошу построиться, - донесся его неуверенный голос.
Толпа смотрела на него недоброжелательно, но, видя рядом нового офицера, подтянутого и начищенного, постепенно примолкла и пришла в движение.
- Товарищи! - Горбач вскинул обе руки, призывая к тишине. - Все построились?
- Жрать не даешь, а строить - строишь, - послышался негромкий ропот.
- Это быстро, товарищи, быстро.
Люди наконец поняли, что ужин все равно дадут только после построения, и заспешили.
- Товарищи! - изо всех сил крикнул Горбач, когда люди изобразили нечто отдаленно напоминающее строй. - У вас новый начальник. Это замечательный доктор. Строевой офицер. Он академию закончил, - добавил Горбач для большей важности. - Вот, рекомендую, капитан Сафронов.
"Зачем он?" - в сердцах обругал его Сафронов, но медлить было нельзя, и он шагнул вперед, вскинул голову и медленно оглядел растянувшуюся на добрых сто метров неровную цепочку своих новых подчиненных. По мере того как он оглядывал людей, строй выравнивался, солдаты невольно подтягивались, не желая выглядеть хуже других.
- Р-р-равняйсь! - неожиданно и резко подал команду Сафронов.
Строй хотя неторопливо, но послушно и привычно зашевелился.
- Смир-но!.. Отставить… Левый фланг! Не знаете, что такое строй?.. Р-р-равняйсь! - остервенело повторил Сафронов и опять резанул глазами по строю. - Смирно!
Он но спеша пошел вдоль замерших людей, как бывало делал капитан Горовой, ведавший у них на военфаке строевой подготовкой.
Сафронов заметил, что на большинство людей это подействовало: солдаты выпрямлялись, расправляли плечи, выставляли грудь вперед.
- Вольно! - скомандовал Сафронов. - Объясню цель вашего пребывания здесь. Она состоит в том, чтобы не отстать от своих частей. Подлечиться - и снова в строй, к своим боевым друзьям и товарищам. Но это вовсе не значит, что у нас можно будет находиться без конца. Срок пребывания - три недели. Кто по состоянию здоровья требует большего лечения - отправим в госпиталь. И еще…
Где-то в середине строя зашевелились, запереговаривались солдаты.
- Отставить разговорчики! - прикрикнул Сафронов. - Нечего ярмарку устраивать (опять вырвалось словечко капитана Горового). Вот вы из какой части?
Взлохмаченный солдатик, напомнивший Сафронову воробья, смотрел на него сконфуженно и молчал.
- Что, свою часть забыли?
- Из мотопехотной, - тихо ответил солдатик.
- Есть еще из мотопехоты? - спросил Сафронов.
- Есть, - раздалось несколько голосов.
- У вас что, в мотопехотной, не знают, как в строю стоять?
Наступила тишина. Солдатик, напоминающий воробья, стоял багровый.
- Объясняю дальше, - продолжал Сафронов. - У нас остаются только те, кто не хочет в госпиталь. Но… - Сафронов сделал паузу. - Но это не значит, что у нас можно вести себя вольно, так, как некоторые вели себя до этой минуты. У нас воинское подразделение. Батальон, - вырвалось у Сафронова. Он не смутился, а повторил твердо: - Да, батальон выздоравливающих. Я имею в виду перспективу, самое ближайшее будущее. И значит, вы подчинены всем воинским порядкам и дисциплине. Никаких самоволок. За самоволку буду строго наказывать. С завтрашнего дня точный распорядок. Подъем в семь ноль-ноль. Отбой сегодня в двадцать два ноль-ноль. Утром и вечером общее построение. После ужина сейчас же построение. Желающие поехать в госпиталь есть? Три шага вперед, шагом марш!
От строя отделилось человек десять.
- Запишите, - обратился Сафронов к Горбачу, - утром отправим.
Горбач поспешно кинулся выполнять приказание. Было видно, что все, что произошло на его глазах, произвело на него впечатление.
- Вопросы есть? - обратился Сафронов к строю.
- А строевая будет? - выкрикнули из глубины строя, явно рассчитывая на насмешливую поддержку товарищей.
Но строй молчал.
- Если найдем ее необходимой и полезной, то будет, - ответил Сафронов.
- А нас обмундируют?
- Вот это серьезно. Сейчас ответить не могу. Переговорю с кем нужно, тогда отвечу. Больше вопросов нет?.. Смир-но! Если есть офицеры, прошу остаться. Остальные р-разойдись!
XL
Офицеров оказалось больше, чем предполагал Сафронов. Человек двадцать, точнее - двадцать один. Даже двадцать два. Лейтенант Савич подошел чуть позже.
- У нас котелок на двоих, - объяснил он, принимая стойку "смирно".
- На двоих, значит, - сказал высокий офицер и накрыл небольшую голову лейтенанта своей огромной ручищей, как каской.
Все засмеялись. И лейтенант засмеялся. По этому доброжелательному смеху Сафронов догадался: высокий пользуется уважением товарищей.
Сафронов дождался, когда все успокоятся, и заговорил:
- Очень прошу помочь мне, товарищи. Во-первых, мы вдвоем - завтра должны прислать сестру - не справимся с вашим лечением, если нам еще и дисциплиной заниматься придется. Во-вторых, нас просто разгонит командование, если увидит все это сборище. Извините, конечно.
Офицеры молчали. Но это молчание означало понимание. Сафронов продолжал более уверенно:
- Раз это батальон, стало быть, в нем ну хотя бы две роты. А в каждой роте по два взвода. Отделения вы сами организуете. Так что кто желает вступить на вакантные должности?
Офицеры не отвечали.
Они держались с ним на равных, без того некоторого высокомерия, какое порой встречается у строевых офицеров по отношению к нестроевым.
"Значит, действия мои одобряют, - подумал Сафронов. - Но для них, вероятно, непривычна такая постановка вопроса".
- Тогда разрешите вот вас попросить быть одним из командиров рот, - обратился Сафронов к высокому офицеру.
- Старший лейтенант Новак, - отрекомендовался тот. - Но я не знаю… Здесь есть постарше. Вот капитан, - указал он на приземистого человека с асимметричным лицом.
- Ну что же, - согласился Сафронов, - он будет командиром второй роты.
- Капитан Сенченко, - представился капитан и слегка щелкнул каблуками.
- Теперь командиры взводов, - сказал Сафронов, - четыре человека.
Когда назначения закончились, Сафронов извинился:
- Задержал вас. Но ничего не поделаешь. Ужинайте. А через полчаса новое построение, организационное.
Сафронова догнал старший лейтенант Горбач.
- Вот список, - сказал он, протягивая бумагу, И не сдержал восхищения: - Да вы, товарищ капитан, и в самом деле строевой. Я ведь насчет академии так… не сердитесь… Но вы просто, знаете…
- У нас мало времени, - оборвал Сафронов. - Сейчас необходимо выписать медикаменты. Завтра отвезете в медсанбат и добьетесь быстрейшей доставки. А через полчаса новое построение… Составление общего списка… Быть может, он у вас уже есть?
- Нет, знаете…
- Тогда вам поработать придется. Комвзводов составят повзводно, а вы - общий.
- Слушаюсь, - Горбач намеревался козырнуть, но вовремя отдернул руку, так как по-прежнему был без головного убора.
После ужина состоялось второе построение. Составили роты и взводы. Сафронов поступил просто:
- Первая сотня, три шага вперед!.. Первая рота. Вторая шеренга - вторая рота.
Плюс двадцать офицеров - отдельный взвод.
"Действительно, можно формировать батальон, - подумал Сафронов. - Столько командиров, столько людей разных военных специальностей, а их выпускали из соединения".
- Сегодня располагайтесь так, как привыкли, - объявил он. - А завтра поротно и повзводно. Еще раз предупреждаю: никаких самоволок. Отбой в двадцать два ноль-ноль… Коммунистов и комсомольцев прошу остаться. Остальные р-разойдись!
К коммунистам и комсомольцам Сафронов обратился с той же просьбой: поддержать его и помочь.
- Если, конечно, вы хотите остаться, снова встретиться с боевыми друзьями, с вашими командирами.
- О чем речь!
- В том-то и дело! - послышалось со всех сторон.
Оставшееся время этих первых суток Сафронов провел за составлением заявки на медикаменты и имущество и письменного отчета замполиту. Горбач сидел напротив, писал общий список, изредка поглядывал на "Сафронова, но не решался отвлекать его от дела. Было еще светло, и они не зажигали света. В доме слышались голоса. Кто-то еще ходил по коридорам и комнатам. Постепенно все утихло. Только дневальный внизу, у входа, все еще разговаривал с кем-то, просил табачку на ночь.
На мгновение стало тихо. А потом послышалась песня. Она влетела в раскрытое окно, и казалось, что поют в парке, хотя, конечно, пели в одной из комнат.
Вот пошла в атаку
Ротушка моя,
И прощай, любимая
Сторонушка моя.
- Каждый вечер поют, - сообщил Горбач, заметив, что Сафронов отвлекся от своих занятий.
Песня продолжалась. Голос поющего был в меру задорным, но где-то в глубине его улавливалась тоскливая нотка. Она-то и привлекла внимание Сафронова.
Песня, очевидно, была всем известна и пелась не раз, потому что, как только умолк запевала, тотчас десятки голосов подхватили припев:
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
В танковой бригаде
Не приходится тужить.
Мотив был известен Сафронову по картине, прошедшей перед самой войной, а вот слова доморощенные, свои. Он напряг слух.
Первая болванка
Попала прямо в лоб,
Механика-водителя
Загнала прямо в гроб.
Лишь сейчас Сафронов понял, что зацепило его за сердце: несоответствие между тихим и задорным мотивом и словами песни, сочиненными, видно, местным поэтом. А поющие будто специально хотели подчеркнуть это несоответствие - еще более яро подхватили припев.
Запевала выводил:
А потом и башня
Трещину дала,
Мелкими осколками
Поранило меня.
Кто-то присвистнул. Сафронов ожидал мощной поддержки многих людей, а вместо этого снизу донесся пьяный голос:
Н-на палубу вышел,
А п-палубы нет…
Кто-то засмеялся, но большинство возмутилось: сорвал песню.
- Вот так, - произнес Горбач, словно пожаловался.
Сафронов вскочил. Первая мысль была: самому броситься вниз и отчитать нарушителя, но он отогнал ее и прошел в комнату офицеров. Там шла оживленная беседа, и, как видно, приход пьяного не привлек внимания. Появление Сафронова встретили, пожалуй, не очень одобрительно. Наверное, прерванный разговор был для всех интересным.
- Извините, товарищи офицеры, но у нас ЧП. Слышите?
Теперь уже по всему дому разносилась все та же пьяная песня:
Н-на палубу вышел,
А п-палубы нет…
- Товарищ Новак, я вас лично прошу навести порядок. Нарушителя арестуйте. Посадите в отдельную комнату. А завтра отправим в тыл.
Новак поднялся, оделся и молча вышел из комнаты вместе с Сафроновым.
XLI
Спали на полу, на ворохах бумаги, которой в доме оказалось в большом количестве: какие-то бланки, ведомости, плакаты. Горбач сразу и захрапел, как только лег, прерывисто вздыхал во сне, видимо радуясь своей удаче, отъезду в медсанбат. А Сафронову не спалось. Сто вопросов не давали покоя.
"Идея полезная, - рассуждал он. - Сохранить своих обстрелянных бойцов. Но вот как? Тут меня корпусной подсадил крепко. Тут я могу погореть, как порошинка. Дисциплина - это еще в моих силах. А все остальное? Снабжение, например. Вон табачку просят, а его нет. Штатов нет. С кем работать? Этот батальон - довесок. Лишняя тяжесть. Лишние заботы. Все и будут относиться к нему как к довеску. И мне здесь без помощи начальства не обойтись. Написал замполиту. Но сумеет ли он помочь? Рука покрепче нужна…"
Уснул Сафронов с трудом, несколько раз просыпался среди ночи, опять думал свою думу.
Подъем объявили ровно в семь ноль-ноль. Сафронов услышал оживление и топот привычных к командам людей. Солдаты спешили к пруду умываться. Сафронов и Горбач направились туда же. По дороге столкнулись с капитаном Сенченко.
- Через пятнадцать минут построение, - напомнил Сафронов.
- Схвачено.
- Передайте комроты-один.
- Он в курсе.
- Пусть он доложит.
- Слушаюсь.
Сафронов удивился: "Все вроде идет нормально. Даже не ожидал… Но они же привыкли к службе. Ничего же нового… Но ведь было такое… черт знает что… Отставить самодовольство. Еще ничего не сделано…"
Когда он через пятнадцать минут вышел в парк, роты стояли на лужайке в ожидании команды. Ее подал старший лейтенант Новак. Сегодня он был без бушлата, в гимнастерке, при погонах, при орденах.
На какое-то мгновение Сафронову сделалось неловко от того, что ему, малообстрелянному нестроевому, докладывает такой боевой и заслуженный офицер. Он быстренько подавил в себе эту сентиментальную вспышку.
Новак, доложив, четко отступил в сторону, открыв строй, и Сафронов, вытягиваясь в струнку, приложив руку к пилотке, громко поздоровался. Строй то ли от неожиданности, то ли потому, что отвык, ответил вразнобой.
- Отставить! - прервал Сафронов, в душе понимая, что от этих мелочей зависит порядок в этом новом, так называемом батальоне выздоравливающих. - Разучились, что ли? Повторим. - Он снова принял стойку и приложил руку к пилотке: - Здравствуйте, товарищи!
- Здравия желаем, товарищ капитан! - отозвался строй.
- Еще поработать надо, - сказал Сафронов. - Вольно… Объявляю распорядок сегодняшнего дня. Сразу же после завтрака все взводы займутся уборкой помещений. Первая рота занимает первый этаж, вторая - второй. Каждый взвод имеет отдельную комнату и отвечает за ее состояние. Одновременно начну медицинский осмотр, начиная, с первого взвода первой роты. Командиры рот, прошу обеспечить четкую и аккуратную явку людей, во главе с командирами взводов. - Тут он вспомнил о ночном ЧП и тихонько спросил у Новака: - Где этот пьяница?
- Вон. На левом фланге.
- Как?! Немедленно вывести из строя.
Новак сделал шаг в сторону левого фланга, махнул рукой:
- Фортунатов!
От строя отделился еще молодой солдат спортивного вида, рыжеватый, коротко стриженный, курносый, весь в веснушках. Он приблизился к Сафронову, приставил ногу, не зная, что делать дальше. По круглому лицу его блуждала улыбка, готовая исчезнуть в любое мгновение. Видимо, он ожидал, как повернется дело: шутливо - значит, и он засмеется вместе со всеми, серьезно - и он примет надлежащее выражение.
- Вот, полюбуйтесь, - сказал Сафронов. - Все слышали. Несчастье у товарища. Как фамилия?
- Гвардии ефрейтор Фортунатов, - покорно доложил провинившийся.
- Несчастье у гвардии ефрейтора Фортунатова. Он, как вы слышали, вышел на палубу, а палубы не оказалось.
Строй грохнул. И Фортунатов разулыбался, все еще надеясь на благополучный исход.
Сафронов выждал, а затем подал команду "Смирно".
- Несмотря на мои предупреждения, Фортунатов все-таки напился.
- Его не было на построении, - донесся чей-то голос.
- Отставить разговоры в строю!.. Еще хуже. Значит, и на построение не явился… Вы какой части?
- Отдельный самоходный полк, - виновато отозвался Фортунатов.
- Где сейчас ваши товарищи? Чем они занимаются?
Фортунатов молчал. И строй молчал. Сафронов понял, что достиг своего, - подействовало.
- Гвардии ефрейтор Фортунатов, объявляю вам выговор перед строем. Будете отправлены в тыл при первой возможности… Предупреждаю, товарищи: или мы наведем дисциплину, или не будем существовать как подразделение. Анархизма и беспорядка командование не потерпит. А поскольку мне доверено от имени командования заниматься вами, я не потерплю… - Он повел глазами по строю. - После завтрака приступить к уборке. Р-разойдись!
Сразу же после завтрака началась всеобщая работа. Взводы занялись уборкой. Сафронов осматривал раненых. Первым, к его удивлению, вошел ефрейтор Фортунатов.
- Разве вы в первом взводе?
- Я попросился.
Вид у него был задиристый, и он не был первым, но Сафронов не решился отправить его в свой взвод, и, в свою очередь, не хотелось начинать работу с конфликта.
У Фортунатова оказалось два пулевых ранения. Но не это поразило Сафронова. На его теле он обнаружил еще два глубоких рубца.
- Давно воюете?
- С сорок первого.
- Сколько же вам лет?
- Двадцать.
Ответы обезоруживали Сафронова. "Но все равно, - сказал он себе. - Порядок должен быть, иначе нас всех разгонят. И мне, как инициатору, всыплют по первое число… Даже не в этом дело. Соединение лишится обстрелянных бойцов, в которых оно конечно же нуждается".
После осмотра Фортунатов оделся, но не уходил из комнаты.
- Что вы хотите?
- Простите меня и… оставьте.
- Не могу. Вы нарушили дисциплину.
- Последний раз. Даю слово.
- Я уже объявил перед строем.
Фортунатов заскрипел зубами и бросился к двери, словно хотел высадить ее напрочь.
Что-то дрогнуло в сердце Сафронова, но он не показал этого, сделал над собой усилие, деловито попросил:
- Командир первого взвода, регулируйте поступление.