Роман Ивана Падерина "Когда цветут камни" посвящен завершающему этапу Великой Отечественной войны: форсированию Вислы, Одера и штурму Берлина, когда с исключительной силой проявились зрелость, боевое мастерство наших командиров, героизм советских воинов.
На фоне этих исторических событий писатель знакомит читателей с семьей рабочего-коммуниста Фрола Корюкова. Его сын Максим - главный герой романа - командир стрелкового полка, дочь Варя - военная радистка. Пошел на фронт младшим лейтенантом и сын Василий, однако малодушие сделало его отщепенцем, сурово осужденным семьей и Родиной.
Нелегкие судьбы героев романа, их раздумья о назначении человека несомненно привлекут внимание и взволнуют читателя.
Содержание:
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - КОРЮКОВЫ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - В РАЗНЫХ КОНЦАХ 27
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - ШТУРМ БЕРЛИНА 57
ЭПИЛОГ 84
Борис Леонов - ИСПЫТАНИЕ НА ВЕРНОСТЬ 84
Примечания 86
Когда цветут камни
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Как-то накануне двадцатилетия победы над Германией мне позвонил Кирилл Афанасьевич Мерецков.
- Знаешь, - сказал он обрадованно, - наконец-то я встретил в одной книге своего комбата. Был у меня такой комбат: сильный, смелый, находчивый и дерзкий. Любил я его…
- Таких нельзя не любить, - заметил я и тут же спросил, о какой книге идет речь.
Кирилл Афанасьевич назвал книгу и ее автора.
- Стоящая книга, почитай, - порекомендовал он, не подозревая, что я хорошо знаю и автора и его новую книгу.
- Спасибо, - ответил я, - но и у меня тоже был такой комбат.
Это, конечно, немного огорчило Кирилла Афанасьевича, и он готов был спорить со мной, но, разговорившись о главном герое романа Ивана Падерина "Когда цветут камни", мы вместе порадовались тому, что такие комбаты, как Максим Корюков, были и на Волховском, и на Сталинградском фронтах, вели свои батальоны на штурм Кенигсберга и Берлина, что это были настоящие мастера боевого дела. Они достойны подражания. Именно эту цель, как мне кажется, преследовал автор, создавая такой образ.
Иван Падерин знает войну не по книгам. Он пошел на фронт вместе с комсомольским активом своего района комиссаром лыжного батальона. Воевал под Москвой, в Сталинграде и закончил войну в Берлине заместителем командира по политчасти 220-го гвардейского полка 79-й дивизии 8-й гвардейской (62-й) армии.
Все материалы, которые легли в основу романа "Когда цветут камни", взяты им из жизни воинов и тружеников своего родного края - Сибири.
На фронтах Великой Отечественной войны сибиряки показали образцы мужества и отваги. И правильно поступил писатель, взяв на себя трудную и благородную обязанность показать характер своих земляков в боевом деле. Мне кажется, это ему удалось.
Именно на примерах боевого мужества старших товарищей, на героических характерах наших воинов и надо воспитывать подрастающее поколение. Поэтому убежден, что роман Ивана Падерина "Когда цветут камни" будет полезным в большой военно-патриотической работе комсомолии.
В. И. Чуйков,
Маршал Советского Союза
дважды Герой Советского Союза.
Прошла война.
А ты все плачешь, мать.А. Твардовский
Когда торжествует зло,
Тогда цветут камни.(Из фронтового блокнота)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КОРЮКОВЫ
Глава первая
ВАРЯ
Вечером 6 декабря 1944 года почти все радиостанции Запада вдруг заговорили о полном истощении золотых фондов в банках Германии, о валютной дистрофии.
В тот же вечер Гитлер наградил Железным крестом трех агентов имперского банка за то, что они доставили в берлинское хранилище из Познани сто тонн национального польского золота, из Вены - остатки золотых слитков старого австрийского правительства, из Эссена - неделимый запас руководства нацистской партии - около десяти тонн амальгамы из золотых зубов, коронок, оправ для очков и других мелких вещей, которые по нерасторопности рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера еще не успели превратить в слитки. Все это теперь находилось в одном хранилище и стало личной собственностью Адольфа Гитлера.
Седьмого декабря, приняв ключи от хранилища, Гитлер выступил по радио:
- Я заверяю мой народ: Германия закончит войну на почетных условиях! Наши войска занимают теперь самые выгодные позиции на востоке и на западе. Они будут улучшать их изо дня в день!
И гитлеровские генералы решили в первую очередь ликвидировать плацдармы советских войск на западном берегу Вислы, южнее Варшавы. В атаку были брошены и пехота, и танки, и авиация. Кое-где им удалось улучшить позиции - сделать неглубокие вмятины в обороне плацдарма, однако через три дня они были отброшены назад.
Подсчитав потери, командующий группой "Висла" доложил Гитлеру, что пройдет еще два-три месяца - и советские войска начнут новое мощное наступление на Берлин.
- Мы сами подготовили более мощный удар в Арденнах, - ответил Гитлер.
Он делал вид, что не боится угроз с востока, а между тем польское золото уже перемещалось из берлинского хранилища к базе подводных лодок на Балтике, амальгама - воздухом в Испанию, остатки слитков из личного фонда - в Южную Америку, куда были заранее посланы квартирьеры главы нацистской партии.
Золото растекалось во все концы земного шара тихо и организованно по графику Гитлера.
И вдруг в штаб-квартире начался переполох: гидросамолет, направленный к берегам Южной Америки, сбился с курса, связь с ним прервалась. Десятки пеленгаторных станций срочно начали процеживать эфир, предполагая, что при аварийной посадке рация самолета потеряла настройку на условной волне. А могло быть и другое - летчик схитрил и ушел с курса вместе с золотом…
Тем временем на другом конце земли, в далеком сибирском городе, молодая радистка Варя Корюкова, заканчивавшая курсы радиооператоров, готовила зачетную работу по приему слабых сигналов на слух. После недолгого путешествия по эфиру на коротковолновом диапазоне девушка поймала сигналы двух переговаривавшихся между собой радистов. Они украдкой выстукивали буквы и цифры - весь мир разговаривает по радиотелеграфу точками и тире - и Варя записывала их подряд на учебный бланк, лишь кое-где оставляла пробелы.
Неожиданно передача прервалась. На зафиксированной волне появился третий корреспондент, по резким и отрывистым сигналам которого Варя поняла, что одному радисту было приказано замолчать.
Переписав строчки на чистый бланк, Варя передала его преподавателю, специалисту по дешифровке, хорошо знающему немецкий язык.
Через два дня Варю вызвал начальник курсов.
- Вас приглашает командир резервной роты радиосвязи на должность оператора, - сказал он.
Девушка смутилась.
- Почему такой выбор пал на меня? - спросила она.
Начальник курсов остановил свой взгляд на ее размашистых, точно ласточкины крылья, бровях и с улыбкой ответил:
- Фронту нужны радисты с тонким слухом. Вы записали очень важный текст: гитлеровцы ищут самолет, он ушел от них с золотом…
Варя не могла сразу разобраться: за что ее хвалят?
Немецкие летчики перевозят или воруют золото Гитлера, но какое ей дело до этого? Золотом ее не удивишь… Она родилась и жила на прииске Громатуха, и о золоте там говорили так, как говорят шахтеры об угле, рыбаки о море, хлеборобы о хлебе. Варе и самой приходилось "добывать" золотишко, и это было очень просто и обычно. Она вспоминала воскресник школьников, вышедших собирать руду к старому громатухинскому отвалу. Там она вместе с Леней Прудниковым подняла большой кусок кварца. Обыкновенный камень чем-то напоминал девичью голову с рыжими косичками. Белый нос и щеки были сплошь усыпаны веснушками. Как был рад Леня такой находке! Он поцеловал эту каменную голову, посмотрел Варе в лицо счастливыми глазами, и они, ни слова не говоря, отнесли этот богатый кусок в общую кучу руды, собранной школьниками.
Это было в сорок втором году. Стояли сильные морозы, а ребята закоченевшими руками выбирали из-под снега камни с желтыми крапинками. Они-то и нужны были стране, фронту, победе… Нет, Варя знала цену золоту. На ее глазах прииск отказался от выходных дней; старики и старухи открывали свои тайнички и несли в фонд обороны все, что у них было накоплено за много лет; отец Вари - парторг прииска Фрол Максимович Корюков - сутками не выходил из шахты… А потом, когда лыжники, вооруженные винтовками и карабинами, понесли собранное золото и богатые куски руды на перевалочный пункт, их провожала огромная толпа. Леня с тяжелой ношей тоже шел на лыжах. Шел быстро, легко размахивая палками. Тогда ему было шестнадцать лег. И они еще даже не догадывались, что любят друг друга…
- Хорошо, я подумаю! - сказала она начальнику. - До завтра можно?
Но думать долго не пришлось. Утром пришло письмо с Громатухи. Словно зная, что делается с Варей, Леня писал:
"Так оно получилось, моя родная и любимая. Еду на фронт в снайперскую команду Сибирской дивизии. Там служит твой старший брат Максим. Так что адрес тебе известен. Береги то, чем живет мое и твое сердце, не забудь, и я буду хранить это в бою и на отдыхе, во сне и наяву вплоть до самой победы. Буду писать… Леонид".
Варя не растерялась, не заплакала, только как-то вся подобралась и посуровела. Ей не пришло в голову удивиться своей неожиданной решимости. Вместе с подружкой по курсам она записалась в резервную радиороту, которая готовилась к отправке на фронт. Иначе Варя не могла поступить. И когда все было закончено и оформлено, она ощутила в себе ясный покой, словно в жизни ее все стало на свое место, ибо поверила до конца, что течение жизни несет ее к единственно надежной и верной цели. И если бы ей сказали, что фронт теперь очень далеко и может случиться так, что она не встретится там с Леонидом, она не поверила бы этому, как не поверила бы тому, что ее любовь может умереть.
Начальник курсов дал Варе недельный отпуск, и она поехала в Громатуху проститься с родителями.
Скорый поезд Иркутск - Москва остановился на глухой станции в полночь. На перроне ни души: за три с половиной года войны люди уже отвыкли встречать поезда с востока - оттуда некого ждать, все на западе. Вдоль заснеженного перрона столбилась морозная пыль, издали доносились резкие, точно винтовочные выстрелы, звуки: лютовал хиус - трескучий мороз с ветром; лизнет своим ледяным языком лицо - и белое пятно во всю щеку. Варя решительно сдвинула ушанку на лоб, перебросила пушистую косу с плеча за спину и, оглянувшись напоследок на проводника, стоящего в тамбуре возле топки, нырнула в белесую мглу.
Из окна вокзала падал свет, и в его луче заискрилась на платформе, заиграла яркими красками охапка цветов. Словно кинул ее кто-то из темноты к ногам девушки. Нагнись, подними, и лицо твое тронет улыбка радости! Но Варя прошла мимо, знала: это просто клубок проволоки с болтами и шайбами. Так обманчиво шутит здесь декабрь - середина сибирской зимы, месяц самых ярких в году звезд, голубого снега и синего льда, когда разноцветной накипью изморози цветет железо.
Не обнаружив ни машин, ни пеших попутчиков, девушка направилась на окраину станционного поселка, к тракту, что ведет в тайгу. Надо было успеть на перевалочную базу, откуда чуть свет уходят обозы. Она еще надеялась застать Леню дома.
Из заснеженных канав то и дело выкатывались шары перекати-поля. Местами они сбивались в большие черные кучи, как бы собираясь напасть на одинокую путницу, а она шла, шла, изредка оглядываясь назад: не покажется ли попутная машина? Глаза от стужи слезились, золотая пряжа звезд запутывалась в ресницах, и трудно было разобрать, что светится там, на пригорке, - огни машин или волчьи глаза. Пушистые завитки волос на висках Вари стали белыми, будто поседели.
Наконец послышался шум автомобильных моторов. Варя отступила в сторону, подняла руку. Где там! Ночью шоферы даже боятся тени своих грузовиков. Вихрем промчался мимо Вари один, другой, третий, четвертый… И только замыкавшая колонну трехтонка остановилась.
- Эй, кто там… Садись! - Шофер открыл дверцу кабины.
- Спасибо, - задыхаясь от волнения, сказала обрадованная Варя. - Я уж думала, никто не остановится.
- Поллитровкой надо голосовать в такой мороз, тетка.
- Не знала. Теперь буду знать, племянник, - ответила Варя.
Шофер взглянул на нее и прочно замолчал.
Часа через два сизая темнота начала голубеть, лучи фар потускнели, на горизонте засинела тайга. Вот и база. Дальше машины не ходят. Громатуха, как говорится, лежит на краю света, у подножия горы Каскил, добраться до нее нелегко: летом надо преодолеть две гряды высоких гор, а зимой - санной времянкой по застывшей реке.
У ворот базы прохаживался охранник в огромном тулупе с поднятым воротником.
- Обоз на Громатуху еще не ушел? - спросила его.
Охранник удивленно поднял лохматые от мороза брови: не каждый день доводится видеть в такую пору легко одетую девушку. Ватник, лыжные брюки, короткая, до колен, юбка и меховая ушанка, а на ногах подшитые кожей валенки…
- Там… - Он кивнул в сторону диспетчерской будки: губы у него замерзли, внятного ответа не дождешься.
Вскинув свой чемодан на загорбок, Варя взбежала на бугорок глянуть в сторону Громатухи. Дело совсем плохо: там, в таежной дали, едва видна дымящаяся вершина Каскила - пурга, буран.
"Испугаются обозники, - подавленно подумала Варя, - не пойдет сегодня обоз в тайгу", - и вошла в диспетчерскую.
Здесь жарко топилась чугунная печка. Она чем-то напоминала красную лисицу: вот вроде присела лиса на задние лапы, задрала голову, раскрыла свою белозубую пасть и воет и метет пол огненным хвостом. Печку обступили обозники. Подпаливая носки валенок и варежки, они вдыхали в себя жар, запасались в дорогу теплом, будто и в самом деле могли надолго сберечь его.
- Ну и жмет, - переступив порог вслед за Варей, пожаловался на стужу обозник в солдатской шапке.
- В тайге мягче будет, - успокоил его старик, сидящий за диспетчерским столом. На морщинистом носу его поблескивали очки.
- Известно, горы и лес. Но и там иной раз бывает такая вьюга - лошадь с ног валится.
- Зато мороз мягче, - настойчиво повторил диспетчер и, вырвав скрюченными пальцами желтенький лист из квитанционной книжки, поманил к себе обозника. - Не раздумывай, бригадир. Ехать надо. Прииск сидит без хлеба.
- Тебе только бы листок сунуть в руки… Под Каскилом, говорят, дезертир объявился. Вооруженный. Почтальон говорил: из тамошних, все узкие места знает…
- Ну-ну, гляди, еще трусом ославят. Прииск без хлеба, понимаешь?..
- Ладно. Сейчас погрузят, и тронусь.
- Слушай, бригадир, у моего Гнедка копыто больное, поменьше клади, - тоненьким голоском пропищала обозница у печки.
- А у моей Буланихи, не забудь, плечи сбиты, - сказала другая.
- Ладно вам, разнылись… В полынью бы вас вместе с тем дезертиром…
Разговор о дезертире прошел мимо ушей Вари. Она не подозревала, что молва идет о том, будто в тайге скрывается не кто иной, как младший сын парторга Громатухи, Василий Корюков. Другое ее занимало, другим она была полна. Думала ли она о Леониде, глядя на то, как мечутся на полу крылья пламени? Просто он стоял перед ее глазами, живой и далекий, кареглазый, плечистый парень.
Когда бригадир повернулся к ней, она попросила:
- Разрешите мне с вашим обозом хотя бы до зимовья Девяткиной доехать.
Бригадир окинул ее усмешливым взглядом. Такая конфетка в тоненькой обертке, а туда же: несет ее в злую непогодь, и мигнуть не успеешь, как замерзнет.
Ответил почти ласково:
- Завтра пойдет другой обоз.
- Мне надо сегодня.
- У меня ж кони больные, слыхала?..
- Я прошу только чемодан взять, а сама пешком… Я…
- А ты чья будешь-то? - спросил Варю диспетчер.
- Корюкова.
- Парторга с Громатухи, Фрола Максимовича?
- Да. Вы его знаете?
- Как не знать… - Диспетчер значительно посмотрел на бригадира.
Все вдруг притихли. Только выла, не умолкая, лисица-печка с красными от жара боками. На шкафу задребезжал динамик радиоточки. Передавали утреннюю сводку: в Арденнах фашистские войска начали наступление на позиции англо-американских войск.
- И откуда у этого Гитлера такие силы берутся? Наших на Висле задержали и там на союзников жмет, - поправляя очки, сказал диспетчер. - Чую, у нас еще ребят забирать будут.
Обозницы переглянулись и, как бы боясь смотреть одна другой в лицо, потупили глаза. Жалели ребят.
- А ну, девки, найдется у нас лишний тулуп? - спросил бригадир, повернувшись к ним.
- Нету, дома оставили.
- Вот дело-то какое скверное… - Бригадир поглядел Варе в глаза, задумался. - Не знаю, как быть с тобой.
- Мне обязательно надо домой, не бойтесь, не замерзну, - умоляющим голосом проговорила Варя.
Бригадир переступил с ноги на ногу.
- Ладно, - сказал он, - будь по-твоему.