- Кто здесь?.. Пригуда? Сеня Пригуда?!.
- Здорово! - с соломы поднялась массивная фигура с перебинтованной головой. - Вот так встреча! Откуда и куда?
- На фронт. С маршевой ротой. Ты ранен?
- Пустяки: голову царапнуло, - нe без гордости сказал Пригуда. - Можешь поздравить, я уже лейтенант. К ордену представлен. И медаль уже отхватил! - Он откинул шинель, тускло сверкнув медалью "За отвагу". - А ты, значит, в тылах ошивался?
- Ну, знаешь, в армии не выбирают.
- Игорь! - шепотом окликнула Кима из глубины коридора.
- Меня зовут, - сказал Суслин. - Ну поправляйся, Сеня. Может, еще увидимся.
Пригуда недобро засмеялся и заговорил громко, в полный голос, чтобы слышали окружающие:
- Санитарочку подцепил? Ай да тыловики: орденов нет, так все девки наши! Ну правильно, Суслик, не теряйся! Особо пока мы в госпиталях…
Его громкий смех звучал вслед шедшему к чердачной лестнице Суслину. И он виновато пригнул голову.
- Что это он, Игорек? - спросила Кима.
- Товарищ по училищу, - вздохнул Игорь. - Уже лейтенант и уже - с медалью. А я - тыловая крыса, ловкач…
- Вот дурачок-то, Господи, - сказала Кима, открывая люк. - Влезай за мной. На чердак.
На чердаке было темно, и Игорь остановился возле люка, не зная, куда подевалась Кима и куда ему идти.
- Ну где ты там? - шепотом спросила Кима. - Закрой люк и иди сюда. Только люком не стукни.
Игорь осторожно опустил крышку люка, отчего стало уж совсем черно. Опустившись на четвереньки, он пополз куда-то в кромешной мгле, пока не треснулся лбом о балку.
- Это ты ударился? - поинтересовалась Кима с другого конца чердака.
- Я.
- Где же ты?
- Не знаю.
- А что ты там делаешь?
- Чешу голову.
- Фонарь у тебя есть?
- Теперь есть. На лбу.
И они оба весело рассмеялись.
- Похоже, мы обречены ползать по чердаку, пока не рассветет, - сквозь смех сказал Игорь.
- Я не ползаю, - ответила Кима - Я сижу на своей постели.
- А где это?
- Тут.
- А где это - тут?
И они снова засмеялись.
- Если я расскажу девочкам, они ни за что не поверят, - весело сказала Кима. - Они скажут, что я вычитала это у Марка Твена.
- У Твена, по-моему, этого нет.
- А ты читал "Простаки за границей"?
- Не читал, - признался Игорь. - Я опять поползу, ладно? До следующего фонаря: два фонаря - пара. А ты смейся, Кимка. Смейся. Я буду ползти на твой смех, как на маяк.
Кима тихо смеялась. Игорь преодолел наконец-таки темное пространство, и их руки встретились. И возникло молчание. Потом Кима очень серьезно спросила:
- Ты с кем на выпускном вечере целовался?
- Я?!. - с возмущением переспросил Игорь. - Я вообще никогда ни с кем не целовался.
- А Катька написала, что ты с ней целовался в раздевалке.
- Как ей не стыдно! - возмутился Игорь. - Если хочешь знать, единственный человек, которого я хотел поцеловать…
Он замолчал.
- Вспоминаешь, как его звали?
- Вспоминаю, что у этого человека была ангина, и на вечер он прийти не мог.
- Я знала, что Катька - врушка, - помолчав, сказала Кима. - А почему же ты не поцеловал меня, когда мы в походе ушли за хворостом?
- Я мечтал об этом, Кимка, но… Мне казалось, что ты сердишься на меня.
- Сержусь? Да за что же, Господи? - Она вздохнула. - Ничего-то вы, мальчишки, не понимаете. Разве я могла на тебя сердиться? Любая девчонка поняла бы, что не могла. Даже страшная дура поняла бы, а ты…
- Ты сердилась на меня, - упрямо повторил Игорь. - Мне очень стыдно, Кима, честное слово, стыдно. И всегда было стыдно. Мне и сейчас стыдно, но тогда я поспорил с Борькой Яценко…
- Он погиб, Игорь.
- Да, он погиб. А я всегда думал, что ты была в него влюблена.
- Вот глупости-то. Какие же вы, мальчишки, дураки! Так о чем вы поспорили?
- Ну, мы поспорили, - Игорь с трудом начал исповедь. - Ну, что… что я дотронусь до тебя. Ты стояла у доски, а я подошел и положил тебе руку на плечо. Вот… А потом взял и провел рукой… Ну там, где нельзя.
- А где нельзя?
- Ну там. Ну сама знаешь…
- Знаю? - Кима тихо засмеялась. В темноте послышалось какое-то шуршание, что-то негромко щелкнуло. - Да-да, это ужасно! Ты нарушил табу…
- Вот, - тяжко вздохнул Игорь. - А ты на меня так тогда посмотрела, будто я тебя ударил. И мне стало стыдно. И стыдно до сих пор.
- Иди сюда, - шепнула она. - Ближе. Еще. Тут места хватит. Дай руку. Значит, тут нельзя? Тут, да? Тут?..
Она была совсем рядом. И рука Игоря ощутила теплую и упругую девичью грудь.
- Молчи, - бессвязно шептала она. - Можно, понимаешь. Можно, потому что вас убивают… а мы остаемся. Можно, потому что я люблю тебя. Можно, дурак ты несчастный, и я дура несчастная, и пусть хоть наши дети будут счастливее нас…
Тенгиз охапками доставал гвоздики из корзины, а Юнесса, Валентина Ивановна и сестры Крынкины складывали из них букеты.
- Подумать только, гвоздики - в марте, - сказал профессор Сайко. - За парочку этих корзин можно, я полагаю, и "Волгу" купить?
- Можно, - спокойно согласился Тенгиз. - Можно купить "Волгу". А можно положить на могилу отца.
- Вопросы будут, профессор? - ехидно поинтересовался Лавкин.
- Извините меня, Тенгиз, - виновато произнес Сайко. - Я имею глупую привычку неудачно острить.
- Я тоже люблю шутки, - сказал Тенгиз. - Только сегодня не время для шуток. И не место. Так мне кажется. Извините.
Анна и Константин сидели в узкой светелке и молчали, то ли прислушиваясь к разговорам в соседней комнате, то ли думая о своем. Потом Анна спросила:
- Сколько же ему лет?
- Кому?
- Илье Ивановичу, - пояснила Анна. - Отцу вашей жены. Вы что, забыли? Вы же только что говорили о нем.
- Да, да, - Константин вздохнул. - Позвольте, сколько же ему?.. Да, пожалуй, лет шестьдесят - шестьдесят пять. Признаться, я точно не знаю.
- Значит, его день рождения в вашей семье не отмечают, - невесело усмехнулась Анна. - Неужели так ни разу и не отмечали?
- Да как-то не получалось, - виновато сказал Константин. - Знаете, как в части? То учения, то стрельба, то еще что-нибудь.
- Еще "что-нибудь" - самый точный ответ. Я не права?
Константин подавленно молчал. Из соседней комнаты донесся голос Лавкина:
- А что у тебя в третьей корзине, Тенгиз?
- Цоликаури, Леня, - ответил голос Тенгиза. - Ровно восемнадцать бутылок цоликаури. Мы будем пить его вечером, вспоминать наших отцов и говорить хорошие тосты.
- Это правильно, Тенгиз, - помолчав, сказал Лавкин. - Ты очень хорошо сказал, летчик.
В доме Валентины Ивановны спали гости. На полу, на лавках, по двое на кроватях.
Начало светать, когда Анна проснулась. А может быть, она и не спала, а просто тихо лежала рядом с мирно посапывающей Валентиной Ивановной. Но посмотрела на светлеющее окно и осторожно выбралась из постели. Подошла к окну, отдернула занавески. Спокойно было за окном. Быстро светало.
Валентина Ивановна шевельнулась, посмотрела на стоявшую у окна Анну. Подошла, стала за спиной.
- Морозно, - тихо сказала она.
- Как тогда, - эхом отозвалась Анна. - Мне мама рассказывала. Сейчас кончится их счастье…
Резко откинулся чердачный люк. Высунулась девичья голова:
- Буди своего лейтенанта, Кима. Тяжелого полковника привезли. Он срочно требует кого-нибудь из офицеров. Буди лейтенанта, Кимка!..
В операционной лежал умирающий полковник. Худое матово-бледное лицо его уже было неподвижным, как у мертвеца.
Рядом хлопотали двое немолодых врачей в белых халатах. Мужчина и женщина. А за окном стучал молоток.
Молоденькая медсестра ввела Игоря, на ходу застегивающего портупею. Молча кивнула на полковника. Игорь подошел, склонился над ним:
- Товарищ полковник, младший лейтенант Суслин. По вашему приказанию.
- Оставьте нас с офицером, - с усилием проговорил полковник. - Скорей. У меня мало времени…
Врачи и сестричка вышли, плотно притворив за собою дверь.
- Немцы вырвались из окружения, - с трудом шептал полковник. - Механизированная группа. Танки и бронетранспортеры.
- Понял, товарищ полковник.
- Обожди. Не перебивай. Идут на Ильинку. Здесь полно раненых. Я доложил о прорыве. Помощь будет. Но ты должен задержать немцев. Должен. Сколько у тебя бойцов?
- Взвод истребителей танков.
- В Ильинку ведут две дороги. Постарайся перекрыть обе. И продержись. Продержись, лейтенант.
- Продержусь! Разрешите выполнять?
- Никому ни слова. Помочь тебе не смогут. Только возникнет паника. А помощь придет. Слово даю… Продержись.
- Понял.
- Продержись, сынок, - умоляюще шептал полковник, и по худому мертвенному лицу текли слезы. - Здесь раненые, женщины. Немцы всех передавят. Помни об этом, сынок. И все - бегом, бегом. Встреть немца подальше от деревни. Оседлай дороги. По целине они не пройдут. Снегу много… Ну ступай. Ступай, сынок, ступай…
Игорь вдруг наклонился, прижался губами ко лбу умирающего и сразу же вышел из палаты.
В коридоре толпились встревоженные врачи и сестры. Двое тотчас же прошли в палату, следом шмыгнула сестричка. Игорь подошел к Киме.
- Ну пока, - бодро сказал он. - Тороплюсь.
- Что сказал полковник? - тихо спросила Кима.
- Чтобы я тебя поцеловал! - громко выпалил Игорь.
Он и вправду поцеловал ее. В губы. При всех. Выхватил из ее рук свой полушубок и бросился к дверям.
Кима догнала его, когда он уже спрыгнул с крыльца. Догнала, обняла, прижалась.
- Я вернусь!.. - Игорь вырвался, побежал.
А Кима осталась. Смотрела сквозь слезы ему вслед, повторяя одно и то же:
- Только уцелей. Только уцелей!.. Прошу тебя, родной мой, только уцелей!..
Ранним утром приехавшие собрались возле дома Валентины Ивановны. Женщины несли цветы. Много цветов.
"Волга" подкатила к крыльцу. Со столичным номером. За рулем сидел мужчина с актерским лицом. Рядом - женщина в дорогой шубке явно неотечественного пошива.
- Как проехать к памятнику? - опустив стекло, спросил мужчина, ни к кому, впрочем, не обращаясь.
- Вы, вероятно, Мятников? - улыбнулась Анна. - Так вылезайте, мы как раз идем туда.
- У моего мужа через три дня концерт в "Ла Скала", - объявила женщина в шубке. - Надо же понимать…
- Я спрашиваю, можно ли проехать к памятнику на машине? - резко повторил мужчина. - Дорога приличная?
- Дорога расчищена тридцать лет назад, - еле сдерживаясь, сказал профессор. - Ради вас, Мятников, заметьте.
- Скатертью дорога! - выпалил Леня Лавкин.
Рывком взяв с места, машина укатила.
- Неужели сам Мятников? - с радостным удивлением сказала Юнесса. - Тот самый? Знаменитый? Народный артист?
- Пошли, друзья, - скрыв вздох, сказала Анна.
***
- В ружье!.. - задыхаясь, прокричал Суслин, с грохотом распахнув дверь в сарай. - Выходи строиться!..
Разобрав оружие, солдаты выбегали на улицу. И опять Сайко с Хабанеевым не поделили было бронебойку, и опять Лавкин тащил пэтээр в одиночестве, а Святкин, позевывая, лениво трусил сзади.
Взвод строился у входа в сарай. Игорь поманил Гарбузенко, отвел в сторону. Открыл планшетку с картой, сказал негромко:
- Танки и бронетранспортеры немцев вырвались из окружения. Наша задача - держать обе дороги. Часа три. Сколько продержимся, пока не придет помощь. Так приказал полковник.
- С марша бой не выдержим, - вздохнул старший сержант. - Надо бы заранее позицию подыскать, укрепиться.
- Станете на этой высотке, - Суслин ткнул в карту. - Тут болота кругом, не обойдут. А я их в низинке возле речки задержу. Может быть, мост удастся взорвать.
- Лады, - опять вздохнул Гарбузенко. - Ну прощай, лейтенант.
- Вы эту мистику оставьте, - нахмурился Суслин. - Бой как бой. И чтоб без паники! Кто первым встретит противника, вышлет связного. Пока не придет связной, позиции не оставлять.
- Лады, - еще раз грустно подтвердил Гарбузенко.
Молчаливая процессия из родственников и присоединившихся к ним жителей Ильинки, среди которых выделялся шофер Сергей с большим самодельным еловым венком, медленно шла по дороге.
Шедшая впереди Анна внезапно свернула с дороги, подошла к приметной березе и остановилась. Остальные следовали за ней.
- Здесь, на этом месте, погиб связной, которого младший лейтенант Суслин послал за помощью.
Мужчины сняли шапки. Анна в упор смотрела на красивого грузина в форме летчика гражданской авиации, и губы у нее дрожали.
- Связным был рядовой Реваз Кодеридзе, - наконец сказала она.
Мужчины сняли шапки, и все сейчас смотрели на Тенгиза. Он молча подошел к Анне, взял из ее букета три гвоздики, шагнул в снег и, опустившись на одно колено, снял фуражку, что-то тихо сказал по-грузински и бережно положил на снег цветы.
Суслин и Гарбузенко направлялись к взводному строю, когда из-за сарая вышла девочка, закутанная в большой женский платок.
- Здравствуйте, - улыбнулась она. - Я Валя. Не узнаете?
- А куда ты собралась? - растерялся Суслин.
- Так мне же в Некрасовку надо, к бабушке, - терпеливо объяснила непонимавшему взрослому девочка. - Я же вчера говорила.
- По дороге движение запрещено, - строго сказал Суслин.
- Я лесом хожу. Лесом ближе, и мы всегда так ходим.
- Так это же Валюха! - крикнул из строя Святкин. - Свой человек!
- Ну иди, - сдался Суслин. - Только быстро и только лесом.
- До свидания! - крикнула девочка.
Когда она пробегала мимо строя, ее остановил Святкии.
- Погоди, Валюха. Письмо жене отправить не успел. Будь другом, опусти в ящик.
Девочка аккуратно спрятала солдатский треугольничек за пазуху и убежала. А Суслин и Гарбузенко подошли к строю.
- Третье и четвертое отделения, два шага вперед - марш! - скомандовал младший лейтенант.
Солдаты перестроились.
- Старший сержант Гарбузенко, командуйте вторым полувзводом.
- Взять половину боеприпасов, бегом за мной! - прокричал Гарбузенко. - Быстрей, хлопцы!..
- Сержант Мятников и рядовой Крынкин - в головной дозор. Маршрут следования: Ильинка - мост через реку Хрипань - высотка на той стороне. Бегом!
Мятников и Крынкин побежали к мосту. Оставшиеся молча наблюдали за ними.
- Взять боеприпасы, - Суслин невольно проводил их глазами, но тут же продолжил приказ:
- Первое и второе отделения - к мосту, за мной, бегом - марш!..
И первым побежал по дороге вслед за уже далеко убежавшими вперед Мятниковым и Крынкиным.
Полувзвод бежал по дороге за своим командиром, позвякивая оружием.
- Не иначе наш Суслик опять марш-бросок затеял, - ворчал на бегу Святкин. - Ночь прокантовался, юбку какой-то девахе завернул и решил смыться, пока мама не проснулась.
- Черт его знает, - с сомнением отозвался бежавший рядом Сайко. - Может, и правда фрицы прорвались? Чего на войне не бывает.
- Чтобы наши фрицев из колечка выпустили? - усмехнулся Святкин. - Да ни в жисть, Ваня, не те времена!
Полувзвод почти добежал до речки, а Мятников и Крынкин уже перешли ее по мосту и теперь поднимались на противоположный берег.
- Занять оборону у моста! - задыхаясь от бега, прокричал Суслин.
- Бронебойщикам - по обочинам! Пулеметчикам - на флангах! Первое отделение - слева от дороги, второе - справа! Быстро!
Отделения рассыпались, на бегу занимая оборону.
Может быть, как раз на месте этой обороны и стоял памятник. А возле него - два автобуса, из которых выходили дети и взрослые, да "Волга" народного артиста, из которой пока еще никто не появлялся. В машине жена в шубке заботливо кутала певца.
- Шарф - на два оборота вокруг горла, - говорила она. - И не смей расстегиваться.
- Пока еще рано, - сказал он. - Еще митинг не начался. Начнется - вылезем, а пока здесь посидим. Снег-то какой, посмотри…
Взлетали в воздух снег, комья мерзлой земли. Отделения закапывались в землю, пока было тихо.
- Успеть бы поглубже зарыться, - озабоченно говорил Суслин. - Здесь они обойти нас не могут, правда?
- Не должны, - согласился Сайко. - Лед подтаял, не выдержит, а снега глубокие. Хорошо бы мостик рвануть, лейтенант.
- А чем? - спросил Игорь. - Надо было в Ильинке толу спросить, а я не подумал. Может, гранатами?
- Нет, гранатами его не возьмешь, только себя обнаружишь понапрасну. - Сайко еще раз глянул на мост, прикинул. - Я, пожалуй, этот мостик Витьке Свату поручу. Не возражаешь, лейтенант?
- Ну поручите.
- Святкин! - крикнул Сайко - К командиру!
Подбежал разгоряченный работой Святкин. Без шинели, с распахнутым воротом гимнастерки.
- Только честно: играем или взаправду фрицев ждем?
- Играем, - вздохнул взводный. - Аты-баты, шли солдаты.
- Понятно… - протянул Святкин.
- Витя, мостик тебе поручается, - сказал Сайко. - Взорвать его не удастся, постарайся пробочку организовать.
- Это мысль, Ваня.
- На мотоциклистов силы не трать: мы их на пулеметик наколем. Сиди себе тихонько и жди. Либо танк, либо транспортер.
- Либо велосипед, - серьезно кивнул Святкин и встал. - Пойду местечко подберу. Не пальните в меня с перепугу.
- Обожди. - Сайко повернулся к Игорю:
- Я правильно передал ваш приказ, товарищ младший лейтенант?
- Приказ? - Суслин помолчал, соображая. - Да, спасибо. Только оденьтесь, Святкин. А то простудитесь.
- Это верно, - серьезно подтвердил ефрейтор. - Насморк можно схватить.
И побежал к мосту.
- Спасибо, - смущенно улыбнулся Игорь. - Это, знаете, как-то по-настоящему. По дружбе.
- Дело не в дружбе, лейтенант. Дело в службе, - сказал Сайко. - Давайте пока отделения проверим. Как они там устроились, куда стрелять собираются.
- Да, да, - поддакнул Суслин. - Уточним ориентиры, сектора обстрелов…
Но тут из-за леса, с той стороны, донеслись пулеметные очереди. Громыхнул дальний взрыв.
- Вот вам и здрасьте, - сказал Сайко. - Похоже, идут, лейтенант.
- По местам!.. - протяжно прокричал Суслин. - Всем укрыться! Без команды не стрелять!..
И побежал, проваливаясь в подтаявший снег.
Игорь еще не успел добраться до своего места, как на противоположной стороне реки показался Мятников. Промчался по мосту, грохоча сапогами, упал рядом с командиром взвода.
- Моторазведка. Ванька, дурень, сунулся, и сразу - поперек груди. Я гранатой рванул - назад поскакали.
- А Крынкин? - тихо спросил Игорь.
- Наповал: четыре дырки в груди. - Мятников горстями хватал снег с бруствера, запихивал в рот, никак не мог отдышаться. - А они вот-вот пожалуют: моторы слыхать. Тут низинка, а там, на горе, грохочут, что твоя дивизия…
На этих словах зазвучал духовой оркестр: он играл знаменитую песню Великой Отечественной: "Вставай, страна огромная".
Люди - и приехавшие на машинах, и подошедшие из Ильинки - стояли перед усыпанным цветами обелиском. Стояли молча, как на молитве, и мужчины сняли шапки. Только, крепко обнявшись, тихо плакали сестры Крынкины…
Уплыли в будущее звуки оркестра. К Суслину подбежал Кодеридзе:
- Вызывали, товарищ младший лейтенант?